Ощущение, что меня отругал татуированный младенец со сморщенной головой.
– Ладно, по пути домой я заскочу в собор Святого Мунго и помолюсь за тебя. – Арчи бросил на меня взгляд, ясно говорящий, что он в любой момент запросто выкинет меня и мое барахло из фургона. Я сдался. – Я не знал, что это запрещено, компенсирую все неудобства.
– Если меня оштрафуют, платишь ты.
– Идет.
Я улыбнулся ему, но Арчи смотрел на дорогу, лавируя по забитой автобусами улице. Эйли говорила, что это недалеко от моей квартиры, но я исходил Тронгейт вдоль и поперек и ни разу не видел Паноптикума. Фургон прокладывал себе путь, а я сверял номера домов.
– Может, притормозишь немного? Мы, кажется, уже близко.
– Если я поеду еще медленнее, мы встанем.
Я показал на свободное место:
– Можешь там припарковаться.
– Это же, блин, автобусная остановка.
Как бы то ни было, Арчи зарулил на стоянку, бормоча что-то о синих врагах и недобитых гондонах, которые сами не знают, куда прутся.
Я открыл дверцу и высунул голову, ища глазами здание.
– Я на минуту.
– Если появятся копы, я свора…
Я захлопнул дверь и побежал по тротуару. Номер, который дала мне Эйли, принадлежал игровому залу с голубым фасадом и розовой неоновой вывеской, обещавшей «Развлечения, Развлечения, Развлечения». Окна закрыты гофрированными атласными шторами темно-синего цвета. Глядя на них, я подумал о пышных похоронах какого-нибудь воротилы бизнеса, действе в духе Либераче. Между шторами и стеклом выставлены призы, которые страховая компания, видимо, не считает нужным прятать в сейф на ночь: огромные псы с невинными глазами, телевизоры и микроволновки, которые можно купить за полсотни фунтов в супермаркетах «Теско», и невероятные букеты из искусственных цветов, украшенные разноцветными перьями, за какие любой попугай удавится. Сквозь механический звон и лязг в открытую дверь доносился голос разыгрывающего бинго.
– Детская неожиданность, номер два. Один и пять, пятнадцать. Ключ к замку, два и один, двадцать один, как раз твой возраст, да, Лорна? Три и пять, тридцать пять, у Джей Ло зад, семьдесят пять. Тони весел, номер десять. Слепой старик, восемьдесят.
Никто не кричал стоп-игра. Я оглянулся на фургон. Арчи отчаянно жестикулировал, но я не заметил вокруг ни одного копа. Я заглянул в темный зал, озаряемый вспышками игровых автоматов. Несмотря на шум и грохот, народу внутри оказалось немного. В дверях на страже стоял вышибала, в полумраке за его спиной парочка игроков пытала счастье за автоматами, другие сосредоточенно рассматривали карточки лото.
Вышибала бросил на меня оценивающий взгляд. Может, он изучал дзэн, а может, знал, что таким большим парням, как он, не нужно ничего говорить, чтобы заставить парней вроде меня объясняться.
– Приятель, я ищу Паноптикум, слышал о таком? – сказал я.
Он кивнул в потолок:
– Наверху.
Я вышел на улицу и задрал голову. Три огромных этажа того, что викторианцы, видимо, считали греческим стилем, арочные окна уменьшаются с высотой этажей.
Вышибала проводил меня до черного входа с торца и ласково улыбнулся, когда я спросил про лифт.
– Ладно, все лучшее детям, да? – сказал я и пошел к фургону, надеясь, что мой аргумент убедит Арчи.
Но я уже начал понимать, что, несмотря на нытье, Арчи делает свою работу. Он ворчал всю дорогу вверх по грязной лестнице, но только войдя в зрительный зал, он едва не выпустил ящик из рук.
– Твою мать!
Войди я первым, я среагировал бы так же. Стоило повернуть с лестницы в зал, как перед глазами буквально вырос манекен – викторианец с бакенбардами в сюртуке и цилиндре. Эйли бросилась к нам:
– Вы в порядке?
Арчи приподнял свой конец ящика.
– В полном, родная. Он чуть не довел меня до инсульта.
Эйли выглядела очень мило. Свободный узел волос на затылке, старая рубашка в клетку и джинсы, вероятно видавшие лучшие времена, но вполне сохранившие форму.
– Его все пугаются. Я бы его передвинула, но нам и так сделали одолжение, уступив зал, боюсь, руководство не придет в восторг, если мы начнем здесь мебель двигать.
