— Водолаз, что ли, — наконец спросила она.
— Почему водолаз. Просто поплавать люблю.
— Ха-ха-ха, — отделяя каждый смешок, сказала девица, — поплавать! Да вы минут десять под водой сидели! Я хотела на помощь звать.
— Ну уж, так уж и десять, — заскромничал Волохов. — От силы минут семь.
— Тоже неплохо. Эй, — вдруг вспомнила она, — а вас не шокирует, что я без лифчика?
— Нет, — сказал Волохов, с удовольствием разглядывая девушку. — У вас красивая грудь. К тому же, если это не шокирует вас, то почему должно шокировать меня?
— Логично, — одобрила девица, — а то ходят тут всякие. Вроде загорают, а сами так и зыркают. Я смотрю, ты продвинутый чел.
— А ты под тина косишь?
— Нет, просто нравится, как они говорят. Нравится их непосредственность. Эх, где мои шестнадцать лет?
— Я думаю, ушли в небытие лет пять назад, — сказал Волохов, прикинув возраст девушки.
— Почти угадал. Уже три года как … — вздохнув о безвозвратно ушедшей юности, девушка, наконец, улеглась на живот, подложила кулачки под подбородок и уставилась на него. — Ну, ты тоже не ветеран труда.
— Это смотря как считать, — пробормотал он, растянувшись на траве лицом к ней и тоже положив голову на руки.
А действительно, сколько же мне лет? Нет, не так. Сколько мне было, когда я стал таким? Охо-хо… пожалуй, не вспомнить. Да и зачем? А вот девчонка нравилась ему все больше и больше. У нее были русые волосы, зеленые глаза и чуть курносый носик, который она забавно морщила, задумываясь или вспоминая что-то. Теперь, когда неловкость первых минут прошла, она тараторила без умолку. Волохов был благодарным слушателем, а потому скоро узнал, что зовут девчонку Света, а работает она в пиццерии на Соколе, а квартиру она снимает, и скоро отпуск, а щедрых папиков, пригласивших бы ее на Канары, пока не наблюдается. Волохов, конечно, парень ничего и ныряет здорово, но молодой, а значит лавэ в минусе и кроме себя, любимого, предложить ничего не может. Вот прошлой осенью она была на Кипре. Все хорошо, но этот жлоб…
Волохов перевернулся на спину, раскинул руки и стал глядеть в небо под журчание Светкиного голоса. В небе летели облака, стрижи и зеленое тарахтящее чудище. Сейчас оно будет бросать людей, а люди будут получать от этого удовольствие. Эх, человеки, зачем так сложно? Хочешь летать — лети! Никто же не мешает! Просто тела ваши забыли, что значит быть свободными. И оправдываться вы научились неплохо: рожденный ползать летать не может… Вот жить иногда вам не дают. Отнимают жизнь. Волохов положил ладонь на глаза, прикрывая их от солнца, и вспомнил, как он лихорадочно копал ямку во дворе того дома, где убили отца Василия. Земля забивалась под ногти, кое-где он ободрал руки до крови. Почему-то ему было важно похоронить пальцы убитого священника. Что же это было там, под аркой? Когда-то он встречался с этим, но встречался так давно, что в памяти сохранилось только отвращение и ненависть, не имеющая конкретного приложения.
— Эй, ты не заснул, водолаз?
Волохов открыл глаза, сообразил, где он, и, убрав ладонь с лица, посмотрел на девушку.
— Как я могу заснуть рядом с такой женщиной? Кстати, меня можно называть Павел.
Он подобрал ноги, сел и огляделся. Видимо, действительно заснул. Вечерело, солнце катилось за многоэтажки в Строгино, и воздух заметно посвежел. Светка достала из рюкзака джинсы и майку и теперь укладывала туда свою подстилку. Волохов встал, сладко потянулся, пощупал свои вещи. Рубашка высохла, а джинсы и кроссовки были влажными.
— Свет, искупаться не хочешь?
— Что я, пингвин, что ли, — резонно возразила она. — Ты бы отвернулся — мне одеться надо.
— Я думал — мы друзья, — изобразив обиду, протянул Павел.
— Ха-ха, таких друзей — за м-м-м… хрен и в музей!
— Ну, ты даешь, — усмехнулся Павел, направляясь к воде.
— Не всем, — уточнила Светка.
