Джошуа умиротворенно смотрел в пространство, пытаясь различить в знойном мареве дрожащую черту слияния воздуха и воды.
Все-таки этот мир был завораживающе дивен…
И неужели вскоре он лишится его, пав в каменное отчаяние тьмы и бесконечной стерильной боли!..
Нет, он не верил в тот выдуманный христианами ад; его ждала такая же преисподняя — золотисто-солнечная, прекрасная, пусть и кроваво-жестокая в своей сути, но разве не был пронизан и этот мир несущей разрушение невидимой радиацией; разве не жаждали крови и страдания своих жертв обитатели прозрачного голубого пространства, кружившие вокруг судна, парализованно оскалив свои пасти с гниющей на кинжалах зубов плотью; разве он, Джошуа, не готовился сейчас, через считанные минуты, атаковать подобно алчущей крови барракуде, этого полупьяного человечка с рябым лицом — тоже хищника, насосавшегося крови себе подобных, и теперь беспечно умиротворенного этими тепленькими солнышком и водичкой, как бы ему и принадлежавшими, напрочь забывшего о какой-либо опасности и расплате…
Крюк с лохмотьями красной тряпки бесшумно поглотила вода.
Креол предостерегающе крикнул, советуя пассажирам сохранять равновесие, и тут же судно круто дернуло вбок, Сергей, не удержавшись, повалился на дно баркаса, выронив бутылку, из которой потянулся белоснежный пенный след вылившегося пива, а Джошуа, подставив лицо легкому бризу, рассмеялся, глядя на неуклюжего компаньона, беззаботно и радостно…
— Клюнуло, что ли? — растерянно спросил Сергей, дрожащей рукой нащупав бутылку.
— О да! — кивнул Джошуа.
Из чавкнувшей водной глади вертикально вздыбилась в облаке жемчужных брызг тупая морда четырехметровой акулы, закусившей в своей как бы радостно разверзнутой пасти кованый крюк, чье острие опухолью выперло под влажным скользким подгубьем и, наконец, разорвав кожу, вышло наружу с выплеснувшимся фонтанчиком алой крови.
— Нет, это не осетров ловить… — ошарашенно выдохнул Сергей.
Акула ушла в глубину, выписывая там лихорадочные напрасные пируэты; лодку мотало, а довольно улыбающиеся креолы, ожидая, когда рыбина потеряет силу, перекуривали, неспешно налаживая буксировочную лебедку, чтобы пришвартовать добычу к борту.
— У нас есть минут сорок, — сказал Джошуа Сергею.
— Пока рыбина выдохнется? — спросил тот, открывая очередную бутылку, вытащенную из сумки-холодильника.
— Да. И вообще для разговора. — Джошуа выдержал паузу. — Серьезного разговора, Сережа… Я представляю организацию, у которой к тебе имеются кое-какие вопросы.
Сергей отставил пиво в сторону, заметно побледнев.
— Ну и?.. — спросил осипшим голосом.
— Да-да, — грустно кивнул Джошуа. — Понимаю. Жаль. Жаль, что все это… — обвел рукой панораму океана, — оказалось всего лишь приятной мистификацией и приходится возвращаться — увы! — к той реальности, с которой все и началось… — Он выразительно посмотрел на одного из креолов, тут же доставшего из небольшого шкафчика, вмонтированного в носовую перегородку судна, небольшой кожаный саквояж.
— Сергей, — усталым тоном продолжил Джошуа, — ты, насколько мне известно, весьма разумный человек, в прошлом — тесно связанный с КГБ, а потому надеюсь на твою корректность и полное понимание ситуации… Глупое физическое сопротивление приведет тебя в компанию местных акул. А гарантий в отношении их лояльности к тебе я дать не смогу. Что же касается моего дружелюбия — оно несомненно. Итак?
— Что вы хотите?
— Знаешь, как говорят в России? Сначала давай примем на грудь… — Джошуа открыв саквояжик, достал из него шприц и ампулу с острой синей головкой.
— Слушайте, а без этого, что, никак нельзя? — произнес Сергей, ненавидящим взглядом буравя Паркера.
— Это гарантия твоей откровенности, — мягко улыбнулся тот. — Ничего страшного, поверь… Препарат действует всего лишь полчаса, последствий никаких, тебе он даже полезен, поскольку снимет синдром абстиненции… Спорить же не надо. Мне проще прострелить тебе голову и скинуть за борт, доложив, что ты…
— Коли, с-сука… — прошипел Сергей.
