Он же давал какое-то лекарство. Светка, держась за стену, подошла к креслу. Димка спал, все так же счастливо улыбаясь. Она позвала его, потом позвала громче. Потрясла за плечо. Его голова безвольно мотнулась на подголовнике. Ей хотелось плакать. Как можно так спать, когда она почти умирает? Всхлипывая, Света потащилась в кухню. Что он ей колол? Перебирая ампулы и коробки с латинскими надписями, она нашла несколько с русскими буквами. Вот это? Она взяла ампулу и поднесла ее к глазам. Пальцы дрожали так, что она не сразу прочитала надпись на стекле. Морфин…
Глава 19
Верблюд поднялся по выщербленным ступеням и открыл дверь на улицу. Аромат мокрых листьев и хвои выветрил из легких запахи формалина, хлорки и разложения. Верблюд пригладил за уши длинные редкие волосы, потянулся и с наслаждением закурил. Не то чтобы в помещении морга курить запрещали, но могла заявиться замглавврача — женщина серьезная, некурящая. Она начала бы, неодобрительно шмыгая носом, выискивать на полу растоптанные окурки. А Верблюд старался поддерживать с начальством ровные дружественные отношения.
Низкие дождевые тучи катились по небу, почти задевая верхушки обступивших больницу сосен. Ветер рванул полы распахнутого, белого в некоторых местах халата, сбил пепел с сигареты и бросил его за ворот рубашки. Верблюд, чертыхаясь, наклонился вперед и, хлопая себя ладонями по груди, попытался затушить обжигающий огонек. Два знакомых медбрата прошли к выходу с территории больницы.
— Горишь на работе, Верблюд? Пошли по рюмке пива.
— Сейчас, приберусь и догоню, — невнятно из-за повисшей на губе сигареты пообещал тот. — Вы где будете?
— На Поля, в кафешку у метро подъезжай.
— Понял. Вы мне пивка, пивка мне возьмите. Я скоренько.
На самом деле он уже давно все прибрал и ждал только, когда те, кто может по долгу службы проверить, почему в морге так поздно горит свет, уйдут домой. Проехала к выходу «Тойета» замглавврача. Пора, решил Верблюд, дотягивая сигарету мелкими суетливыми затяжками, когда странные звуки в примыкавших к моргу кустах привлекли его внимание. Будто плакал кто-то или наоборот, смех сдерживал. Верблюд просеменил за угол, осмотрел разросшиеся на газоне кусты.
— Кошки, что ли, трахаются. Кыш, заразы, — пробормотал он, несколько раз тряхнув кусты.
Капли дождя осыпались на руки с мокрых листьев. Верблюд вытер ладони о халат.
Хлопнула дверь за спиной, он резко обернулся и с облегчением перевел дыхание. Ветер, это все ветер, успокаиваясь, подумал он. Ощущая нарастающее нетерпение, он заспешил в подвал. Щелкнул за спиной магнит замка. Так, удовлетворенно подумал Верблюд, это первый бастион. Слава техническому прогрессу! Спустившись по ступеням, запер вторую дверь на ключ и, подтащив тяжелый, обшитый оцинкованным железом стол, придвинул его вплотную к двери. Это второй бастион! Ну, и хватит. Пока откроют, я все спрячу, махну спиртяшки, закусочку разложу — и поди докажи, что я тут делал. Он уже ощущал знакомый озноб, пробегающий от затылка вдоль позвоночника и исчезающий где-то в чреслах. Да, именно в чреслах! Прекрасное слово!
Чувствуя, как колотятся руки, он открыл дверцу холодильника и выкатил полку с накрытым простыней трупом.
— Ну вот, милая моя. Вот и я. Заждалась? Ничего, сейчас мы быстренько.
Верблюд откинул простыню и, продолжая шептать ласковые успокаивающие слова, рывком поднял легкое безвольное тело и отнес его под бестеневую лампу. Прозекторский стол он откатил в сторону, а на полу расстелил кусок целлофана, на который и положил труп молоденькой девушки, покончившей жизнь самоубийством. Почувствовав влагу на губах, Верблюд смахнул ее рукавом. Была у него такая особенность: в предвкушении удовольствия он не успевал сглатывать набегавшую слюну, и она текла по лицу тонкой струйкой свисая с подбородка. Если учесть вислый, вечно сопливый нос и маленькие оттопыренные уши, то кличка Верблюд была полностью оправдана.