– Точно, родная, эти руководящие му… мужи просто кара небесная.
Эйли кивнула на украшенный блестками ящик, что я одолжил у Макфарлейна:
– Это для номера?
– Да.
Она виновато улыбнулась:
– Тогда вам еще на этаж выше, вход с черной лестницы.
Арчи улыбнулся и кивнул на меня:
– Не волнуйся, родная. Ему не помешает зарядка.
Мы подняли ящик по лестнице и вышли прямо на сцену. Мы осторожно опустили его, и вслед за нами вошла Эйли. Арчи провел рукой по голове, словно забыл, что волос у него давно нет, и огляделся.
– Помню, дед рассказывал о мюзик-холле, но я тут никогда не бывал.
Эйли улыбнулась:
– И как вам?
– Ничего местечко.
Паноптикум напоминал средневековый обеденный зал, где король Артур и его рыцари могли коротать субботние вечера. По обе стороны зала тянется галерея. Пространство оказалось меньше и шире, чем я ожидал, высоту потолков и ощущение средневековья подчеркивал покосившийся карниз и облупленная штукатурка.
Давно заброшенный Паноптикум, похоже, возвращается к жизни. У сцены стоит пианола, у главной стены – пара стеклянных витрин с экспонатами, напоминающими о днях славы мюзик-холла. Над ними старинные плакаты, программки и афиши, приглашающие на шоу столетней давности. Не так пафосно, как в «Хамелеоне», но мне нравится. Краем глаза я заметил что-то на балконе; я вздрогнул и показал Арчи:
– Не твои приятели?
Он посмотрел вверх.
– Господи боже. – Арчи повернулся ко мне. – Вот блин. – В полутьме балкона стояли еще два манекена, мужчина и женщина викторианской эпохи. – У меня от них мурашки по коже. – Он посмотрел на Эйли. – Наверняка в этом месте живут привидения.
Найдется парочка. – Она кивнула на старинную пианолу. – Говорят, Джордж, который внизу, иногда играет сам по себе, а на том балконе видели солдата времен Англо-бурской войны.
Арчи задумчиво кивнул.
– Да бросьте, – сказал я. – Конечно, людям мерещатся привидения, здесь в каждом углу по этой безумной кукле. Прямо как в фильме ужасов. Видимость обманчива, особенно в таких старых зданиях.
– Доживешь до моих лет, поймешь, что в мире есть то, что глазами не увидишь. – Он посмотрел на нас с Эйли, словно поделился величайшей мудростью. – Люди не исчезают после смерти, они вокруг нас, и иногда мы их замечаем.
Холодный палец ткнулся мне в шею и пробежал по позвоночнику.
– Вы действительно в это верите? – спросила Эйли.
– Да, родная, верю. Вам стоит побывать на спиритических сеансах в церкви на Беркли-стрит. Удивительно, какие вещи рассказывают духи.
– Чушь собачья.
Я удивился своей горячности.
– У каждого своя правда, – настаивал Арчи. – Я хожу туда каждый вторник, проверяю сообщения от жены. Меня это успокаивает. – Он посмотрел на меня с вызовом и повернулся к Эйли. – Можно я посмотрю витрины, родная?
– Конечно.
– Спасибо. – Арчи спустился со сцены, пробормотав в мой адрес что-то похожее на «самодовольный пидор».
Он отошел, и Эйли тихо сказала:
– Несчастный одинокий старик. – Она посмотрела на меня с сочувствием. – Как ты, Уильям?
Я хотел сказать «одиноко», но остановился на «нормально».
Эйли помолчала, словно хотела что-то добавить, но передумала.
– Ладно, осваивайтесь, а я займусь стульями.
Мы с Арчи проводили ее взглядом до лестницы, и я подошел, чтобы извиниться.
– Я ляпнул не подумав. Ты прав, что я знаю о жизни?
– Что люди знают о жизни, сынок? – Он метнул на меня взгляд. – У тебя кто-то умер недавно?
Сердце привычно рухнуло в болото страха, боли и стыда, но голос меня не выдал.
– С чего ты взял?
– Показалось. – Я заплатил Арчи по оговоренному тарифу и добавил сверху, как и обещал. Он пересчитал, улыбнулся и спрятал деньги в карман джинсов. – Смотри сюда. – Он показал на мелочи под стеклом: сигаретные пачки, пуговицы, дамские брошки, пара колец, шелковый цветок мака, старые газеты и программки. – Видишь «Вудбайнз»? – Он ностальгически улыбнулся. – Я курил такие, когда был мальчишкой.
