Вон у соседей градом все окна высадило. Надо же додуматься: «двушку» ставить.
— Ну, так что, за удачное окончание работы? — спросила Ольга, поставив на стол бутылку водки и пару рюмок, — давай, а?
Две недели после того, что увидела в интернете, она выпивала каждый день и никак не могла остановиться. Страшные картинки преследовали ее во сне, и она вскакивала среди ночи, бежала на кухню и пыталась забыться с помощью алкоголя.
Петрович покосился на бутылку.
— Ты, мать, чего-то зачастила. Вот сейчас замазкой стеклышки по краям залеплю, и можно по чуть-чуть.
Ольга вздохнула. Пить одной не хотелось. То, что она видела в «живой камере» называлось скарингом, или искусственным шрамированием. В глобальной сети она нашла много ссылок на подобные сайты, правда, русскоязычных было немного. Это искусство пришло с островов Полинезии и получило наибольшее развитие, как разновидность татуировки, в Голландии и США, хотя по популярности сильно ей уступало. Но даже на платных сайтах закрытых клубов любителей скаринга она не видела ничего, сходного с тем, что посмотрела в сети. Ее подруга Роксана — девушка по вызову и большой специалист по бандажу, практиковавшая садомазохизм и удовлетворявшая продвинутых клиентов всеми возможными способами, посоветовала прозвонить салоны татуировки. Насколько Ольга смогла узнать, в Москве, да и в целом по России скаринг был экзотикой и решались на него единицы, удовлетворяясь небольшими простейшими операциями. Специалистов скаринга можно было пересчитать по пальцам, но и они производили впечатление дилетантов. Для большинства это было скорее хобби, чем работа.
— Ну, вот, — Петрович вытер тряпкой руки, — принимай труд, хозяйка. Красить можно, как подсохнет. Хочешь, завтра сделаю.
— Покрасить я и сама смогу, — буркнула Ольга, разливая водку.
— А закусить?
— Привередливый ты, Петрович, сил нет, — Ольга достала из холодильника банку огурцов и завернутую в фольгу ветчину.
— Без закуски только алкоголики потребляют, — рассудительно сказал Петрович, нарезая ветчину.
Он выловил из банки огурец, разрезал его вдоль и поднял рюмку.
— Ну, за то, чтобы катаклизмы почаще приходили в столицу нашей родины, город-герой, белокаменную, златоглавую…
Не дождавшись окончания тоста, Ольга опрокинула водку в рот и, сморщившись, схватила огурец и захрустела им.
Петрович не спеша выпил, облизнулся и взял кусок ветчины.
— Не поверишь, мать, половине дома окна вставлять пришлось. Во халтура подвалила! Грешно, конечно, на неприятностях человеческих зарабатывать, ну так если не я — кто другой подшустрит. Моя кобра уж на что деньги любит, — он покачал головой, осуждая «кобру», — а и то скрипеть начала: каждый день пьяный, каждый день пьяный! А как людей обидеть, если со всей душой подносят, в благодарность, так сказать, — Петрович снова облизнулся и покосился на бутылку.
Ольга налила еще по одной.
— Спасибо, Петрович, что хоть через две недели ко мне добрался. Я уж думала, без стекол зимовать придется.
— Да что там, — не заметив подвоха, Петрович махнул рукой, — свои люди, по-соседски…
Дверной звонок прервал его речь. Ольга пошла открывать. На пороге, уперев толстые руки в бока, стояла жена Петровича в бигуди на желтых волосах и засаленном на животе байковом халате.
— Где там мой благоверный? — хмуро спросила она.
— Петрович, за тобой пришли, — крикнула Ольга.
— Уже иду, только инструмент соберу.
Ольга услышала, как звякнула о рюмку бутылка. Петрович выскочил в коридор, энергично работая челюстями.
— Уже закусывает, — как бы взывая к женской солидарности, указывая на него пальцем, сказала «кобра».
— Что ты, что ты, ласточка, — пробормотал с полным ртом Петрович.
— Из шестнадцатой квартиры звонили. Когда, спрашивают, балкон стеклить будешь?
— Уже иду, уже иду, птичка моя.
