Таким образом Паха, находясь возле этого отверстия в потолке, мог разговаривать даже с камерой, находящейся ещё выше его соседей сверху, и Солома сказал Деду: – А ну дёрни его на зелёную, мы поговорим с ним.
Паха, находясь возле отверстия, которое заключённые называли кабурой, хорошо слышал, как сверху кто-то кричал: «Один один четыре, на зелёную Хромого!» Затем послышался голос самого Хромого, но уже не так отчётливо, как голос Деда, и слышал его теперь только Паха.
– Да-а, – кричал ему Хромой сверху.
– Хромой, здорово. О Плетнёве Олеге что можешь сказать? – крикнул прямо в кабуру Паха.
– Здорово, Паха. Да гандон это. С Серым работал. Они Чеха нашего замочили, и ещё кое-кого из людей правильных. Может, и Бандита они грохнули.
Пока Паха передавал слова Хромого Соломе, ему хорошо был слышен голос Деда сверху, который кричал Хромому, что Плетнёв заехал в семь четыре. Не успел Паха сказать ещё всю информацию, как Хромой уже кричал ему сверху.
– Порвать его надо, Паха, пока есть возможность. А то прочухает, что я здесь, на лыжи встанет, сука.
– Понятно, Хромой, – ответил ему Паха. – Ладно, определимся. Пойдём пока.
Он спрыгнул на пол и передал весь разговор Соломе. Тот задумался надолго, но из задумчивости его вывел голос Деда, который кричал сверху.
– Саня, вон Хромой орёт сверху, что порвать волка этого надо. А то он скоблянёт.
– Ладно, ладно Хромой, – ответил ему Солома, – разберёмся. До утра один хер никуда не денется.
– Давай, Сань. Эту падлу нельзя упускать. Если вы ночью пойдёте туда, мы с Хромым с вами.
– Ладно, Дед, – ответил Солома, – я тебя понял. Он посмотрел на Паху и, подумав немного, сказал ему: – Ларионы, конечно, не наше дело. Но раз уж они замахнулись на людское, порвать волка и шкуру на продол. Ночью прогони туда, чтоб дали ему по седлу.
– Сами не пойдём что ли? – спросил Паха.
– Зачем? Там Воха, Лапша, Лисёнок… людей хватает.
– Не, ну я думал… разберёмся там на месте… – высказал свою мысль Паха. – Может, он там не при делах был?
– Ты что, Хромого под сомнения хочешь поставить? – в упор спросил Солома, и Паха сразу опустил голову. – Ночью сделай прогон туда, только через верх, а не через продол.
* * *
Лисёнком звали того человека, который тепло встречал Boxy и Худого с этапа. Он был сыном одного умершего в лагерях авторитета по прозвищу Лис, и сам тоже был уважаемым арестантом не из-за легендарного отца, от которого ему досталось такое прозвище. Когда в камерах или, как называли заключённые, хатах, не было поставленных смотрящим ответственных или их увозили на этап, Лисёнок сам брал на себя ответственность и решал все вопросы, согласовывая в трудных случаях со смотрящим. На момент прихода в карантин Вохи Лисёнок был самым авторитетным из всех арестантов людского круга, включая Лапшу и ещё с десяток парней покрытых татуировками. Но сейчас, когда появился Воха, в правящей верхушке появились разногласия, поскольку Воха ставил себя если не выше Лисёнка, то, по крайней мере, на его уровень. И несмотря на хорошие отношения спорил с ним по некоторым вопросам, которые хотел решить по-своему. Вот и сейчас он был не согласен с Лисёнком по поводу распределения средств, собранных с этапов на общак.
– Я тебе говорю, он сам решит, чё куда, – настаивал Лисёнок на отправке общака Соломе.
– Мы чё, сами не можем Горбатого с Митяем взгреть в бочке? Или такие вещи согласовывать, по-твоему, надо? – возражал Воха.
В их спор никто не встревал, все молча занимались своими делами или уже спали, поскольку было уже далеко за полночь. Лапша всё ещё бродил среди массы заключённых, спрашивая тех, кто не спал, с высоты своёго роста, нет ли у кого ещё денег или чего-нибудь из предметов первой необходимости в общий котёл. Но так как те, у кого что-то было, по возможности уже дали или наоборот, зажали в своём мешке или сумке под головой, то Лапша по большей части высматривал себе какую-нибудь другую выгоду. Вот он наткнулся на человека в стильной фирменной куртке и, осмотрев его с головы до ног, присел к нему рядом.