– Значит, они действительно тормозят развитие?
– Засранец. Они нашли все это под половицами на галерее. Представляешь? Какая-то бедняжка теряет обручальное кольцо, парень роняет припасенную на ночь пачку, и их находят через сто лет.
– Не подозревал, что ты увлекаешься историей, Арчи.
– Доживешь до моих лет, поймешь. То, что для тебя история, для меня вчерашний день.
– Да брось, ты не такой старый.
– Я хочу сказать, ничто не исчезает навеки. Какие-то следы остаются, так что будь готов. Потерянные друзья иногда возвращаются.
– Как пачка «Вудбайнз»?
– Будь готов, вот и все. – Он улыбнулся беззубым ртом. – А она ничего цыпочка, тебе повезло.
– И мистика посещают грязные мысли.
Я только потому и не тороплюсь умирать, сынок.
Все равно промахнулся, она замужем.
– А-а.
Судя по взгляду, Арчи бы это не смутило.
– Ее дочка одна из тех, для кого я выступаю.
– Понял.
– Ее муж – мой друг.
– Понял, а ты страшный зануда, на которого она дважды не взглянет. Вот. – Арчи достал пятерку из своих денег. – Положи в копилку для детишек.
– Ты не обязан.
– Я никому не обязан. Им нелегко, этим ребятам, но если дать им шанс, они на многое способны.
– Наверное.
– Ты посмотри на себя. Наверняка твоей матери говорили, что ты не вылезешь из подгузников, а ты смог.
– И теперь болтаю со старым пнем. – Я покачал головой и взял у него деньги. – Спасибо, ты хороший человек, Арчи.
– Скажи это, когда я вернусь со штрафом. Я взберусь по чертовой лестнице, ты палочкой не успеешь взмахнуть и сказать абра, твою мать, кадабра.
Арчи уехал, и я подошел к Эйли. У меня были свои планы, но я решил помочь ей расставить складные стулья для зрителей.
– Я думал, Джонни появится.
– Он расстроится, что не застал тебя. Он по уши в работе, сам понимаешь.
– Экзамены?
– Экзамены, рефераты, оценки.
– Наверное, вам и вместе некогда побыть.
– С маленьким ребенком всегда тяжело.
– А с благотворительностью особенно.
Эйли улыбнулась:
– Да уж, время расписано по минутам, но ты же знаешь, Джон не может по-другому. Ему необходимо что-то делать.
Я поднял выпавший из связки стул, расправил его, хлопнув рукой по сиденью, и начал новый ряд параллельно Эйли.
– По-моему, всю работу делаешь ты.
Эйли остановилась и, глядя мне в глаза, твердо сказала:
– Меня никто не заставляет.
– Я и не говорил.
– У тебя такой взгляд, мол, бедняжка Эйли, опять за всех отдувается.
Я поставил следующий стул и поднял руки.
– Эйли, я едва тебя знаю, а до того вечера в баре я и Джонни сто лет не видел. У меня нет оснований делать какие-то выводы.
Мы продолжили молча, только стулья царапали неровный деревянный пол. Наконец Эйли сказала:
– Помнишь, я сказала, что при каждой нашей встрече кто-нибудь хамит. Судя по всему, я не ошиблась. Извини.
Я поставил еще один стул.
– У тебя, видимо, очень спокойная жизнь, если ты называешь это хамством.
– Возможно.
Эйли расправила еще один стул и потерла лицо.
– Тебе плохо?
– Нет, просто немного устала.
– Всю ночь париться с придурками вроде меня, наверное, тоже непросто.
– Это моя работа. К тому же я на полставки.
– Я надеялся, ты скажешь, что я не придурок.
Эйли засмеялась:
– Ну, выглядишь ты намного лучше, чем неделю назад.
– Стараюсь.
Теперь мне пришлось отвести глаза.
Эйли взяла меня за руку.
– Я не считаю тебя придурком. Совсем нет.
– А кем ты меня считаешь? – тихо спросил я.
– Раздолбаем, наверное.
Наши глаза встретились. Губы зудели от желания поцеловать ее. Я подумал о Джонни. На лестнице раздался какой-то шум. Я оглянулся и увидел мать Эйли с маленьким ребенком на руках.
– Мам, что ж ты не позвонила? Я бы спустилась и взяла ее. Уильям, это моя мама, Маргарет.
Маргарет говорила подчеркнуто вежливо:
– Мы уже встречались.
