– Времена меняются, – сказал Рич, вставая.
– Само собой, – кивнул лицедей, разглядывая черно-белые портреты вчерашних звезд вперемешку с новыми талантами. Возможно, искал свою фотографию, а может, в его возрасте привыкаешь смотреть на все, будто видишь в последний раз. – Что ж, Рич, приятно было увидеться, но я не могу болтать с тобой весь день. – Он поднял чашку, оттопырив мизинец, и, причмокивая, допил чай. – Ну и чем он занимается? Очередной комик?
– Фокусник.
Гость медленно поднялся и одел свое стройное, не подходящее старческой голове тело в безупречное пальто, которому я навскидку дал лет пятнадцать.
– Фокусник, да? Знавал я пару фокусников в свое время. Посредственности, но мальчики были милые.
Я посмотрел ему в глаза:
– Я не милый мальчик.
– Конечно. – Он оглядел меня с головы до ног. – Я и не думал. Милый ты или нет, я бы с удовольствием поменял последние десять лет своей жизни на полгода твоей. Наверняка у него нет отбоя от предложений, а, Рич?
Рич неопределенно улыбнулся. Старик рассмеялся и неожиданно быстро подхватил шляпу, шарф, перчатки, портфель и пакет с продуктами, бормоча извинения за то, что отнял слишком много времени. Направляясь к выходу, он подмигнул мне и сказал:
– Не расстраивайся, дорогой, у всех бывают простои.
Я широко улыбнулся и распахнул перед ним дверь. Он вышел в приемную и тут же принялся болтать с миссис Пирс тоном, который мне бы ни за что с рук не сошел. А я занял его кресло, поморщившись от неприятного тепла в подушках.
– Никто не любит фей, когда им сорок лет.
Рич уставился на меня хмуро как никогда, а затем прочитал лекцию.
Из глубин своей картотеки он извлек досье специалистов по анекдотам про тешу и нацменьшинства, травести, чревовещателей, эстрадных певцов и жонглеров. Он бросил папки на стол, и я полистал их для проформы. В левом углу каждого досье приклеена фотография. Старомодные прически, костюмы из полиэстера, огромные галстуки-бабочки и улыбки, живые и яркие лет двадцать назад, а сегодня совершенно отчаянные.
– Я храню их, – сказал Рич, – почему бы и нет? Места занимают немного, а людям приятно. В конечном счете когда-то они принесли мне немало денег. Да и кто знает, может, какой-нибудь постмодерновый остряк объявит одного из них гением? Просто помни, сынок, как говорят в рекламе, ваши акции могут пойти и вверх и вниз. Так что, – он постучал по носу, будто раскрывал военную тайну, – верность – штука бесплатная.
Когда-то Рич верил, что я могу влиться в новую волну фокусников, так сказать, «наследников Пола Дэниэлса». Мы давно похоронили эту мечту, но я по-прежнему оставлял ему сообщения на автоответчике. В тот вечер он впервые за долгое время перезвонил.
– Это вряд ли станет твоим звездным часом. – Я отодвинул трубку подальше от уха: не хватало еще оглохнуть для полного счастья. – Но там будут интересные люди. Никогда не знаешь, кого встретишь. – Я промычал что-то нечленораздельное, а Рич продолжал уговаривать, хотя и так знал, что я соглашусь: – Будет весело. Полицейские провожают коллегу на пенсию.
– Какая прелесть. Легавые пытаются расколоть фокусника.
– Полегче, это же верные слуги Ее Величества. Уверен, им понравится, Уильям. Эти парни всю жизнь имеют дело с обманом. – Я слышал, как он затягивается сигаретой. – Знаешь что: выбери какого-нибудь коротышку и поиграй с его наручниками.
Рич чуть задохнулся от смеха и несколько секунд переводил дыхание. Наверняка валялся с телефоном на диване.
– Отличный совет, Ричард. А потом выяснится, что у него комплекс Наполеона. Я непременно подумаю. Кого я разогреваю?
– Это же вечеринка, Уильям. Ничего особенного, никаких звезд.
– Я первый или второй?
– Я так понимаю, что первый.
– И кто идет после меня?
– Дуэт «Богини».
– Скажи, что они мысли читают, а не стриптиз танцуют.
– Они заявлены как эротическое шоу.
– Я горжусь собой, Ричард. Я дорос до разогрева у стриптизерш.
