..
— Поклеп это, а не критика, — снова прервал его Филдс. -Возьмите сегодняшнюю статью мистера Беттери...
Беттери нервно кашлянул.
— Много краж не раскрыто, — отважился вставить он. — Похититель драгоценностей до сих пор гуляет на свободе.
При упоминании таинственного похитителя драгоценностей, которого газеты окрестили «Серым призраком» и «Бирюком», Филдс побагровел.
В то утро Годфри Беттери предпринял новую сокрушительную атаку на сыскную полицию, обвинив ее в том, что она никак не может остановить эпидемию краж драгоценностей. Это была очередная статья из целой серии статей, разоблачавших злоупотребления в полиции: взяточничество высших чинов, вымогательство подарков при помощи шантажа, скандальные делишки в автоинспекции, рукоприкладство. «Разложение, царящее в полиции, мешает быстрому раскрытию преступлений»,— утверждал Беттери. Он попал не в бровь, а в глаз.
Годфри Беттери был невысокий человечек средних лет, с пухлой женской фигурой, тонкой шеей, длинным носом, большими ушами и резко выступавшим адамовым яблоком, которое беспрестанно двигалось. Лицо у него было маленькое, вытянутое, скорбное. Словно стараясь поддержать собственную репутацию, Беттери все время изображал на нем то саркастическую усмешку, то высокомерное презрение. Но сейчас, под гневным взглядом Филд-са, лицо Беттери приняло свое естественное выражение — меланхолии и грусти.
— Мистер Филдс, — начал он просящим тоном, внутренне проклиная себя: вечно у него язык прилипал к гортани, как только он оказывался лицом к лицу со своим противником!— почему бы вам все-таки не сообщить газетам свое мнение об этом происшествии? «Дейли ньюс» напечатает все, что вы сочтете нужным. Я сам прослежу за этим.
Филдс окинул его презрительным взглядом.
— Поговорим как-нибудь в другой раз, мистер Беттери. Сейчас мне надо работать. — Он взглянул на остальных репортеров. — Боюсь, я не смогу больше наслаждаться вашим обществом.
Уходя, он обменялся быстрым взглядом с Браммелом, который решил остаться с репортерами. Филдс короткими, легкими шажками засеменил по дорожке. Его острые серые глаза быстро
схватывали все вокруг — и сад, и дом, не упуская ни малейшей детали. Он делал это почти машинально. Голова его была занята кампанией в печати, которая грозила еще больше усилиться. Сэр Фредерик Джемисон, директор «Дейли ньюс», видимо, дал этому ничтожеству Беттери полную волю. Эх, схватить бы им вора, нагло похищавшего бриллианты из богатых домов этого фешенебельного района, — тогда бы они заткнули рот этим писакам. Филдс не мог отделаться от этих мыслей, даже когда остановился послушать констебля Брота и Этола Биби, объяснявших старшему сыщику Брюсу Филберту, как они нашли тело убитой. Раза два он оглянулся на Браммела — тот разговаривал с репортерами.
V
Инспектору сыскной полиции Стюарту Браммелу было под сорок. Высокий и стройный, с рыжевато-каштановыми волнистыми волосами, разделенными посередине пробором, с четкими чертами лица и умными голубыми глазами, которые превращались в щелочки, когда он смеялся, он был, как говорится, импозантным мужчиной — точь-в-точь сыщик из Скотленд-Ярда, каких изображают в романах и фильмах. Холостяк и светский человек, Браммел часто ходил на скачки и обедал в лучших ресторанах. Одевался он очень тщательно: темный костюм в полоску, серая шляпа с загнутыми полями, белоснежный крахмальный воротничок и темный галстук — настоящий английский джентльмен, если бы все это было чуть-чуть менее подчеркнутым.
Репортеры его любили. На их вопросы Браммел отвечал, казалось, вполне откровенно.
— Пока я вам мало что могу сказать, — начал он. — Я даже не уверен, убийство это или самоубийство...
Его забросали вопросами об убитой.
— Была замужем за Джоном Тайсоном, биржевым маклером, — сказал он.
— Это мы знаем, Красавчик, — фамильярно заметил репортер «Ивнинг стар».
— Я так и предполагал, — признался Браммел. — Наш информационный отдел никогда не знает больше, чем пресса.