Оставшись одна, Ольга прошла в мастерскую. Сегодня она не успела еще заглянуть в интернет — Петрович пришел с утра. Пришлось помогать ему снимать размеры, потом ехать в стекольную мастерскую. Она включила компьютер и присела на вращающийся стул возле него. Почти две недели от того, кто прислал ей видео, не было никаких известий. Убеждая себя, что ей это надо для работы, она снова и снова просматривала запись. Паренек, которому делали скаринг, вызывал жалость, граничащую с брезгливостью. Как бездомный завшивевший котенок. И ей никак не удавалось разглядеть того, кто вырезал на теле сероглазого паренька рисунки. Почему-то ей казалось, что она знает этого человека и сможет остановить его.
С интернетом она соединилась не сразу — ночью пользователей было много. В углу экрана мигал темный шарик вызова. Сердце забилось, как от ночного кошмара. Ольга сбегала на кухню за пепельницей и нервно закурила. На экране опять возникла та же самая комната с креслом и хирургической лампой над ним.
Сероглазый паренек резал сидящую в кресле нагую девушку с кляпом во рту. Девчонка была молоденькая, почти ребенок.
Сигарета, догорев до фильтра, обожгла пальцы. Ольга бросила ее на пол и затоптала, не обращая внимания на паленый запах тлеющего ковролина.
— Сумасшедший, — прошептала она, — ты просто сумасшедший.
Больше в комнате с белыми стенами, судя по всему, никого не было.
Девушка пытаясь кричать, билась в кресле. Лицо у паренька было хмурое, сосредоточенное. Казалось, он даже жалеет, что приходится причинять страдания, но делает это ради какой-то известной только ему высшей цели. Глаза его горели фанатичным огнем, но пальцы уверенно держали скальпель с обломанным лезвием. Ольга схватила телефонную трубку, трясущимися пальцами набрала номер.
— Алло, Роксана, ты можешь подъехать? Опять то же самое, только еще хуже. Ну, про что я тебе рассказывала.
— У меня клиент, милая моя, — голос у Роксаны был низкий, с хрипотцой, — встань, как стоял, я тебе сказала, — приказала она кому-то. — Через два часа смогу, не раньше. Годится?
— Не знаю, но я запишу все, что показывают, — Ольга почувствовала себя на грани истерики, — Это бред, сумасшествие какое-то.
— Ладно, ладно, не суетись. И не пей в одиночку.
— Хорошо, жду.
Стиснув ладони между колен, Ольга раскачивалась перед экраном, то закрывая, то открывая глаза.
— Прекрати, прекрати, ублюдок, — закричала она, не выдержав, и что было сил, саданула кулаком по клавиатуре.
Посыпались клавиши, выбитые ударом. Ольга вскочила и заметалась по студии, пиная ногами попадавшиеся на пути холсты и подрамники. Нет, я с ума сойду. Она решительно направилась в кухню и достала из холодильника початую бутылку водки.
Роксана приехала почти под утро. Цокая высокими каблуками, она прошла в комнату.
— Налей-ка мне, прежде всего, чего-нибудь выпить — устала я, как собака. Клиент какой-то двужильный попался. Три раза кончил — и все мало.
Она была в мини-юбке, блестящей кожаной куртке и черном парике. Ярко-красные губы выделялись на бледном лице с темно-синими тенями под глазами, полуприкрытыми накладными ресницами. Ольга налила ей рюмку коньяка.
— Ты видишь, я даже свою боевую раскраску не смыла, — Роксана залпом выпила коньяк, сняла куртку и бросила ее на стул. — Ну, что тут у тебя?
— Сейчас он ее спать уложил и сам лег. Он сумасшедший…
— Постой, постой, давай-ка по порядку: кто кого уложил и куда лег сумасшедший. А лучше — покажи запись.
Они присели к компьютеру. На экране, освещенное приглушенным светом, было разложенное кресло со спящей в нем девушкой. Губы у нее припухли, под глазами были дорожки слез.
— А девочка очень даже, — кивнула Роксана, — такая свежая, миленькая. Ты не влюбилась, часом?
— Посмотри, что он с ней делает!
Ольга открыла файл с записанным видео. Роксана закурила, удобно, как в кинозале, устраиваясь перед экраном.
— Ты, милая моя, постарайся успокоиться, вон что с клавиатурой сделала. Прими теплый душ, завари чайку. Хватит водку хлестать.