– Да брось, Уильям. Я видел этих девиц, сам бы их разогрел, если понимаешь, о чем я.
– Сколько?
– Двести пятьдесят. А может, и с девочками подружишься? Покажешь им фокус с раздеванием?
– Свежая шутка.
Рич снова затянулся.
– Брось ты свое шотландское нытье. Слушай, если ты переспишь с ними, я откажусь от процента.
– Ричард, ты просто душка.
Он закашлял от смеха, и я повесил трубку.
* * *
Вечер начался неудачно. Из-за угрозы взрыва закрыли некоторые станции метро; девушка, что вызвалась мне ассистировать, получила предложение поинтереснее и отказалась выступать. Я прикинул, смогу ли найти добровольца из публики, но подвыпившие копы в предвкушении стриптиза не внушали надежды. Я трясся в вагоне, зажатый между аборигенами с проездным в кармане, которые скорее рискнут жизнью, чем поедут на автобусе, и нервными туристами, готовыми взлететь на воздух в любую минуту, и очень хотел послать все к чертям. Но мои дела с Ричем и без того шли неважно, а утром домовладелец прислал мне открытку с предложением платить или убираться.
Мне предстояло выступать в закрытом клубе в Сохо. Я прошел почти целый квартал, прежде чем понял, что проглядел место назначения. Пришлось возвращаться. Вход прямо с улицы, зеленая дверь без опознавательных признаков – только номер и звонок сбоку. Я нажал кнопку, и где-то в здании гудение известило о моем прибытии.
Несколько секунд было тихо, затем послышалась возня, и в двери со скрипом открылось окошко. За кованой решеткой показалась пара зеленых глаз с накладными ресницами и изумрудным блеском на веках. Глаза не мигая уставились на меня, как на живого динозавра.
– Я от Джо, – сказал я, и окошко захлопнулось. Когда я понял, что дверь не откроется, я позвонил еще паз. На этот раз я представился и, не получив ответа, добавил: – Я иллюзионист.
– Чего?
Полный презрения голос с акцентом кокни оказался намного моложе, чем я ожидал. Я одарил даму фирменной улыбкой Уильяма Уилсона и пояснил:
– Фокусник.
Глаза посмотрели на меня сверху вниз и не нашли ничего интересного.
– Забавно, я приняла тебя за паршивого комика, – сказал голос, и дверь открылась. – Опаздываешь.
Дверь вела в крошечный коридор, разделенный стойкой на приемную и гардероб. Пол, стены и потолок укутаны черным ковролином. Под резким неоном видны ожоги от окурков и мелкий мусор, забившийся в ворс. Гуру дизайна, конечно, поморщится, но, если приглушить свет, для подобного заведения вполне сойдет.
Глаза принадлежали крупной бледной девице, затянутой в красно-черное платье с лифом на шнуровке, который с трудом сдерживал ее грудь. Таких девиц любят щипать старикашки – здоровая, спелая, упругая. Стоит преодолеть ее тяжелый взгляд, и лучшей подушки в мире не найти. Копна золотых кудряшек забрана на затылке, щеки слегка нарумянены – пышная, сладострастная, вся какая-то викторианская. Моя бабушка назвала бы ее проституткой, а по мне, она была слишком хороша для этого места.
Девушка подняла откидную доску и вновь опустила, зайдя за стойку.
Я улыбнулся.
– Королева приемной?
Я рассчитывал вызвать симпатию – не вышло.
Не обращая на меня внимания, она включила лампу «Тиффани» на стойке и приглушила верхний свет.
– Что в чемодане?
– Реквизит.
– А кролик есть?
– Да, невидимый.
Она посмотрела на меня с отвращением, и за слоем косметики я вдруг разглядел подростка.
– Билл наверху, болтает со шлюхами.
Очевидно, она привыкла иметь дело с уродами, и я хотел сказать что-нибудь умное, дать ей понять, что я не один из них, но в голову не пришло ничего кроме:
– Наверное, мне надо пойти представиться.
Она пожала плечами, будто и не ожидала ничего другого, и кивнула на двери:
– Гримерные через бар, вверх по лестнице.
