Какие у нее основания ждать большего, надеяться...
Юнис была рада, когда официант принес цыпленка.
— Вот это хорошо,— сказала она.— Лучше, чем все разговоры о любви. Всегда одно и тоже — надоело.
Она с удовольствием принялась за цыпленка и выпила еще бокал вина.
— Все на свете трын-трава,— сказала она.
— Видно, вам крепко досталось,— отозвался он.
Она взглянула на него блестящими глазами и заговорила совсем непринужденно. Забывшись, она даже сказала, сколько ей лет — двадцать девять; она стареет. Несколько раз, сама того не замечая, Юнис пускалась в откровенности. Она изъездила всю Австралию, позировала фотографам, была танцовщицей ревю, участвовала в конкурсе красоты...
— «Перепелочки бизнесменов» — вот как нас называли. Юнис рассказывала без всякой связи, поэтому он не мог
составить себе полное представление о ее жизни.
— Я все время мечтала уехать в Голливуд,— продолжала она.
— Почему же не уехали?
— Обманули меня. Кругом обманщики.
— Неужели вам не с кем было посоветоваться? А что же родители?
Она презрительно фыркнула:
— Родители!
Юнис вздохнула и начала рассказывать о своем детстве. Отец был клерком. Бедняга работал как вол, и все впустую; жена вечно была недовольна и беспрестанно его пилила. Она мечтала о такой жизни, какую показывают в кинофильмах. Голливуд был ее святыней. Юнис она определила в школу танцев, где ее обучили чечетке. Мать мечтала, чтобы она стала танцовщицей в ревю или актрисой, а лучше всего кинозвездой. Она внушила дочери, что надо постараться выйти замуж с. ; огатого. Когда Юнис окончила школу, мать подыскала ей работу в пантомиме. Юнис привлекла внимание одного из аднимистраторов театра, который устроил ее на постоянную работу в кордебалет. Сольных номеров ей не давали. Когда этот администратор повез ревю на гастроли по стране, он позаботился о том, чтобы она поехала с ним. Поговорил с ее матерью, и спустя несколько дней Юнис очутилась в его купе...
На лице Юнис появилось циничное и горькое выражение.
— Это было начало,— сказала она и, отвечая на недоуменный жест Браммела, добавила:
- Он был женат, а в турне выбирал себе девочек помоложе. В первую же ночь в отеле, когда я уже легла, он пришел ко мне... Сказал, что позаботится обо мне, если я буду с ним ласкова. Сказал, что надарит мне всякой всячины... Я страшно испугалась... Он сел на кровать и обнял меня. Я хотела вскочить и убежать. Но куда? Что мне было делать? Он «даже сказал, что моя мать рассердится, если я потеряю работу... Она опустила голову и замолчала.
— Так и не удалось вам пробиться,— сказал Браммел сочувственно и про себя подумал, что не раз слышал такие истории.
— Куда там! — сказала она.— Потом я пумнела. Пришлось им раскошеливаться. У меня теперь приличное гнездышко,— добавила Юнис, допивая новый бокал и подмигивая Браммелу.— Вот подвернется мне что-нибудь настоящее, сразу покончу с такой жизнью.
Она встретила Руни в те дни, когда ее только что бросил богатый бизнесмен, обещавший на ней жениться. Друзей у нее не было. Руни — человек жестокий и беспощадный, но ей жаловаться не на что. К ней он был добр.
— Исключение подтверждает правило,— раздраженно заметил Браммел, и в голове у его промелькнуло неприятное подозрение.— Он никому никогда добра не делал.
Она улыбнулась.
— Забудем об этом, Красавчик,— сказала она.— Мне он безразличен.
— Вы порвали с ним? — быстро спросил он.
— Н-нет...— запнулась она. И вдруг возмутилась: —А вам-то что до этого? — Юнис с вызовом посмотрела на него.— Я своих друзей не бросаю, особенно когда они в беде. А он в беде. Вчера ночью нагрянули полицейские — из отдела азартных игр. Вы его обманули?
— Это Чарли сказал? — спросил Браммел.
— А хотя бы и он? — отпарировала она.
Она ждала ответа. Браммел вдруг стал странно спокойным.
— Чарли говорил вам когда-нибудь о своих дружках, которых он прикончил? — спросил он.
— Не понимаю, о чем вы,— сказала она.
— И вы хотите, чтобы я вам поверил?
Она поклялась своим покойным отцом, что Руни никогда не обсуждал с ней свои дела. Она ничего не знала о его жертвах.
— Дождется, что скоро с ним сквитаются,— зло проговорил Браммел.
— А он про вас это сказал,— заметила она.
— Меня он очень мало волнует.