Девчонка, лежавшая перед ним, наелась снотворного из-за какого-то своего кумира, оказавшегося голубым. Обнаружили ее только на вторые сутки, да еще сутки она лежала здесь, в морге. Трупные пятна давно сошли, тело было бледное — кровь стекла в конечности.
— Что же ты, милая, с собой сделала? Ведь ему-то, членососу хренову, все равно, а ты даже любви не попробовала, — частил скороговоркой Верблюд.
Он снял халат и распустил ремень на брюках. Девчонка была девственницей, что придавало предстоящей процедуре особый смысл.
— Ну, ничего, это мы исправим. И больно не будет. Ты не беспокойся, уж я потихоньку, я аккуратно.
Широко раздвинув бледные ноги трупа, он спустил до колен длинные трусы в белесых пятнах спермы и, неловко переступая коленями по шуршащему целлофану, стал подбираться поближе. Чтобы было сподручней попасть членом в мертвое тело, он положил колени девушки себе на сгибы локтей. Подавшись вперед, приподнял ей бедра и, сдвигая холодную мертвую кожу, уперся ладонями в едва оформившиеся груди.
— Сейчас, милая, сейчас, — бормотал он.
Почувствовав, как головка члена коснулась лобковых волос, Верблюд, постанывая от нетерпения, подался тазом вперед. Тягучая слюна сорвалась с подбородка и упала на бледные синеватые губы покойницы. И тут Верблюд увидел, как внезапно распахнулись веки трупа и на него глянули белки закатившихся глаз. От неожиданности Верблюд выдохнул, и скопившаяся во рту слюна тягучим водопадом упала на лицо мертвой девушки. Синий длинный язык выскользнул изо рта покойницы, слизнул липкую, в пузырьках массу и остался лежать, свесившись из угла рта забытой синевато-розовой тряпкой. Издав хриплый задушенный крик, Верблюд, скользя ладонями по холодной коже, попытался оттолкнуться от трупа. Колени покойницы, лежавшие на его локтях, сжались, прижимая ему руки к грудной клетке. Голени и ступни сомкнулись на спине, придавливая Верблюда к обнаженному холодному телу, и он закричал и забился в смертельных объятиях, как попавший в капкан хорек.
Крик его сорвался на визг такой силы, что казалось, звук этот прорвется сквозь облицованные кафелем стены морга и переполошит всю больницу.
Ноги трупа все сильнее пригибали его вниз, пальцами он царапал и рвал мертвую плоть, пытаясь оттолкнуть от себя оживший труп. С пола взметнулась худая детская рука, синяя от прилившей крови, и тонкие пальцы сомкнулись на горле Верблюда. Ухоженные длинные ногти с остатками черного лака впились в шею, протыкая кожу, мышцы и смыкаясь за трахеей и пищеводом. Верблюд захлебнулся визгом, всхлипнул, глаза его полезли из орбит. Ноги покойницы оттолкнули его и одновременно рука дернула на себя и в сторону захваченные в горсть кадык, пищевод и трахею, вырывая их из тела вместе с куском кожи от шеи до губ. Кровь из разорванного горла хлынула на покойницу, обтекая ее тело и образуя на полу липкие лужицы. Костлявые девчоночьи коленки разжались, выпустив бьющегося Верблюда, и оттолкнули его в сторону. Голова Верблюда со стуком ударилась об пол, свободно вытекающая из огромной раны кровь впитывалась в белый халат и рассыпавшиеся волосы. Пальцы Верблюда еще скребли кафель, но взгляд уже застыл в одной точке. Слюна свисала дрожащим мостиком с быстро синеющих отвислых губ, смешиваясь на полу с густеющей кровью.
