— Потому что чем спокойнее к нему относишься, тем легче оно достается… Проверено.
— Ты какой-то пират… — начала она, но продолжить не сумела: я приспустил платье с ее плеч и коснулся губами нежного соска, тут же, дрогнув, шероховато отвердевшего…
Утром мы заехали в банк, прошли в кабинет Ингред, занимавшую, как я понял из поведения услужливо окруживших ее клерков, весьма ответственную должность, и позвонили в теплый город Бангалор, где к этому времени уже завершался рабочий банковский день.
Услышав мой голос, менеджер выразил немалое удивление, сказав, что моим внезапным исчезновением в школе карате опечалены, но ждать меня еще не перестали, а потому — как скоро я возвращусь обратно?
Я честно признался, что вопрос о возвращении покрыт туманом неизвестности, ибо покуда нахожусь в Германии и желаю перевести сюда заработанные в Юго-Восточной Азии капиталы. Далее с менеджером беседовала Ингред. Я заполнил необходимые бумаги для открытия счета, подписал документ о перемещении денег из Бангалора в Берлин и в считанные минуты стал состоятельным человеком.
— По этому поводу, — сказал я Ингред, — сегодня мы идем в ресторан.
Несмотря на то, что в кабинете находились сотрудники, причем довольно-таки чопорного вида, она с жаром чмокнула меня в щеку, вызвав в среде банковских служащих некоторое смущенное замешательство.
Она была все-таки замечательная девчонка, Ингред!
Пребывая в состоянии некоторой вполне объяснимой эйфории, я направился к дому Изи, предварительно позвонив ему из уличного телефона.
Шеф сообщил, что ждет меня дома. Голос его был спокоен и ровен, так что жизни его в данный момент вроде бы ничего не угрожало.
У дома я не заметил никаких подозрительных машин, а на необходимый этаж поднялся пешком по лестнице, держа ладонь на рукоятке «макарова», готового к пальбе по живым агрессивным мишеням.
Изя открыл дверь, даже не удосужившись полюбопытствовать относительно личности посетителя, и я уже собрался отчитать его за подобное легкомыслие, но тут заметил в прихожей вчерашнего его дружка, похожего на увешанную золотыми цепями жирную жабу.
Высокомерно кивнув мне, жаба прошлепала к выходу, сказав на прощание хозяину дома:
— Все. Я свое сделал, теперь доразбирайтесь… — И — выразительным кивком указал Изе в мою сторону.
Тот закрыл за своим товарищем дверь, затем, застыв в каком-то одному ему ведомом раздумье, произнес:
— В общем, Толя, неприятности исчерпались, но тут у меня ребята кое-какие, хотели бы с тобой потолковать… Да ты не бойся, — успокаивающе коснулся моего плеча, — все в полном пордке, никаких напрягов… Иди в гостиную, они там…
Несколько озадачившись, я отправился в указанном мне направлении.
Изя при этом за мной не проследовал.
В гостиной за вчерашним праздничным столом, на чьей полированной поверхности ныне одиноко высилась разлапистая хрустальная ваза с белыми розами, восседал в небрежной позе мужчина лет сорока с небольшим, — черноволосый, с узкими китайскими глазами и несколько обрюзгшим лицом. Он был одет в элегантный белый костюм, черную тонкую водолазку; с запястья его свисала увесистая золотая цепь-браслет, а пальцы были обильно украшены перстнями.В углу на стульчике сидел один из вчерашних вышибал, получивший нунчаками по башке от своего напарника, находившегося, видимо, на постельном режиме. Меня вышибала встретил взором бешеного волка, которому в задницу залетела оса.
— Привет, — сказал я беззаботно. — Меня зовут Анатолий.
Обладатель белого костюма, дружелюбно мне улыбнувшись, привстал со стула, и протянул руку в приветствии. Представился:
— Алик.
Я пожал его кисть, ожидая какой угодно подлянки, но ничего не произошло: Алик уселся на прежнее место, закурив сигарету, а вышибала, назвать своего имени не пожелавший, уткнулся вызывающе— отрешенным взглядом в окно.
— Присаживайся, Толя, — предложил Алик, ногой подвинув мне резной стул с гобеленовой обшивкой. — Есть разговор. Вы, — кивнул на вышибалу, — вчера уже познакомились — при неприятных, правда, обстоятельствах… Но это чепуха, недоразумение и вообще — проехали! С Изей мы наши колдобины в отношениях заасфальтировали, так сказать… к тебе тоже претензий никаких, ты ведь делал свою работу, правильно, Сеня?.. — обратился он к вышибале.
