Вы тут что-то вроде милой шутки.
– Тронут.
– Просто помните, что это не детский утренник. На вашем месте я бы закончил побыстрее.
– Не волнуйтесь, я знаю свое место.
– Отлично, – сказал Билл с обходительностью представителя ООН. – Всегда лучше удостовериться, что все всё правильно понимают. Думаю, они будут готовы минут через тридцать, у вас полно времени.
– Ага, вечность длиной в полчаса.
Билл улыбнулся:
– Мы не любим заставлять гостей ждать.
Я надеялся, что вино принесет девушка из приемной, но вместо нее явился хмурый бармен. Увидев, что я лежу на кровати, он нахмурился еще больше.
– Готовлюсь психологически, – сказал я, наблюдая, как закатывается его губа, когда я не потянулся за бумажником, чтобы дать ему на чай.
Как только его шаги стихли, я взял бутылку за горлышко, вышел в коридор и постучал в гримерную.
– Да какого хрена! – крикнул в ответ женский голос.
Раздался смех, и азиатка открыла мне дверь. Я поднял бутылку:
– По глоточку вина для настроя?
Она прислонилась к косяку, выставив левое бедро, придерживая дверь правой рукой.
– Мы уже, спасибо.
Сквозь узкую щель я увидел блондинку: она сидела за туалетным столиком, сосредоточенно глядя в зеркало. На обеих длинные хлопчатобумажные платья, на лицах – толстый слой яркого макияжа. Азиатка улыбнулась и попыталась закрыть дверь. Я сунул ногу в комнату, и улыбка сползла с ее лица.
– Жак, позвони вниз, скажи, у нас тут придурок заблудился, – спокойно сказала она.
Жак оглянулась. Я примирительно поднял руки, но ногу не убрал.
– Послушайте, я к вам по делу.
– У нас полно дел, если ты не заметил, – устало сказала Жак.
– Точно. – В голосе второй появились вдруг резкие нотки. – В работе по уши.
– Одна из вас может заработать двадцатку.
– В наши дни на двадцатку не разживешься.
– Шаз, спроси, что он хочет.
Я вытянул шею, чтобы взглянуть на девушку в зеркале:
– Только бизнес.
Она не мигая смотрела в свое отражение, сосредоточенно рисуя мушку на левой скуле. Слишком сильно надавив на карандаш, она поморщилась.
– И никаких карт в рукаве?
Я улыбнулся и закатал манжеты:
– Смотрите сами.
Жак последний раз взглянула в зеркало, отложила карандаш и развернулась в кресле. Ее лицо выглядело острее, чем отражение, или, может, наша беседа начала ее раздражать.
– Шаз, впусти его наконец.
– Главное помнить, что мы не сестры милосердия и наши услуги стоят денег, – проворчала Шаз.
– Думаю, он это знает.
– Конечно, знаю.
Брюнетка отодвинулась, оставив узкую щель, в которую мне удалось проскользнуть, лишь совсем не думая о близости горячего тела под платьем.
Могу поспорить, они жили тут неделю, хотя и клялись, что приехали час назад. Стол завален косметикой, на исцарапанной поверхности лужица тонального крема, среди всевозможных банок и тюбиков – щипцы для завивки волос, бутылка вина и пара бокалов. Снятая одежда брошена на кровать. Из спортивной сумки торчал пухлый белый конверт с купюрами. Оценили их выше меня, но ведь они гвоздь программы, а я – всего лишь милая шутка.
Шаз закрыла дверь и прислонилась к обшарпанной батарее на стене, не спуская с меня глаз. Я потер кончик носа, и она, замявшись на секунду, глянула в зеркало и смахнула с ноздрей крупинки белого порошка, жадно втягивая воздух.
– Это все Билл, – смущенно сказала она и снова встала у батареи. – Так чего ты хочешь?
– Сущий пустяк.
Блондинка посмотрела на меня в зеркало, проводя по щеке кисточкой с пудрой.
– Билл-старший прислал Билла-младшего…
Азиатка бросила на нее быстрый взгляд, и я подумал, вправду ли они сестры.
Я улыбнулся:
– Очень мило.
Жак снова повернулась к зеркалу и, облизнув палец, принялась разглаживать брови.
– Может, уже скажешь, чего ты хочешь?
Я развел руки, точно звезда конферанса.
