- Мне хотелось бы присесть где-нибудь, где мы не будем на виду.
- Честно говоря, мне тоже.
Она проводила меня через холл в маленькую комнатку под лестницей,
нечто вроде кабинетика, способного вызвать клаустрофобию своей теснотой.
Скошенный потолок только с одной стороны позволял не наклонять голову. К
стене кнопками был приколот плакат с текстом "Четырех перемен" Гарри
Снайдера [Гарри Снайдер - американский поэт, близкий к движению хиппи, в
творчестве которого переплеталось любование природой северо-восточного
побережья США с мистическими настроениями, почерпнутыми из эзотерических
учений древней Индии и Дальнего Востока]. С ним контрастировало старинное
изображение рыбацкого судна, бившегося в волнах на фоне черного,
ощетиненного скалами мыса Горн. В углу стоял старинный металлический сейф
с надписью на дверце: "Вильям Стром и Ко. Торговля лесом".
Моя спутница присела на угол стола возле телефона, предоставив мне
удобное вертящееся кресло. Вблизи я чувствовал запах ее тела, он был
приятным, хотя слегка неживым, словно запах сухих листьев. Меня волновало
странное любопытство, мучит ли ее по-прежнему та страсть, по приказу
которой она когда-то взбиралась с Лео Броудхастом к домику наверху
каньона? Она увидела вопрос в моих глазах, но ошиблась, толкуя его. А
может, не так уж и ошиблась...
- Я не такая уж сумасшедшая, как вам кажется, мистер. Раза два меня
посещали мистические видения, и я знаю, что каждая ночь - это первая ночь
вечности.
- А как быть с днями?
- Лучшие вещи я делаю ночью, - коротко ответила она.
- Я слыхал...
Она хватала на лету, а потому вскинулась:
- Вам что-то наговорила Марта...
- Она говорила о вас с глубоким почтением. Говорила, что вы спасли ей
жизнь, когда она была молоденькой девушкой...
Это было ей приятно, но она не сменила темы.
- Вы знаете о моем романе с Лео Броудхастом. В противном случае, вы
не произнесли бы этого имени.
- Я только объяснил, кто такой малыш...
- Видно у меня начинается паранойя...
- Возможно, самую малость... Это следствие одинокой жизни...
- Откуда вам это известно, доктор?
- Я не доктор, я лишь пациент. Моя жизнь также одинока...
- По собственной воле?
- Нет, это была не моя воля. Меня не выдержала жена. И я уже смирился
с этим.
- Я тоже. Я полюбила одиночество, - заявила она без достаточной
уверенности. - Временами я рисую ночь напролет. Мои художества не требуют
дневного света. Я не рисую того, что отражает свет. Я изображаю состояния
духа.
Перед моими глазами всплыли картины на стенах ее комнаты. Они скорее
напоминали тяжелые контузии и открытые раны...
- Марта вам не говорила, что Джерри получил травму? Кажется, у него
сломана рука...
На ее выразительном лице отразилась боль.
- Где он может быть?
- В дороге. Если, конечно, не нашел себе лучшего убежища...
- От чего он, собственно, скрывается?
- Вам это должно быть известно лучше, чем мне.
Она покачала головой.
- Я не видела его пятнадцать лет...
- Почему?
Она так развела руками, словно мне все о ней было известно. Это был
жест женщины, отдавшей больше времени раздумьям и фантазиям, чем
разговорам и действиям.
- Мой муж... мой бывший муж так и не простил мне Леона...
- Мне очень интересно, что могло случиться с Леоном...
- Мне также. Я поехала в Рено, чтобы развестись, он должен был
приехать ко мне туда. Но так и не появился. Просто-напросто цинично пустил
меня по ветру... - она говорила это легким, хотя и не лишенным горечи,
тоном, как о чем-то давно перегоревшем. - Я не видала его с тех пор, как
покинула Санта-Терезу.
- Куда же он поехал?
- Откуда мне знать? Я не получала от него никаких известий.
- Похоже, он уехал за границу...
- Откуда вы знаете?
- От Марты. Она утверждает, что ей сказали это вы.
Это слегка сбило ее.