Тот, словно под давлением многотонного пресса, нехотя наклонил свою стриженую голову, выражая требуемое согласие.
— Вот. А теперь у меня вопрос: ты что, действительно профессионально владеешь карате?
— В том числе, — сказал я.
— А чем еще?
— Тебя интересуют боевые искусства?
— В том числе, — повторил за мной узкоглазый, вновь улыбнувшись.
— Дзю-до, айкидо, нож, нунчаки… Хватит?
Узкоглазый полез в карман пиджака, достав оттуда перламутровую рукоять с золочеными упорными «усиками». Из рукояти выскочило узкое обоюдоострое лезвие.
— Вот нож, — констатировал он. — Метать умеешь?
— Это не нож, — возразил я, потрогав лезвие кончиком мизинца.
— А что же?
— Маникюрный инструмент.
— Но и им при желании можно…
— При желании убивают и спичкой. — Я положил нож на ладонь. — И куда прикажете его метнуть?
— А куда хочешь… — равнодушно пожал плечами Алик.
Я осмотрел комнату, декорированную исключительно дорогими породами дерева.
Уважая труд мастеров и склонностью к варварству не отличаясь, я решил избрать для удовлетворения любопытства Алика в отношении моего знакомства с холодным оружием вариант, не грозивший обстановке ущебом: нож вонзился в паркет, пригвоздив к нему рант кроссовки вышибалы.
Тот мигом утратил свою невозмутимость.
— Хрена себе, Алик, чего он творит, этот черт?!. — вытягивая из плотной резины лезвие, обратился он с гневной укоризной к своему начальнику. — Я его замочу, беспредельщика гнилого…
Алик меленько захохотал, стряхнув пепел с сигареты в вазу с цветами.
— А ты серьезный… перчик! — высказался он, умиротворенно щуря свои китайские хитрые глазки. — И определенно мне нравишься. А скажи… здесь-то каким образом? В Германии, имею в виду…
— Ищу работу, — сказал я. — По специальности.
— Ну так ты ее и нашел, работу, — продолжая похахатывать, молвил Алик.
— То есть? — попросил уточнить я.
— Предлагаю служить у меня. Условия такие: пять штук марочек в месяц, разъездной «мерседес»… Это для начала.
— «Служить бы рад, прислуживаться тошно», — процитировал я классика. — А что делать надо? Деньги из народа выбивать?
Алик неожиданно посерьезнел лицом. Бросил в вазу окурок, коротко шикнувший в воде.
— Мы не занимаемся дешевым рэкетом, Толя, — заявил он усталым голосом. — Да тут и некого прижимать впрямую, в Берлине… Есть, конечно, мальчики, которые «лесников» напрягают, но да и чего на них не наехать, на «лесников»? Налогов не платят, весь бизнес в наличке, ничего легального… Но эти наезжалы нам присылают доляшку, понял? А иначе мы наедем на них.
— Так и чем же вы занимаетесь?
— Скажем так: оказание услуг в разрешении коммерческих споров. Охраной. И всяким разным, со временем разберешься. Кстати. А какая у тебя виза? Туристическая?
— А никакой, — ответил я. — Я сюда из Польши огородами…
Вышибала, сидевший на стуле, снисходительно хмыкнул.
— Ну а паспорт-то хотя бы имеется? — спросил Алик, удрученно выдохнув воздух через нос.
— Смешная история, — поведал я. — Паспорт свистнули. Помочь с ним не можешь?
— Ну… если мы работаем вместе… — выпятил задумчиво нижнюю губу Алик.
Наниматься на службу в мафию я не имел ни малейшего желания, однако документы мне были жизненно необходимы.
— Не знаю, могу ли я ставить условия, — сказал я. — Но все— таки одно есть: никаких мокрых дел.
— Хорошо, никаких, — безучастно отозвался Алик, вставая со стула. — Ты где живешь?
— Изя выделил комнату в Карлсхорсте… На складе. Правда, не знаю, оставит ли он меня там в связи с переменой места работы…
Алик подошел к выходу из комнаты. Крикнул:
— Эй, хозяин, сюда!..