Этот сомнительный комплимент все же польстил репортерам, однако они отнюдь не были убеждены, что он сообщил о покойной миссис Тайсон все, что знал.
— Что вы скажете о ее любовниках? — спросил репортер «Стар». — О виновниках развода, которые не были упомянуты на процессе?
— Ничего о них не знаю, — ответил Браммел.
— Тайсон, видимо, знает, — предположил репортер.
— Он за границей, вот уже несколько месяцев, — сказал Браммел.
— Значит, он вне подозрений, — заключил репортер «Мейл». Разговор зашел о фирме биржевых маклеров Тайсона и Хобсона. Браммел незаметно расспрашивал репортеров о ее владельцах.
— Томми Хобсон — страшный бабник, не в пример Тайсону, — сказал Нейл Мунро, репортер «Мейл».
— Да, большой проказник для своих пятидесяти, — добавил репортер «Стар». — Спит со всеми бабами, кроме собственной жены.
— Вряд ли он пропустил жену своего партнера, — сказал еще кто-то.
— Даже если это так, Тайсон, видно, никогда ничего не подозревал, — заметил Хорэс Ист. — Они до сих пор большие друзья.
Репортеры болтали со знанием дела, жизнь света была известна им во всех подробностях. Особенно щеголял своей осведомленностью Нейл Мунро.
— Все богатые дамы помещают свои деньги через Хобсона, — сказал он.
Браммел взглянул на Беттери — тот не принимал в разговоре никакого участия.
— Хобсон имеет акции «Дейли ньюс», не так ли, Беттери? Большой друг вашего хозяина?
— Ну и что из этого, Красавчик? — спросил Беттери. Беттери начал что-то подозревать. Ему казалось, что Браммел
намеренно направляет разговор так, чтобы выудить сведения у репортеров, а сам держит язык за зубами. Браммел славился своим умением собирать сведения, которые на первый взгляд казались совсем пустяковыми. Не мудрено, что его называли королем осведомителей, ни один сыщик не имел столько доносчиков, сколько он. И вот сейчас Беттери осенило: да Браммел просто выкачивает из репортеров сведения, как будто они обыкновенные полицейские стукачи! До сегодняшнего дня Беттери был самого высокого мнения о Браммеле: общительный, порядочный, даже с преступниками ведет себя как джентльмен. Беттери вспомнил, как однажды председатель Верховного суда похвалил Брам-мела, когда тот попросил отпустить на поруки отца пятерых детей, которого признали виновным в краже со взломом. На Беттери этот случай произвел большое впечатление. Как и большинство журналистов, он легко впадал в сентиментальность, и самое простое проявление человечности могло его растрогать. Браммел тем временем продолжал расспросы о Хобсоне и его друге — газетном короле сэре Фредерике Джемисоне.
— К чему этот разговор? — снова вмешался Беттери. — Вы, кажется, думаете, Красавчик...
— К вашему сведению, я никогда ничего не думаю, пока не узнаю все факты, — прервал его Браммел.
— Что за дурацкая болтовня, — взорвался Беттери, как верный пес, становясь на защиту Джемисона.
— Не считаю ее дурацкой, Годфри, — возразил Браммел.
— Раз окно открыто, похоже, что это кража со взломом,— сказал Беттери. — Неужели опять Бирюк? Тогда вам просто погибель, — съязвил он.
— Не думаю, что это он, — ответил Браммел. — А если так — ему крышка. Когда вор становится убийцей, на него доносят те, кто скупает у него краденое.
— Сначала обзаведитесь новым шефом — не то вам этого парня не поймать, — сказал Беттери.
Воспоминание о том, как он растерялся в присутствии Филдса, до сих пор терзало ему душу.
— Филдсу этого дела не осилить, и вы это знаете, дорогуша, — не унимался он.
— Думаю, вы ошибаетесь, Годфри.
Эта спокойная уверенность еще больше распалила Беттери. Репортер возненавидел Филдса; у него были все основания хотеть, чтобы Филдса сместили с должности. Успех газетной кампании увеличил бы его шансы на продвижение в «Дейли ньюс». Беттери тосковал по спокойной литературной работе. Сколько лет он мечтал о том дне, когда его назначат редактором отдела «Жизнь и книги», — тогда он . обратит свое перо против тех выскочек, которые считают, что могут писать. К тому же в отделе «Жизнь и книги» сотрудничают выдающиеся люди: удалившийся от дел епископ и три профессора. Миссис Беттери очень честолюбива, наконец-то она перестанет стыдиться профессии своего мужа...