Бледное голое тело покойницы перекатилось на живот, подтянуло ноги и, покачиваясь, встало на ноги. Худые руки и ноги трупа начали обрастать плотью. Тело становилось приземистым и узловатым. Под хруст костей менялось лицо: вытягивался нос и подбородок, проваливались глазницы. Темная сутана покрыла возникшее существо. Резкими птичьими движениями подобравшись к телу Верблюда, оно перевернуло его на спину, сложило на груди руки и выпрямило согнутые конвульсией ноги. Склонившись, оно припало к разорванной шее Верблюда, закрыв растянутым тонкогубым ртом огромную рану. Словно мышечная судорога пробежала по трупу Верблюда, в последний раз сжались альвеолы, выталкивая задержавшийся в легких воздух. Существо приняло в себя последний выдох Верблюда. Затем, достав из складок одежды книгу в потрескавшемся кожаном переплете, встало у изголовья. Ломкими сухими пальцами раскрыв книгу, существо провело по странице пропитанной зловонной жидкостью тряпицей. Пахнуло холодом, погасла бестеневая лампа. Только слабый свет горевших вполнакала светильников на стенах освещал морг. Костлявые пальцы все быстрее перекидывали страницы книги, лишенный эмоций голос проговаривал возникающие строки. Сумрак, постепенно сгущаясь, обступал труп Верблюда и стоявшее над ним существо. Запах разложения, чуть слышный в стерильном помещении морга, стал явственным.
Перевернув последнюю страницу, демон спрятал книгу в складках одежды, опустился на колени и, пережав у корня член и мошонку Верблюда, вырвал гениталии из тела.
Волохов перевернулся на бок, рука наткнулась на что-то шуршащее, колючее. Он открыл глаза. Солнце рвалось в комнату сквозь задернутые шторы. Волохов привстал на локте и огляделся. Половина комнаты была занята расстеленными на полу газетами, на которых Иван положил сушиться травы, собранные в лесу. Воздух, словно на сеновале, был пропитан пряным запахом. Иван еще спал, свесив с кровати тонкую руку. Лицо его было нахмурено, меж густых бровей залегла складка.
Волохов поднялся с матраса и, стараясь не наступить на газеты, пошел в ванную.
Вчера, вернувшись с сенокоса, как называл Волохов их вылазку за город, они, не заходя домой, пошли на рынок — Ивану понадобился мед. Банки с медом всех оттенков, от янтарного до темно-коричневого, стояли аккуратными пирамидками. Тут же лежали соты, завернутые в прозрачный целлофан. Угадав покупателей, торговки стали наперебой завлекать их, протягивая полоски бумаги с образцами.
— А вот гречишный! Полезный, лечебный, от всех хворей…
— … вам нужен исключительно горный!
— …липовый, незаменим при простуде.
— Облепиховый, натуральный. Мужчина, берите — не пожалеете! Ваша девушка мне спасибо скажет, вот увидите.
Волохов сделал задумчивое лицо и, облизав все предложенные бумажки, поблагодарил и повернулся к Ивану.
— Слушай, облепиховый — это сила. У меня один дед знакомый был, спирт на облепихе настаивал. Вот, скажу тебе, вещь!
— Павел, — тихо, немного отвернувшись, заметил Иван, — облепихового меда не бывает. У цветков облепихи нет запаха, нет нектара, она опыляется ветром пыльцой с мужского растения. Облепиха — двудомное…
— Хватит, — прервал Волохов лекцию, — понял. И здесь обман трудящихся. Тогда какой возьмем?
Иван слизнул с протянутой румяной теткой бумажки липовый мед, растер языком по небу, почмокал.
— Я бы взял этот.
Купив литровую банку, они вернулись домой. Иван целый день перебирал травы и раскладывал их на газетах, а Волохов, зевая от скуки, слонялся по квартире, смотрел телевизор. Спать легли рано — за окном молодежь еще голосила под гитару, подвыпившие мужики ругались и пилили упавшие деревья.
Приняв холодный душ, так же осторожно, чтобы не разбудить мальчишку, Волохов прошел в кухню и сварил постные щи из квашеной капусты. Посмотрев на спящего Ивана, он быстро зажарил кусок мяса и съел его с хлебом под пустые щи. Выпив холодного чаю и почувствовал относительную сытость, Волохов удовлетворенно вздохнул.
— Мы в монахи не пойдем, нам пост ни к чему, — пробормотал он.
Вымыв посуду, он заглянул в комнату. Иван в черных сатиновых трусах до колен, сидел на корточках, перебирая травы.
— Добрый день, — щека у него была примята подушкой, но лицо было свежее, и он как всегда улыбался.