Изя послушно притопал на зов. В глазах его, излучавших всческую готовность, было нечто преданно-собачье.
— С сегодняшнего дня, — не глядя на него, произнес Алик веско, — Толя работает у меня, ясно? А жить будет где живет. Бесплатно.
— Вопросов нет, — с готовностью пробормотал Изя. — Я только рад…
— Заплатишь ему за предыдущие дни…
Изя как ошпаренный полез в карман, вытащив оттуда бумажник и начал лихорадочно изымать из него купюры.
— Не надо, — отстранил я протянутые мне деньги.
— Надо! — жестко приказал Алик, запихнув марки в карман моего пиджака. Затем подтолкнул меня под локоть: — Поехали!
— Куда?
— Фотографироваться. Завтра твоя физиономия будет уже в Москве, в МИДе. А послезавтра — в посольстве ФРГ. Данные мне твои надо взять, не забыть… Как фамилия твоя, кстати?
— Меркулов, — без запинки ответил я.
Мы прибыли на уже знакомое мне до подробностей Кантштрассе и зашли в магазин, где тучный пожилой еврей подшивал, сидя на табурете за прилавком, суровой ниткой свой прохудившийся ботинок. Это была довольно-таки странная сцена, учитывая, что в огромных зеркалах магазина отражались стеллажи, заполненные новенькой разносортной обувью всех цветов и оттенков. Видимо, хозяин магазина отличался изрядной бережливостью.
Мельком посмотрев поверх очков на вошедшего Алика, торговый человек, он же сапожник, сделал вывод:
— Вовремя. Только что принесли образец.
Он извлек из внутреннего кармана вязаной засаленной кофты с замшевой кокеткой обрезок пластиковой папки, в котором голубела новенькая купюра достоинством в сто марок.
Алик, извлекши купюру из защитной оболочки, внимательно ее рассмотрел.
— Класс! — произнес одобрительно. — Только тон возле рояля оранжевый какой-то…
— Ну, знаешь! — сказал сапожник. — Тогда обращайся к фрицам на Гознак, пусть они тебе за пятьдесят процентов лавэ отгружают…
— Ладно, — сказал Алик. — Подходит. Когда будет готова партия?
— Послезавтра.
— Беру.
В этот момент в магазин шагнула девица лет двадцати — блондинка с обесцвеченными, кудрявыми, как у пуделя волосами, носиком-кнопкой и губками бантиком.
— Что-то хотите, девушка? — встрепенулся торговец. — Есть очень хорошие сапожки на зиму, недорого…
— Да я… — замялась посетительница, — ищу работу…
— О, работы, к сожалению, нет, — причмокнул горестно человек за прилавком.
— Ну хотя бы полы мыть…
— Вы с Украины?
— Нет, из Молдавии…
Таких девочек, толкущихся среди более или менее устроившихся эмигрантов, я уже видел немало. Добравшись сюда из своих нищих и серых провинциальных городков, они пытались как-то зацепиться в сытой красивой Европе, подыскивая себе женихов и работу, причем качественные категории в таких поисках никакого значения не имели.
— Слушай сюда, — мельком обернувшись на нее, процедил Алик. — Выйдешь из магазина, увидишь серый «мерседес». Жди меня возле него. Работу получишь.
Девчонка, удовлетворенно кивнув, поторопилась исполнить приказ.
Алик представил меня хозяину магазина: дескать, запомните друг друга, поскольку вероятны дальнейшие контакты. Хозяин магазина именовался Моисеем. Мы без всякого энтузиазма обменялись с ним формальными рукопожатиями.
— Человеку нужен паспорт, — сказал Алик, хлопнув меня по плечу. — Срочным порядком.
— Понял. — Моисей вывесил на стеклянной входной двери табличку «Закрыто» и пригласил меня в подсобку.
Там на узеньком пятачке среди громоздившихся до потолка картонных коробок с обувью стоял штатив с фотоаппаратом и пластмассовый табурет.
Мне было велено табурет оседлать, тут же вспыхнула фиолетовой искрой вспышка, и дело было сделано.
— Чтобы была виза, пограничная отметка… — наставлял Алик торговца-многостаночника.
— Что ты переживаешь… — морщился тот. — Конвейер работает, как моя голова, двадцать шесть с половиной часов в сутки… Максимум через пять дней мальчик получит ксиву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60