Беттери не мог удержаться и со злостью бросил:
— Когда уволят Филдса, вас тоже, наверное, попросят.
— Меня это не огорчит, Годфри. Надеюсь только, что меня переведут в автоинспекцию. Если все, что вы говорили, правда, я там наживу состояние. Мне бы оно очень пригодилось. А то те сведения, что я недавно получил от жучка на скачках, яйца выеденного не стоят.
Репортеры засмеялись. Им импонировал его цинизм. Браммел — умница, не то что этот напыщенный индюк Филдс.
VI
Рядом с констеблем Бротом и ЭтоЛом Биби сыщик Филберт казался громадиной. Филберт злился на молочника: нечего ему было распускать язык с репортерами. Не любил он таких ловкачей — думают, что могут обдурить полицию.
— С репортерами ты болтал без умолку, а сейчас прямо онемел, — сказал Филберт тонким визгливым голосом, никак не вязавшимся с его наружностью.
— Понимаете, — промямлил Биби, — я думал...
— Меня не интересует, что ты думал, — обрезал его Филберт. — Давно ты развозишь здесь молоко?
— Да, сейчас скажу. Уже года два.
— Что значит «года два»? — спросил Филберт. Отчаянный педант, он не любил небрежных и неточных ответов.
Биби с минуту молчал.
— Ну... два года и три месяца.
— Почему ты сразу не сказал? — спросил Филберт. — Хватит тебе дурачка строить, Биби, слышишь?
Биби покраснел. В нем пробуждалась ненависть к этому сыщику.
— За два года и три месяца ты хорошо узнал миссис Тайсон?
— Что вы, я ее не знал, — запинаясь, ответил Биби.
— Однако репортерам ты все про нее рассказал. Что она была красивая. Она тебе нравилась? Да, Биби?
— Нет, — сказал молочник, опустив глаза и стыдясь признаться, что он обожал ее издали.
— Она тебе так нравилась, что ты просто бредил этой красоткой, — глумился Филберт. — Может, ты разглядел не только лицо... Часто ты бывал у нее в доме?
— В доме не был ни разу.
— Говори правду, Биби. Часто ты бывал у нее в доме?
— Ни разу, — покачал головой Биби.
— Хорошо! — с угрозой сказал Филберт. — Мы еще об этом поговорим. А сейчас пойдем взглянем на ящик для молока.
Биби неуверенно посмотрел на констебля Брота. Тот молчал.
— Ну, ну, пошевеливайся, — сказал Филберт. — Быстрее! Биби не двинулся с места. «У нас свободная страна»,— говорил он себе. Он подождал, пока констебль пошел первым, и последовал за ним. Филберт -шел позади, вразвалку, с уверенным видом. Совсем еще молодой, лет тридцати с небольшим, он до недавнего времени был непобедимым чемпионом полиции по боксу в тяжелом весе. Вид у него был весьма грозный, и потому его часто посылали на опасные задания — арестовывать бандитов и убийц. Он их ненавидел за жестокость и зверства, особенно тех, кто избирал своими жертвами женщин. Уж от него им не было пощады, недаром его прозвали Кровавым Королем! В преступном мире его имя произносили со страхом. Стоило Филберту войти в какой-нибудь бар, как три-четыре посетителя вскакивали с места и бросались к ближайшей двери. При всем том в наружности Филберта не было ничего типично боксерского: бледное вялое лицо с отвисшими щеками и двойным подбородком, хрящеватый нос и выступающие вперед зубы, из-за которых рот его казался всегда приоткрытым. У него вечно было злое, раздраженное выражение лица, как у своенравного мальчишки, а глазки, маленькие, алчные, так и бегали по сторонам. В отличие от своих непосредственных начальников Филдса и Брам-
мела он был одет довольно крикливо: яркая рубашка, светло-коричневый спортивный пиджак и серые спортивные брюки, которые постоянно сползали ему на бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Поклеп это, а не критика, — снова прервал его Филдс. -Возьмите сегодняшнюю статью мистера Беттери...
