Мобильники, блин. Еще недавно с ними ходили только яппи.
Я взглянул на, кажется, знакомый адрес и сунул бумажку в карман, собираясь выбросить ее в ближайшую урну.
– Даже не думай. – Джонни покачал головой, угадав мои намерения. – Я потрудился написать, и ты как минимум обязан ее сохранить.
Я достал клочок из кармана, вынул бумажник и сунул его туда.
– Доволен?
– Не то чтобы, но сойдет.
– Я тебе позвоню, Джонни.
– Куда ты денешься. Иначе я тебя выслежу.
Я направился к выходу. Эйли помахала, когда я проходил мимо их столика. Я смотрел прямо перед собой и притворился, что не заметил.
* * *
Не удивительно, что Джонни столкнулся с моей матерью. Как ни старается Глазго казаться городом, это всего лишь большая деревня. Я знал, что не смогу долго скрываться, и слухи о моем приезде скоро долетят по трассе М-8 до домика в Камбернолде, так что я позвонил ей уже через месяц после возвращения. И конечно, она примчалась на следующий же день.
Часы на автобусной станции на Бьюкенен-стрит сделаны в виде скульптуры – циферблат, бегущий к выходу на длинных алюминиевых ногах. Не знаю, что появилось первым – образ или название. «Время бежит». И еще как.
На самом деле это, наверное, не лучшее место для встречи. Несколько лет назад тут сделали косметический ремонт, но с тех пор никто станцией не занимался, так что здание быстро вернулось в запущенный вид. Я приехал рано, а может, автобус опаздывал. Я сел на холодную металлическую лавку перед станцией, закурил сигарету и стал смотреть, как автобусы вплывают, выплывают и безумными океанскими лайнерами скользят по двору. С дальней стоянки отъехал автобус, в запотевших стеклах затуманивались лица пассажиров. Только он набрал скорость, как на перекресток с Бьюкенен-стрит вылетел еще один. Они встретились как отражения в зеркале, и я смотрел на них, сжимаясь в ожидании удара. Когда столкновение уже казалось неизбежным, один из водителей – не уверен который – свернул в сторону, и они проехали, салютуя друг другу: один поднял вверх два пальца в знак победы, второй – один палец в знак своего недовольства.
Женщина, ровесница моей матери, села с другого конца скамьи. Я ободряюще улыбнулся.
– Им стоит сделать из этого мюзикл. – Она бросила на меня угрюмый взгляд и отодвинулась. – Корова старая, – пробормотал я достаточно громко, чтобы она услышала, бросил окурок на мостовую и заглянул во двор. Там бушевал ветер. Он дул с Некрополя, поднимая мелкий песок, заметая его во все щели. Я потер глаза. Где-то на окраине сознания замаячил фокус.
– Извини, Джим. – Слева от меня стоял старик. – Не поможешь добраться до Абердина?
Я полез в карман за мелочью, пытаясь разглядеть фокус.
– Держите.
Я дал ему пятьдесят пенсов. Он взглянул на монету, прежде чем зажать ее в кулаке, как ребенок, что боится потерять карманные деньги по дороге к «Вулворту».
– Мне надо выбраться из этого проклятого места, назад, в цивилизацию, понимаешь?
– Да, надеюсь, у вас все получится.
– Это плохое место, сынок. Содом и Гоморра ничто рядом с Лондоном. Страна кровожадных варваров.
– Вы не в Лондоне, – сказал я, отвлекаясь от видения столкновений и тающих в воздухе автобусов.
– Я знаю, я не идиот.
– И то верно.
Я ведь завязал с фокусами. Отбросив расчеты, я вернулся к скамейкам, но они уже были заняты. Ветер усилился и стал влажным, значит, скоро пойдет дождь. Я прислонился к стене, и старик встал рядом, бормоча под нос что-то неразборчивое. Даже резкий ветер не мог развеять его вонь. Бог знает, когда он последний раз мылся. Может, еще в Лондоне. Я достал полупустую пачку.
– Если я дам вам сигарету, вы уйдете?
– Все вы одинаковы, яппи чертовы, – громко сказал старик. – Думаете, всех купить можете, всех продать. Так вот, Джеки Макартур не продается.
На нас стали оборачиваться. Плевать, может, в последний раз людей развлекаю. Я протянул ему пачку:
– Да бери ты сигарету, только не кричи.