– Кто из вас, милые дамы, согласится быть моей ассистенткой?
Жак засмеялась. Шаз покачала головой, взяла у меня бутылку и выпила из горлышка.
– Совсем спятил. – Она передала бутылку Жак, и та налила себе бокал, – Билл с ума сойдет, если мы покажемся раньше времени. Весь праздник испортим.
– Он что, ваш управляющий?
Зря я это сказал, обе девушки нахмурились.
– Мы сами собой управляем, – жестко сказала Жак.
– Да я не в том смысле. Мне нужна помощь, а среди этой публики я вряд ли найду добровольца. Просто решил попробовать.
Блондинка устало глянула на меня:
– Спроси Хэтти из приемной, думаю, за полтинник она согласится.
– Ей хватит и двадцатки, – засмеялась Шаз.
Я спросил, не сестры ли они, и Шаз опять захихикала и обняла блондинку, словно позируя фотографу.
– Может, ты не заметил, но мы слегка разные. Черное дерево и слоновая кость, иногда выходит красиво.
Она взъерошила кудряшки блондинки, и я, кажется, понял их отношения.
– Ну, в Британии столько национальностей, у вас вполне может быть общая кровь.
– Только выпивка.
Жак нежно шлепнула Шаз по руке и занялась прической. Я бросил последний взгляд на смятую постель, разбросанную одежду и косметику.
– Если хотите по-быстрому смыться, вам стоит собрать вещи и оставить у двери.
Шаз красила ногти огненно-красным лаком, под цвет помады. Она подняла голову:
– Не волнуйся. Может, ты и фокусник, но исчезать мы и сами умеем.
Судя по оживленному гулу, народу внизу прибавилось. Я нашел девушку из приемной. Она представилась Конфеткой, хотя сомневаюсь, что это имя дали ей родители. Девушки оказались правы: Конфетка страшно хотела помочь – умирала от желания. Я объяснил, что от нее требуется, и пошел обратно. Билл не единственный, кому предстоит развлекать гостей.
Разноцветные огни с трудом пробивались сквозь завесы сигаретного дыма. В зале пахло алкоголем, потом и тестостероном. Их было человек двадцать. Вместо того чтобы сесть за отдельные столики по периметру, они предпочли собраться посреди зала, сбившись в тесное стадо, словно боялись повернуться друг к другу спиной.
Я подошел к бару, заказал двойной виски и стал высматривать Билла. Он разговаривал с коротышкой за центральным столом. Он стоял ко мне вполоборота, но, как заправский снайпер, почувствовал мой взгляд. Он обернулся и поднял вверх три пальца, давая понять, что скоро освободится. Я кивнул, глотнул виски, позволяя ему обжечь мне горло, и принялся изучать публику.
На первый взгляд они представляли собой образец сплоченности и единства. Но чем больше я смотрел на них, тем отчетливей проступали границы каждого кусочка этой мозаики. В их позах, осанке, движении плеч я разглядел принадлежность к разным «кланам», стиравшую возрастные границы, но проявлявшуюся в одежде и прическе.
В центре теснилась группка темных костюмов – каждое утро их обладатели втискиваются в вагоны метро, на ходу читая «Телеграф». Только вот в метро меньше стрижек под машинку и сломанных носов. Вокруг них шумная и, кажется, дружная компания, неустанно пополняющая бокалы. Эти парни и в джинсах выглядят будто в униформе. Я заметил, как они передали пару бокалов на стол парням в костюмах. Ответного жеста не последовало, но, возможно, я пропустил все действо. Дальше всех от центра сидели парни, которых я для себя окрестил Серпико. Одетые с щеголеватой небрежностью, от которой так и веяло деньгами, они даже смеялись высокомерно. Если бы, оказавшись в чужом городе, я зашел в бар и увидел такую компанию, я бы развернулся и отправился искать выпивку в другом месте.
Гвалт стоял ужасающий. Но для мужских сборищ у меня свой рецепт. Когда-то Ричард заставил меня купить боекомплект несмешных шуток у одного из своих комиков-неудачников. Терпеть не могу эти тупые пошлости: они никому не нравятся, но мужики над ними всегда дружно ржут. Я повторил их про себя и от скуки стал представлять, чем вся эта братия промышляла бы, окажись они по другую сторону баррикад.
