Маляр уставился на меня сверху.
– Приятель, не подскажешь, где найти Джонни? – спросил я.
Маляр продолжал водить валиком по стене, слой за слоем нанося белую краску. Работал он на совесть.
– Джонни?
– Да, он сказал, что работает здесь, наверное, один из ваших.
– А, Джон. – Парень указал валиком наверх. – Второй этаж, первая комната направо, постучите, прежде чем войти, за дверью может быть стремянка.
– Спасибо.
Я пошел дальше. Отец Джона был маляром. Наверное, дело перешло Джонни. Он всегда был способным малым и далеко бы пошел, если бы не страсть к гашишу и выпивке. Да и я добрую половину стипендии оставлял в студенческом баре, пока на третьем курсе вообще не бросил университет. Добравшись до второго этажа, я свернул направо и постучал в большую дверь, покрытую темным лаком.
– Заходи, путь свободен, – прокричали из-за двери, и я вошел.
Крупный лысеющий мужчина на стремянке в дальнем конце комнаты красил стену в солнечный желтый, казавшийся блеклым в тусклом свете. Его помощник, сидя на корточках, подправлял новый пол у двери.
– Я ищу Джона.
Старший замер на полувзмахе кисти и посмотрел на меня со стремянки:
– Ты его нашел. Чем могу помочь, приятель?
Я успел прочесть пару имен на дверях, пока не наткнулся на охранника с пачкой вечерней почты под мышкой. Я увидел себя его глазами: потрепанный бездельник в летах, шатающийся по университетскому кампусу, – и усмехнулся, обеспечив ему ночные кошмары.
– Ну и где тут приличный кабак?
Он отправил меня в знакомое со студенческих лет местечко, рассматривая, будто хотел на всякий случай запомнить особые приметы. Я спускался по лестнице и чувствовал его взгляд затылком, подозревая, что, как только я скроюсь из виду, он достанет рацию и поднимет на уши всю охрану. Я посмотрел снизу вверх на его обеспокоенное лицо и поднял правую руку:
– Да примет господь душу твою. – Я нарисовал в воздухе крест указательным пальцем, чтобы его побесить. За моей спиной открылась входная дверь, впуская порыв весеннего ветра.
– Уильям! – Джонни застал меня почти коленопреклоненным.
– Все в порядке, доктор Мак? – прокричал охранник.
Джонни улыбнулся – благодаря этой улыбке он наверняка собирает полные аудитории хорошеньких студенток.
– Да, Гордон, спасибо, я присмотрю за мистером Уилсоном. – Джонни повернулся ко мне. – Ты, как всегда, удачно зашел. – Волосы Джонни слегка намокли, лицо раскраснелось. От него пахло чем-то свежим и динамичным. – Я заскочил только забросить вещи.
Я посмотрел на спортивную сумку и вдруг почувствовал, что не могу говорить. Я достал из кармана пятьдесят фунтов и неловко протянул ему:
– Хотел вернуть.
– Ах да, спасибо. – Джонни провел рукой по мокрой голове, взъерошив волосы. – Надеюсь, ты не обиделся…
Нет. – Я попытался улыбнуться. – Ты меня здорово поддержал. – Часы, проведенные за чтением библиотечных статей о насилии и убийствах, вдруг обрушились тяжелой усталостью. – Я хотел пропустить стаканчик, присоединишься?
Джон замялся:
– Я бы с удовольствием, но не могу.
Я вспомнил, как Эйли смотрела на меня в тюремной камере.
– Ладно, понял.
– Да нет, дело не в этом. Я обещал вернуться пораньше. Слушай, у меня есть пара банок в холодильнике, пойдем ко мне?
– Не уверен, что Эйли мне обрадуется.
Джон снова пригладил волосы.
– Не глупи. Если б ты не зашел, я все равно взял бы у нее твой номер и позвонил.
– Не знаю, Джон.
– Я знаю. Мне нужна помощь, а ты мой должник.
Джонни жил в пятнадцати минутах ходьбы от офиса, на Байерс-роуд. По дороге нас дважды останавливали студенты, и оба раза он использовал меня как предлог, чтобы смыться.
– Да вы знаменитость, доктор Джон.
Он засмеялся:
– К концу семестра они всегда становятся дружелюбнее – экзамены.
– Я потрясен, – сказал я. И это была чистая правда. – Что с тобой случилось?
Джон шел, глядя под ноги.
– Ничего особенного. Я понял, что мне нравится философия, бросил валять дурака, сдал экзамены, поступил в аспирантуру – остальное уже история.
