Тишина.
Потом Ноубл кивает и говорит:
– Да, и я думаю, что все это случилось следующим образом: я думаю, что ты отвез ее в Брэдфорд, привел на свалку, ударил по голове камнем или кирпичом, а потом стал прыгать по ней до тех пор, пока у нее не переломались все ребра и не лопнула печень. У тебя не было с собой ножа, но ты решил попробовать обставить это дело как убийство Потрошителя. Поэтому ты задрал ей лифчик, стащил трусы, снял джинсы, а потом подтащил ее за шиворот к дивану и надвинул его на нее. Потом ты забросил подальше ее сумку и отвалил.
Тишина.
Потом я говорю:
– Но почему?
– Судебная медицина, Бобби, – говорит Олдерман. – Твои следы на ее одежде, ее – на твоей, ты везде – в ее квартире, под ее ногтями и в ее влагалище, на…уй.
– Но зачем? Зачем мне ее убивать?
Тишина.
– Боб, мы знаем, – говорит Олдерман, глядя на Ноубла.
– Что знаете?
– Что она была беременна, – подмигивает он.
Тишина, потом Ноубл говорит:
– И ребенок был твой.
Я ору, мои ладони прижаты к столу, Олдерман и Прентис пытаются удержать меня на месте, Ноубл уходит.
Крича снова и снова, опять и опять.
– Спросите его, спросите Эрика Холла, мать его. Приведите его сюда. Это не я. Это не я, мать вашу. Я бы никогда не смог.
Порезы, которые будут вечно кровоточить, ушибы, которые никогда не заживут,
– Спросите его, спросите эту чертову падлу. Это он, я знаю, что это он. Это не я. Я не смог бы. Никогда в жизни!
Крича снова и снова, опять и опять.
Я захлебываюсь, моя голова зажата у кого-то подмышкой, Олдерман и Прентис пытаются усадить меня на место, Ноубла нет.
– Все дело в том, – говорит Ноубл, – что, если верить Эрику, Дженис звонила ему и просила защиты. От тебя.
– Херня собачья.
– Ладно, тогда откуда он знает о том, что она была беременна от тебя, если она никогда ему не звонила?
– Она звонила ему, чтобы попросить денег. Она была его информатором до тех пор, пока он не стал ее сутенером.
– Бобби, Бобби, Бобби. Давай не будем переливать из пустого, бля, в порожнее.
– Слушай, я же тебе говорю. А ты не слушаешь. Я видел ее в ту прошлую субботу, четвертого числа. Она была в Брэдфорде и должна была встретиться там с Эриком, но он послал за ней фургон. Они ее повязали и отделали, понятно?
– Отделали?
– Изнасиловали. Спроси Радкина и Майка. Они заходили за мной к ней на квартиру, они видели, в каком она была состоянии.
– Ага, только вот они думают, что это сделал с ней именно ты.
– Что – это?
– Избил ее, бля, до полусмерти.
– Херня, херня собачья.
– Твои следы на всем ее теле.
– Естественно. Я же ее любил, мать вашу.
– Боб…
– Послушай, я просыпался рядом со своей женой со спермой в пижаме, просыпался весь, бля, в сперме, потому что мне без конца снилась она.
– Е-мое, Фрейзер.
Одни…
Одни вместе:
Я закрываю глаза, ты зовешь меня по имени.
Сигарета, пластиковый стакан, порножурнал.
Туфли не на ту ногу, без шнурков.
Пальцы вокруг моего горла, пальцы в моем горле.
Пальцы под скальпом, пальцы на висках.
Ты закрываешь глаза, я зову тебя.
Одни вместе –
Одни.
– Вы собираетесь предъявить мне обвинение?
Прентис пододвигает ко мне стакан с чаем.
– На, Боб, выпей.
– Скажи мне прямо.
– Похоже, дело плохо, совсем плохо.
– Я этого не делал, Джим. Это был не я.
– Пей чай, Боб. А то остынет.
Черные параши, запачканые сном, вдоль по белым коридорам, набитым воспоминаниями, к окровавленной подушке, набитой перьями альбатроса, последний взгляд на счастливые дни через закрывающиеся двери и окна, к столу и трем стульям под лампочкой в железной сетке.
– Давайте еще раз начнем сначала.
Я отодвигаю от себя пластиковый стакан и вздыхаю:
– Как хотите.
– Когда ты с ней познакомился? – спрашивает Ноубл, прикуривая.
– В прошлом году.
– Когда?
– 4 ноября.
– На Хэллоуин?
Я киваю, никто не улыбается.
– Где?
– Она стояла на дороге у «Радости», пьяная. Похоже, пыталась кого-то снять. Поэтому мы ее арестовали.