Из парня с кружкой светлого, что сидел слева от меня, вышел бы первоклассный грабитель банков, родись он чуть пораньше: никакой утонченности, только обрез в руке и взгляд, убеждающий, что он легко им воспользуется. Его сосед, проныра с хитрой улыбкой, – несомненно, карманник. Массивный боров за спиной Биллова приятеля – ну просто идеальный громила. Я обнаружил мошенников, наркодельцов, сутенеров и взломщиков и переключился на коротышку, с которым беседовал Билл: для полицейского очень маленький, едва впишется в нормативы; около шестидесяти, серый костюм, голубая рубашка и розовый галстук под цвет глаз. Кем бы он мог быть? Никаких сомнений. Обходительный Боссом в классическом костюме с бокалом бренди многолетней выдержки, кивком головы решающий судьбу врагов своих.
Билл пробирался ко мне, пожимая чьи-то руки и плечи, улыбаясь крокодильей улыбкой в тридцать два зуба. Он похлопал меня по руке чуть выше локтя – антрополог назвал бы этот жест доминирующим – и предложил выпить.
– Спасибо, мне уже хватит.
– Тогда после шоу.
Я хотел уйти сразу после выступления, но улыбнулся в ответ:
– Может быть. Так кто у нас именинник?
– Детектив Монтгомери. Тот, с которым я только что разговаривал. Друг моего отца, в нужный момент он здорово помог. – Билл сухо улыбнулся. – Я называл его «дядя Монти». В общем, я хочу достойно проводить его на пенсию.
– Что-то рано его отправили на покой.
– Вредное производство, – со знанием дела улыбнулся Билл. Он осушил стакан и поставил его на стойку. – Банкет с официальными поздравлениями, женами, подарками и прочей ерундой уже прошел. Сегодня празднуем по полной. Так что будьте готовы. – Я кивнул, и Билл улыбнулся, довольный моей невозмутимостью. – Пора выключить музыку и представить тебя публике.
– Наверное.
Билл посмотрел на бармена, наполнявшего его стакан, и тот растерялся, не зная, что сделать в первую очередь. В конце концов он одной рукой поставил стакан на стойку, а другой выключил музыку. Билл палочкой для коктейлей молча помешивал свой бренди с содовой.
– Постарайся покороче. Минут сорок, лучше – тридцать.
Он сделал последний глоток и направился к небольшой сцене, чтобы представить меня гостям. Он не кричал «Внимание!», не стучал по бокалу вилкой, он просто встал, и в зале стало тихо. Я взглянул на Монтгомери. Он слегка улыбался. Говорят, Сталин так улыбался после плодотворной недели. В тишине раздался глосс Билла:
– Джентльмены, сегодня особенный вечер. Сегодня мы провожаем на пенсию Джеймса Монтгомери, одного из лучших полицейских, которого мне посчастливилось встретить и работать с которым, я уверен, было счастьем для вас.
За столами одобрительно зашептали, забормотали: «Слушайте, слушайте». Пара человек, сидевших рядом с Монтгомери, похлопали его по спине. Монтгомери кивал, в списке его недостатков скромность явно не значится. Интересно, насколько искренне говорит Билл и почему именно он, а не один из коллег Монтгомери.
– Я знаю, что в среду начальник полиции давал шикарный прием в твою честь, так что свою долю хвалебных речей ты уже выслушал.
Публика рассмеялась.
– В яблочко, – крикнул кто-то.
– Сегодня развлекать и ублажать вас будут «Богини». – В зале раздались одобрительные возгласы и нервные смешки. Билл поднял руку, призывая к тишине. – Парочка прекрасных юных… – он замолчал, словно подыскивал точное слово, – танцовщиц. – Зал снова рассмеялся. – Но сначала поприветствуем особенного гостя. Мы все знаем, что инспектор Монтгомери – волшебных дел мастер. Он столько раз чудом добивался приговора, что его прозвали Фокусником. И в знак уважения к уходящему на заслуженный отдых инспектору Монтгомери я прошу вас поприветствовать Уильяма Уилсона, гипнотизера и иллюзиониста.
Раздались жидкие аплодисменты, и я подумал, что пора переходить на детские утренники. По крайней мере, там всегда найдется кто-нибудь, кто верит в волшебников. Произошла небольшая заминка, но бармен наконец поставил мой диск, и зал наполнился таинственной музыкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Тронут.