– Бля, после завтра на суд ехать, – начал он издалека. – Ты с какой хаты?
– С девять три, – ответил тот. Даже сидя на своей сумке он всё равно был ниже Лапши, сидящего рядом на корточках, и смотрел на него снизу вверх.
В этот момент к ним подошёл тот парнишка, которого Лапша трахал на параше, и сказал тихим голосом:
– Я уже всё убрал. Теперь можно ехать?
– Убрал? Щас проверю, – ответил Лапша и прошёлся по проходу между железными стеллажами. Задержав свой взгляд на параше он вернулся и сел обратно.
– Да вроде ничё, чисто, – сказал он и обратился к парню в куртке: – Не хочешь засадить ему напоследок? А то он щас уже поедет своих искать.
Юрий, расспрашивавший своёго заступника о тюремных обычаях и нравах, краем глаза наблюдал за этой сценой. Он уже знал, что этот паренёк, усердно чистивший несколько часов парашу своей зубной щеткой, называется обиженный или петух. Сейчас, когда его лицо не кривилось от боли во время секса, он оказался совсем молодым, не больше девятнадцати лет. Юра увидел, как он вздохнул с облегчением после того, как парень в куртке отказался от предложения Лапши. В этот момент сверху раздался хриплый, но громкий голос, нарушивший уже относительную тишину.
– Семь четыре, на вас прогон идёт с семь восемь. Там Олег Плетнёв к вам заехал, дайте ему там по седлу как следует.
Если кто-то и разговаривал в это время, вмиг все стихли и на несколько секунд воцарилась полная тишина. Сам Плетнёв, который до этого говорил Юрию, что обломает тут всех блатных и, показывая ему на спорящих Лисёнка и Boxy со смехом говорил: «Вон, смотри, блатные портфель делят», вдруг оборвался на полуслове. Его глаза загорелись от злости, а рот так и остался открытым. Через несколько мгновений он опомнился и стал быстро выбираться со своёго места.
Вместе с ним в проход выскочили Лисёнок, Воха и Худой. Поднялся Лапша и зашевелились остальные обитатели отстойника. Все смотрели на Олега и переглядывались между собой.
– Чё, чё ты сказал?! – взревел опомнившийся Олег, смотря со злостью на кабуру в потолке.
– Я говорю, – повторял голос сверху, – прогон на вас с семь восемь. Олегу там Плетнёву по седлу дайте как следует, – говоривший сверху человек не понял, что с ним разговаривает сам Плетнёв и повторял прогон спокойным, будничным тоном.
– Я тебя щас достану оттуда, сам по седлу дам! Слышь, ты?! – в бешенстве заорал Олег.
Воха, которому спортсмен не нравился с самого начала, не раздумывая, сразу кинулся на Олега. Его примеру последовали и Лапша с Худым, но у взбешённого здоровяка Олега от злости силы удесятирились и он как детей отбросил всех от себя, ударив каждого лишь по одному разу в грудь или в живот.
– Ну-ка повтори, чё ты сказал, слышь, ты?! – орал Плетнёв в направлении кабуры, не обращая внимания на стонущих от боли противников.
Говоривший сверху человек, после услышанных им звуков во вновь наступившей тишине, стонам и крику Олега видимо понял, что происходит. Он тут же крикнул в кабуру теперь уже раздражённым голосом:
– Там что у вас, людей нет больше, а?! Валите его, смотрящий сказал!
Крик подействовал отрезвляюще. Всё вокруг вмиг зашевелилось и начался громкий гомон. Повскакивали со своих мест все, кто причислял себя к людскому кругу. Остальные просто поднимались, чтобы увидеть всё происходящее. Стоявший до этого без движения Лисёнок с угрожающим видом вместе с остальными шёл на Олега, который, увидев теперь уже серьёзную массу надвигающихся на него людей, встал в защитную стойку и стал отступать к двери. Путь ему преградил поднимающийся с пола Воха. Первый удар в первой схватке был ему в живот и теперь он, кряхтя и ловя ртом воздух, пытался встать. Об него-то и споткнулся Олег, медленно пятясь задом к двери. Удержавшись на ногах и развернувшись он пнул Boxy коленом и тот отлетел от него на несколько шагов. Того мгновения, что Олег был ко всем спиной, хватило для того, чтобы все разом кинулись на него. Плетнёв развернулся как раз вовремя, чтобы встретить ударами первых нападающих. Но теперь уже отбиться от окруживших со всех сторон уголовников он не смог, его повалили на бетонный пол и начали жестоко избивать.