Бар оказался копией фойе, только темнее и просторнее. Свет разноцветными пятнами скакал по стенам, на крошечном танцполе гремел последний хит. Серьезного вида мужчины, явно не расположенные к танцам, пили за медными столиками. На такое веселье грех не опоздать. Они замолчали и проводили меня взглядом. Тяжелая публика. Я бы сказал, неподъемная. Я кивнул им в знак приветствия, а они продолжали смотреть, и выражения лиц у них были абсолютно одинаковые. Мне вспомнилась стая рыб, плывущих синхронными рядами в океанских глубинах. Интересно, двести пятьдесят – это с процентом Рича или без? Вечно я забываю спросить.
Билл напомнил мне старомодного швейцара: широкие плечи, короткий широкий нос, смокинг. Он стоял прислонившись к туалетному столику, сложив руки на груди и скрестив длинные ноги. Дверь в гримерку была едва приоткрыта, но в зеркале я видел отражение девушек – одна азиатка, другая блондинка в стиле Джин Харлоу. Короткие стрижки, одинаковые футболки и джинсы, и хотя блондинка пониже ростом, эти монохромные сестрички удивительно похожи. Я не ценитель балета, но на них бы, наверное, взглянул.
Билл медленно отклонился, демонстрируя свой вытянутый профиль, и сказал на неожиданно хорошем английском, так что я заподозрил в нем выпускника частной школы, который нос сломал не иначе как на охоте:
– …хорошо провели время.
Я громко ударил чемоданом по перилам, чтобы не слышать его дальнейших инструкций, и он мягко открыл дверь ногой в дорогом черном ботинке с металлическими пряжками. Наверняка и в носке была металлическая вставка.
Билл двигался плавно, неторопливо, и только лицо его живо менялось – улыбнулся, нахмурился, улыбнулся опять – по мере того, как его взгляд переходил с меня на чемодан и обратно.
– Господин Волшебник, а мы все гадаем, когда вы появитесь.
– Мы думали, вы появитесь в облаке дыма, – вставила блондинка.
– У меня еще будет такая возможность, – сказал я. Мы все рассмеялись.
Билл выпрямился с изяществом форточника.
– Знакомьтесь: Шаз, – он обнял азиатку за талию, – и Жак. – Его вторая рука обвилась вокруг блондинки, и он сжал обеих так, что они пошатнулись на высоких каблуках. Билл улыбнулся: – Чудненько. Что ж, дамы, оставим вас припудрить носики.
Он расцеловал их на континентальный манер в обе щеки. Потом прикрыл за собой дверь, вынул белый платок, рассеянно промокнул губы и, сложив его в безупречный треугольник, вернул в нагрудный карман. Протянул мне руку.
– Мистер Уильямс?
– Уилсон. – Мне не понравилось, как он стер вкус девушек со своих губ. Наверное, и меня с руки смоет. Я бы вот его точно смыл.
– Мистер Уилсон. – Он сделал ударение на фамилии. Его явно позабавило, что я удосужился его поправить. Очевидно, ему все равно, кто я и что я, а может, в его мире все имена звучат одинаково. – Девушки заняли единственную гримерку, но я могу предложить вам одну из комнат, если вам нужно переодеться или, – он улыбнулся, – поправить макияж.
– У меня что, тушь потекла? – Он метнул на меня взгляд и рассмеялся. – Комната не помешает, мне надо разобрать реквизит.
Билл проводил меня в комнатушку и встал, прислонившись к косяку. Видимо, стоять в дверях – его любимое занятие. Он смотрел, как я ставлю чемодан на кровать и расстегиваю пряжку.
– Живете в Лондоне, мистер Уилсон?
– В Илинге.
– Много путешествуете?
– По необходимости. – Когда кто-то с внешностью гангстера интересуется вашими передвижениями, советую тут же менять тему. Я выложил на кровать карты и спросил: – Как клуб? Работаете с утра до ночи?
– С ночи до утра. Хорошо хоть не в убыток. К слову, – он повернулся к двери, – принести вам что-нибудь выпить, пока я не ушел развлекать гостей?
– Не откажусь от белого вина.
– Я пришлю кого-нибудь.
Я вновь занялся чемоданом. Честно говоря, мне не нужно особо готовиться, но Билл все торчал в дверях.
– Хочу предупредить, – сказал он, и я поднял глаза – Эти парни пришли выпить и посмотреть на девочек, для большинства из них вы неожиданный бонус.
– Со мной и пиво вкуснее, и женщины краше.
Улыбка Билла смотрелась как угроза.
– Инспектора, которого провожают на пенсию, между собой зовут Фокусником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36