Он надел джинсы прямо на мокрые плавки, чтобы не заставлять ее ждать, и они пошли к мосту шлепая босыми ногами по грунтовой дороге. Влага от реки уже напитала пыль, и она не поднималась, как днем, а просто отпечатывала на себе их следы. Одуряюще пахла недавно скошенная трава, и Волохову казалось, что он не в десятимиллионном городе, а в забытой богом таежной деревеньке на сенокосе.
— Я не думал, что в Москве остались такие места, — сказал он.
— Наверное, это последнее, — отозвалась Света, — все застроили.
— А представь, как здесь было лет сто назад. Или двести. Тушино было подмосковным городком, а там, где сейчас академия Жуковского, была окраина Москвы.
Павел глубоко вдохнул прохладный вкусный воздух и вдруг замер, задержав дыхание. Он медленно повернул голову туда, откуда ему послышался какой-то звук. Нет, похоже, показалось. Он резко выдохнул и несколько раз коротко, будто принюхиваясь, втянул воздух носом.
— Что, насморк? Донырялся, водолаз, — съехидничала Светка.
— Да, наверное, перестарался. А это что, сюда со всего берега мусор тащат? — Павел указал на кучу пластиковых бутылок, пустых пакетов и объедков под мостом.
— Да, — Светка сморщила носик, — хорошо, хоть в одно место складывают.
— Ну и вонь, — пробормотал Волохов.
Светка принюхалась.
— Это еще ничего. Вот когда жара начнется, тогда — да!
— Ну, значит, почудилось, — задумчиво пробормотал Павел, еще раз оглядывая берег.
Трамвай ждать не хотелось, и они прошли до метро пешком. Светка села в подошедший автобус. Дальше проводить не разрешила, сказав, что рано еще до дома провожать. Пригласила заходить в пиццерию и, помахав через стекло, исчезла.
Павел постоял немного, глядя ей вслед. Пожалуй, действительно рановато набиваться в гости. Эх, то ли дело было при светлом князе, да и позже неплохо жилось. Ладно, Волохов огляделся, увидел вывеску ресторанчика на соседнем доме и решительно зашагал туда.
— Не понимаю, — нахмурился полковник, — не понимаю и все! Ну ладно, избили отморозки пьяные или под наркотиком. Убили ненароком. Но пальцы отрезать?
Он помотал головой и скривился, будто у него разболелся зуб.
Они сидели на скамейке в скверике, разделяющем Ленинградский проспект, напротив огромного дома, поднимавшегося над землей на тонких ножках. Вечер переходил в ночь, накрапывал редкий дождь, и автомобили проносились в вихрях водяной пыли, толкая перед собой конусы света.
— Так, — Волохов помолчал, искоса поглядывая на собеседника, — объясню попроще: на священника напал не человек.
Александр Ярославович вскинул голову.
— Что ты хочешь сказать?
— Я говорил с нищенками возле церкви Всех Святых, все отца Василия хвалят. Жил исключительно по заповедям, к грехам людским был терпим. Я думаю, он сумел бы договориться с любыми агрессивно настроенными людьми.
— Значит, не сумел.
— Был он человеком, несомненно, верующим, — продолжил Волохов. — Что сделает глубоко верующий человек, а тем более священник, встретив явное проявление нечеловеческой сущности?
Полковник потер подбородок.
— Вот оно что. Так ты думаешь, он хотел крестное знамение сотворить?
— Да, Александр Ярославович. И не успел. Ему отсекли пальцы, не позволив сложить троеперстие. Если бы успел, может быть, и жив остался. Я многое не приемлю в вашем учении, но троеперстный крест, сотворенный верующим, имеет исключительную силу. И еще: там был след . Очень сильный след .
— Какой след? — полковник непонимающе посмотрел на собеседника.
Волохов, не отвечая, посмотрел ему в глаза. Сухое аскетичное лицо Александра Ярославовича было очень похоже на свой киношный вариант.
— Ну, — не выдержал он молчания, — долго будем в гляделки играть? Чей след, я спрашиваю.
— След демона.
Полковник сощурился, шаря глазами по лицу Волохова. Молчание затягивалось.
— Ты не ошибся, парень? Не шутишь? Ведь сколько лет прошло, как они в мир являлись.