– Просто помните, что это не детский утренник. На вашем месте я бы закончил побыстрее.
– Не волнуйтесь, я знаю свое место.
– Отлично, – сказал Билл с обходительностью представителя ООН. – Всегда лучше удостовериться, что все всё правильно понимают. Думаю, они будут готовы минут через тридцать, у вас полно времени.
– Ага, вечность длиной в полчаса.
Билл улыбнулся:
– Мы не любим заставлять гостей ждать.
Я надеялся, что вино принесет девушка из приемной, но вместо нее явился хмурый бармен. Увидев, что я лежу на кровати, он нахмурился еще больше.
– Готовлюсь психологически, – сказал я, наблюдая, как закатывается его губа, когда я не потянулся за бумажником, чтобы дать ему на чай.
Как только его шаги стихли, я взял бутылку за горлышко, вышел в коридор и постучал в гримерную.
– Да какого хрена! – крикнул в ответ женский голос.
Раздался смех, и азиатка открыла мне дверь. Я поднял бутылку:
– По глоточку вина для настроя?
Она прислонилась к косяку, выставив левое бедро, придерживая дверь правой рукой.
– Мы уже, спасибо.
Сквозь узкую щель я увидел блондинку: она сидела за туалетным столиком, сосредоточенно глядя в зеркало. На обеих длинные хлопчатобумажные платья, на лицах – толстый слой яркого макияжа. Азиатка улыбнулась и попыталась закрыть дверь. Я сунул ногу в комнату, и улыбка сползла с ее лица.
– Жак, позвони вниз, скажи, у нас тут придурок заблудился, – спокойно сказала она.
Жак оглянулась. Я примирительно поднял руки, но ногу не убрал.
– Послушайте, я к вам по делу.
– У нас полно дел, если ты не заметил, – устало сказала Жак.
– Точно. – В голосе второй появились вдруг резкие нотки. – В работе по уши.
– Одна из вас может заработать двадцатку.
– В наши дни на двадцатку не разживешься.
– Шаз, спроси, что он хочет.
Я вытянул шею, чтобы взглянуть на девушку в зеркале:
– Только бизнес.
Она не мигая смотрела в свое отражение, сосредоточенно рисуя мушку на левой скуле. Слишком сильно надавив на карандаш, она поморщилась.
– И никаких карт в рукаве?
Я улыбнулся и закатал манжеты:
– Смотрите сами.
Жак последний раз взглянула в зеркало, отложила карандаш и развернулась в кресле. Ее лицо выглядело острее, чем отражение, или, может, наша беседа начала ее раздражать.
– Шаз, впусти его наконец.
– Главное помнить, что мы не сестры милосердия и наши услуги стоят денег, – проворчала Шаз.
– Думаю, он это знает.
– Конечно, знаю.
Брюнетка отодвинулась, оставив узкую щель, в которую мне удалось проскользнуть, лишь совсем не думая о близости горячего тела под платьем.
Могу поспорить, они жили тут неделю, хотя и клялись, что приехали час назад. Стол завален косметикой, на исцарапанной поверхности лужица тонального крема, среди всевозможных банок и тюбиков – щипцы для завивки волос, бутылка вина и пара бокалов. Снятая одежда брошена на кровать. Из спортивной сумки торчал пухлый белый конверт с купюрами. Оценили их выше меня, но ведь они гвоздь программы, а я – всего лишь милая шутка.
Шаз закрыла дверь и прислонилась к обшарпанной батарее на стене, не спуская с меня глаз. Я потер кончик носа, и она, замявшись на секунду, глянула в зеркало и смахнула с ноздрей крупинки белого порошка, жадно втягивая воздух.
– Это все Билл, – смущенно сказала она и снова встала у батареи. – Так чего ты хочешь?
– Сущий пустяк.
Блондинка посмотрела на меня в зеркало, проводя по щеке кисточкой с пудрой.
– Билл-старший прислал Билла-младшего…
Азиатка бросила на нее быстрый взгляд, и я подумал, вправду ли они сестры.
Я улыбнулся:
– Очень мило.
Жак снова повернулась к зеркалу и, облизнув палец, принялась разглаживать брови.
– Может, уже скажешь, чего ты хочешь?
Я развел руки, точно звезда конферанса.