– Мы?
– Я и Радкин.
– Инспектор Радкин?
– Да, инспектор Радкин.
– Дальше?
– Привезли ее сюда. Выяснили, что ее прикрывал Эрик Холл из Джейкобс Уэлла и…
– Инспектор Эрик Холл?
– Да, инспектор Эрик Холл.
– И как вы поступили, когда вы это выяснили?
– Я повез ее домой.
– Один?
– Да.
– И тогда все и началось?
– Да.
– И как часто ты с ней встречался?
– Когда только мог.
– То есть?
Я пожимаю плечами:
– Через день. Все стало проще, когда Эрик переселил ее сюда, в Чапелтаун.
– Погоди, значит, ты говоришь, что Эрик Холл, инспектор Эрик Холл снял квартиру в Лидсе для проститутки, имеющей судимости?
Я киваю.
– Какого лешего ему это понадобилось?
– А ты спроси его.
Ноубл со всей силы бьет ладонью по столу.
– Мать твою, Фрейзер. Я тебя спрашиваю.
– Она сказала мне, что он сделал это в знак благодарности за ее услуги. Широкий жест, так сказать.
– И ты ей поверил?
– Тогда – да.
– Но…
– Но потом я узнал, что он был ее сутенером и что он снял ей квартиру, чтобы она могла принимать клиентов.
– И каким образом ты это узнал?
– От Джозефа Роуза. Он значится в картотеке как мой личный информатор.
Ноубл смотрит на Олдермана.
Олдерман кивает Прентису.
Прентис встает и выходит из камеры.
Ноубл поднимает глаза от своих записей.
– Ладно, значит, в течение почти целого года, начиная с прошлого ноября, ты регулярно встречался с Райан?
– Да.
– И это обычно происходило в ее квартире на Спенсер Плейс?
– С января, да.
– И все это время ты не знал о том, что она работает на инспектора Холла?
– Как проститутка – нет. Но я знал, что она ему звонила.
– Но ты знал, что она была проституткой?
– Да, просто я не знал, что он был ее сутенером.
– А кто, как ты думал, был ее сутенером?
– Кенни Д.
– Кенни Д.? Этот тупой негритос, которого мы задерживали по делу Мари Уоттс? Это прикол, что ли?
– Нет.
– Господи Иисусе, Фрейзер. Ты думал, что твоя подружка работала на него?
– Да.
– Почему?
– Она так говорила. Он так говорил.
Ноубл делает паузу, сглатывает и продолжает:
– Значит, ты думал, что она работает на Кенни Д. Тогда чем ты объяснял себе ее постоянные звонки инспектору Холлу?
– Она звонила ему по поводу денег.
– Это как?
– Она продавала ему информацию, которую слышала.
– А тебе она не пыталась продать информацию?
– Нет. У нее не было хороших связей в этом районе.
– Получала ли она от него деньги?
– Не знаю. Спроси у него.
Ноубл смотрит на меня в упор, глаза в глаза.
– Значит, ты говоришь, что твои отношения с этой женщиной, Дженис Райан, были основаны исключительно на сексе?
Я смотрю в потолок, он качается.
Порезы, которые будут вечно кровоточить, ушибы, которые никогда не заживут.
Я снова перевожу взгляд на Ноубла, пожимаю плечами и говорю ему, как оно есть:
– Ну да.
– Ты платил ей?
Глаза в глаза – я говорю ему, как оно есть:
– Да, бля, теперь похоже, что платил.
Тишина.
Снова входит Прентис, и все трое начинают переговариваться между собой.
Интересно, сколько сейчас времени? Я даже понятия не имею, какой сегодня день недели.
Они возвращаются на свои места, и Ноубл говорит:
– Ладно. Кто еще знал о ваших отношениях?
– О нас с Дженис?
– Да.
– Я не знаю. Я никому не рассказывал. А ты знал? А ты, Джим? А ты, Дик?
Они не улыбаются, держат рот на замке.
– Ладно, – снова говорит Ноубл. – Значит, ты говоришь, что к началу этого месяца твои отношения с Райан испортились?
– Да.
– В каком смысле?
– Я не мог с ней часто встречаться – из-за Потрошителя и так далее – и я хотел, чтобы она перестала работать.
– Это почему?
– Я же не хотел, чтобы она погибла, правда?
– Это почему?
– Слушай, отвали.
– То есть тебя не беспокоило то, что она трахается с другими мужиками?
– Конечно, бля, беспокоило.
– Так почему же ты ничего не предпринял?
Я вовремя спохватываюсь:
Порезы, которые будут вечно кровоточить, ушибы, которые никогда не заживут.