– Хорошо, что ты избавился от дурного влияния.
– Не льсти себе.
Он свернул во двор:
– Вот мы и пришли.
В квартире Джонни могло бы разместиться человек шесть. Но на этом все сходство с нашими студенческими развалюхами заканчивалось. Прихожая в элегантных тонах пергамента, подчеркивающих высокие потолки, на стенах яркие фотографии, на полу светлые циновки. Джонни пустил меня вперед и прокричал:
– Я вернулся.
В коридор выскочила хорошо одетая женщина лет шестидесяти.
– Тише, она только уснула.
Джонни понизил голос:
– Ой, прошу прощения.
Женщина улыбнулась и выжидающе на меня уставилась, приняв, наверное, за бродягу в гостях у философа.
– Это Уильям, мой старый друг по университету.
Ее улыбка слегка погасла.
– Кажется, Эйли говорила о вас.
Я кивнул:
– Надеюсь, только хорошее.
Женщина бросила на меня строгий взгляд, предупреждая, что игры с ней не пройдут. Она посмотрела на Джона:
– Я покормила Грейс, теперь ей надо поспать.
– Спасибо, Маргарет.
– Не за что, ты же знаешь. – Она сняла с вешалки пальто. – Извини за спешку, сегодня у нас собрание книжного клуба.
Джон подал ей элегантную кожаную сумку, стоявшую у двери.
– Да, я помню. Надеюсь, вы хорошо проведете время.
– У нас всегда интересно, даже если книга не нравится. – Маргарет оделась и клюнула Джона в щеку. – Береги мою внучку. – Она повязала на шее шелковый шарфик и заправила его под воротник пальто. – Увидимся завтра. До свидания, мистер…
– Уилсон.
– Да, я так и думала. Мы, наверное, больше не увидимся, я надеюсь, у вас все будет хорошо.
Я отвесил легкий поклон:
– Спасибо.
Она кивнула, давая понять, что убьет меня, если увидит снова. Я улыбнулся, показав, что понял.
Джон закрыл за ней дверь.
– Извини.
– В наши дни перевелись приличные домработницы.
Он улыбнулся от облегчения, что я не обиделся.
– Пойдем, найду тебе пиво и проверю малышку.
Посреди большой уютной кухни стоял выскобленный сосновый стол. Я сел, посасывая бутылку слабого французского пива, стараясь не слушать по малышовому монитору, как Джонни сюсюкает со спящей дочкой. Он вернулся с улыбкой на лице.
– Сколько ей?
– Десять месяцев.
– Поздравляю. Наверняка скоро женишься.
– У тебя всегда был дар предвидения. Свадьба в июле. Садись. Моя невеста еще не скоро появится. – Я решил уйти до прихода Эйли. Джонни достал из холодильника пиво. – Чем ты сейчас занимаешься?
– Ничем в общем-то.
– Ничем в общем-то или ничем вообще?
– Тебе зачем? – Я достал сигареты и замялся. – Можно курить?
– Эйли не в восторге, когда в доме курят. – Я спрятал пачку в карман. Джон посмотрел на меня и рассмеялся – ты меня под монастырь подведешь, Уильям. – Он открыл шкаф и взял блюдце. – Держи.
– Точно?
Он открыл окно над мойкой.
– Да.
– Хочешь?
– Больше всего на свете, старик, но ты не ответил на мой вопрос. Ты работаешь?
– Что ж ты так пристал ко мне?
– Ну, обычное дружеское любопытство… Я могу предложить тебе кое-что.
Джонни откинулся на стуле и принялся излагать свою затею.
* * *
Театральный плотник отлично потрудился. Ящик вышел потрясающий: ярко-голубой с металлическим оттенком, украшенный зодиакальными созвездиями и Сатурнами, кольца которых будут светиться и отвлекать внимание публики.
Я стоял с Сильви и Никси, девушкой с обручами, на сцене в пустом зале и объяснял им, как устроен фокус.
– Так, дамы, это классический трюк, я собираюсь разрезать мою прекрасную ассистентку Сильви пополам, а ты, Никси, станешь ее ногами.
Никси явно была в замешательстве, но Сильви перевела ей, и она захихикала.
– Хорошо. – Я выкатил ящик и поднял крышку. – Сильви, ты ложишься сюда, голову и руки просовываешь в дырки с этой стороны, а ноги – с той. – Сильви и Никси посмотрели на ящик. – Понятно?