- Возможно, я и говорила что-то такое... Лео часто обещал увезти меня
на Таити или на Гавайи...
- Обещаниями он не ограничился. Насколько мне известно, он
забронировал два места на английском судне, шедшем через Ванкувер в
Гонолулу. Корабль назывался "Свенси Кастл" и отплыл из Сан-Франциско около
6 июня 1955 года.
- И Лео отплыл на нем?
- Во всяком случае выкупил билеты. Вас не было с ним?
- Нет. В это время я уже, по меньшей мере, неделю была в Рено. Видно,
он уехал с другой женщиной...
- Или один, - заметил я.
- О, нет! Лео не выносил одиночества. Кто-то должен был находиться
при нем, чтобы он чувствовал, что живет. Собственно, это и было одним из
поводов к тому, что я вернулась сюда, когда он меня бросил. Я хотела
доказать себе, что смогу жить одна, что не испытываю в нем необходимости.
Я родилась в этом доме, - она говорила так, словно все пятнадцать лет
ожидала слушателя. - Это дом моего деда. Я воспитывалась здесь, у бабушки,
когда моя матушка умерла. Это целое событие - такое возвращение в дом
своего детства, одновременно интригующее и поражающее! Я чувствовала, что
я невероятно молода и в то же время невероятно стара. Словно дух этого
дома...
"Похоже на то, - подумал я. - В этом старомодном длинном платье,
одновременно юная и древняя, внучка и бабка в одном лице, не лишенная
шизофренического налета..." Она нервно встряхнулась, недовольная собой.
- Я совсем вас заговорила! Наверное, это жутко тоскливо!
- Ничуть! Меня интересует Лео. Я немного знаю о нем.
- Честно говоря, я тоже. Года два я засыпала с мыслью о нем и
просыпалась в надежде увидеть его сегодня... А потом вдруг поняла, что
совершенно не знаю его. Все в нем было внешним, вы понимаете?
- Не слишком...
- Ну, ведь вы знаете! Я хочу сказать, что у него не было внутренней
жизни. Он был человеком действия - и это все. Весь он выражался в
действии.
- В каком действии?
- Во время войны он участвовал в девяти или десяти десантах на Тихом
океане. После войны выступал в регатах, играл в теннис, в поло...
- Немного же времени у него оставалось для женщин...
- Ему не требовалось много времени, - с терпкой иронией ответила она.
- Таким как он, мужчинам без внутреннего мира, это не нужно. Я понимаю,
это похоже на ревность и обиду, но на самом деле все совсем не так. Я
любила Леона, может, и сейчас люблю. Не знаю, что бы я делала, появись он
сейчас на пороге...
Она глянула на дверь.
- А это возможно?
Она качнула головой.
- Я даже не знаю, жив ли он...
- У вас есть повод думать, что его нет в живых?
- Нет... Но я часто убеждала себя, что он мертв, чтобы легче
перенести все это. Он ведь даже не позвонил мне в Рено...
- Для вас это было ударом?
- Я проплакала всю зиму. Но забилась сюда и как-то выстояла. Теперь
моя жизнь словно проходит на экране...
- Вы никогда не чувствуете себя одинокой, мисс?
Она твердо глянула на меня, словно проверяя, не собираюсь ли я
случайно ввалиться в ее жизнь. Видимо, убедилась, что не собираюсь, потому
что ответила:
- Я всегда чувствую себя одинокой. По крайней мере, так было, пока я
не научилась жить в одиночестве. Вы поймете, что я хочу сказать, ведь вы
тоже одиноки. Эдакое вечное сожаление о самой себе, когда винить во всем
можно только себя...
- Это мне знакомо, - подтвердил я, чтобы иметь возможность вернуться
к разговору о ее замужестве, казавшемся мне зерном проблемы. - Почему вы
ушли от мужа, мисс?
- Между нами все было кончено...
- Вы не тосковали по мужу или по сыну?
- По Брайану - нет. Он был груб со мной, этого я не могла простить.
Он угрожал, что убьет меня, если я попытаюсь забрать Джерри или хотя бы
увидеться с ним. Конечно, я тосковала по малышу, но научилась обходиться
без него... Сейчас мне уже и впрямь никто не нужен... в прямом смысле...