– Я помогал Эйли расставить стулья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Ладно, по пути домой я заскочу в собор Святого Мунго и помолюсь за тебя. – Арчи бросил на меня взгляд, ясно говорящий, что он в любой момент запросто выкинет меня и мое барахло из фургона. Я сдался. – Я не знал, что это запрещено, компенсирую все неудобства.
– Если меня оштрафуют, платишь ты.
– Идет.
Я улыбнулся ему, но Арчи смотрел на дорогу, лавируя по забитой автобусами улице. Эйли говорила, что это недалеко от моей квартиры, но я исходил Тронгейт вдоль и поперек и ни разу не видел Паноптикума. Фургон прокладывал себе путь, а я сверял номера домов.
– Может, притормозишь немного? Мы, кажется, уже близко.
– Если я поеду еще медленнее, мы встанем.
Я показал на свободное место:
– Можешь там припарковаться.
– Это же, блин, автобусная остановка.
Как бы то ни было, Арчи зарулил на стоянку, бормоча что-то о синих врагах и недобитых гондонах, которые сами не знают, куда прутся.
Я открыл дверцу и высунул голову, ища глазами здание.
– Я на минуту.
– Если появятся копы, я свора…
Я захлопнул дверь и побежал по тротуару. Номер, который дала мне Эйли, принадлежал игровому залу с голубым фасадом и розовой неоновой вывеской, обещавшей «Развлечения, Развлечения, Развлечения». Окна закрыты гофрированными атласными шторами темно-синего цвета. Глядя на них, я подумал о пышных похоронах какого-нибудь воротилы бизнеса, действе в духе Либераче. Между шторами и стеклом выставлены призы, которые страховая компания, видимо, не считает нужным прятать в сейф на ночь: огромные псы с невинными глазами, телевизоры и микроволновки, которые можно купить за полсотни фунтов в супермаркетах «Теско», и невероятные букеты из искусственных цветов, украшенные разноцветными перьями, за какие любой попугай удавится. Сквозь механический звон и лязг в открытую дверь доносился голос разыгрывающего бинго.
– Детская неожиданность, номер два. Один и пять, пятнадцать. Ключ к замку, два и один, двадцать один, как раз твой возраст, да, Лорна? Три и пять, тридцать пять, у Джей Ло зад, семьдесят пять. Тони весел, номер десять. Слепой старик, восемьдесят.
Никто не кричал стоп-игра. Я оглянулся на фургон. Арчи отчаянно жестикулировал, но я не заметил вокруг ни одного копа. Я заглянул в темный зал, озаряемый вспышками игровых автоматов. Несмотря на шум и грохот, народу внутри оказалось немного. В дверях на страже стоял вышибала, в полумраке за его спиной парочка игроков пытала счастье за автоматами, другие сосредоточенно рассматривали карточки лото.
Вышибала бросил на меня оценивающий взгляд. Может, он изучал дзэн, а может, знал, что таким большим парням, как он, не нужно ничего говорить, чтобы заставить парней вроде меня объясняться.
– Приятель, я ищу Паноптикум, слышал о таком? – сказал я.
Он кивнул в потолок:
– Наверху.
Я вышел на улицу и задрал голову. Три огромных этажа того, что викторианцы, видимо, считали греческим стилем, арочные окна уменьшаются с высотой этажей.
Вышибала проводил меня до черного входа с торца и ласково улыбнулся, когда я спросил про лифт.
– Ладно, все лучшее детям, да? – сказал я и пошел к фургону, надеясь, что мой аргумент убедит Арчи.
Но я уже начал понимать, что, несмотря на нытье, Арчи делает свою работу. Он ворчал всю дорогу вверх по грязной лестнице, но только войдя в зрительный зал, он едва не выпустил ящик из рук.
– Твою мать!
Войди я первым, я среагировал бы так же. Стоило повернуть с лестницы в зал, как перед глазами буквально вырос манекен – викторианец с бакенбардами в сюртуке и цилиндре. Эйли бросилась к нам:
– Вы в порядке?
Арчи приподнял свой конец ящика.
– В полном, родная. Он чуть не довел меня до инсульта.
Эйли выглядела очень мило. Свободный узел волос на затылке, старая рубашка в клетку и джинсы, вероятно видавшие лучшие времена, но вполне сохранившие форму.
– Его все пугаются. Я бы его передвинула, но нам и так сделали одолжение, уступив зал, боюсь, руководство не придет в восторг, если мы начнем здесь мебель двигать.
