В ночлежке я был одарен всеми постельными принадлежностями, включавшими подушки с одеялами.
Провожая меня до жилища, Валера говорил, что в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств я могу переселиться к нему в любой необходимый момент:
— Хоть сейчас… Я даже твои простыни с дивана не убрал, только их одеяльцем накрыл. Приходи и ложись. Все, как в мавзолее…
Я был бесконечно признателен этому простому рабочему человеку, абсолютно равнодушному к происходящей вокруг него криминально-коммерческой возне, органически бескорыстному и привыкшему получать деньги за конкретный и нужный труд, которого он никогда не чурался.
Став обладателем чистенького постельного белья, я сел на трамвай и покатил в спорткомплекс, где одновременно размещалась сауна.
Получив в кассе билет, спросил на английском у стоявшей за мной в очереди очень красивой и хорошо одетой шатенки лет двадцати пяти, как, собственно, пройти в сауну?
— Я тоже иду туда, — ответила она. — Вы… американец?
— Акцент? — спросил я, вздохнув.
Она рассмеялась, показав здоровые, жемчужной белизны зубы.
— Да. Акцент. Я часто бываю в Лос-Анджелесе, поэтому…
— А я вот ни разу в Лос-Анджелесе не был.
— Серьезно?
— Вполне.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж, отдали свои билеты контролеру и затем прошли в пустую раздевалку.
— Здесь? — спросил я, оглядываясь на ряды шкафчиков из серебристого пластика.
— Да, здесь раздеваются, — кивнула моя попутчица, стягивая с себя платье и оставаясь в трусиках и прозрачном черном лифчике.
Я несколько озадачился, искоса глядя на ее идеально округлые бедра и тяжелые упругие груди, которые в поддержке их лифчиком, на мой взгляд, и не нуждались.
— Раздевайтесь, что вы стоите? — предложила она.
Чпок! Лифчик расстегнулся, скрывшись в глубине шкафчика, куда полетели и трусики.
Я с невозмутимостью героя-висельника расстегнул рубашку, выгадывая мгновения для окончательного прояснения сложившейся ситуации, ибо опасался оказаться в роли чего-то недопонявшего идиота, но тут в раздевалку вошли две абсолютно голые молодые женщины и костлявый согбенный старичок, также никакой одеждой не обремененный, хотя в наготе своей скульптур Микеланджело он не напоминал.
До меня наконец дошло: у немцев так принято, и стесняться здесь нечего.
Я тоже полностью разоблачился и в этом порнографическом состоянии проследовал за шатенкой, с интересом глядя на ее очень складную попу, наводящую на всякие естественные размышления, которые лицемеры наверняка бы назвали грязными.
Как следует пропарившись в раскаленной духоте сауны и наплескавшись в бассейне, я пригласил шатенку в небольшой бар, располагавшийся на первом этаже спортивного комплекса, где произошло окончательное закрепление нашего знакомства.
Шатенку звали Ингред, работала она в международном отделе крупного банка, проживала в западной части Берлина, изначально являясь «капиталистической» немкой, а здесь, на бывшей гэдээровской территории города, оказалась, навещая свою престарелую тетку, и, вероятно, после визита к родственнице решила основательно помыться.
Естественно, со стороны Ингред последовали вполне логичные вопросы относительно целей моего пребывания на германской земле. Пришлось изворачиваться, туманно ссылаясь на предложение поработать тренером карате в одном из спортивных клубов.
А, собственно, что я мог ей сказать? Что я русский, которых здесь откровенно недолюбливали? Что дезертир с неопределенным будущим, проживающий на вещевом складе сомнительного дельца? Что имущество мое состоит из пистолетов, угнанной машины и позаимствованного у воров тряпья?
Услышав о том, что я специалист в нанесении увечий роду людскому утонченными методами восточных изуверов, Ингред устремила на меня взор, преисполненный восхищения.
— И ты не куришь? И пьешь только минеральную воду? — вопрошала она, гася сигарету и смущенно глядя на свой бокал, наполненный джином с тоником.