Сильви кивнула:
– Да.
– Отлично, Никси. – Я улыбнулся блондинке. – К сожалению, ты не сможешь насладиться аплодисментами зрителей, но ты получишь удовольствие от осознания, что помогла поставить самый грандиозный из классических фокусов, когда-либо придуманных человеком.
Я посмотрел на Сильви. Она закатила глаза и стала переводить. Никси слушала, ее глаза становились все шире, и вдруг она захихикала, прикрывая ладошкой рот, словно стесняясь своей смешливости.
– Что ты сказала? – спросил я.
Сильви смотрела на меня невинным взглядом:
– Просто повторила твои слова, ты очень забавный парень, Уильям.
После пьяного кутежа между нами не возникло неловкости. Сильви просто сказала:
– Что ж, с этим вопросом покончено.
Я согласился, и мы рассмеялись, счастливые, что никто ни на кого не обиделся.
Я хотел спросить о толстяке. Он назвал ее по-другому, но по мне, что Сьюзи, что Сильви – не такая уж большая разница, а секундная паника в ее глазах могла быть не просто удивлением – возможно, Сильви его узнала. Я оставил свои догадки при себе, и хотя целую неделю каждый вечер ровно в десять пятнадцать потрошил ее на сцене, между нами не случилось ничего, что могло бы шокировать самую чопорную старую деву. Однако я не мог забыть ее тело и, пустившись в дальнейшие объяснения, отвел глаза в сторону.
– Так, ладно, спустимся в зал. – Девушки пошли за мной, болтая по-немецки. – Никси, что ты видишь рядом с ящиком Сильви?
– Я кажусь себе марионеткой.
Я взглянул на нее, и она перевела вопрос Никси.
– Ein tabelle.
– Отлично, теперь на сцену.
Они заворчали, но поднялись обратно.
– А теперь что ты видишь?
– Ahh, – понимающе выдохнула Никси. – Ein Schachtel.
Я посмотрел на Сильви.
– Ящик.
– Правильно. Смотри. – Я распахнул створку, демонстрируя отсек, спрятанный от глаз публики острыми черными углами скошенных стенок, и хотя толщина столешницы по ярко-белому канту не превышала дюйма, в центре стола достаточно места для худенькой женщины. – Никси, ты ложишься сюда, чтобы тебя никто не видел. Я ставлю на стол ящик и укладываю туда Сильви. Она незаметно подтягивает колени к груди, а ты просовываешь ноги в окошко стола и в дырки в ящике, так что публика думает, что это ноги Сильви. И наконец, я беру пилу, – я схватил огромную пилу, лежавшую рядом со мной, и тряханул в воздухе, – и режу небольшую дощечку, которая соединяет две части ящика. – Я начал пилить, раздался скрежет металла о дерево. – И вот я разделил ящик на две половины. – Я раздвинул две части волшебного гробика. – Толпа приходит в восторг, видя голову с одной стороны и дергающиеся ноги с другой. – Я поднял руки к невидимой публике и улыбнулся девушкам. Никси качала головой и что-то шептала Сильви. – В чем проблема?
Сильви вздохнула:
– Эта глупая стерва не сможет. У нее клаустрофобия.
Мы с Сильви перебрали всех артистов, но было очевидно, что только Никси сможет поместиться внутри потайного ящика.
– Блядь, опять облажались.
– Уильям, я не виновата.
Я пнул столик, на котором стоял ящик, и он откатился в глубь сцены. Я знал, что должен успокоить Сильви, чтобы не потерять еще и помощницу.
– Ладно, все равно это кусок дерьма, давно запушенный в массовое производство.
Сильви поймала столик и прикатила его обратно.
– У тебя все получится.
Я снова послал тележку туда, откуда она приехала, не глядя, получая облегчение от самого процесса. Она затряслась, почти уронив ящик, но все-таки устояла и уехала за кулисы.
– Твою мать.
Я поднялся и услышал вскрик, из-за кулис вышла Улла, толкая перед собой тележку. Я отступил.
– Черт, извини.
Улла потерла руку.
– Надо быть осторожнее, – сказала она раздраженно.
– Прости, Улла, я не хотел.
– На сцене небезопасно.
– Да, я знаю, извини.
В волосах Уллы торчал карандаш, а под мышкой – стопка счетов, на переносице появилась складочка. Интересно, что она сделает, если я попытаюсь ее разгладить?
– Я хотела узнать, когда вы закончите. Сцена нужна другим артистам.
