Поскольку в итоговых ценностях подобного рода я не нуждался, то находил совершенно излишним для себя бродить по скользким стезям, ведущим к их обретению.
Отрадой была любимая Ингред, усердно обучавшая меня немецкому языку, дом, и, конечно же, спортклуб, посещаемый мной отныне каждодневно, согласно жесткому графику тренировок, мной же для себя установленному.
Уже прошла первоначальная утренняя ломота мышц, налитых свинцовой болью, оглушенность от падений на татами, выровнялось дыхание, и пять раундов на ринге я отпрыгивал играючи, сколь— нибудь серьезных соперников себе не находя.
Владелец клуба убеждал выступить меня на зимнем чемпионате города, обещая протекцию и последующую высокооплачиваемую работу.
Все было хорошо, за исключением главного — отсутствия документов и моего тухлого статуса дезертира-нелегала.
…Я забил последнюю стопорящую колодку под колесо «мерседеса».
— Боюсь, ребята, одну машину придется выгрузить, — сказал летчик. — Центровка не соответствует…
— Хочешь геморрой нажить? — спросил его Сеня. — Мы тачек подкатили столько, сколько и договаривались. А уж какой там у тебя еще груз, браток, твое личное горе… Я чего? Я готов… Выгрузить? Давай. Но потом сам расхлебывать будешь.
— Ладно, — покривился пилот, махнув рукой. — Долетим потихоньку.
Сеня достал из кармана бушлата телефон и позвонил в Москву, сообщив, что, дескать, ожидаемый груз отбывает, встречайте.
Мы стояли на летном поле, глядя, как самолет выруливает на взлетную полосу.
Шел мелкий снежок, сыпавшийся из низкого облачного неба. Аэродром был пустынен и как-то заброшенно, обреченно сер…
Самолет оторвался от сырого бетона, взлетел, устремляясь носом в туманную вышину, но тут его как-то странно качнуло, повело вниз, затем летчик выровнял машину, однако в следующий момент левое крыло круто опустилось к земле, а дальше произошло то, что впоследствии благодаря данному событию я иногда наблюдал в своих снах, носивших некий апокалиптический оттенок…
Крыло самолета косой срезало полукилометровую полосу сосновых верхушек черневшего вдалеке леса, затем белая туша воздушного судна канула с глухим звуком в его дебрях, оставив нам на обозрение лишь едва различимый в буро-зеленой заснеженной поросли хвост, увенчанный красным флажком.
У Сени оцепенели скулы. Поправив механическим движением шерстяную кепочку, он произнес вдумчиво:
— Чего-то там с центровкой… действительно.
Откуда-то сыро и утробно до нас долетел ленивый заржавленный вопль неизвестно где таящейся сирены.
— Линяем! — встрепенулся Сеня. — Теряем время… Заметут!
Мы скоренько нырнули в машину, шустро покатив к КПП.
Я позвонил Монголу, сообщив о накладочке. Выдержав паузу, явственно отдающую крайним неудовольствием, шеф предписал заниматься дальнейшими делами, сообщив, что с последствиями случившегося разберется сам.
Мы тронулись на Кантштрассе к обувному магазинчику, одновременно являвшемуся паспортным столом и базой распределения фальшивых долларов и марок. Задача была простой: забрать у Моисея, сапожника-фальшивомонетчика, сто тысяч липовых марок, развезя их по трем адресам дистрибьютеров.
Я, несколько угнетенный стоявшей перед глазами сценой недавней авиакатастрофы, сидел за рулем, выбивая ступней на педали газа нервную дробь и боязливо высматривая в потоке машин полицейскую колымагу, грозившую мне штрафом за остановку под знаком, категорически данное действие воспрещающим.
Жизнь гангстера, доложу вам, — цепь мелких и крупных стрессов, постепенно приучивающих к опустошенной невозмутимости, без которой нельзя. Иначе цепь задушит.
Наконец, придерживая рукой умещенный за пазуху пакет с деньгами, из лавчонки выскользнул Сеня, сказав:
— Гоним! Разносчики ждут.