Я улыбаюсь:
– Наверное, потому, что я мало что мог предпринять.
– Это почему?
– Потому что я женат, вот почему.
– Значит, вы с Райан часто ругались, так?
– Время от времени, да.
– Ладно, тогда расскажи нам о прошлой субботе, о четвертом июня.
– Я уже миллион раз вам рассказывал.
– Ну тогда тебе не сложно будет рассказать еще один разок, а, Боб?
– Я заехал к ней в пятницу, но ее не было дома. Я был совершенно вымотан, поэтому решил залечь там ненадолго, переждать.
– У тебя был ключ?
– Вы же знаете, что был. Вы же, бля, сами его у меня конфисковали.
– Ладно, продолжай.
– Около семи-восьми часов она пришла домой…
– Утра?
– Да, утра. Она была в жутком виде – ее связали, избили, искусали. Следы были везде: на груди, на животе, на заднице. Она сказала, что ездила в Брэдфорд, в Мэннингем, чтобы встретиться с Эриком Холлом. Сказала, что ее забрали ребята из Отдела по борьбе с проституцией, то есть, по крайней мере, ей так показалось. Их было четверо. Они ее изнасиловали. И сфотографировали.
– А они, эти люди, что-нибудь знали о тебе или инспекторе Холле?
– Судя по всему, знали.
– Судя по всему?
– Она сказала, что они звонили Эрику Холлу и пытались позвонить мне. Не знаю, что сказал им Эрик, но в любом случае их это не остановило.
– И все это она рассказала тебе в субботу утром в своей квартире?
– Да.
– Дальше?
– Дальше инспектор Радкин и младший офицер Эллис приехали туда за мной и сообщили о нападении на Линду Кларк. И привезли меня сюда.
– Они приехали за тобой к ней на квартиру?
– Да.
– Ясно. И откуда же они знали, где тебя искать?
– Не знаю. Наверное, потому, что они знали о наших делах с Дженис.
– Но ты им сам никогда не рассказывал?
– Нет.
– И это был последний раз, когда ты видел Райан? – Да.
– Но после этого ты еще раз приходил в ее квартиру.
– Да, пару раз.
– В ту субботу?
– Да, я поехал туда сразу после совещания.
– И что?
– И увидел, что она ушла.
– Совсем?
– Ага.
– А как ты это понял?
– Она забрала почти все свои вещи.
– Записки не оставила?
Порезы, которые будут вечно кровоточить, ушибы, которые никогда не заживут.
– Нет, – вру я.
– И во сколько это было?
– Около пяти часов вечера, в субботу.
– И ты расстроился.
– Да, расстроился.
– И значит, вместо того чтобы вернуться к коллегам и выполнять данный тебе приказ, ты решил пойти заливать свои беды.
– Да.
– И с кем ты встречался в это время?
– Я встречался с Джозефом Роузом.
– И в этот момент он рассказал тебе о том, что инспектор Эрик Холл был сутенером Дженис?
– Да.
– И как ты тогда поступил?
– Я поехал в Брэдфорд, чтобы поговорить с ним.
– И когда именно это произошло?
– Я не уверен. По-моему, в понедельник.
– Значит, тогда ты и совершил нападение на инспектора Эрика Холла?
– Тогда мы с ним подрались, мать его, если ты это имеешь в виду.
– Из-за Райан?
– Да.
– И что ты стал делать после этого?
– Я взял его машину…
– Машину инспектора Холла?
– Да.
– И куда же ты поехал?
– Да просто куда глаза глядят. Я точно не помню.
– Но в конце концов ты снова оказался в Чапелтауне, как раз в тот момент, когда был обнаружен труп Рейчел Джонсон, так?
– Да, я, кажется, вернулся в квартиру Дженис, и когда я проснулся, началась вся эта херня из-за девочки Джонсонов.
– Ясно. И последнее: ты говоришь, что до сегодняшнего дня ты не имел ни малейшего понятия о том, что Райан была беременна и что ты был отцом ребенка?
– Верно.
– И что судмедэксперты обнаружили твои следы вдоль и поперек Райан только потому, что ты имел с ней, с Райан, половую связь?
– Да.
– И когда это было в последний раз?
– Возможно, в четверг, второго июня.
– Но у тебя нет алиби на весь период с пяти часов вечера в субботу, четвертого июня, до утра среды, восьмого июня?
– Кроме тех моментов, когда я встречался с Джозефом Роузом и позже – с Эриком Холлом.
– Но при этом ты не уверен, во сколько точно это произошло?
– Верно.
Тишина.
Ноубл глядит на меня в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40