— Вот и хорошо. Ну, смелее, давай ручку… Вот так, умница.
Джошуа работал с двумя видами препаратов, подавляющих волю допрашиваемых.
Первые, медикаменты группы — А — вводили человека в состояние восторженной эйфории и неуемной болтливости, сопровождающейся стремлением ответить на вопросы с обилием подробностей, подчас путаных и пустых; средства же группы В оказывали, наоборот, угнетающее воздействие на психику: пациентом овладевал парализующий страх, мир, окружающий его, становился рельефным, приобретая жесткие, ломкие линии; слова допрашивающего гремели громом небесным, а ложь означала ужасную гибель, которую несло в себе готовое сжаться, подобно челюстям акулы, грозное, ирреальное пространство мира…
Джошуа очень любил препараты группы В.
Выдернув тонкую иглу из вены Сергея, он легким движением заклеил ранку останавливающим кровотечение пластырем. Выждав с полминуты, произнес, с усмешкой заглянув в остекленевшие глаза собеседника:
— Ты будешь говорить мне правду, иначе придет страшное наказание… понимаешь?
— Да, — отозвался ровный, мертвый голос.
— Тебе известна суть операции «Вавилон»?
— Да… Распад страны… я знаю…
— Почему ты не погиб и живешь в Англии?
— Я поставил условие… Лысому. У меня счета партии… И система. Пять человек… Если я погибну, он станет нищ…
— Ты никому не говорил об операции «Вавилон»?
— Нет… Я не скажу никому, никому! — Собеседник внезапно всплакнул.
Лодку вновь сильно дернуло. Джошуа поморщился досадливо, посмотрев на креолов, озабоченно возившихся со снастью и не обращавших ни малейшего внимания на своих пассажиров.
— Хорошо. — Он погладил Сергея по голове, утешая его, как несправедливо обиженного ребенка.
Неожиданно разрыдавшись, тот ткнулся лицом в грудь Джошуа.
— Ничего, ничего… малыш… — С замершей на губах улыбкой, Паркер невидяще смотрел в океан, ощущая под ладонью мелко дрожащий затылок жертвы. — Но тебя же навещали люди из КГБ, так? — продолжил он.
— Да… Да!
— Зачем?
— У них организация… Многие ушли… И создали свою организацию.
— Какую?
— Они работают и в стране, и за рубежом… Люди из КГБ, ГРУ, армии… Они потребовали от меня счета… Я отдал. Я им все отдал… Они оставили мне совсем немного…
— Они — грабители?
— Нет… Они возвращают достояние страны… Они все знают… Они вернут деньги обратно, с Запада, когда провалится операция «Вавилон». Они выжидают.
— Они хотят реставрации старого строя?
— Нет… Национальная идея… Он сказал… реставрированные вещи — ветхие, они не служат долго, такие вещи…
— Кто сказал?
— Тот, полковник…
— И ты отдал ему счета? Просто, легко отдал счета?
— Мне приказал Терехин… Терехин все знает. Терехин сказал: отдай…
— Терехин входит в твою систему?
— Входил… Терехин сказал: Лысому конец, он уже пустой, Лысый… Отдай, сказал Терехин. Он сказал: это люди из будущего…
— Полковник? — уточнил Паркер.
— Да…
— Ты его знаешь?
— Нет, знает Терехин…
Джошуа замолчал. Он как бы увидел все происходящее глазами Сергея: шприц, выброшенный за борт и теперь парящий в синей глубине, с капелькой воздуха, застывшей на острие иглы; гладь океана над ним, тяжко вздымающаяся к небесам ровной свинцово-синей стеной; дергающийся шарик солнца, словно дразнящий устремленный за ним акулий оскал…
— А где находится Терехин? — спросил Паркер вкрадчиво.
— В Бангкоке… У него выкуплен номер. Свой номер в отеле «Уотергейт».
Сергей запнулся. Растерянно встряхнул головой. Вытер слезы каким— то механическим, непроизвольным движением. Затем уставился на Джошуа тревожным, вопрошающим взглядом.
— Ну вот и все, — улыбнулся тот.
— А что, собственно, было?..
— Поймали акулу… — Паркер кивнул в сторону креолов, подтянувших рыбину к борту судна и размашистыми ударами мачете крошивших ее голову.