Беттери нервно кашлянул.
— Много краж не раскрыто, — отважился вставить он. — Похититель драгоценностей до сих пор гуляет на свободе.
При упоминании таинственного похитителя драгоценностей, которого газеты окрестили «Серым призраком» и «Бирюком», Филдс побагровел.
В то утро Годфри Беттери предпринял новую сокрушительную атаку на сыскную полицию, обвинив ее в том, что она никак не может остановить эпидемию краж драгоценностей. Это была очередная статья из целой серии статей, разоблачавших злоупотребления в полиции: взяточничество высших чинов, вымогательство подарков при помощи шантажа, скандальные делишки в автоинспекции, рукоприкладство. «Разложение, царящее в полиции, мешает быстрому раскрытию преступлений»,— утверждал Беттери. Он попал не в бровь, а в глаз.
Годфри Беттери был невысокий человечек средних лет, с пухлой женской фигурой, тонкой шеей, длинным носом, большими ушами и резко выступавшим адамовым яблоком, которое беспрестанно двигалось. Лицо у него было маленькое, вытянутое, скорбное. Словно стараясь поддержать собственную репутацию, Беттери все время изображал на нем то саркастическую усмешку, то высокомерное презрение. Но сейчас, под гневным взглядом Филд-са, лицо Беттери приняло свое естественное выражение — меланхолии и грусти.
— Мистер Филдс, — начал он просящим тоном, внутренне проклиная себя: вечно у него язык прилипал к гортани, как только он оказывался лицом к лицу со своим противником!— почему бы вам все-таки не сообщить газетам свое мнение об этом происшествии? «Дейли ньюс» напечатает все, что вы сочтете нужным. Я сам прослежу за этим.
Филдс окинул его презрительным взглядом.
— Поговорим как-нибудь в другой раз, мистер Беттери. Сейчас мне надо работать. — Он взглянул на остальных репортеров. — Боюсь, я не смогу больше наслаждаться вашим обществом.
Уходя, он обменялся быстрым взглядом с Браммелом, который решил остаться с репортерами. Филдс короткими, легкими шажками засеменил по дорожке. Его острые серые глаза быстро
схватывали все вокруг — и сад, и дом, не упуская ни малейшей детали. Он делал это почти машинально. Голова его была занята кампанией в печати, которая грозила еще больше усилиться. Сэр Фредерик Джемисон, директор «Дейли ньюс», видимо, дал этому ничтожеству Беттери полную волю. Эх, схватить бы им вора, нагло похищавшего бриллианты из богатых домов этого фешенебельного района, — тогда бы они заткнули рот этим писакам. Филдс не мог отделаться от этих мыслей, даже когда остановился послушать констебля Брота и Этола Биби, объяснявших старшему сыщику Брюсу Филберту, как они нашли тело убитой. Раза два он оглянулся на Браммела — тот разговаривал с репортерами.
V
Инспектору сыскной полиции Стюарту Браммелу было под сорок. Высокий и стройный, с рыжевато-каштановыми волнистыми волосами, разделенными посередине пробором, с четкими чертами лица и умными голубыми глазами, которые превращались в щелочки, когда он смеялся, он был, как говорится, импозантным мужчиной — точь-в-точь сыщик из Скотленд-Ярда, каких изображают в романах и фильмах. Холостяк и светский человек, Браммел часто ходил на скачки и обедал в лучших ресторанах. Одевался он очень тщательно: темный костюм в полоску, серая шляпа с загнутыми полями, белоснежный крахмальный воротничок и темный галстук — настоящий английский джентльмен, если бы все это было чуть-чуть менее подчеркнутым.
Репортеры его любили. На их вопросы Браммел отвечал, казалось, вполне откровенно.
— Пока я вам мало что могу сказать, — начал он. — Я даже не уверен, убийство это или самоубийство...
Его забросали вопросами об убитой.
— Была замужем за Джоном Тайсоном, биржевым маклером, — сказал он.
— Это мы знаем, Красавчик, — фамильярно заметил репортер «Ивнинг стар».
— Я так и предполагал, — признался Браммел. — Наш информационный отдел никогда не знает больше, чем пресса.