– На! На, сука!
– Получи, бля!
Неслось со всех сторон одновременно с хрипом и пыхтением тяжелодышавших «бойцов». Юре всё это больно резало слух, звук каждого удара он воспринимал как будто по своёму телу. Он ничего не видел, так как собравшиеся возле прохода обитатели нижнего яруса заслоняли от него всю эту картину. Но видеть было и не нужно, всё и так было ясно. И Юра прижался к стене в ожидании, что сейчас кто-нибудь вспомнит про него и его вытащат туда же для избиения. Ничего другого он в этот момент не ждал, ведь он был с Олегом, и руки его тряслись в ожидании.
Избиение в проходе продолжалось. Те, кто не мог дотянуться до Олега из-за скученности просто, кричали, поддерживая своих.
– Так его, гниду!
– Вбейте его в бетон!
Перекрывая возгласы всех остальных вдруг закричал Воха, который только сейчас очухался от полученных ударов и добрался до беспомощно сжавшегося на полу Олега. Пытаясь попасть ногами в его закрытую руками голову, Воха закричал.
– Так, всё! Хорош! Хорош, я говорю! – пытался остановить он своих собратьев и когда те, тяжело дыша, всё же оторвались от Олега, он крикнул в сторону параши: – Эй ты, шлюха, ну-ка иди сюда! Ну-ка жахни-ка его в дёсны! Взасос, бля!
Все расступились, поняв намерение Вохи, и стояли в ожидании процесса опускания. Молодой петушок, забившийся в угол, уже начал подниматься со своёго места с перепуганным лицом. Но его остановил голос Лисёнка.
– Стой, бля, петушара грёбаная! – грубо крикнул он опущенному и всё с тем же перекошенным лицом обратился к Вохе: – Ты чё, судьбы здесь поставлен решать? Прогон был только по седлу дать.
– Где по седлу, там и далее можно, значит косяков за ним хватает, – резко парировал Воха и опять крикнул в сторону параши: – Иди сюда, сука, я сказал!
– Стоять, бля! – опять резко осадил обиженного Лисёнок и тот опять застыл с испуганными глазами. – Остановись, Box. Из-за двух пропущенных ударов можешь ошибку сделать. Ему уже и так хватает. – Лисёнок пнул ногой лежащего на полу Олега и грубо сказал ему: – Давай ломись отсюда, пока тебя здесь не обоссали. Бегом.
Олег убрал руки от головы, которую всеми силами защищал, и попытался встать на ноги. Но мышцы его ног были так отбиты, что у него это не получилось и он пополз к двери.
– Ты тоже можешь ехать, – сказал Лисёнок обиженному и тот сразу стал собирать свои вещи.
Несмотря на избитые руки Олега силы в них всё ещё остались. По крайней мере по двери он стучал и кричал так громко, что дежурный по этажу пришёл сразу.
* * *
Ольга лежала на своём плаще, который Лера попросила у неё, чтобы сходить в нём в суд, и слушала свою сокамерницу. Она уже знала от неё почти обо всём, что здесь и как называется и как себя нужно вести. Поэтому она не могла отказать ей и пообещала свой плащ, когда встанет утром. Так же она дала ей сходить на суд свои сапоги, а пока надела её ботинки и одежду, так как свой костюм тоже дала Лере, чтобы на суде она выглядела человеком.
Довольная подруга лежала рядом и рассказывала Ольге всякие тюремные истории, когда дверь в соседний отстойник открылась и туда кого-то завели. Время было уже под утро, и Лера не обратила на это внимания, продолжая рассказывать свои истории. Но когда спустя какое-то время со стороны параши раздался приглушённый, зовущий крик «семёрка!» обе девушки кинулись отвечать. Ольга первая вытащила за верёвку кляп и сказала громко:
– Говори.