Джеки взял сигарету, продолжая ворчать:
– Гребаные городские крысы. Никому уже не нужен простой рабочий.
Может, он в самом деле приехал из Лондона. Очевидно, у них свои счеты.
На стоянку заехал очередной автобус, но Камбернолдом по-прежнему не пахло. Люди поднялись со скамеек и выстроились в очередь. Я обернулся на часы в главном зале; к нам шагал невысокий усатый мужчина в темно-синем пальто. На его шее, как визитная карточка, висела блестящая кассовая машинка. Женщина в начале очереди принялась пересчитывать мелочь, чтобы набрать без сдачи, подняла голову, но кондуктор прошел мимо и направился прямо к моему новому другу Джеки Макартуру.
Он ткнул в Джеки пальцем:
– Двигай. – Старик посмотрел на него, растеряв боевой дух при виде усов и униформы. Контролер подошел ближе и повторил Джеки в лицо: – Двигай отсюда, я сказал.
Я досчитал до десяти, но старик продолжал бормотать, а кондуктор – задирать его как бойцовый петух.
– Необязательно с ним так разговаривать.
– Здесь не ночлежка.
– Нет места рабочему человеку, – проворчал Джеки.
Я старался говорить спокойно:
– Он просто ждет автобус.
– Вот уж нет, он приперся погреться.
– Ну тогда он весьма странный малый. Проще о зад моей бабушки погреться, а она уж пятнадцать лет как в могиле.
Кто-то в очереди засмеялся, а кондуктор покраснел.
– Следите за языком. Здесь женщины. – Он повернулся к старику. – Куда направляешься?
– Подальше из Лондона, сынок, города убийц и дебилов.
– Он едет в Абердин.
– Где твой билет? – Старик похлопал себя по карманам, и контролер повторил громче и отчетливей: – Я спросил: где твой билет?
Джеки перестал искать, у контролера загорелись глаза. Он принялся считать на своей машинке:
– С вас пятнадцать фунтов, сэр.
Джеки растерялся. Он сунул руку в карман и достал мои пятьдесят пенсов. Он посмотрел на меня и проблеял:
– Я же говорил. У меня нет денег.
Кондуктор повернул ручку машинки назад, и она ответила ему мерзким скрежетом.
– Ну так вали на хрен отсюда и не задерживай остальных, или я тебя копам сдам.
Я вытащил бумажник:
– Я заплачу, не ори.
Я достал десятку. Старик осторожно взял ее и улыбнулся, а я заметил, что его пожелтевшие ногти идеально сочетаются по цвету с никотиновыми пятнами на пальцах.
– Пятнадцать фунтов, сэр, – недовольно прогнусавил кондуктор.
– Одну минуту.
Я пошарил в карманах, копируя Джеки, но утром я в очередной раз решил жить честно и не прикасаться к грязным деньгам на дне шкафа. Я слишком поздно понял, что отдал последнюю десятку. Я посмотрел на очередь.
– Послушайте, этому парню не хватает три пятьдесят на билет до Абердина. – Я замолчал, мне не хотелось делать то, что я собирался, но и уступать индюку я был не намерен. Я вглядывался в лица. Третьей в очереди стояла рыжая худышка в зеленом пальто. Похожа на студентку, но пальто новое и сумочка недешевая. Другие смотрели в сторону, стараясь запрятать подальше свое милосердие, а рыженькая чуть вышла из очереди, глядя на нас. Уверен, у нее есть с собой деньги. Я поймал ее взгляд, и она неуверенно опустила руку в карман. Я смотрел ей в глаза.
– Вы хотите помочь этому человеку.
Приказ развеял ее сомнения, она сделала шаг вперед, спокойно расстегивая сумочку.
Джеки снял кепку и запел:
– Вот А-аабердин горит в огнях, мой милый дом родной.
Несколько человек заулыбались, но девушка не смутилась. Я по-прежнему смотрел на нее с улыбкой и мысленно поторапливал.
Вдруг очередь начала смеяться, девушка растерянно подняла голову и залилась краской.
Джеки опрокинул в себя маленькую бутылочку виски. Сделав большой глоток, он поднес десятку ко рту, поцеловал, помахал ею в воздухе и, пританцовывая, двинулся к выходу.
– Помни, сынок, – бросил он через плечо, – держись подальше от Лондона. Там полно убийц и дебилов. – Это прозвучало слишком рассудительно для пьяного бродяги, танцующего с деньгами в руке.