Стоя под теплыми струями, Ольга ощущала, как напряжение оставляет ее. Теплая вода успокоила и принесла с собой истому. В последнее время она много пила. Алена так и не вернулась. Даже за вещами прислала какого-то нахального парня, который говорил сальности, раздевая ее взглядом. Ольга провела ладонью по груди, погладила сосок. Она словно увидела воочию молоденькую девчонку, привязанную к креслу, и почувствовала, как желание охватывает ее. Ольга провела рукой по животу, пальцы коснулись волос на лобке. Она отвернула рассекатель душа и легла в ванну, положив раскинутые ноги на края так, чтобы вода падала на промежность. Двигая тазом, она не переставая ласкала грудь, потом пальцы скользнули в треугольник волос. Поднимавшаяся по телу от низа живота дрожь туманила сознание, заставляла ускорять движения рук. Лицо девушки как живое стояло перед глазами. Бедра Ольги задрожали в последней стадии самовозбуждения. Она изогнулась, подставляя влагалище под тяжелую струю воды. Что-то пульсирующее возникло в ней и лопнуло, заставляя тело содрогаться. Она застонала сквозь стиснутые зубы, испытывая восторг, который возможен только во сне или в иллюзии.
Нахлынула приятная расслабленность, тело было словно чужое. Ольга завернула кран и, опираясь на стенку, вышла из ванны и завернулась в полотенце. Ноги дрожали. Большое зеркало на двери ванной комнаты запотело. Ольга протерла его ладонью.
— Мы самостийны и незалежны, и нам никто не нужен, — пробормотала она. Затем подумала и добавила, — ну, почти никто.
Роксана сидела, откинувшись на стуле. Короткие волосы были взъерошены, парик валялся на полу, как забытый скальп, снятый с убитого индейца. На столе возле монитора стояла полупустая бутылка коньяка и пепельница, полная окурков.
— Да, милая моя, — сказала она, энергично затушив изжеванный, перепачканный помадой окурок в пепельнице, — это круто. Ну и кино у тебя.
— У меня? — переспросила Ольга, вытирая голову краем полотенца. — Ты лучше подскажи, что делать.
— Ты о чем?
— Кто-то посылает мне эту мерзость. Я хочу узнать, кто! Я хочу прекратить это, — она кивнула в сторону компьютера.
— Хотеть не вредно, — философски заметила Роксана. — Кстати, ты знаешь, я себе тоже татуировку сделала. На заднице и на брюхе. Интересный специалист. Кельтские руны колет. По-старинному, иголками. С местным наркозом, правда. Но это… — Роксана качнула головой в сторону монитора, — это, пожалуй, чересчур. Сейчас я тебе ничего путного не скажу, — она постучала ногтем по бутылке с коньяком. — Глаза слипаются и голова гудит, как государственная Дума. Давай спать завалимся, а утром, может, какие-то мысли и придут.
Пока Роксана была в душе, Ольга постелила им вдвоем на своей кровати и принесла еще одну подушку. Роксана заснула, как только голова коснулась подушки, а она еще долго смотрела в потолок, переживая увиденное. Почему-то ей казалось, что она уже видела эту белую комнату, более того, она была в ней! Даже вкрадчивый голос казался знакомым!
За окном уже наступил день, когда сон сморил ее.
Глава 14
Волохов открыл глаза. Ночью он заснул, сидя в кресле. Шея затекла так, что было больно повернуть голову. За окном был пасмурный день, слышались голоса рабочих, разбирающих завалы во дворе. В квартире было тоскливо и тихо, лишь за стенкой кто-то неумело тыкал пальцами в клавиши пианино. Волохов поднялся на ноги. Чуть поскрипывая, закачалось кресло. Как опустевшая колыбель, из которой украли ребенка. Включив воду в душе, Волохов сел на дно ванны и, опустив голову, долго сидел под ледяными струями. Его охватила опустошенность, словно спортсмена, отдавшего борьбе все силы и все равно проигравшего. Мысли текли лениво, как подмерзшее подсолнечное масло из разбитой бутылки. Хотелось плюнуть на все и уехать домой, подальше от людей, от навязанных проблем, от этого города, где каждый за себя, а он, Волохов, взялся отвечать за всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Ну, так что, за удачное окончание работы? — спросила Ольга, поставив на стол бутылку водки и пару рюмок, — давай, а?