В ответ послышались какие-то пыхтящие звуки и весёлый голос сказал:
– Это вы там Юрой интересовались? Щас вот двое выломились с семь четыре, один из них Юра. А если вернее – то Юля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Паха, находясь возле отверстия, которое заключённые называли кабурой, хорошо слышал, как сверху кто-то кричал: «Один один четыре, на зелёную Хромого!» Затем послышался голос самого Хромого, но уже не так отчётливо, как голос Деда, и слышал его теперь только Паха.
– Да-а, – кричал ему Хромой сверху.
– Хромой, здорово. О Плетнёве Олеге что можешь сказать? – крикнул прямо в кабуру Паха.
– Здорово, Паха. Да гандон это. С Серым работал. Они Чеха нашего замочили, и ещё кое-кого из людей правильных. Может, и Бандита они грохнули.
Пока Паха передавал слова Хромого Соломе, ему хорошо был слышен голос Деда сверху, который кричал Хромому, что Плетнёв заехал в семь четыре. Не успел Паха сказать ещё всю информацию, как Хромой уже кричал ему сверху.
– Порвать его надо, Паха, пока есть возможность. А то прочухает, что я здесь, на лыжи встанет, сука.
– Понятно, Хромой, – ответил ему Паха. – Ладно, определимся. Пойдём пока.
Он спрыгнул на пол и передал весь разговор Соломе. Тот задумался надолго, но из задумчивости его вывел голос Деда, который кричал сверху.
– Саня, вон Хромой орёт сверху, что порвать волка этого надо. А то он скоблянёт.
– Ладно, ладно Хромой, – ответил ему Солома, – разберёмся. До утра один хер никуда не денется.
– Давай, Сань. Эту падлу нельзя упускать. Если вы ночью пойдёте туда, мы с Хромым с вами.
– Ладно, Дед, – ответил Солома, – я тебя понял. Он посмотрел на Паху и, подумав немного, сказал ему: – Ларионы, конечно, не наше дело. Но раз уж они замахнулись на людское, порвать волка и шкуру на продол. Ночью прогони туда, чтоб дали ему по седлу.
– Сами не пойдём что ли? – спросил Паха.
– Зачем? Там Воха, Лапша, Лисёнок… людей хватает.
– Не, ну я думал… разберёмся там на месте… – высказал свою мысль Паха. – Может, он там не при делах был?
– Ты что, Хромого под сомнения хочешь поставить? – в упор спросил Солома, и Паха сразу опустил голову. – Ночью сделай прогон туда, только через верх, а не через продол.
* * *
Лисёнком звали того человека, который тепло встречал Boxy и Худого с этапа. Он был сыном одного умершего в лагерях авторитета по прозвищу Лис, и сам тоже был уважаемым арестантом не из-за легендарного отца, от которого ему досталось такое прозвище. Когда в камерах или, как называли заключённые, хатах, не было поставленных смотрящим ответственных или их увозили на этап, Лисёнок сам брал на себя ответственность и решал все вопросы, согласовывая в трудных случаях со смотрящим. На момент прихода в карантин Вохи Лисёнок был самым авторитетным из всех арестантов людского круга, включая Лапшу и ещё с десяток парней покрытых татуировками. Но сейчас, когда появился Воха, в правящей верхушке появились разногласия, поскольку Воха ставил себя если не выше Лисёнка, то, по крайней мере, на его уровень. И несмотря на хорошие отношения спорил с ним по некоторым вопросам, которые хотел решить по-своему. Вот и сейчас он был не согласен с Лисёнком по поводу распределения средств, собранных с этапов на общак.
– Я тебе говорю, он сам решит, чё куда, – настаивал Лисёнок на отправке общака Соломе.
– Мы чё, сами не можем Горбатого с Митяем взгреть в бочке? Или такие вещи согласовывать, по-твоему, надо? – возражал Воха.
В их спор никто не встревал, все молча занимались своими делами или уже спали, поскольку было уже далеко за полночь. Лапша всё ещё бродил среди массы заключённых, спрашивая тех, кто не спал, с высоты своёго роста, нет ли у кого ещё денег или чего-нибудь из предметов первой необходимости в общий котёл. Но так как те, у кого что-то было, по возможности уже дали или наоборот, зажали в своём мешке или сумке под головой, то Лапша по большей части высматривал себе какую-нибудь другую выгоду. Вот он наткнулся на человека в стильной фирменной куртке и, осмотрев его с головы до ног, присел к нему рядом.