— Добрый, добрый, — ответил Волохов, — что, сено на обед выбираешь?
— Нет, — парнишка заулыбался еще шире, — проверяю, готовы ли травы.
— Там я постные щи сварил. Если хочешь, конечно.
— Еще как хочу.
Волохов налил тарелку до краев и присел напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Глава 19
Верблюд поднялся по выщербленным ступеням и открыл дверь на улицу. Аромат мокрых листьев и хвои выветрил из легких запахи формалина, хлорки и разложения. Верблюд пригладил за уши длинные редкие волосы, потянулся и с наслаждением закурил. Не то чтобы в помещении морга курить запрещали, но могла заявиться замглавврача — женщина серьезная, некурящая. Она начала бы, неодобрительно шмыгая носом, выискивать на полу растоптанные окурки. А Верблюд старался поддерживать с начальством ровные дружественные отношения.
Низкие дождевые тучи катились по небу, почти задевая верхушки обступивших больницу сосен. Ветер рванул полы распахнутого, белого в некоторых местах халата, сбил пепел с сигареты и бросил его за ворот рубашки. Верблюд, чертыхаясь, наклонился вперед и, хлопая себя ладонями по груди, попытался затушить обжигающий огонек. Два знакомых медбрата прошли к выходу с территории больницы.
— Горишь на работе, Верблюд? Пошли по рюмке пива.
— Сейчас, приберусь и догоню, — невнятно из-за повисшей на губе сигареты пообещал тот. — Вы где будете?
— На Поля, в кафешку у метро подъезжай.
— Понял. Вы мне пивка, пивка мне возьмите. Я скоренько.
На самом деле он уже давно все прибрал и ждал только, когда те, кто может по долгу службы проверить, почему в морге так поздно горит свет, уйдут домой. Проехала к выходу «Тойета» замглавврача. Пора, решил Верблюд, дотягивая сигарету мелкими суетливыми затяжками, когда странные звуки в примыкавших к моргу кустах привлекли его внимание. Будто плакал кто-то или наоборот, смех сдерживал. Верблюд просеменил за угол, осмотрел разросшиеся на газоне кусты.
— Кошки, что ли, трахаются. Кыш, заразы, — пробормотал он, несколько раз тряхнув кусты.
Капли дождя осыпались на руки с мокрых листьев. Верблюд вытер ладони о халат.
Хлопнула дверь за спиной, он резко обернулся и с облегчением перевел дыхание. Ветер, это все ветер, успокаиваясь, подумал он. Ощущая нарастающее нетерпение, он заспешил в подвал. Щелкнул за спиной магнит замка. Так, удовлетворенно подумал Верблюд, это первый бастион. Слава техническому прогрессу! Спустившись по ступеням, запер вторую дверь на ключ и, подтащив тяжелый, обшитый оцинкованным железом стол, придвинул его вплотную к двери. Это второй бастион! Ну, и хватит. Пока откроют, я все спрячу, махну спиртяшки, закусочку разложу — и поди докажи, что я тут делал. Он уже ощущал знакомый озноб, пробегающий от затылка вдоль позвоночника и исчезающий где-то в чреслах. Да, именно в чреслах! Прекрасное слово!
Чувствуя, как колотятся руки, он открыл дверцу холодильника и выкатил полку с накрытым простыней трупом.
— Ну вот, милая моя. Вот и я. Заждалась? Ничего, сейчас мы быстренько.
Верблюд откинул простыню и, продолжая шептать ласковые успокаивающие слова, рывком поднял легкое безвольное тело и отнес его под бестеневую лампу. Прозекторский стол он откатил в сторону, а на полу расстелил кусок целлофана, на который и положил труп молоденькой девушки, покончившей жизнь самоубийством. Почувствовав влагу на губах, Верблюд смахнул ее рукавом. Была у него такая особенность: в предвкушении удовольствия он не успевал сглатывать набегавшую слюну, и она текла по лицу тонкой струйкой свисая с подбородка. Если учесть вислый, вечно сопливый нос и маленькие оттопыренные уши, то кличка Верблюд была полностью оправдана.
Девчонка, лежавшая перед ним, наелась снотворного из-за какого-то своего кумира, оказавшегося голубым. Обнаружили ее только на вторые сутки, да еще сутки она лежала здесь, в морге. Трупные пятна давно сошли, тело было бледное — кровь стекла в конечности.