– Точно, родная, эти руководящие му… мужи просто кара небесная.
Эйли кивнула на украшенный блестками ящик, что я одолжил у Макфарлейна:
– Это для номера?
– Да.
Она виновато улыбнулась:
– Тогда вам еще на этаж выше, вход с черной лестницы.
Арчи улыбнулся и кивнул на меня:
– Не волнуйся, родная. Ему не помешает зарядка.
Мы подняли ящик по лестнице и вышли прямо на сцену. Мы осторожно опустили его, и вслед за нами вошла Эйли. Арчи провел рукой по голове, словно забыл, что волос у него давно нет, и огляделся.
– Помню, дед рассказывал о мюзик-холле, но я тут никогда не бывал.
Эйли улыбнулась:
– И как вам?
– Ничего местечко.
Паноптикум напоминал средневековый обеденный зал, где король Артур и его рыцари могли коротать субботние вечера. По обе стороны зала тянется галерея. Пространство оказалось меньше и шире, чем я ожидал, высоту потолков и ощущение средневековья подчеркивал покосившийся карниз и облупленная штукатурка.
Давно заброшенный Паноптикум, похоже, возвращается к жизни. У сцены стоит пианола, у главной стены – пара стеклянных витрин с экспонатами, напоминающими о днях славы мюзик-холла. Над ними старинные плакаты, программки и афиши, приглашающие на шоу столетней давности. Не так пафосно, как в «Хамелеоне», но мне нравится. Краем глаза я заметил что-то на балконе; я вздрогнул и показал Арчи:
– Не твои приятели?
Он посмотрел вверх.
– Господи боже. – Арчи повернулся ко мне. – Вот блин. – В полутьме балкона стояли еще два манекена, мужчина и женщина викторианской эпохи. – У меня от них мурашки по коже. – Он посмотрел на Эйли. – Наверняка в этом месте живут привидения.
Найдется парочка. – Она кивнула на старинную пианолу. – Говорят, Джордж, который внизу, иногда играет сам по себе, а на том балконе видели солдата времен Англо-бурской войны.
Арчи задумчиво кивнул.
– Да бросьте, – сказал я. – Конечно, людям мерещатся привидения, здесь в каждом углу по этой безумной кукле. Прямо как в фильме ужасов. Видимость обманчива, особенно в таких старых зданиях.
– Доживешь до моих лет, поймешь, что в мире есть то, что глазами не увидишь. – Он посмотрел на нас с Эйли, словно поделился величайшей мудростью. – Люди не исчезают после смерти, они вокруг нас, и иногда мы их замечаем.
Холодный палец ткнулся мне в шею и пробежал по позвоночнику.
– Вы действительно в это верите? – спросила Эйли.
– Да, родная, верю. Вам стоит побывать на спиритических сеансах в церкви на Беркли-стрит. Удивительно, какие вещи рассказывают духи.
– Чушь собачья.
Я удивился своей горячности.
– У каждого своя правда, – настаивал Арчи. – Я хожу туда каждый вторник, проверяю сообщения от жены. Меня это успокаивает. – Он посмотрел на меня с вызовом и повернулся к Эйли. – Можно я посмотрю витрины, родная?
– Конечно.
– Спасибо. – Арчи спустился со сцены, пробормотав в мой адрес что-то похожее на «самодовольный пидор».
Он отошел, и Эйли тихо сказала:
– Несчастный одинокий старик. – Она посмотрела на меня с сочувствием. – Как ты, Уильям?
Я хотел сказать «одиноко», но остановился на «нормально».
Эйли помолчала, словно хотела что-то добавить, но передумала.
– Ладно, осваивайтесь, а я займусь стульями.
Мы с Арчи проводили ее взглядом до лестницы, и я подошел, чтобы извиниться.
– Я ляпнул не подумав. Ты прав, что я знаю о жизни?
– Что люди знают о жизни, сынок? – Он метнул на меня взгляд. – У тебя кто-то умер недавно?
Сердце привычно рухнуло в болото страха, боли и стыда, но голос меня не выдал.
– С чего ты взял?
– Показалось. – Я заплатил Арчи по оговоренному тарифу и добавил сверху, как и обещал. Он пересчитал, улыбнулся и спрятал деньги в карман джинсов. – Смотри сюда. – Он показал на мелочи под стеклом: сигаретные пачки, пуговицы, дамские брошки, пара колец, шелковый цветок мака, старые газеты и программки. – Видишь «Вудбайнз»? – Он ностальгически улыбнулся. – Я курил такие, когда был мальчишкой.