Две недели после того, что увидела в интернете, она выпивала каждый день и никак не могла остановиться. Страшные картинки преследовали ее во сне, и она вскакивала среди ночи, бежала на кухню и пыталась забыться с помощью алкоголя.
Петрович покосился на бутылку.
— Ты, мать, чего-то зачастила. Вот сейчас замазкой стеклышки по краям залеплю, и можно по чуть-чуть.
Ольга вздохнула. Пить одной не хотелось. То, что она видела в «живой камере» называлось скарингом, или искусственным шрамированием. В глобальной сети она нашла много ссылок на подобные сайты, правда, русскоязычных было немного. Это искусство пришло с островов Полинезии и получило наибольшее развитие, как разновидность татуировки, в Голландии и США, хотя по популярности сильно ей уступало. Но даже на платных сайтах закрытых клубов любителей скаринга она не видела ничего, сходного с тем, что посмотрела в сети. Ее подруга Роксана — девушка по вызову и большой специалист по бандажу, практиковавшая садомазохизм и удовлетворявшая продвинутых клиентов всеми возможными способами, посоветовала прозвонить салоны татуировки. Насколько Ольга смогла узнать, в Москве, да и в целом по России скаринг был экзотикой и решались на него единицы, удовлетворяясь небольшими простейшими операциями. Специалистов скаринга можно было пересчитать по пальцам, но и они производили впечатление дилетантов. Для большинства это было скорее хобби, чем работа.
— Ну, вот, — Петрович вытер тряпкой руки, — принимай труд, хозяйка. Красить можно, как подсохнет. Хочешь, завтра сделаю.
— Покрасить я и сама смогу, — буркнула Ольга, разливая водку.
— А закусить?
— Привередливый ты, Петрович, сил нет, — Ольга достала из холодильника банку огурцов и завернутую в фольгу ветчину.
— Без закуски только алкоголики потребляют, — рассудительно сказал Петрович, нарезая ветчину.
Он выловил из банки огурец, разрезал его вдоль и поднял рюмку.
— Ну, за то, чтобы катаклизмы почаще приходили в столицу нашей родины, город-герой, белокаменную, златоглавую…
Не дождавшись окончания тоста, Ольга опрокинула водку в рот и, сморщившись, схватила огурец и захрустела им.
Петрович не спеша выпил, облизнулся и взял кусок ветчины.
— Не поверишь, мать, половине дома окна вставлять пришлось. Во халтура подвалила! Грешно, конечно, на неприятностях человеческих зарабатывать, ну так если не я — кто другой подшустрит. Моя кобра уж на что деньги любит, — он покачал головой, осуждая «кобру», — а и то скрипеть начала: каждый день пьяный, каждый день пьяный! А как людей обидеть, если со всей душой подносят, в благодарность, так сказать, — Петрович снова облизнулся и покосился на бутылку.
Ольга налила еще по одной.
— Спасибо, Петрович, что хоть через две недели ко мне добрался. Я уж думала, без стекол зимовать придется.
— Да что там, — не заметив подвоха, Петрович махнул рукой, — свои люди, по-соседски…
Дверной звонок прервал его речь. Ольга пошла открывать. На пороге, уперев толстые руки в бока, стояла жена Петровича в бигуди на желтых волосах и засаленном на животе байковом халате.
— Где там мой благоверный? — хмуро спросила она.
— Петрович, за тобой пришли, — крикнула Ольга.
— Уже иду, только инструмент соберу.
Ольга услышала, как звякнула о рюмку бутылка. Петрович выскочил в коридор, энергично работая челюстями.
— Уже закусывает, — как бы взывая к женской солидарности, указывая на него пальцем, сказала «кобра».
— Что ты, что ты, ласточка, — пробормотал с полным ртом Петрович.
— Из шестнадцатой квартиры звонили. Когда, спрашивают, балкон стеклить будешь?
— Уже иду, уже иду, птичка моя.