– Отличный совет за такие деньги, – сказал кондуктор. – Так вам нужен билет до Абердина?
– А вы как думаете?
– Я думаю, вам лучше мотать отсюда.
Я разрывался между желанием догнать Джеки и вмазать кондуктору.
– Да что ты, мать твою, о себе возомнил?
Он отвернулся от меня, качая головой.
Краем глаза я заметил знакомую фигуру и обернулся:
– Привет, мам.
* * *
Мы прошли мимо концертного зала в сталинском стиле и вышли в город. Я попытался взять у нее пакет, но она вырвала его у меня из рук. В прошлый раз я водил ее в итальянский ресторан, о котором читал в самолете из Лондона. Теперь у меня нет денег даже на чашку кофе. Перемена повисла между нами, когда мы вошли в кафе по ее выбору.
Я побывал в сотне «Старбаксов» от Манхэттена до Инвернесса и всегда считал их кофе омерзительным. Мы отстояли очередь, заказали, и мать расплатилась. Может, причина в неукротимости человеческого духа, но, несмотря на все усилия, кофейным королям не удается обеспечить вменяемый сервис. Нашему официанту не мешало бы выспаться. Бледный, как ягненок, с красными опухшими глазами, завсегдатай ночных гуляний и прокуренных комнат, он небрежно бросил чашки на блюдца, расплескав кофе с молоком.
Я взял поднос.
– Тебе не кажется, что ты ошибся с работой?
– Все время об этом думаю. – Он наклонился и прошептал, чтобы другие посетители не слышали: – Каждый день приходится иметь дело с идиотами. – От исповеди ему, кажется, полегчало. Он улыбнулся и сказал уже громко: – Спасибо и хорошего вам дня.
Я хотел ответить, но мать положила руку мне на пояс. Ей бы вышибалой в клубах работать. С такой рукой не поспоришь. Я промолчал, и мы пошли к единственному свободному столику, заваленному оберточной бумагой и грязными стаканчиками. Я припарковал поднос в куче мусора. Мне вдруг захотелось пива.
Мама поставила чашки на стол и принялась перекладывать мусор на пустой поднос. Поджав губы, она боролась с пластиковой коробкой из-под сэндвича, которая никак не хотела закрываться.
– Тебе обязательно скандалить с каждым встречным?
Она вручила поднос официанту, который двигался мимо с грацией профессионального регбиста. Вот он идет, свободный и безмятежный, а в следующую секунду у него в руках оказывается поднос.
– Терпеть не могу грубость.
Она свернула салфетку и положила ее на блюдце, чтобы промокнуть капли кофе, другой салфеткой смахнула со стола грязь и поставила между нами свой пакет.
– Это я на пенсии, мне ворчать положено.
– Ладно, извини.
Она улыбнулась, давая понять, что с нотациями временно покончено, затем открыла сумочку и достала конверт, на котором моей рукой был написан ее адрес.
– Вот. Хочу отдать, пока не забыла.
– А, да. Точно.
Я взял у нее конверт и подержал в руках. Письмо из прошлой жизни.
– Ты сказал, тут страховка.
– Да.
– Твой отец всегда говорил, что у тебя хорошие мозги в дурной голове.
– Спасибо, мам.
Я спрятал конверт во внутренний карман и поднял голову: мать улыбалась, глядя на меня через стол.
– У меня для тебя подарок. – Она достала из пакета три пары синих носков. – Я подумала, они тебе понравятся.
– Спасибо. – Я взял носки и с интересом узнал, что в них 80 % шерсти и 20 % синтетики. – Здорово.
– Купила на распродаже в «Асде». Как у тебя с трусами?
– Отлично.
– Я хотела купить, но вспомнила, что последние тебе не понравились. – Я смутно представил стариковские трусы с гульфиком, в которых стыдно выйти на люди. – Еще я привезла тебе это. – Она протянула голубую рубашку, завернутую в хрустящий пакет. – Я покупала ее отцу, но он так ни разу и не надел.
Такая рубашка хорошо смотрится с ширпотребом из «Слейтерс», незаменимая вещь для конторских служащих, я такую никогда не надену.
– Она, наверное, немного великовата, но ты можешь носить ее под джемпер.
Я взял рубашку и разгладил целлофановую упаковку.
– Да, как раз для такой погоды.
– Я так и подумала. Чтобы не простудиться.