– Скажи им, что путь свободен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Приятель, не подскажешь, где найти Джонни? – спросил я.
Маляр продолжал водить валиком по стене, слой за слоем нанося белую краску. Работал он на совесть.
– Джонни?
– Да, он сказал, что работает здесь, наверное, один из ваших.
– А, Джон. – Парень указал валиком наверх. – Второй этаж, первая комната направо, постучите, прежде чем войти, за дверью может быть стремянка.
– Спасибо.
Я пошел дальше. Отец Джона был маляром. Наверное, дело перешло Джонни. Он всегда был способным малым и далеко бы пошел, если бы не страсть к гашишу и выпивке. Да и я добрую половину стипендии оставлял в студенческом баре, пока на третьем курсе вообще не бросил университет. Добравшись до второго этажа, я свернул направо и постучал в большую дверь, покрытую темным лаком.
– Заходи, путь свободен, – прокричали из-за двери, и я вошел.
Крупный лысеющий мужчина на стремянке в дальнем конце комнаты красил стену в солнечный желтый, казавшийся блеклым в тусклом свете. Его помощник, сидя на корточках, подправлял новый пол у двери.
– Я ищу Джона.
Старший замер на полувзмахе кисти и посмотрел на меня со стремянки:
– Ты его нашел. Чем могу помочь, приятель?
Я успел прочесть пару имен на дверях, пока не наткнулся на охранника с пачкой вечерней почты под мышкой. Я увидел себя его глазами: потрепанный бездельник в летах, шатающийся по университетскому кампусу, – и усмехнулся, обеспечив ему ночные кошмары.
– Ну и где тут приличный кабак?
Он отправил меня в знакомое со студенческих лет местечко, рассматривая, будто хотел на всякий случай запомнить особые приметы. Я спускался по лестнице и чувствовал его взгляд затылком, подозревая, что, как только я скроюсь из виду, он достанет рацию и поднимет на уши всю охрану. Я посмотрел снизу вверх на его обеспокоенное лицо и поднял правую руку:
– Да примет господь душу твою. – Я нарисовал в воздухе крест указательным пальцем, чтобы его побесить. За моей спиной открылась входная дверь, впуская порыв весеннего ветра.
– Уильям! – Джонни застал меня почти коленопреклоненным.
– Все в порядке, доктор Мак? – прокричал охранник.
Джонни улыбнулся – благодаря этой улыбке он наверняка собирает полные аудитории хорошеньких студенток.
– Да, Гордон, спасибо, я присмотрю за мистером Уилсоном. – Джонни повернулся ко мне. – Ты, как всегда, удачно зашел. – Волосы Джонни слегка намокли, лицо раскраснелось. От него пахло чем-то свежим и динамичным. – Я заскочил только забросить вещи.
Я посмотрел на спортивную сумку и вдруг почувствовал, что не могу говорить. Я достал из кармана пятьдесят фунтов и неловко протянул ему:
– Хотел вернуть.
– Ах да, спасибо. – Джонни провел рукой по мокрой голове, взъерошив волосы. – Надеюсь, ты не обиделся…
Нет. – Я попытался улыбнуться. – Ты меня здорово поддержал. – Часы, проведенные за чтением библиотечных статей о насилии и убийствах, вдруг обрушились тяжелой усталостью. – Я хотел пропустить стаканчик, присоединишься?
Джон замялся:
– Я бы с удовольствием, но не могу.
Я вспомнил, как Эйли смотрела на меня в тюремной камере.
– Ладно, понял.
– Да нет, дело не в этом. Я обещал вернуться пораньше. Слушай, у меня есть пара банок в холодильнике, пойдем ко мне?
– Не уверен, что Эйли мне обрадуется.
Джон снова пригладил волосы.
– Не глупи. Если б ты не зашел, я все равно взял бы у нее твой номер и позвонил.
– Не знаю, Джон.
– Я знаю. Мне нужна помощь, а ты мой должник.
Джонни жил в пятнадцати минутах ходьбы от офиса, на Байерс-роуд. По дороге нас дважды останавливали студенты, и оба раза он использовал меня как предлог, чтобы смыться.
– Да вы знаменитость, доктор Джон.
Он засмеялся:
– К концу семестра они всегда становятся дружелюбнее – экзамены.
– Я потрясен, – сказал я. И это была чистая правда. – Что с тобой случилось?
Джон шел, глядя под ноги.
– Ничего особенного. Я понял, что мне нравится философия, бросил валять дурака, сдал экзамены, поступил в аспирантуру – остальное уже история.