— Нет, не ошибся, к сожалению. Он недавно внедрился в человеческое тело и поэтому след очень отчетливый. Хотелось бы решить все проблемы до того, как его невозможно будет почувствовать. Я не смог на месте классифицировать след , но ошибка исключена. Если вы хотите, чтобы я продолжал работу, то мне будет кое-что нужно.
Полковник некоторое время молчал, поглаживая в задумчивости русую бородку, затем взглянул на собеседника, будто только сейчас услышав его слова.
— Что именно?
Волохов склонил голову набок и насмешливо подмигнул.
— А вы не понимаете?
Лицо у полковника стало кислое, как от набившего оскомину зеленого яблока. Он беспомощно развел руками, хлопнул себя по бедрам и с досадой сплюнул.
— Нет, ну вы посмотрите на него! Опять за старое? Ты думаешь, я все могу, что ли?
— Я не думаю, Александр Ярославович, я знаю. К вам прислушаются. Сейчас я просто премудрый пескарь. Много знаю, много помню и ничего не могу. Верните хотя бы ту часть моей силы, которой я пользуюсь на озере. В этом облике, — Волохов похлопал себя по груди, — я ничего не сделаю. Слаб человек, — он опять подмигнул, — и грешен.
— Я попробую, — хмуро сказал полковник, — но ничего не обещаю.
— Вот и договорились. Только учтите: то, чего меня лишили, нужно мне
навсегда. Навечно — то есть на всю жизнь. А жить я собираюсь долго!
Глава 5
В отличие от элитных клубов, расположенных в центре Москвы, в этом отдыхала, в основном молодежь, понимающая отдых, как возможность оставить за порогом многочисленные возрастные запреты, включающие алкоголь и ни к чему не обязывающий секс в полутемных переходах между залами.
Особо буйных вежливо, но быстро и твердо успокаивала охрана. Здесь можно было без проблем купить «экстази», «марку» или косячок. Для особо проверенных, в число которых входил Рец, поставлялось и кое-что покруче. Администрация закрывала на это глаза и только в дни милицейских проверок, известных заранее, вежливо выпроваживала и продавцов, и покупателей из заведения.
Подсветка, мигая в такт речитативу из мощных динамиков, глушила крики веселящихся посетителей. В центре зала, в кругу, образованном вопящими и аплодирующими зрителями, несколько человек пытались продемонстрировать что-то вроде брейк-данса на светящихся разноцветных квадратах танцпола. Рец, раздвигая плечом толпу, обошел импровизированную сцену, пытаясь высмотреть поверх голов нужного ему человека.
Кто-то схватил его за рукав. Рец опустил глаза. Девчонка лет шестнадцати, накрашенная, как индеец на тропе войны, повисла на нем, подмигивая обоими глазами и высовывая язык, проколотый двумя блестящими кольцами.
— Папа, я тебя люблю, купи мне «марку».
— Куплю, если покажешь, где. «Свист» здесь?
— Был здесь, пойдем.
Она потащила его за собой, ловко пробираясь через водоворот извивающихся тел. Полутемный коридор, ведущий в другой зал, был стилизован под древнее подземелье. На каменных стенах висели оправленные в металл старинные фонари с тусклыми лампочками. Под ногами похрустывали осколки ампул. В темных нишах, судя по доносившимся звукам, наслаждались любовью современные Ромео и Джульетты.
— …придурок, ты мне лифчик порвал.
— А какого хрена надела?
— …ты зубами поосторожней…
— …с резинкой не хочу!
— … и что мне, третий раз лечиться, что ли?
Девчонка втащила Реца в следующий зал. Он заморгал, ослепленный после полутьмы катакомб вспышками разноцветных прожекторов.
— Стой здесь, папа. Я сейчас.
Девчонка ввинтилась в толпу, которая всосала ее, словно болото брошенный камень. Здесь, в отличие от первого зала, царил DJ, успевающий накручивать виниловые диски, подбадривать бодрыми возгласами уставших и, управляя подсветкой, прихлебывать из шеренги стоящих перед ним пластиковых бутылок.
— Нету его здесь, — девчонка снова возникла около Реца, вынырнув из клубящейся массы танцующих, — пошли в бар.
В баре, под обожженными потолочными балками, поддерживающими якобы закопченные своды, стояло несколько грубых столов из толстых досок. За небольшой стойкой бармен лениво помахивал шейкером, взбивая коктейль сидящей напротив девице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53