— Если честно, — отвечал я, — то иной раз алкоголь себе позволяю. А вот насчет курева — по-моему, это глубоко античеловеческое занятие. Ты уж меня извини, Ингред…
— А что извинять? Ты прав… — Она накрыла мою руку своей узкой нежной ладонью. — Тем более у меня полгода назад умер муж от рака легкого…
В этот момент я, нисколько не претендующий на роль искушенного психолога, тем не менее остро почувствовал, как между нами проскочила тепленькая искорка взаимного влечения.
— Ингред, — предложил я, руководимый идеей марксисткого толка — разжечь из искры костер, — ответь: не против ли ты отужинать с молодым, честно неженатым лицом американского происхождения? Если не против, берем такси и…
— Зачем такси? У меня есть машина, — рассудительно сказала она.
6.
Я проснулся в шесть часов утра, движимый чувством долга перед предстоящей работой, но тут вспомнил, что сегодня воскресенье и торопиться мне некуда.
Я лежал на широкой, как плато, кровати с зеркальной спинкой в спальне Ингред и, сонно всматриваясь в сумрак комнаты, из которого блекло выступал гарнитур цвета слоновой кости, вспоминал события прошедшего вечера и ночи, и виделся мне зальчик ресторана, высокие бокалы с легким ледяным вином, ее тревожный взгляд зеленоватых глаз в темноте салона машины, осторожный поцелуй, внезапно превратившийся в жаркое, ненасытное слияние губ, а затем эта комната, горячечная круговерть наших тел, мокрых от сладкого любовного пота, слившихся в неразрывное, не способное, кажется, разделиться целое…
Я осторожно нащупал висевший на спинке стула белоснежный махровый халат, выданный мне вчера неожиданной любовницей в качестве домашней спецодежды, и, поднявшись с ложа, босиком прошлепал по прохладному навощенному паркету на кухню.
В окне занимался серенький октябрьский рассвет; виднеющиеся за стеклом дома с мокрыми скатами крыш казались безжизненными нагромождениями унылого камня.
Я выпил кофе, затем принял душ и, ощупывая пробившуюся за ночь щетину, вернулся в спальню, сразу же угодив в сладкие утренние объятия Ингред.
— Никуда тебя не пущу, — шептала она. — Никуда… Останешься здесь.
Лишь поздним вечером я улучил минутку для того, чтобы позвонить Изе —сказать, что заезжать за мной в Карлсхорст не следует и утром я сам приеду к его дому.
Утром, высадив меня у подъезда обители моего работодателя, Ингред, подозрительно покосившись, спросила, не выйдет ли сейчас мне навстречу какая-либо прелестная дама, которую я условно именую своим менеджером?
В голосе ее сквозила явная ревность.
— Вот и дама, — указал я на появившегося в дверях Изю. — Прости, она несколько полновата, кривонога и ей необходим парик…
Ингред рассмеялась, поцеловав меня в щеку.
— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? — спросила, влюбленно глядя на меня.
— Кого же?
— Ни-ко-го! — Она приложила палец к моим губам, дрогнувшим в невольной усмешке. Затем довольно суровым тоном сказала: — Прошу вас явиться после работы домой не очень поздно. Вы поняли?!.
— Йес, сэр… — вздохнул я.
Разъезды с Изей по знакомому маршруту «таможня — Кантштрассе — магазины» завершились вечерним посещением склада, где Валера уже установил железную дверь с сейфовым замком.
Мы прошли на недоустроенную кухню, чтобы выпить по кружке чаю, но едва уселись за столиком, как в коридоре послышались чьи— то шаги, и через мгновение перед нами возникли двое парней — рослых, с короткими стрижками, в спортивных костюмах и кроссовках на высокой пухлой подошве. Лица парней отмечало полнейшее отсутствие какого-то ни было интеллекта и каменная невозмутимость.
— Изя, вчера был последний срок, — встав на пороге, произнес один из парней вместо приветствия.
Я посмотрел на своего шефа. Он как-то моментально и ощутимо сник, густо покраснев лысиной и тревожно озираясь по углам кухни своими младенческими глазками. Скинь ему набежавшие годы, он вполне бы сошел за дитя, испугавшегося заглянувшего к нему в спаленку злого буку.
— Ты меня слышишь, Изя? — ровным голосом вопросил парень.