Я тронулся с места, слегка задев бампером впереди стоящую машину с госномером, в которой никто не сидел и, не сочтя данное касание заслуживающим какого-либо внимания, покатил по трассе, однако, проехав три перекрестка, обнаружил на хвосте полицейскую машину, усердно сигналившую мне фарами. Затем донесся лающий глас из мощного динамика, призывающий меня прекратить движение.
Сеня, вертясь ужом на заднем сиденье, срочно укладывал под него пакет с фальшивыми дензнаками — во избежание вероятного личного досмотра, ибо полиция частенько производила обыски иностранцев, особенно русского происхождения. Замечу, объективные к тому причины у блюстителей порядка имелись, чего греха таить!
Я принял вправо, затормозив у обочины, прекрасно сознавая, в чем дело: кто-то из немцев заметил, как я задел бампером припаркованную машину, и незамедлительно отзвонил в полицию. Подобный рефлекс у германцев органичен, как дыхание.
Я отдал подошедшему полицейскому документы.
Мельком взглянув на них, тот молвил:
— Где страховка?
— Вот так номер! Я судорожно принялся рыться в карманах, но страховки нигде не обнаружил.
Осмотр салона также не принес никаких результатов.
— Вы можете проверить по компьютеру… — начал я, но сей жалкий лепет оборвала неприязненная команда:
— Поедете в участок!
Я был отстранен от руля, усажен на заднее сиденье автомобиля по соседству с досадливо взирающим на меня Сеней, и с этой минуты управление нашим «мерседесом» перешло в компетенцию властей.
В участке нам сообщили, что никакого ущерба государственному автомобилю мы не нанесли, однако, пока не предъявлена страховка, «мерседес» останется в участке.
— Куда ты ее дел?! — зло вопрошал меня Сеня. — Ну? Думай! Представляешь, что будет, если мы сегодня не развезем туфту?
— У меня тут одна знакомая… — промямлил я. — Может, у нее оставил…
Сеня кинулся ловить такси.
В квартире Ингред страховки я не обнаружил. Зато, когда уже выходил из подъезда, осенило: бушлат! В него же я перекладывал все документы, а после, в спешке швырнув спецодежду в багажник, наверняка оставил в ней и страховку…
Мы вновь покатили в участок.
— Страховка в машине! — объяснил я равнодушному дежурному. — Дайте ключи!
Ключей мне никто не дал, но в сопровождении двух полицейских мы проследовали к «мерседесу», открыли багажник и вытащили из бушлата искомую бумажку.
— Прошу, — гордо предъявил я документ властям. — Могу теперь ехать?
— Сначала надо подписать акт, что все хранящиеся в машине вещи возвращены вам полностью, — ответил педантичный полицейский.
Мы прошли в закуток рядом с дежурным помещением, где я с наслаждением требуемый акт подписал.
— Все? — спросил, подняв глаза на дотошных бюрократов.
— Нет, не все, — сказал один из них. — В вашей машине под задним сиденьем мы обнаружили сто тысяч немецких марок. Кому они принадлежат?
Я посмотрел на Сеню, задумчиво поглаживающего ладонью небритую щеку.
— Как я понимаю, деньги принадлежат не вам, — утвердительно произнес полицейский.
Сеня шумно выдохнул воздух через нос. Произнес, заведя глаза к потолку:
— Не, почему?.. Это мои деньги.
— Вот как! Тогда почему вы оставили такую значительную сумму в машине?
— А что с ней будет? — ответил Сеня безучастно. — Машина же в полиции… Значит, охраняется.
— Но тогда надо подписать акт и на возвращение денег!
— Подпишем, — пожал плечами Сеня. — Это легко.
Один из полицейских принес пакет с деньгами, предложив нам пересчитать их во избежание недоразумений.
— Все точно. — Сеня, исполнив требуемые формальности, размашисто подписал протокол.
— Нет, не все, — донесся ответ. — Данные деньги — фальшивые, и теперь вам следует объяснить, откуда они у вас.
— Я так и знал, — сказал Сеня, укоризненно глядя на меня.
— Что вы знали? — встрял полицейский, владевший, видимо, русским языком, как и многие подданные бывшего ГДР.
— Что день сегодня не задастся, — откликнулся Сеня. — Прошу вас позвонить моему адвокату. Без него давать показания отказываюсь.
— Номер телефона? — деловито осведомился страж порядка.
Сеня продиктовал телефон Алика. После этого нас развели по одиночным камерам.