– Бля, после завтра на суд ехать, – начал он издалека. – Ты с какой хаты?
– С девять три, – ответил тот. Даже сидя на своей сумке он всё равно был ниже Лапши, сидящего рядом на корточках, и смотрел на него снизу вверх.
В этот момент к ним подошёл тот парнишка, которого Лапша трахал на параше, и сказал тихим голосом:
– Я уже всё убрал. Теперь можно ехать?
– Убрал? Щас проверю, – ответил Лапша и прошёлся по проходу между железными стеллажами. Задержав свой взгляд на параше он вернулся и сел обратно.
– Да вроде ничё, чисто, – сказал он и обратился к парню в куртке: – Не хочешь засадить ему напоследок? А то он щас уже поедет своих искать.
Юрий, расспрашивавший своёго заступника о тюремных обычаях и нравах, краем глаза наблюдал за этой сценой. Он уже знал, что этот паренёк, усердно чистивший несколько часов парашу своей зубной щеткой, называется обиженный или петух. Сейчас, когда его лицо не кривилось от боли во время секса, он оказался совсем молодым, не больше девятнадцати лет. Юра увидел, как он вздохнул с облегчением после того, как парень в куртке отказался от предложения Лапши. В этот момент сверху раздался хриплый, но громкий голос, нарушивший уже относительную тишину.
– Семь четыре, на вас прогон идёт с семь восемь. Там Олег Плетнёв к вам заехал, дайте ему там по седлу как следует.
Если кто-то и разговаривал в это время, вмиг все стихли и на несколько секунд воцарилась полная тишина. Сам Плетнёв, который до этого говорил Юрию, что обломает тут всех блатных и, показывая ему на спорящих Лисёнка и Boxy со смехом говорил: «Вон, смотри, блатные портфель делят», вдруг оборвался на полуслове. Его глаза загорелись от злости, а рот так и остался открытым. Через несколько мгновений он опомнился и стал быстро выбираться со своёго места.
Вместе с ним в проход выскочили Лисёнок, Воха и Худой. Поднялся Лапша и зашевелились остальные обитатели отстойника. Все смотрели на Олега и переглядывались между собой.
– Чё, чё ты сказал?! – взревел опомнившийся Олег, смотря со злостью на кабуру в потолке.
– Я говорю, – повторял голос сверху, – прогон на вас с семь восемь. Олегу там Плетнёву по седлу дайте как следует, – говоривший сверху человек не понял, что с ним разговаривает сам Плетнёв и повторял прогон спокойным, будничным тоном.
– Я тебя щас достану оттуда, сам по седлу дам! Слышь, ты?! – в бешенстве заорал Олег.
Воха, которому спортсмен не нравился с самого начала, не раздумывая, сразу кинулся на Олега. Его примеру последовали и Лапша с Худым, но у взбешённого здоровяка Олега от злости силы удесятирились и он как детей отбросил всех от себя, ударив каждого лишь по одному разу в грудь или в живот.
– Ну-ка повтори, чё ты сказал, слышь, ты?! – орал Плетнёв в направлении кабуры, не обращая внимания на стонущих от боли противников.
Говоривший сверху человек, после услышанных им звуков во вновь наступившей тишине, стонам и крику Олега видимо понял, что происходит. Он тут же крикнул в кабуру теперь уже раздражённым голосом:
– Там что у вас, людей нет больше, а?! Валите его, смотрящий сказал!
Крик подействовал отрезвляюще. Всё вокруг вмиг зашевелилось и начался громкий гомон. Повскакивали со своих мест все, кто причислял себя к людскому кругу. Остальные просто поднимались, чтобы увидеть всё происходящее. Стоявший до этого без движения Лисёнок с угрожающим видом вместе с остальными шёл на Олега, который, увидев теперь уже серьёзную массу надвигающихся на него людей, встал в защитную стойку и стал отступать к двери. Путь ему преградил поднимающийся с пола Воха. Первый удар в первой схватке был ему в живот и теперь он, кряхтя и ловя ртом воздух, пытался встать. Об него-то и споткнулся Олег, медленно пятясь задом к двери. Удержавшись на ногах и развернувшись он пнул Boxy коленом и тот отлетел от него на несколько шагов. Того мгновения, что Олег был ко всем спиной, хватило для того, чтобы все разом кинулись на него. Плетнёв развернулся как раз вовремя, чтобы встретить ударами первых нападающих. Но теперь уже отбиться от окруживших со всех сторон уголовников он не смог, его повалили на бетонный пол и начали жестоко избивать.