– Значит, они действительно тормозят развитие?
– Засранец. Они нашли все это под половицами на галерее. Представляешь? Какая-то бедняжка теряет обручальное кольцо, парень роняет припасенную на ночь пачку, и их находят через сто лет.
– Не подозревал, что ты увлекаешься историей, Арчи.
– Доживешь до моих лет, поймешь. То, что для тебя история, для меня вчерашний день.
– Да брось, ты не такой старый.
– Я хочу сказать, ничто не исчезает навеки. Какие-то следы остаются, так что будь готов. Потерянные друзья иногда возвращаются.
– Как пачка «Вудбайнз»?
– Будь готов, вот и все. – Он улыбнулся беззубым ртом. – А она ничего цыпочка, тебе повезло.
– И мистика посещают грязные мысли.
Я только потому и не тороплюсь умирать, сынок.
Все равно промахнулся, она замужем.
– А-а.
Судя по взгляду, Арчи бы это не смутило.
– Ее дочка одна из тех, для кого я выступаю.
– Понял.
– Ее муж – мой друг.
– Понял, а ты страшный зануда, на которого она дважды не взглянет. Вот. – Арчи достал пятерку из своих денег. – Положи в копилку для детишек.
– Ты не обязан.
– Я никому не обязан. Им нелегко, этим ребятам, но если дать им шанс, они на многое способны.
– Наверное.
– Ты посмотри на себя. Наверняка твоей матери говорили, что ты не вылезешь из подгузников, а ты смог.
– И теперь болтаю со старым пнем. – Я покачал головой и взял у него деньги. – Спасибо, ты хороший человек, Арчи.
– Скажи это, когда я вернусь со штрафом. Я взберусь по чертовой лестнице, ты палочкой не успеешь взмахнуть и сказать абра, твою мать, кадабра.
Арчи уехал, и я подошел к Эйли. У меня были свои планы, но я решил помочь ей расставить складные стулья для зрителей.
– Я думал, Джонни появится.
– Он расстроится, что не застал тебя. Он по уши в работе, сам понимаешь.
– Экзамены?
– Экзамены, рефераты, оценки.
– Наверное, вам и вместе некогда побыть.
– С маленьким ребенком всегда тяжело.
– А с благотворительностью особенно.
Эйли улыбнулась:
– Да уж, время расписано по минутам, но ты же знаешь, Джон не может по-другому. Ему необходимо что-то делать.
Я поднял выпавший из связки стул, расправил его, хлопнув рукой по сиденью, и начал новый ряд параллельно Эйли.
– По-моему, всю работу делаешь ты.
Эйли остановилась и, глядя мне в глаза, твердо сказала:
– Меня никто не заставляет.
– Я и не говорил.
– У тебя такой взгляд, мол, бедняжка Эйли, опять за всех отдувается.
Я поставил следующий стул и поднял руки.
– Эйли, я едва тебя знаю, а до того вечера в баре я и Джонни сто лет не видел. У меня нет оснований делать какие-то выводы.
Мы продолжили молча, только стулья царапали неровный деревянный пол. Наконец Эйли сказала:
– Помнишь, я сказала, что при каждой нашей встрече кто-нибудь хамит. Судя по всему, я не ошиблась. Извини.
Я поставил еще один стул.
– У тебя, видимо, очень спокойная жизнь, если ты называешь это хамством.
– Возможно.
Эйли расправила еще один стул и потерла лицо.
– Тебе плохо?
– Нет, просто немного устала.
– Всю ночь париться с придурками вроде меня, наверное, тоже непросто.
– Это моя работа. К тому же я на полставки.
– Я надеялся, ты скажешь, что я не придурок.
Эйли засмеялась:
– Ну, выглядишь ты намного лучше, чем неделю назад.
– Стараюсь.
Теперь мне пришлось отвести глаза.
Эйли взяла меня за руку.
– Я не считаю тебя придурком. Совсем нет.
– А кем ты меня считаешь? – тихо спросил я.
– Раздолбаем, наверное.
Наши глаза встретились. Губы зудели от желания поцеловать ее. Я подумал о Джонни. На лестнице раздался какой-то шум. Я оглянулся и увидел мать Эйли с маленьким ребенком на руках.
– Мам, что ж ты не позвонила? Я бы спустилась и взяла ее. Уильям, это моя мама, Маргарет.
Маргарет говорила подчеркнуто вежливо:
– Мы уже встречались.
– Я помогал Эйли расставить стулья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36