Через час в участок заявился Алик с двумя немецкими юриспрудентами, должными организовать наш «отмаз».
Рабочая версия была таковой: Сеня продал неизвестному лицу турецкого происхождения автомобиль «БМВ», числящийся за одним из друзей Алика, а турок — вероятно, мошенник — всучил незадачливому продавцу кило туфтовых марочек.
Полицейские промурыжили нас в участке до позднего вечера, но все-таки на ночлег у себя не оставили.
Вызволив нас из каталажки, Алик устроил незамедлительный разбор, категорически обвинив в случившемся меня.
— Завтра в десять утра будешь в офисе, — приказал звеневшим легированной сталью голосом. — Понял? А теперь валите на хрен, говнюки! Тоже мне — работнички, мать вашу! На нарах кайфовать приспособились, а я носись, как обосранный верблюд!
Он отобрал у меня ключи и документы от «мерседеса» и, осатанело газанув с места, уехал, оставив нас с Сеней у дверей злосчастного полицейского учреждения.
— Пощады не жди, — предупредил меня Сеня, глядя вслед отъезжающему шефу. — Завтра он тебе насчитает… Мало не покажется. Он умеет. Основная его специальность.
Это был действительно какой-то черный день сплошных неудач! На каждом шагу сюрприз!
Покидая участок, я вспомнил, что не успел наведаться в Карлсхорст, на склад, где хранились бланки удостоверений служащих Западной группы войск, которые я уже три дня забывал отдать одному из клиентов Монгола, начавшему угрожать справедливой неустойкой, ибо деньги за документы он заплатил давно. Пришлось ехать в Карловку — так именовался данный район Берлина среди русскоязычного населения.
Примчался туда голодный, озверевший, наткнувшись при входе в склад на Труболета.
Тот, изрядно поддатый, широко расставив ноги, стоял, покачиваясь, в своем тяжелом пальто в размытом свете замызганной лампы на лестничной площадке и перебирал связку ключей, бессмысленно на нее таращась.
О, проклятье! Оказывается, выходя со склада, он захлопнул дверь, а ключи взял не те!
Исходя решительной злобой, я отправился к Валере, одолжив у него монтировку и топор.
Изрядно вспотев, я изуродовал железную раму косяка, погнул монтировку, сломал лезвие топора и язычок замка, но дверь так и не открыл.
Труболету пришлось отправиться ночевать к Валере, в «мавзолей», а я, матерясь, покатил на метро домой, к Ингред, едва успев вскочить в отходящий поезд и билета, конечно, не взяв.
В вагоне, куда я, запыхавшись, вломился, сидели, скучая, контролеры. С двумя жизнерадостными ротвейлерами, все как полагается.
— Ваш билетик…
Пришлось заплатить штраф.
Дома включил телевизор. Какой-то тип вещал о хронобиологии: мол, у человека есть дни неудач, что доказано и обосновано наукой.
Тоже сюрпризик-совпадение!
Да, есть такие дни, в которые надо сидеть дома, не высовывая носа наружу.
Но обойдется ли? Помогая Ингред в стряпне, начал резать картошку и располосовал тесаком мизинец.
Вот и сиди дома… Ничто не спасет!
Скрепя сердце, позвонил клиенту насчет удостоверений, объяснил ситуацию, услышав в ответ возмущенное рычание.
Далее перезвонил Изе, сказал, что случилась лажа с замком, но за его замену я отвечу материально.
— Ты там всю раму разворотил, паскуда! — завизжал Изя, побывавший, оказывается, на складе сразу же после моего отъезда оттуда. — Теперь без автогена не обойтись! А завтра ребята должны свои пиджаки с утра забирать! Что им скажу?! А?! Тра-та-та-та-та!
Изя ругался так, что я, блея оправдания, был страшно рад, что говорю с ним по телефону, а не воочию.
В итоге у меня страшно разболелась голова, и я выпил аспирин, при ближайшем рассмотрении оказавшийся противозачаточной таблеткой. Коробки — копия просто, твою мать!
Так закончился этот жуткий денек.
Явившись утром в офис, я застал там Алика и травмированного мной Леху, до сих пор проходившего какие-то восстановительные физиотерапевтические процедуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60