— Что же ты, милая, с собой сделала? Ведь ему-то, членососу хренову, все равно, а ты даже любви не попробовала, — частил скороговоркой Верблюд.
Он снял халат и распустил ремень на брюках. Девчонка была девственницей, что придавало предстоящей процедуре особый смысл.
— Ну, ничего, это мы исправим. И больно не будет. Ты не беспокойся, уж я потихоньку, я аккуратно.
Широко раздвинув бледные ноги трупа, он спустил до колен длинные трусы в белесых пятнах спермы и, неловко переступая коленями по шуршащему целлофану, стал подбираться поближе. Чтобы было сподручней попасть членом в мертвое тело, он положил колени девушки себе на сгибы локтей. Подавшись вперед, приподнял ей бедра и, сдвигая холодную мертвую кожу, уперся ладонями в едва оформившиеся груди.
— Сейчас, милая, сейчас, — бормотал он.
Почувствовав, как головка члена коснулась лобковых волос, Верблюд, постанывая от нетерпения, подался тазом вперед. Тягучая слюна сорвалась с подбородка и упала на бледные синеватые губы покойницы. И тут Верблюд увидел, как внезапно распахнулись веки трупа и на него глянули белки закатившихся глаз. От неожиданности Верблюд выдохнул, и скопившаяся во рту слюна тягучим водопадом упала на лицо мертвой девушки. Синий длинный язык выскользнул изо рта покойницы, слизнул липкую, в пузырьках массу и остался лежать, свесившись из угла рта забытой синевато-розовой тряпкой. Издав хриплый задушенный крик, Верблюд, скользя ладонями по холодной коже, попытался оттолкнуться от трупа. Колени покойницы, лежавшие на его локтях, сжались, прижимая ему руки к грудной клетке. Голени и ступни сомкнулись на спине, придавливая Верблюда к обнаженному холодному телу, и он закричал и забился в смертельных объятиях, как попавший в капкан хорек.
Крик его сорвался на визг такой силы, что казалось, звук этот прорвется сквозь облицованные кафелем стены морга и переполошит всю больницу.
Ноги трупа все сильнее пригибали его вниз, пальцами он царапал и рвал мертвую плоть, пытаясь оттолкнуть от себя оживший труп. С пола взметнулась худая детская рука, синяя от прилившей крови, и тонкие пальцы сомкнулись на горле Верблюда. Ухоженные длинные ногти с остатками черного лака впились в шею, протыкая кожу, мышцы и смыкаясь за трахеей и пищеводом. Верблюд захлебнулся визгом, всхлипнул, глаза его полезли из орбит. Ноги покойницы оттолкнули его и одновременно рука дернула на себя и в сторону захваченные в горсть кадык, пищевод и трахею, вырывая их из тела вместе с куском кожи от шеи до губ. Кровь из разорванного горла хлынула на покойницу, обтекая ее тело и образуя на полу липкие лужицы. Костлявые девчоночьи коленки разжались, выпустив бьющегося Верблюда, и оттолкнули его в сторону. Голова Верблюда со стуком ударилась об пол, свободно вытекающая из огромной раны кровь впитывалась в белый халат и рассыпавшиеся волосы. Пальцы Верблюда еще скребли кафель, но взгляд уже застыл в одной точке. Слюна свисала дрожащим мостиком с быстро синеющих отвислых губ, смешиваясь на полу с густеющей кровью.
Бледное голое тело покойницы перекатилось на живот, подтянуло ноги и, покачиваясь, встало на ноги. Худые руки и ноги трупа начали обрастать плотью. Тело становилось приземистым и узловатым. Под хруст костей менялось лицо: вытягивался нос и подбородок, проваливались глазницы. Темная сутана покрыла возникшее существо. Резкими птичьими движениями подобравшись к телу Верблюда, оно перевернуло его на спину, сложило на груди руки и выпрямило согнутые конвульсией ноги. Склонившись, оно припало к разорванной шее Верблюда, закрыв растянутым тонкогубым ртом огромную рану. Словно мышечная судорога пробежала по трупу Верблюда, в последний раз сжались альвеолы, выталкивая задержавшийся в легких воздух. Существо приняло в себя последний выдох Верблюда. Затем, достав из складок одежды книгу в потрескавшемся кожаном переплете, встало у изголовья. Ломкими сухими пальцами раскрыв книгу, существо провело по странице пропитанной зловонной жидкостью тряпицей. Пахнуло холодом, погасла бестеневая лампа. Только слабый свет горевших вполнакала светильников на стенах освещал морг. Костлявые пальцы все быстрее перекидывали страницы книги, лишенный эмоций голос проговаривал возникающие строки. Сумрак, постепенно сгущаясь, обступал труп Верблюда и стоявшее над ним существо. Запах разложения, чуть слышный в стерильном помещении морга, стал явственным.