Этот сомнительный комплимент все же польстил репортерам, однако они отнюдь не были убеждены, что он сообщил о покойной миссис Тайсон все, что знал.
— Что вы скажете о ее любовниках? — спросил репортер «Стар». — О виновниках развода, которые не были упомянуты на процессе?
— Ничего о них не знаю, — ответил Браммел.
— Тайсон, видимо, знает, — предположил репортер.
— Он за границей, вот уже несколько месяцев, — сказал Браммел.
— Значит, он вне подозрений, — заключил репортер «Мейл». Разговор зашел о фирме биржевых маклеров Тайсона и Хобсона. Браммел незаметно расспрашивал репортеров о ее владельцах.
— Томми Хобсон — страшный бабник, не в пример Тайсону, — сказал Нейл Мунро, репортер «Мейл».
— Да, большой проказник для своих пятидесяти, — добавил репортер «Стар». — Спит со всеми бабами, кроме собственной жены.
— Вряд ли он пропустил жену своего партнера, — сказал еще кто-то.
— Даже если это так, Тайсон, видно, никогда ничего не подозревал, — заметил Хорэс Ист. — Они до сих пор большие друзья.
Репортеры болтали со знанием дела, жизнь света была известна им во всех подробностях. Особенно щеголял своей осведомленностью Нейл Мунро.
— Все богатые дамы помещают свои деньги через Хобсона, — сказал он.
Браммел взглянул на Беттери — тот не принимал в разговоре никакого участия.
— Хобсон имеет акции «Дейли ньюс», не так ли, Беттери? Большой друг вашего хозяина?
— Ну и что из этого, Красавчик? — спросил Беттери. Беттери начал что-то подозревать. Ему казалось, что Браммел
намеренно направляет разговор так, чтобы выудить сведения у репортеров, а сам держит язык за зубами. Браммел славился своим умением собирать сведения, которые на первый взгляд казались совсем пустяковыми. Не мудрено, что его называли королем осведомителей, ни один сыщик не имел столько доносчиков, сколько он. И вот сейчас Беттери осенило: да Браммел просто выкачивает из репортеров сведения, как будто они обыкновенные полицейские стукачи! До сегодняшнего дня Беттери был самого высокого мнения о Браммеле: общительный, порядочный, даже с преступниками ведет себя как джентльмен. Беттери вспомнил, как однажды председатель Верховного суда похвалил Брам-мела, когда тот попросил отпустить на поруки отца пятерых детей, которого признали виновным в краже со взломом. На Беттери этот случай произвел большое впечатление. Как и большинство журналистов, он легко впадал в сентиментальность, и самое простое проявление человечности могло его растрогать. Браммел тем временем продолжал расспросы о Хобсоне и его друге — газетном короле сэре Фредерике Джемисоне.
— К чему этот разговор? — снова вмешался Беттери. — Вы, кажется, думаете, Красавчик...
— К вашему сведению, я никогда ничего не думаю, пока не узнаю все факты, — прервал его Браммел.
— Что за дурацкая болтовня, — взорвался Беттери, как верный пес, становясь на защиту Джемисона.
— Не считаю ее дурацкой, Годфри, — возразил Браммел.
— Раз окно открыто, похоже, что это кража со взломом,— сказал Беттери. — Неужели опять Бирюк? Тогда вам просто погибель, — съязвил он.
— Не думаю, что это он, — ответил Браммел. — А если так — ему крышка. Когда вор становится убийцей, на него доносят те, кто скупает у него краденое.
— Сначала обзаведитесь новым шефом — не то вам этого парня не поймать, — сказал Беттери.
Воспоминание о том, как он растерялся в присутствии Филдса, до сих пор терзало ему душу.
— Филдсу этого дела не осилить, и вы это знаете, дорогуша, — не унимался он.
— Думаю, вы ошибаетесь, Годфри.
Эта спокойная уверенность еще больше распалила Беттери. Репортер возненавидел Филдса; у него были все основания хотеть, чтобы Филдса сместили с должности. Успех газетной кампании увеличил бы его шансы на продвижение в «Дейли ньюс». Беттери тосковал по спокойной литературной работе. Сколько лет он мечтал о том дне, когда его назначат редактором отдела «Жизнь и книги», — тогда он . обратит свое перо против тех выскочек, которые считают, что могут писать. К тому же в отделе «Жизнь и книги» сотрудничают выдающиеся люди: удалившийся от дел епископ и три профессора. Миссис Беттери очень честолюбива, наконец-то она перестанет стыдиться профессии своего мужа...