Мы помолчали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Я взглянул на, кажется, знакомый адрес и сунул бумажку в карман, собираясь выбросить ее в ближайшую урну.
– Даже не думай. – Джонни покачал головой, угадав мои намерения. – Я потрудился написать, и ты как минимум обязан ее сохранить.
Я достал клочок из кармана, вынул бумажник и сунул его туда.
– Доволен?
– Не то чтобы, но сойдет.
– Я тебе позвоню, Джонни.
– Куда ты денешься. Иначе я тебя выслежу.
Я направился к выходу. Эйли помахала, когда я проходил мимо их столика. Я смотрел прямо перед собой и притворился, что не заметил.
* * *
Не удивительно, что Джонни столкнулся с моей матерью. Как ни старается Глазго казаться городом, это всего лишь большая деревня. Я знал, что не смогу долго скрываться, и слухи о моем приезде скоро долетят по трассе М-8 до домика в Камбернолде, так что я позвонил ей уже через месяц после возвращения. И конечно, она примчалась на следующий же день.
Часы на автобусной станции на Бьюкенен-стрит сделаны в виде скульптуры – циферблат, бегущий к выходу на длинных алюминиевых ногах. Не знаю, что появилось первым – образ или название. «Время бежит». И еще как.
На самом деле это, наверное, не лучшее место для встречи. Несколько лет назад тут сделали косметический ремонт, но с тех пор никто станцией не занимался, так что здание быстро вернулось в запущенный вид. Я приехал рано, а может, автобус опаздывал. Я сел на холодную металлическую лавку перед станцией, закурил сигарету и стал смотреть, как автобусы вплывают, выплывают и безумными океанскими лайнерами скользят по двору. С дальней стоянки отъехал автобус, в запотевших стеклах затуманивались лица пассажиров. Только он набрал скорость, как на перекресток с Бьюкенен-стрит вылетел еще один. Они встретились как отражения в зеркале, и я смотрел на них, сжимаясь в ожидании удара. Когда столкновение уже казалось неизбежным, один из водителей – не уверен который – свернул в сторону, и они проехали, салютуя друг другу: один поднял вверх два пальца в знак победы, второй – один палец в знак своего недовольства.
Женщина, ровесница моей матери, села с другого конца скамьи. Я ободряюще улыбнулся.
– Им стоит сделать из этого мюзикл. – Она бросила на меня угрюмый взгляд и отодвинулась. – Корова старая, – пробормотал я достаточно громко, чтобы она услышала, бросил окурок на мостовую и заглянул во двор. Там бушевал ветер. Он дул с Некрополя, поднимая мелкий песок, заметая его во все щели. Я потер глаза. Где-то на окраине сознания замаячил фокус.
– Извини, Джим. – Слева от меня стоял старик. – Не поможешь добраться до Абердина?
Я полез в карман за мелочью, пытаясь разглядеть фокус.
– Держите.
Я дал ему пятьдесят пенсов. Он взглянул на монету, прежде чем зажать ее в кулаке, как ребенок, что боится потерять карманные деньги по дороге к «Вулворту».
– Мне надо выбраться из этого проклятого места, назад, в цивилизацию, понимаешь?
– Да, надеюсь, у вас все получится.
– Это плохое место, сынок. Содом и Гоморра ничто рядом с Лондоном. Страна кровожадных варваров.
– Вы не в Лондоне, – сказал я, отвлекаясь от видения столкновений и тающих в воздухе автобусов.
– Я знаю, я не идиот.
– И то верно.
Я ведь завязал с фокусами. Отбросив расчеты, я вернулся к скамейкам, но они уже были заняты. Ветер усилился и стал влажным, значит, скоро пойдет дождь. Я прислонился к стене, и старик встал рядом, бормоча под нос что-то неразборчивое. Даже резкий ветер не мог развеять его вонь. Бог знает, когда он последний раз мылся. Может, еще в Лондоне. Я достал полупустую пачку.
– Если я дам вам сигарету, вы уйдете?
– Все вы одинаковы, яппи чертовы, – громко сказал старик. – Думаете, всех купить можете, всех продать. Так вот, Джеки Макартур не продается.
На нас стали оборачиваться. Плевать, может, в последний раз людей развлекаю. Я протянул ему пачку:
– Да бери ты сигарету, только не кричи.