— Но я же сказал… — Изя словно бы пытался преодолеть некий языковой барьер. — Я же сказал…
— Что ты сказал?
— Это… Сказал, я тут ни при чем…
— Изя, — поморщился парень. — Тебе все объяснили… Ты заказал товар, товар закупили, теперь надо за него заплатить.
— Я ничего не заказывал… Я просто сказал: хорошо бы…
— Изя, хватит бегать по кругу. Ты заплатишь за товар и еще десять тысяч за наши услуги.
— Но…
— Сегодня.
— Но какие еще услуги?!.
— Услуги, — терпеливо продолжил парень, — оказанные нами нашему клиенту. За беготню, базары с тобой…
— Я ничего не собираюсь платить! — выкрикнул Изя визгливо и привстал со стула. — Это… какой-то рэкет!
— Тогда поедем прокатимся с нами, — зевнул второй парень, широко разверзнув зубастую пасть, и шагнул к Изе, ухватив его за ворот куртки.
Хотя внимание незваными гостями мне выказывалось не большее, нежели кухонному столу, я нашел необходимым проявить свое присутствие при данном деловом разговоре.
— Эй, любезный… — Не вставая со стула, я перехватил кисть парня, вцепившегося в Изину верхнюю одежду. — Полегче. По— моему, коммерческие споры в этой стране решаются в судебном порядке, а не частным силовым давлением. Так что убери свою лапку.
— Надо говорить «пожалуйста», подонок, — поправили меня.
— Пожалуйста, подонок, — смиренно повторил я.
— Это кто? — не глядя на меня, спросил парень у Изи.
Вместо ответа тот издал какой-то беспомощный звук, обычно употребляемый для выражения своих мыслей крупными рогатыми животными.
— Я грузчик, — скромно представился я.
— Ах грузчик… — процедил парень. — Ну, тогда иди перекури, героизм не входит в твои обязанности.
— И по совместительству охранник этого человека, — учтиво продолжил я.
— О, это меняет дело, — озабоченно произнес второй парень, доставая из-под куртки граненые нунчаки темного дерева, соединенные гибким металлическим тросиком, закрепленным в узенько блеснувших хромом подшипниках.
Вышибала материальных ресурсов имел очень хороший инструмент для своей работы, это я уяснил сразу.
Попутно мной уяснилось и другое: сейчас последует удар деревом твердых пород по моему черепу, и главное — уловить мгновение, предшествующее контакту предметов живой и неживой природы.
Мизансцена оставалась прежней: Изя парализованно замер в обмякшей позе деморализованной жертвы, рука первого злодея крепко держала его ворот, а мои пальцы столь же крепко обхватывали запястье противника.
Нунчаки с присвистом описали в воздухе стремительную дугу. Я, не вставая со стула, подсек ударом пятки лодыжку воротодержателя, одновременно дернув его за руку резким движением книзу.
Ах, какая же это элегантная штука — айкидо, позволяющая точным расчетом направить силы недругов, устремленные на тебя, им же во вред!
Деревяшка точно и беспощадно вклеилась в стриженый затылок невольно прикрывшего меня вышибалы, кулем рухнувшего под стол, и тут же, не давая опомниться выведшему его из строя дружку, я плеснул очень горячий чай из кружки прямо в его удивленно разинутую пасть, что дало мне необходимое время для того, чтобы подняться со стула, миновать разделяющее нас пространство и, во избежание второго удара нунчаками, плотно приблизиться к агрессору, подсадив его на свое колено тем местом, что было наверняка нежнее его очерствелой души.
— Что ты сделал? — с ужасом вопросил меня Изя, глядя на неподвижно лежавшие в осколках разбитой посуды тела.
— Защитил свою жизнь, — сказал я, — честь и достоинство. Заодно выполнил служебные обязанности.
— Ты не представляешь, что теперь будет…
— Зато представляю, что было бы, — ответил я, подбирая с пола нунчаки.
— Они же меня на куски порежут…
— Давай обсудим эти проблемы не при посторонних, — сказал я, выволакивая за ноги громоздкое туловище слабо попискивающего гангстера с разбитыми яйцами к выходу из складского помещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60