— Значит, прокачали меня? — жалко усмехнулся Сергей.
— Да, — сухо кивнул Джошуа, глядя в агатовый акулий глаз, разрубленный напополам лезвием. — А теперь позвольте вопрос: что за таинственную структуру организовали военные и чекисты? Как вы понимаете ее суть?
— Суть… — Сергей снова тряхнул головой, будто отгоняя от себя некое наваждение. — Какая у них там суть!.. Они же не способны выработать ничего оригинального. База — патриотизм, национальное возрождение, прочая подобная мура.
— Почему мура? Любовь к народу — это благородно, это…
— Да ладно вам! — перебил Сергей. — Народ… Его нет. И не было. Это условность. А если о патетическом его понятии, бытующим в России, то так: существовала когда-то интеллигенция, тоскующая о духе, воплощенном якобы в тех, кто ее окружал. Чушь! Народ — быдло. Хитрое, жрущее, жестокое. И любить русский народ — любить сказку о нем. Кстати, хваленый фольклор его — примитивен, топорен, а изумляющая всех разухабистость — от невежества, а не от широты души, как принято заблуждаться.
— Ладно, — сказал Джошуа. — Вернемся к теме. Меня интересует подоплека, смысл…
— На сей день смысл заключается в выжидании перемен, как понимаю. В подготовке их почвы. Это — задача внутренней структуры. А структура внешняя… Ну, выбивают деньги. Что еще? Наверное, что-то и еще…
— Это знает Терехин?
Сергей помедлил с ответом, пристально глядя на Паркера.
— Да, прокачали! — молвил с досадой. — Ну… наверное, знает…
— А что он делает?
— Терехин? Да ничего. Пьет себе потихонечку, ходит по шлюхам, они там на каждом углу…
— Если я не найду Терехина в Бангкоке, — лучась улыбкой, произнес Джошуа, — вы даже не представляете…
— Найдете, — оборвал его Сергей. — Не в Бангкоке, так в Паттайе, неподалеку. Отель «Royal Cliff», его любимый. Кстати, можете передать своим шефам: я всего лишь хочу тихо и сытно дожить на те деньги, что у меня остались. Иных жизненных целей не преследую. Попросите их оставить меня в покое.
— Обязательно передам, — согласился Паркер. — А вам совет: увольте вашу бессмысленную охрану. Удовольствие дорогое и глупое. Спецслужбам она не помеха, а в тот район Лондона, где вы проживаете, шпана не заходит. Теперь. Объясните вашим дамам мое сегодняшнее отбытие из отеля как-то убедительно. Вы, насколько я знаю, большой выдумщик.
— Вас так беспокоят протокольные вопросы?
— Даже малейшие сомнения в посторонних умах способны привести к непредсказуемым последствиям, милый друг, — сказал Джошуа. — Кстати, один из вариантов сегодняшнего диалога предусматривал ликвидацию всего вашего окружения. Вариант, конечно, гипотетический… Но все-таки поздравляю вас с его невоплощением в реальность.
— Мне очень трудно выразить вам искреннюю признательность, — сказал Сергей, сплюнув за борт, где плавали кровавые сгустки и взвесь костяного крошева, тянущиеся от разбитой акульей головы.
Паркер рассеянно улыбнулся. В своих мыслях он уже был в Бангкоке, на одной из двух улочек, славившихся множеством бардаков с дешевыми красивыми тайками…
Эти улочки, воздух которых пронизывали порок, обман и нажива, он хорошо знал. И стремился именно к ним. Они воплощали его мечту о том аде, которого он жаждал.
Буддийские же пагоды, дворцы и прочая экзотическая дребедень его не интересовали.
ЧАСТЬ 1. КОНВОЙНАЯ РОТА
1.
Погожим майским вечером я, Анатолий Подкопаев, сержант срочной службы внутренних войск, вес — сто, рост — сто девяносто пять, цвет глаз — серый, волосы, отросшие уже сверх положенной уставом нормы, — русые, вышел со скаткой и вещмешком на плече из рейсового «икаруса», следующего по маршруту Ростов-на-Дону — Волгодонск.
Помахав на прощание рукой водителю автобуса, а вернее, в сторону зеркальной калоши бокового обзора, я настороженно оглядел панораму до сей поры незнакомой мне местности.
Взору моему, еще затуманенному тряской дорожной дремотой, предстал небольшой степной поселок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60