Джеки взял сигарету, продолжая ворчать:
– Гребаные городские крысы. Никому уже не нужен простой рабочий.
Может, он в самом деле приехал из Лондона. Очевидно, у них свои счеты.
На стоянку заехал очередной автобус, но Камбернолдом по-прежнему не пахло. Люди поднялись со скамеек и выстроились в очередь. Я обернулся на часы в главном зале; к нам шагал невысокий усатый мужчина в темно-синем пальто. На его шее, как визитная карточка, висела блестящая кассовая машинка. Женщина в начале очереди принялась пересчитывать мелочь, чтобы набрать без сдачи, подняла голову, но кондуктор прошел мимо и направился прямо к моему новому другу Джеки Макартуру.
Он ткнул в Джеки пальцем:
– Двигай. – Старик посмотрел на него, растеряв боевой дух при виде усов и униформы. Контролер подошел ближе и повторил Джеки в лицо: – Двигай отсюда, я сказал.
Я досчитал до десяти, но старик продолжал бормотать, а кондуктор – задирать его как бойцовый петух.
– Необязательно с ним так разговаривать.
– Здесь не ночлежка.
– Нет места рабочему человеку, – проворчал Джеки.
Я старался говорить спокойно:
– Он просто ждет автобус.
– Вот уж нет, он приперся погреться.
– Ну тогда он весьма странный малый. Проще о зад моей бабушки погреться, а она уж пятнадцать лет как в могиле.
Кто-то в очереди засмеялся, а кондуктор покраснел.
– Следите за языком. Здесь женщины. – Он повернулся к старику. – Куда направляешься?
– Подальше из Лондона, сынок, города убийц и дебилов.
– Он едет в Абердин.
– Где твой билет? – Старик похлопал себя по карманам, и контролер повторил громче и отчетливей: – Я спросил: где твой билет?
Джеки перестал искать, у контролера загорелись глаза. Он принялся считать на своей машинке:
– С вас пятнадцать фунтов, сэр.
Джеки растерялся. Он сунул руку в карман и достал мои пятьдесят пенсов. Он посмотрел на меня и проблеял:
– Я же говорил. У меня нет денег.
Кондуктор повернул ручку машинки назад, и она ответила ему мерзким скрежетом.
– Ну так вали на хрен отсюда и не задерживай остальных, или я тебя копам сдам.
Я вытащил бумажник:
– Я заплачу, не ори.
Я достал десятку. Старик осторожно взял ее и улыбнулся, а я заметил, что его пожелтевшие ногти идеально сочетаются по цвету с никотиновыми пятнами на пальцах.
– Пятнадцать фунтов, сэр, – недовольно прогнусавил кондуктор.
– Одну минуту.
Я пошарил в карманах, копируя Джеки, но утром я в очередной раз решил жить честно и не прикасаться к грязным деньгам на дне шкафа. Я слишком поздно понял, что отдал последнюю десятку. Я посмотрел на очередь.
– Послушайте, этому парню не хватает три пятьдесят на билет до Абердина. – Я замолчал, мне не хотелось делать то, что я собирался, но и уступать индюку я был не намерен. Я вглядывался в лица. Третьей в очереди стояла рыжая худышка в зеленом пальто. Похожа на студентку, но пальто новое и сумочка недешевая. Другие смотрели в сторону, стараясь запрятать подальше свое милосердие, а рыженькая чуть вышла из очереди, глядя на нас. Уверен, у нее есть с собой деньги. Я поймал ее взгляд, и она неуверенно опустила руку в карман. Я смотрел ей в глаза.
– Вы хотите помочь этому человеку.
Приказ развеял ее сомнения, она сделала шаг вперед, спокойно расстегивая сумочку.
Джеки снял кепку и запел:
– Вот А-аабердин горит в огнях, мой милый дом родной.
Несколько человек заулыбались, но девушка не смутилась. Я по-прежнему смотрел на нее с улыбкой и мысленно поторапливал.
Вдруг очередь начала смеяться, девушка растерянно подняла голову и залилась краской.
Джеки опрокинул в себя маленькую бутылочку виски. Сделав большой глоток, он поднес десятку ко рту, поцеловал, помахал ею в воздухе и, пританцовывая, двинулся к выходу.
– Помни, сынок, – бросил он через плечо, – держись подальше от Лондона. Там полно убийц и дебилов. – Это прозвучало слишком рассудительно для пьяного бродяги, танцующего с деньгами в руке.