- А в переносном?
Ответом была улыбка, глубокая и настолько выразительная, словно ее
лицо отражало тончайшие светотени мыслей.
- В переносном смысле все совсем иначе. Разумеется, я чувствовала
себя предательницей. Больше всего меня мучила тоска по детям. Не только по
Джерри, но по всем, которых я учила... Долго перед моими глазами стояли их
лица, в ушах звучали голоса...
- Например, голос Марты Крендалл?
- Да, она была из моих детей.
- Вместе с Элом Свитнером и Фрицем Сноу...
Она глянула на меня сердито.
- Вы все обо мне разузнали, мистер! Я не такая уж важная фигура,
поверьте мне!
- Возможно. Но на эту троицу я натыкаюсь постоянно. Они познакомились
в вашем классе?
- К сожалению.
- Почему "к сожалению"?
- Потому что втроем они были взрывоопасны! Разумеется, вы слыхали об
их лос-анджелесской эскападе?
- Да. Не совсем понимаю только, кто был вожаком. Элберт?
- Так считали все. Он один состоял на учете в полиции. Но лично мне
кажется, что это была идея Марты. И именно она вышла сухой из воды, -
задумчиво добавила она. - Ну, если можно сказать так о вынужденном браке с
немолодым мужчиной...
- А кто был отцом ее ребенка? Элберт Свитнер?
- Об этом спросите у Марты, мистер, - она сменила тему. - Элберт
действительно умер? Марта говорила что-то такое по телефону...
- Он был зарезан вчера. И не спрашивайте меня, кто его убил, потому
что я этого не знаю.
Она в смятении глядела на пол, словно зарезанный лежал у ее ног.
- Бедный Элберт! Немного он получил от жизни. Почти всю ее провел в
заключении...
- Откуда вам это известно?
- Я старалась не терять его из виду. Честно говоря, - добавила она
после минутного колебания, - он был здесь на прошлой неделе.
- Вы знали, что он бежал из заключения?
- А если и знала, что с того?
- Вы его не выдали...
- Я не слишком законопослушный обыватель, - в ее тоне прозвучала тень
иронии. - Это был его третий срок, он должен был провести за решеткой
практически весь остаток жизни...
- За что он сидел?
- За вооруженное нападение.
- При виде его вам не было страшно?
- Я никогда его не боялась. Я была поражена, но не испугана.
- Что ему было нужно? Деньги?
Она кивнула.
- Много я не могла ему дать. Я не продала ни одной картины за
достаточно долгое время.
- Вы дали ему что-то, кроме денег?
- Немного хлеба с сыром...
Книжка в зеленой обложке все еще была у меня с собой. Я достал ее.
- Похожа на мою старую книгу... - сказала она.
- Это она и есть, - я показал ей экслибрис.
- Откуда она у вас? Разумеется, не от Эла Свитнера...
- Нет, косвенным образом от вашего сына.
- Он сохранил ее?
Казалось, ее пугал каждый осколок прошлого, от которого она
отреклась.
- Очевидно, - я показал ей карандашные каракули на первой странице. -
Но я хотел бы, чтобы вы посмотрели вот на это, - я открыл книгу и вынул
объявление. - Не вы ли дали это Элу Свитнеру?
Она взяла листок в руки и всмотрелась в него.
- Да, я.
- Зачем?
- Я хотела, чтобы он получил немного денег.
- Весьма подозрительный акт милосердия. Мне трудно поверить в полный
альтруизм ваших побуждений.
Она была оскорблена, но не слишком, словно все это не стоило
подлинного гнева.
- Что вы можете знать о моих побуждениях?
- Только то, что вы мне расскажете.
Она молчала с минуту или две.
- Наверное, это было любопытство. Я хранила эту вырезку несколько лет
и не могла решить, что делать. Я не знала, кто поместил объявление. Но мне
не известно, что стало с Леоном. Я подумала, что, возможно, Элберт
узнает...
- Вы направили его в Санта-Терезу. Это была мрачная идея.
- Почему мрачная?
- Элберт погиб. Стенли Броудхаст также.
Я рассказал ей подробности.
- Значит, это Стенли поместил объявление в "Кроникл".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36