– Хорошо, что ты избавился от дурного влияния.
– Не льсти себе.
Он свернул во двор:
– Вот мы и пришли.
В квартире Джонни могло бы разместиться человек шесть. Но на этом все сходство с нашими студенческими развалюхами заканчивалось. Прихожая в элегантных тонах пергамента, подчеркивающих высокие потолки, на стенах яркие фотографии, на полу светлые циновки. Джонни пустил меня вперед и прокричал:
– Я вернулся.
В коридор выскочила хорошо одетая женщина лет шестидесяти.
– Тише, она только уснула.
Джонни понизил голос:
– Ой, прошу прощения.
Женщина улыбнулась и выжидающе на меня уставилась, приняв, наверное, за бродягу в гостях у философа.
– Это Уильям, мой старый друг по университету.
Ее улыбка слегка погасла.
– Кажется, Эйли говорила о вас.
Я кивнул:
– Надеюсь, только хорошее.
Женщина бросила на меня строгий взгляд, предупреждая, что игры с ней не пройдут. Она посмотрела на Джона:
– Я покормила Грейс, теперь ей надо поспать.
– Спасибо, Маргарет.
– Не за что, ты же знаешь. – Она сняла с вешалки пальто. – Извини за спешку, сегодня у нас собрание книжного клуба.
Джон подал ей элегантную кожаную сумку, стоявшую у двери.
– Да, я помню. Надеюсь, вы хорошо проведете время.
– У нас всегда интересно, даже если книга не нравится. – Маргарет оделась и клюнула Джона в щеку. – Береги мою внучку. – Она повязала на шее шелковый шарфик и заправила его под воротник пальто. – Увидимся завтра. До свидания, мистер…
– Уилсон.
– Да, я так и думала. Мы, наверное, больше не увидимся, я надеюсь, у вас все будет хорошо.
Я отвесил легкий поклон:
– Спасибо.
Она кивнула, давая понять, что убьет меня, если увидит снова. Я улыбнулся, показав, что понял.
Джон закрыл за ней дверь.
– Извини.
– В наши дни перевелись приличные домработницы.
Он улыбнулся от облегчения, что я не обиделся.
– Пойдем, найду тебе пиво и проверю малышку.
Посреди большой уютной кухни стоял выскобленный сосновый стол. Я сел, посасывая бутылку слабого французского пива, стараясь не слушать по малышовому монитору, как Джонни сюсюкает со спящей дочкой. Он вернулся с улыбкой на лице.
– Сколько ей?
– Десять месяцев.
– Поздравляю. Наверняка скоро женишься.
– У тебя всегда был дар предвидения. Свадьба в июле. Садись. Моя невеста еще не скоро появится. – Я решил уйти до прихода Эйли. Джонни достал из холодильника пиво. – Чем ты сейчас занимаешься?
– Ничем в общем-то.
– Ничем в общем-то или ничем вообще?
– Тебе зачем? – Я достал сигареты и замялся. – Можно курить?
– Эйли не в восторге, когда в доме курят. – Я спрятал пачку в карман. Джон посмотрел на меня и рассмеялся – ты меня под монастырь подведешь, Уильям. – Он открыл шкаф и взял блюдце. – Держи.
– Точно?
Он открыл окно над мойкой.
– Да.
– Хочешь?
– Больше всего на свете, старик, но ты не ответил на мой вопрос. Ты работаешь?
– Что ж ты так пристал ко мне?
– Ну, обычное дружеское любопытство… Я могу предложить тебе кое-что.
Джонни откинулся на стуле и принялся излагать свою затею.
* * *
Театральный плотник отлично потрудился. Ящик вышел потрясающий: ярко-голубой с металлическим оттенком, украшенный зодиакальными созвездиями и Сатурнами, кольца которых будут светиться и отвлекать внимание публики.
Я стоял с Сильви и Никси, девушкой с обручами, на сцене в пустом зале и объяснял им, как устроен фокус.
– Так, дамы, это классический трюк, я собираюсь разрезать мою прекрасную ассистентку Сильви пополам, а ты, Никси, станешь ее ногами.
Никси явно была в замешательстве, но Сильви перевела ей, и она захихикала.
– Хорошо. – Я выкатил ящик и поднял крышку. – Сильви, ты ложишься сюда, голову и руки просовываешь в дырки с этой стороны, а ноги – с той. – Сильви и Никси посмотрели на ящик. – Понятно?
Сильви кивнула:
– Да.