– Отличный совет за такие деньги, – сказал кондуктор. – Так вам нужен билет до Абердина?
– А вы как думаете?
– Я думаю, вам лучше мотать отсюда.
Я разрывался между желанием догнать Джеки и вмазать кондуктору.
– Да что ты, мать твою, о себе возомнил?
Он отвернулся от меня, качая головой.
Краем глаза я заметил знакомую фигуру и обернулся:
– Привет, мам.
* * *
Мы прошли мимо концертного зала в сталинском стиле и вышли в город. Я попытался взять у нее пакет, но она вырвала его у меня из рук. В прошлый раз я водил ее в итальянский ресторан, о котором читал в самолете из Лондона. Теперь у меня нет денег даже на чашку кофе. Перемена повисла между нами, когда мы вошли в кафе по ее выбору.
Я побывал в сотне «Старбаксов» от Манхэттена до Инвернесса и всегда считал их кофе омерзительным. Мы отстояли очередь, заказали, и мать расплатилась. Может, причина в неукротимости человеческого духа, но, несмотря на все усилия, кофейным королям не удается обеспечить вменяемый сервис. Нашему официанту не мешало бы выспаться. Бледный, как ягненок, с красными опухшими глазами, завсегдатай ночных гуляний и прокуренных комнат, он небрежно бросил чашки на блюдца, расплескав кофе с молоком.
Я взял поднос.
– Тебе не кажется, что ты ошибся с работой?
– Все время об этом думаю. – Он наклонился и прошептал, чтобы другие посетители не слышали: – Каждый день приходится иметь дело с идиотами. – От исповеди ему, кажется, полегчало. Он улыбнулся и сказал уже громко: – Спасибо и хорошего вам дня.
Я хотел ответить, но мать положила руку мне на пояс. Ей бы вышибалой в клубах работать. С такой рукой не поспоришь. Я промолчал, и мы пошли к единственному свободному столику, заваленному оберточной бумагой и грязными стаканчиками. Я припарковал поднос в куче мусора. Мне вдруг захотелось пива.
Мама поставила чашки на стол и принялась перекладывать мусор на пустой поднос. Поджав губы, она боролась с пластиковой коробкой из-под сэндвича, которая никак не хотела закрываться.
– Тебе обязательно скандалить с каждым встречным?
Она вручила поднос официанту, который двигался мимо с грацией профессионального регбиста. Вот он идет, свободный и безмятежный, а в следующую секунду у него в руках оказывается поднос.
– Терпеть не могу грубость.
Она свернула салфетку и положила ее на блюдце, чтобы промокнуть капли кофе, другой салфеткой смахнула со стола грязь и поставила между нами свой пакет.
– Это я на пенсии, мне ворчать положено.
– Ладно, извини.
Она улыбнулась, давая понять, что с нотациями временно покончено, затем открыла сумочку и достала конверт, на котором моей рукой был написан ее адрес.
– Вот. Хочу отдать, пока не забыла.
– А, да. Точно.
Я взял у нее конверт и подержал в руках. Письмо из прошлой жизни.
– Ты сказал, тут страховка.
– Да.
– Твой отец всегда говорил, что у тебя хорошие мозги в дурной голове.
– Спасибо, мам.
Я спрятал конверт во внутренний карман и поднял голову: мать улыбалась, глядя на меня через стол.
– У меня для тебя подарок. – Она достала из пакета три пары синих носков. – Я подумала, они тебе понравятся.
– Спасибо. – Я взял носки и с интересом узнал, что в них 80 % шерсти и 20 % синтетики. – Здорово.
– Купила на распродаже в «Асде». Как у тебя с трусами?
– Отлично.
– Я хотела купить, но вспомнила, что последние тебе не понравились. – Я смутно представил стариковские трусы с гульфиком, в которых стыдно выйти на люди. – Еще я привезла тебе это. – Она протянула голубую рубашку, завернутую в хрустящий пакет. – Я покупала ее отцу, но он так ни разу и не надел.
Такая рубашка хорошо смотрится с ширпотребом из «Слейтерс», незаменимая вещь для конторских служащих, я такую никогда не надену.
– Она, наверное, немного великовата, но ты можешь носить ее под джемпер.
Я взял рубашку и разгладил целлофановую упаковку.
– Да, как раз для такой погоды.
– Я так и подумала. Чтобы не простудиться.
Мы помолчали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36