– Кто из вас, милые дамы, согласится быть моей ассистенткой?
Жак засмеялась. Шаз покачала головой, взяла у меня бутылку и выпила из горлышка.
– Совсем спятил. – Она передала бутылку Жак, и та налила себе бокал, – Билл с ума сойдет, если мы покажемся раньше времени. Весь праздник испортим.
– Он что, ваш управляющий?
Зря я это сказал, обе девушки нахмурились.
– Мы сами собой управляем, – жестко сказала Жак.
– Да я не в том смысле. Мне нужна помощь, а среди этой публики я вряд ли найду добровольца. Просто решил попробовать.
Блондинка устало глянула на меня:
– Спроси Хэтти из приемной, думаю, за полтинник она согласится.
– Ей хватит и двадцатки, – засмеялась Шаз.
Я спросил, не сестры ли они, и Шаз опять захихикала и обняла блондинку, словно позируя фотографу.
– Может, ты не заметил, но мы слегка разные. Черное дерево и слоновая кость, иногда выходит красиво.
Она взъерошила кудряшки блондинки, и я, кажется, понял их отношения.
– Ну, в Британии столько национальностей, у вас вполне может быть общая кровь.
– Только выпивка.
Жак нежно шлепнула Шаз по руке и занялась прической. Я бросил последний взгляд на смятую постель, разбросанную одежду и косметику.
– Если хотите по-быстрому смыться, вам стоит собрать вещи и оставить у двери.
Шаз красила ногти огненно-красным лаком, под цвет помады. Она подняла голову:
– Не волнуйся. Может, ты и фокусник, но исчезать мы и сами умеем.
Судя по оживленному гулу, народу внизу прибавилось. Я нашел девушку из приемной. Она представилась Конфеткой, хотя сомневаюсь, что это имя дали ей родители. Девушки оказались правы: Конфетка страшно хотела помочь – умирала от желания. Я объяснил, что от нее требуется, и пошел обратно. Билл не единственный, кому предстоит развлекать гостей.
Разноцветные огни с трудом пробивались сквозь завесы сигаретного дыма. В зале пахло алкоголем, потом и тестостероном. Их было человек двадцать. Вместо того чтобы сесть за отдельные столики по периметру, они предпочли собраться посреди зала, сбившись в тесное стадо, словно боялись повернуться друг к другу спиной.
Я подошел к бару, заказал двойной виски и стал высматривать Билла. Он разговаривал с коротышкой за центральным столом. Он стоял ко мне вполоборота, но, как заправский снайпер, почувствовал мой взгляд. Он обернулся и поднял вверх три пальца, давая понять, что скоро освободится. Я кивнул, глотнул виски, позволяя ему обжечь мне горло, и принялся изучать публику.
На первый взгляд они представляли собой образец сплоченности и единства. Но чем больше я смотрел на них, тем отчетливей проступали границы каждого кусочка этой мозаики. В их позах, осанке, движении плеч я разглядел принадлежность к разным «кланам», стиравшую возрастные границы, но проявлявшуюся в одежде и прическе.
В центре теснилась группка темных костюмов – каждое утро их обладатели втискиваются в вагоны метро, на ходу читая «Телеграф». Только вот в метро меньше стрижек под машинку и сломанных носов. Вокруг них шумная и, кажется, дружная компания, неустанно пополняющая бокалы. Эти парни и в джинсах выглядят будто в униформе. Я заметил, как они передали пару бокалов на стол парням в костюмах. Ответного жеста не последовало, но, возможно, я пропустил все действо. Дальше всех от центра сидели парни, которых я для себя окрестил Серпико. Одетые с щеголеватой небрежностью, от которой так и веяло деньгами, они даже смеялись высокомерно. Если бы, оказавшись в чужом городе, я зашел в бар и увидел такую компанию, я бы развернулся и отправился искать выпивку в другом месте.
Гвалт стоял ужасающий. Но для мужских сборищ у меня свой рецепт. Когда-то Ричард заставил меня купить боекомплект несмешных шуток у одного из своих комиков-неудачников. Терпеть не могу эти тупые пошлости: они никому не нравятся, но мужики над ними всегда дружно ржут. Я повторил их про себя и от скуки стал представлять, чем вся эта братия промышляла бы, окажись они по другую сторону баррикад.