– На! На, сука!
– Получи, бля!
Неслось со всех сторон одновременно с хрипом и пыхтением тяжелодышавших «бойцов». Юре всё это больно резало слух, звук каждого удара он воспринимал как будто по своёму телу. Он ничего не видел, так как собравшиеся возле прохода обитатели нижнего яруса заслоняли от него всю эту картину. Но видеть было и не нужно, всё и так было ясно. И Юра прижался к стене в ожидании, что сейчас кто-нибудь вспомнит про него и его вытащат туда же для избиения. Ничего другого он в этот момент не ждал, ведь он был с Олегом, и руки его тряслись в ожидании.
Избиение в проходе продолжалось. Те, кто не мог дотянуться до Олега из-за скученности просто, кричали, поддерживая своих.
– Так его, гниду!
– Вбейте его в бетон!
Перекрывая возгласы всех остальных вдруг закричал Воха, который только сейчас очухался от полученных ударов и добрался до беспомощно сжавшегося на полу Олега. Пытаясь попасть ногами в его закрытую руками голову, Воха закричал.
– Так, всё! Хорош! Хорош, я говорю! – пытался остановить он своих собратьев и когда те, тяжело дыша, всё же оторвались от Олега, он крикнул в сторону параши: – Эй ты, шлюха, ну-ка иди сюда! Ну-ка жахни-ка его в дёсны! Взасос, бля!
Все расступились, поняв намерение Вохи, и стояли в ожидании процесса опускания. Молодой петушок, забившийся в угол, уже начал подниматься со своёго места с перепуганным лицом. Но его остановил голос Лисёнка.
– Стой, бля, петушара грёбаная! – грубо крикнул он опущенному и всё с тем же перекошенным лицом обратился к Вохе: – Ты чё, судьбы здесь поставлен решать? Прогон был только по седлу дать.
– Где по седлу, там и далее можно, значит косяков за ним хватает, – резко парировал Воха и опять крикнул в сторону параши: – Иди сюда, сука, я сказал!
– Стоять, бля! – опять резко осадил обиженного Лисёнок и тот опять застыл с испуганными глазами. – Остановись, Box. Из-за двух пропущенных ударов можешь ошибку сделать. Ему уже и так хватает. – Лисёнок пнул ногой лежащего на полу Олега и грубо сказал ему: – Давай ломись отсюда, пока тебя здесь не обоссали. Бегом.
Олег убрал руки от головы, которую всеми силами защищал, и попытался встать на ноги. Но мышцы его ног были так отбиты, что у него это не получилось и он пополз к двери.
– Ты тоже можешь ехать, – сказал Лисёнок обиженному и тот сразу стал собирать свои вещи.
Несмотря на избитые руки Олега силы в них всё ещё остались. По крайней мере по двери он стучал и кричал так громко, что дежурный по этажу пришёл сразу.
* * *
Ольга лежала на своём плаще, который Лера попросила у неё, чтобы сходить в нём в суд, и слушала свою сокамерницу. Она уже знала от неё почти обо всём, что здесь и как называется и как себя нужно вести. Поэтому она не могла отказать ей и пообещала свой плащ, когда встанет утром. Так же она дала ей сходить на суд свои сапоги, а пока надела её ботинки и одежду, так как свой костюм тоже дала Лере, чтобы на суде она выглядела человеком.
Довольная подруга лежала рядом и рассказывала Ольге всякие тюремные истории, когда дверь в соседний отстойник открылась и туда кого-то завели. Время было уже под утро, и Лера не обратила на это внимания, продолжая рассказывать свои истории. Но когда спустя какое-то время со стороны параши раздался приглушённый, зовущий крик «семёрка!» обе девушки кинулись отвечать. Ольга первая вытащила за верёвку кляп и сказала громко:
– Говори.
В ответ послышались какие-то пыхтящие звуки и весёлый голос сказал:
– Это вы там Юрой интересовались? Щас вот двое выломились с семь четыре, один из них Юра. А если вернее – то Юля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55