Оставшись одна, Ольга прошла в мастерскую. Сегодня она не успела еще заглянуть в интернет — Петрович пришел с утра. Пришлось помогать ему снимать размеры, потом ехать в стекольную мастерскую. Она включила компьютер и присела на вращающийся стул возле него. Почти две недели от того, кто прислал ей видео, не было никаких известий. Убеждая себя, что ей это надо для работы, она снова и снова просматривала запись. Паренек, которому делали скаринг, вызывал жалость, граничащую с брезгливостью. Как бездомный завшивевший котенок. И ей никак не удавалось разглядеть того, кто вырезал на теле сероглазого паренька рисунки. Почему-то ей казалось, что она знает этого человека и сможет остановить его.
С интернетом она соединилась не сразу — ночью пользователей было много. В углу экрана мигал темный шарик вызова. Сердце забилось, как от ночного кошмара. Ольга сбегала на кухню за пепельницей и нервно закурила. На экране опять возникла та же самая комната с креслом и хирургической лампой над ним.
Сероглазый паренек резал сидящую в кресле нагую девушку с кляпом во рту. Девчонка была молоденькая, почти ребенок.
Сигарета, догорев до фильтра, обожгла пальцы. Ольга бросила ее на пол и затоптала, не обращая внимания на паленый запах тлеющего ковролина.
— Сумасшедший, — прошептала она, — ты просто сумасшедший.
Больше в комнате с белыми стенами, судя по всему, никого не было.
Девушка пытаясь кричать, билась в кресле. Лицо у паренька было хмурое, сосредоточенное. Казалось, он даже жалеет, что приходится причинять страдания, но делает это ради какой-то известной только ему высшей цели. Глаза его горели фанатичным огнем, но пальцы уверенно держали скальпель с обломанным лезвием. Ольга схватила телефонную трубку, трясущимися пальцами набрала номер.
— Алло, Роксана, ты можешь подъехать? Опять то же самое, только еще хуже. Ну, про что я тебе рассказывала.
— У меня клиент, милая моя, — голос у Роксаны был низкий, с хрипотцой, — встань, как стоял, я тебе сказала, — приказала она кому-то. — Через два часа смогу, не раньше. Годится?
— Не знаю, но я запишу все, что показывают, — Ольга почувствовала себя на грани истерики, — Это бред, сумасшествие какое-то.
— Ладно, ладно, не суетись. И не пей в одиночку.
— Хорошо, жду.
Стиснув ладони между колен, Ольга раскачивалась перед экраном, то закрывая, то открывая глаза.
— Прекрати, прекрати, ублюдок, — закричала она, не выдержав, и что было сил, саданула кулаком по клавиатуре.
Посыпались клавиши, выбитые ударом. Ольга вскочила и заметалась по студии, пиная ногами попадавшиеся на пути холсты и подрамники. Нет, я с ума сойду. Она решительно направилась в кухню и достала из холодильника початую бутылку водки.
Роксана приехала почти под утро. Цокая высокими каблуками, она прошла в комнату.
— Налей-ка мне, прежде всего, чего-нибудь выпить — устала я, как собака. Клиент какой-то двужильный попался. Три раза кончил — и все мало.
Она была в мини-юбке, блестящей кожаной куртке и черном парике. Ярко-красные губы выделялись на бледном лице с темно-синими тенями под глазами, полуприкрытыми накладными ресницами. Ольга налила ей рюмку коньяка.
— Ты видишь, я даже свою боевую раскраску не смыла, — Роксана залпом выпила коньяк, сняла куртку и бросила ее на стул. — Ну, что тут у тебя?
— Сейчас он ее спать уложил и сам лег. Он сумасшедший…
— Постой, постой, давай-ка по порядку: кто кого уложил и куда лег сумасшедший. А лучше — покажи запись.
Они присели к компьютеру. На экране, освещенное приглушенным светом, было разложенное кресло со спящей в нем девушкой. Губы у нее припухли, под глазами были дорожки слез.
— А девочка очень даже, — кивнула Роксана, — такая свежая, миленькая. Ты не влюбилась, часом?
— Посмотри, что он с ней делает!
Ольга открыла файл с записанным видео. Роксана закурила, удобно, как в кинозале, устраиваясь перед экраном.
— Ты, милая моя, постарайся успокоиться, вон что с клавиатурой сделала. Прими теплый душ, завари чайку. Хватит водку хлестать.