– Отлично, Никси. – Я улыбнулся блондинке. – К сожалению, ты не сможешь насладиться аплодисментами зрителей, но ты получишь удовольствие от осознания, что помогла поставить самый грандиозный из классических фокусов, когда-либо придуманных человеком.
Я посмотрел на Сильви. Она закатила глаза и стала переводить. Никси слушала, ее глаза становились все шире, и вдруг она захихикала, прикрывая ладошкой рот, словно стесняясь своей смешливости.
– Что ты сказала? – спросил я.
Сильви смотрела на меня невинным взглядом:
– Просто повторила твои слова, ты очень забавный парень, Уильям.
После пьяного кутежа между нами не возникло неловкости. Сильви просто сказала:
– Что ж, с этим вопросом покончено.
Я согласился, и мы рассмеялись, счастливые, что никто ни на кого не обиделся.
Я хотел спросить о толстяке. Он назвал ее по-другому, но по мне, что Сьюзи, что Сильви – не такая уж большая разница, а секундная паника в ее глазах могла быть не просто удивлением – возможно, Сильви его узнала. Я оставил свои догадки при себе, и хотя целую неделю каждый вечер ровно в десять пятнадцать потрошил ее на сцене, между нами не случилось ничего, что могло бы шокировать самую чопорную старую деву. Однако я не мог забыть ее тело и, пустившись в дальнейшие объяснения, отвел глаза в сторону.
– Так, ладно, спустимся в зал. – Девушки пошли за мной, болтая по-немецки. – Никси, что ты видишь рядом с ящиком Сильви?
– Я кажусь себе марионеткой.
Я взглянул на нее, и она перевела вопрос Никси.
– Ein tabelle.
– Отлично, теперь на сцену.
Они заворчали, но поднялись обратно.
– А теперь что ты видишь?
– Ahh, – понимающе выдохнула Никси. – Ein Schachtel.
Я посмотрел на Сильви.
– Ящик.
– Правильно. Смотри. – Я распахнул створку, демонстрируя отсек, спрятанный от глаз публики острыми черными углами скошенных стенок, и хотя толщина столешницы по ярко-белому канту не превышала дюйма, в центре стола достаточно места для худенькой женщины. – Никси, ты ложишься сюда, чтобы тебя никто не видел. Я ставлю на стол ящик и укладываю туда Сильви. Она незаметно подтягивает колени к груди, а ты просовываешь ноги в окошко стола и в дырки в ящике, так что публика думает, что это ноги Сильви. И наконец, я беру пилу, – я схватил огромную пилу, лежавшую рядом со мной, и тряханул в воздухе, – и режу небольшую дощечку, которая соединяет две части ящика. – Я начал пилить, раздался скрежет металла о дерево. – И вот я разделил ящик на две половины. – Я раздвинул две части волшебного гробика. – Толпа приходит в восторг, видя голову с одной стороны и дергающиеся ноги с другой. – Я поднял руки к невидимой публике и улыбнулся девушкам. Никси качала головой и что-то шептала Сильви. – В чем проблема?
Сильви вздохнула:
– Эта глупая стерва не сможет. У нее клаустрофобия.
Мы с Сильви перебрали всех артистов, но было очевидно, что только Никси сможет поместиться внутри потайного ящика.
– Блядь, опять облажались.
– Уильям, я не виновата.
Я пнул столик, на котором стоял ящик, и он откатился в глубь сцены. Я знал, что должен успокоить Сильви, чтобы не потерять еще и помощницу.
– Ладно, все равно это кусок дерьма, давно запушенный в массовое производство.
Сильви поймала столик и прикатила его обратно.
– У тебя все получится.
Я снова послал тележку туда, откуда она приехала, не глядя, получая облегчение от самого процесса. Она затряслась, почти уронив ящик, но все-таки устояла и уехала за кулисы.
– Твою мать.
Я поднялся и услышал вскрик, из-за кулис вышла Улла, толкая перед собой тележку. Я отступил.
– Черт, извини.
Улла потерла руку.
– Надо быть осторожнее, – сказала она раздраженно.
– Прости, Улла, я не хотел.
– На сцене небезопасно.
– Да, я знаю, извини.
В волосах Уллы торчал карандаш, а под мышкой – стопка счетов, на переносице появилась складочка. Интересно, что она сделает, если я попытаюсь ее разгладить?
– Я хотела узнать, когда вы закончите. Сцена нужна другим артистам.
– Скажи им, что путь свободен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36