Перевернув последнюю страницу, демон спрятал книгу в складках одежды, опустился на колени и, пережав у корня член и мошонку Верблюда, вырвал гениталии из тела.
Волохов перевернулся на бок, рука наткнулась на что-то шуршащее, колючее. Он открыл глаза. Солнце рвалось в комнату сквозь задернутые шторы. Волохов привстал на локте и огляделся. Половина комнаты была занята расстеленными на полу газетами, на которых Иван положил сушиться травы, собранные в лесу. Воздух, словно на сеновале, был пропитан пряным запахом. Иван еще спал, свесив с кровати тонкую руку. Лицо его было нахмурено, меж густых бровей залегла складка.
Волохов поднялся с матраса и, стараясь не наступить на газеты, пошел в ванную.
Вчера, вернувшись с сенокоса, как называл Волохов их вылазку за город, они, не заходя домой, пошли на рынок — Ивану понадобился мед. Банки с медом всех оттенков, от янтарного до темно-коричневого, стояли аккуратными пирамидками. Тут же лежали соты, завернутые в прозрачный целлофан. Угадав покупателей, торговки стали наперебой завлекать их, протягивая полоски бумаги с образцами.
— А вот гречишный! Полезный, лечебный, от всех хворей…
— … вам нужен исключительно горный!
— …липовый, незаменим при простуде.
— Облепиховый, натуральный. Мужчина, берите — не пожалеете! Ваша девушка мне спасибо скажет, вот увидите.
Волохов сделал задумчивое лицо и, облизав все предложенные бумажки, поблагодарил и повернулся к Ивану.
— Слушай, облепиховый — это сила. У меня один дед знакомый был, спирт на облепихе настаивал. Вот, скажу тебе, вещь!
— Павел, — тихо, немного отвернувшись, заметил Иван, — облепихового меда не бывает. У цветков облепихи нет запаха, нет нектара, она опыляется ветром пыльцой с мужского растения. Облепиха — двудомное…
— Хватит, — прервал Волохов лекцию, — понял. И здесь обман трудящихся. Тогда какой возьмем?
Иван слизнул с протянутой румяной теткой бумажки липовый мед, растер языком по небу, почмокал.
— Я бы взял этот.
Купив литровую банку, они вернулись домой. Иван целый день перебирал травы и раскладывал их на газетах, а Волохов, зевая от скуки, слонялся по квартире, смотрел телевизор. Спать легли рано — за окном молодежь еще голосила под гитару, подвыпившие мужики ругались и пилили упавшие деревья.
Приняв холодный душ, так же осторожно, чтобы не разбудить мальчишку, Волохов прошел в кухню и сварил постные щи из квашеной капусты. Посмотрев на спящего Ивана, он быстро зажарил кусок мяса и съел его с хлебом под пустые щи. Выпив холодного чаю и почувствовал относительную сытость, Волохов удовлетворенно вздохнул.
— Мы в монахи не пойдем, нам пост ни к чему, — пробормотал он.
Вымыв посуду, он заглянул в комнату. Иван в черных сатиновых трусах до колен, сидел на корточках, перебирая травы.
— Добрый день, — щека у него была примята подушкой, но лицо было свежее, и он как всегда улыбался.
— Добрый, добрый, — ответил Волохов, — что, сено на обед выбираешь?
— Нет, — парнишка заулыбался еще шире, — проверяю, готовы ли травы.
— Там я постные щи сварил. Если хочешь, конечно.
— Еще как хочу.
Волохов налил тарелку до краев и присел напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53