Из парня с кружкой светлого, что сидел слева от меня, вышел бы первоклассный грабитель банков, родись он чуть пораньше: никакой утонченности, только обрез в руке и взгляд, убеждающий, что он легко им воспользуется. Его сосед, проныра с хитрой улыбкой, – несомненно, карманник. Массивный боров за спиной Биллова приятеля – ну просто идеальный громила. Я обнаружил мошенников, наркодельцов, сутенеров и взломщиков и переключился на коротышку, с которым беседовал Билл: для полицейского очень маленький, едва впишется в нормативы; около шестидесяти, серый костюм, голубая рубашка и розовый галстук под цвет глаз. Кем бы он мог быть? Никаких сомнений. Обходительный Боссом в классическом костюме с бокалом бренди многолетней выдержки, кивком головы решающий судьбу врагов своих.
Билл пробирался ко мне, пожимая чьи-то руки и плечи, улыбаясь крокодильей улыбкой в тридцать два зуба. Он похлопал меня по руке чуть выше локтя – антрополог назвал бы этот жест доминирующим – и предложил выпить.
– Спасибо, мне уже хватит.
– Тогда после шоу.
Я хотел уйти сразу после выступления, но улыбнулся в ответ:
– Может быть. Так кто у нас именинник?
– Детектив Монтгомери. Тот, с которым я только что разговаривал. Друг моего отца, в нужный момент он здорово помог. – Билл сухо улыбнулся. – Я называл его «дядя Монти». В общем, я хочу достойно проводить его на пенсию.
– Что-то рано его отправили на покой.
– Вредное производство, – со знанием дела улыбнулся Билл. Он осушил стакан и поставил его на стойку. – Банкет с официальными поздравлениями, женами, подарками и прочей ерундой уже прошел. Сегодня празднуем по полной. Так что будьте готовы. – Я кивнул, и Билл улыбнулся, довольный моей невозмутимостью. – Пора выключить музыку и представить тебя публике.
– Наверное.
Билл посмотрел на бармена, наполнявшего его стакан, и тот растерялся, не зная, что сделать в первую очередь. В конце концов он одной рукой поставил стакан на стойку, а другой выключил музыку. Билл палочкой для коктейлей молча помешивал свой бренди с содовой.
– Постарайся покороче. Минут сорок, лучше – тридцать.
Он сделал последний глоток и направился к небольшой сцене, чтобы представить меня гостям. Он не кричал «Внимание!», не стучал по бокалу вилкой, он просто встал, и в зале стало тихо. Я взглянул на Монтгомери. Он слегка улыбался. Говорят, Сталин так улыбался после плодотворной недели. В тишине раздался глосс Билла:
– Джентльмены, сегодня особенный вечер. Сегодня мы провожаем на пенсию Джеймса Монтгомери, одного из лучших полицейских, которого мне посчастливилось встретить и работать с которым, я уверен, было счастьем для вас.
За столами одобрительно зашептали, забормотали: «Слушайте, слушайте». Пара человек, сидевших рядом с Монтгомери, похлопали его по спине. Монтгомери кивал, в списке его недостатков скромность явно не значится. Интересно, насколько искренне говорит Билл и почему именно он, а не один из коллег Монтгомери.
– Я знаю, что в среду начальник полиции давал шикарный прием в твою честь, так что свою долю хвалебных речей ты уже выслушал.
Публика рассмеялась.
– В яблочко, – крикнул кто-то.
– Сегодня развлекать и ублажать вас будут «Богини». – В зале раздались одобрительные возгласы и нервные смешки. Билл поднял руку, призывая к тишине. – Парочка прекрасных юных… – он замолчал, словно подыскивал точное слово, – танцовщиц. – Зал снова рассмеялся. – Но сначала поприветствуем особенного гостя. Мы все знаем, что инспектор Монтгомери – волшебных дел мастер. Он столько раз чудом добивался приговора, что его прозвали Фокусником. И в знак уважения к уходящему на заслуженный отдых инспектору Монтгомери я прошу вас поприветствовать Уильяма Уилсона, гипнотизера и иллюзиониста.
Раздались жидкие аплодисменты, и я подумал, что пора переходить на детские утренники. По крайней мере, там всегда найдется кто-нибудь, кто верит в волшебников. Произошла небольшая заминка, но бармен наконец поставил мой диск, и зал наполнился таинственной музыкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36