Стоя под теплыми струями, Ольга ощущала, как напряжение оставляет ее. Теплая вода успокоила и принесла с собой истому. В последнее время она много пила. Алена так и не вернулась. Даже за вещами прислала какого-то нахального парня, который говорил сальности, раздевая ее взглядом. Ольга провела ладонью по груди, погладила сосок. Она словно увидела воочию молоденькую девчонку, привязанную к креслу, и почувствовала, как желание охватывает ее. Ольга провела рукой по животу, пальцы коснулись волос на лобке. Она отвернула рассекатель душа и легла в ванну, положив раскинутые ноги на края так, чтобы вода падала на промежность. Двигая тазом, она не переставая ласкала грудь, потом пальцы скользнули в треугольник волос. Поднимавшаяся по телу от низа живота дрожь туманила сознание, заставляла ускорять движения рук. Лицо девушки как живое стояло перед глазами. Бедра Ольги задрожали в последней стадии самовозбуждения. Она изогнулась, подставляя влагалище под тяжелую струю воды. Что-то пульсирующее возникло в ней и лопнуло, заставляя тело содрогаться. Она застонала сквозь стиснутые зубы, испытывая восторг, который возможен только во сне или в иллюзии.
Нахлынула приятная расслабленность, тело было словно чужое. Ольга завернула кран и, опираясь на стенку, вышла из ванны и завернулась в полотенце. Ноги дрожали. Большое зеркало на двери ванной комнаты запотело. Ольга протерла его ладонью.
— Мы самостийны и незалежны, и нам никто не нужен, — пробормотала она. Затем подумала и добавила, — ну, почти никто.
Роксана сидела, откинувшись на стуле. Короткие волосы были взъерошены, парик валялся на полу, как забытый скальп, снятый с убитого индейца. На столе возле монитора стояла полупустая бутылка коньяка и пепельница, полная окурков.
— Да, милая моя, — сказала она, энергично затушив изжеванный, перепачканный помадой окурок в пепельнице, — это круто. Ну и кино у тебя.
— У меня? — переспросила Ольга, вытирая голову краем полотенца. — Ты лучше подскажи, что делать.
— Ты о чем?
— Кто-то посылает мне эту мерзость. Я хочу узнать, кто! Я хочу прекратить это, — она кивнула в сторону компьютера.
— Хотеть не вредно, — философски заметила Роксана. — Кстати, ты знаешь, я себе тоже татуировку сделала. На заднице и на брюхе. Интересный специалист. Кельтские руны колет. По-старинному, иголками. С местным наркозом, правда. Но это… — Роксана качнула головой в сторону монитора, — это, пожалуй, чересчур. Сейчас я тебе ничего путного не скажу, — она постучала ногтем по бутылке с коньяком. — Глаза слипаются и голова гудит, как государственная Дума. Давай спать завалимся, а утром, может, какие-то мысли и придут.
Пока Роксана была в душе, Ольга постелила им вдвоем на своей кровати и принесла еще одну подушку. Роксана заснула, как только голова коснулась подушки, а она еще долго смотрела в потолок, переживая увиденное. Почему-то ей казалось, что она уже видела эту белую комнату, более того, она была в ней! Даже вкрадчивый голос казался знакомым!
За окном уже наступил день, когда сон сморил ее.
Глава 14
Волохов открыл глаза. Ночью он заснул, сидя в кресле. Шея затекла так, что было больно повернуть голову. За окном был пасмурный день, слышались голоса рабочих, разбирающих завалы во дворе. В квартире было тоскливо и тихо, лишь за стенкой кто-то неумело тыкал пальцами в клавиши пианино. Волохов поднялся на ноги. Чуть поскрипывая, закачалось кресло. Как опустевшая колыбель, из которой украли ребенка. Включив воду в душе, Волохов сел на дно ванны и, опустив голову, долго сидел под ледяными струями. Его охватила опустошенность, словно спортсмена, отдавшего борьбе все силы и все равно проигравшего. Мысли текли лениво, как подмерзшее подсолнечное масло из разбитой бутылки. Хотелось плюнуть на все и уехать домой, подальше от людей, от навязанных проблем, от этого города, где каждый за себя, а он, Волохов, взялся отвечать за всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53