Беттери не мог удержаться и со злостью бросил:
— Когда уволят Филдса, вас тоже, наверное, попросят.
— Меня это не огорчит, Годфри. Надеюсь только, что меня переведут в автоинспекцию. Если все, что вы говорили, правда, я там наживу состояние. Мне бы оно очень пригодилось. А то те сведения, что я недавно получил от жучка на скачках, яйца выеденного не стоят.
Репортеры засмеялись. Им импонировал его цинизм. Браммел — умница, не то что этот напыщенный индюк Филдс.
VI
Рядом с констеблем Бротом и ЭтоЛом Биби сыщик Филберт казался громадиной. Филберт злился на молочника: нечего ему было распускать язык с репортерами. Не любил он таких ловкачей — думают, что могут обдурить полицию.
— С репортерами ты болтал без умолку, а сейчас прямо онемел, — сказал Филберт тонким визгливым голосом, никак не вязавшимся с его наружностью.
— Понимаете, — промямлил Биби, — я думал...
— Меня не интересует, что ты думал, — обрезал его Филберт. — Давно ты развозишь здесь молоко?
— Да, сейчас скажу. Уже года два.
— Что значит «года два»? — спросил Филберт. Отчаянный педант, он не любил небрежных и неточных ответов.
Биби с минуту молчал.
— Ну... два года и три месяца.
— Почему ты сразу не сказал? — спросил Филберт. — Хватит тебе дурачка строить, Биби, слышишь?
Биби покраснел. В нем пробуждалась ненависть к этому сыщику.
— За два года и три месяца ты хорошо узнал миссис Тайсон?
— Что вы, я ее не знал, — запинаясь, ответил Биби.
— Однако репортерам ты все про нее рассказал. Что она была красивая. Она тебе нравилась? Да, Биби?
— Нет, — сказал молочник, опустив глаза и стыдясь признаться, что он обожал ее издали.
— Она тебе так нравилась, что ты просто бредил этой красоткой, — глумился Филберт. — Может, ты разглядел не только лицо... Часто ты бывал у нее в доме?
— В доме не был ни разу.
— Говори правду, Биби. Часто ты бывал у нее в доме?
— Ни разу, — покачал головой Биби.
— Хорошо! — с угрозой сказал Филберт. — Мы еще об этом поговорим. А сейчас пойдем взглянем на ящик для молока.
Биби неуверенно посмотрел на констебля Брота. Тот молчал.
— Ну, ну, пошевеливайся, — сказал Филберт. — Быстрее! Биби не двинулся с места. «У нас свободная страна»,— говорил он себе. Он подождал, пока констебль пошел первым, и последовал за ним. Филберт -шел позади, вразвалку, с уверенным видом. Совсем еще молодой, лет тридцати с небольшим, он до недавнего времени был непобедимым чемпионом полиции по боксу в тяжелом весе. Вид у него был весьма грозный, и потому его часто посылали на опасные задания — арестовывать бандитов и убийц. Он их ненавидел за жестокость и зверства, особенно тех, кто избирал своими жертвами женщин. Уж от него им не было пощады, недаром его прозвали Кровавым Королем! В преступном мире его имя произносили со страхом. Стоило Филберту войти в какой-нибудь бар, как три-четыре посетителя вскакивали с места и бросались к ближайшей двери. При всем том в наружности Филберта не было ничего типично боксерского: бледное вялое лицо с отвисшими щеками и двойным подбородком, хрящеватый нос и выступающие вперед зубы, из-за которых рот его казался всегда приоткрытым. У него вечно было злое, раздраженное выражение лица, как у своенравного мальчишки, а глазки, маленькие, алчные, так и бегали по сторонам. В отличие от своих непосредственных начальников Филдса и Брам-
мела он был одет довольно крикливо: яркая рубашка, светло-коричневый спортивный пиджак и серые спортивные брюки, которые постоянно сползали ему на бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35