Неожиданно она начала просить Браммела не рисковать.
— А вдруг вас убьют,— сказала Юнис, и голос ее дрогнул.
— Ну что ж, погибну при исполнении служебных обязанностей.
На лице ее мелькнуло беспокойство, мягкие темные глаза смотрели на него с симпатией. Она жалела, что погорячилась.
Подали десерт, затем кофе с ликерами. Теплая волна поднималась, дурманила им головы.
Покинув отель, они поехали по шоссе вдоль берега моря, минуя приморские городки. Там было полно отдыхающих. Сияли неоновые огни молочных баров, то и дело через дорогу переходили парочки и скрывались в прибрежном кустарнике.
— Хорошо бы снова стать молодыми! — сказала Юнис. Браммел не ответил. Она сидела рядом с ним, совсем рядом, в
закрытой машине, и фары встречных автомобилей время от времени освещали ее лицо. Сквозь рукав он чувствовал ее теплое плечо и не мог вымолвить ни слова; желание схватить ее, сжать в своих объятиях парализовало его рассудок.
Неожиданно он повернул машину и быстро поехал назад, к городу. Свернув с шоссе, он повел машину по тихим улочкам.
— Куда вы меня везете, Красавчик? — спросила она.
— Вам понравится это место,— ответил Браммел.
Он остановил машину не у самого домика миссис Тайсон на Дарлингтон-авеню, а проехал немного дальше по улице, и они молча пошли обратно к дому. Он бы не мог сказать, почему он привез сюда Юнис. Может быть, чтобы произвести впечатление. А может быть, потому, что Юнис была живой копией убитой женщины, которая не шла у него из головы.
Браммел открыл дверь ключом, который был в его распоряже-ни с начала следствия. Он не стал зажигать свет в холле. У него появилось странное желание: отвести Юнис в спальню убитой женщины, однако профессиональная осторожность взяла верх. Вместо этого он провел ее в гостинную: освещенные окна гостинной не увидят с улицы.
Войдя в комнату, Юнис замерла от восторга. Бледно-голубая портьера, прелестная мебель, мраморный камин — она словно зачарованная оглядывалась вокруг. Ничего подобного она в жизни
не видела!
— Неужели это ваш дом, Стюарт? — спросила она.
Он не ответил.
— Ну конечно ваш!—обрадованно воскликнула Юнис.
Ему польстило, что она приняла этот дом за его собственный. Он наблюдал, как она ходит по комнате и все разглядывает. Потом она села на тахту и поманила его к себе. Рассказать бы ей историю этого дома!.. Но этого он не может сделать.
Он сел рядом с ней. Ему было душно. Казалось, в этом доме самый воздух насыщен грубыми, животными желаниями. Он молчал, не двигаясь,— его сковала нерешительность. И вдруг Браммел почувствовал легкое прикосновение ее руки — быстрое, нетерпеливое, нежное. Он схватил ее, ища губами ее губы, сжимая ее в объятиях.
XXXI
На следующее утро Браммел проснулся с одной мыслью: он должен немедленно увидеть Юнис. Он быстро оделся и, не позавтракав и даже не поговорив с матерью и сестрой, поехал к ней на квартиру. До этого он ни разу там не был — боялся ловушки. Возможно, и сейчас там небезопасно появляться. Руни может Нагрянуть в любую минуту. Но теперь Браммел об этом не думал. Он должен повидать Юнис, и мысль о том, что она, быть может, до сих пор встречается с Руни, лишь обостряла это желание. Браммел понимал, что с ним происходит: его мучит ревность, разжигаемая подозрением, что он делит Юнис с Чарли Руни... Но ведь она сказала, что Руни ей безразличен... Значит, у нее с ним ничего нет. Вчера она с такой страстью отдалась ему... Может быть, она любит его...
У двери ее квартиры Браммел начал нервничать. Руки дрожали. А вдруг там Руни? Не то чтобы он его боялся — как-никак он полицейский и сумеет с ним справиться. Он опасался Руни как соперника. Браммелу стало вдруг стыдно: волнуется, словно мальчишка.
Он робко постучал. Дверь отворила Юнис. Она была еще в халате и, казалось, совсем не удивилась его приходу. Улыбаясь, она оглядела его и отступила назад.
— Привет, Стюарт,— сказала Юнис, протягивая ему руку. Браммелу она показалась еще прекраснее, чем прежде. Захлопнув дверь, он прошел следом за ней в холл.
— Значит, ты уже не боишься приходить сюда? — спросила она.
— Я должен был тебя увидеть.
— По делу, конечно?
Он молчал. Юнис смотрела на него, словно чего-то ожидая. Потом он сказал:
— Ты такая красивая! — и поцеловал ее в губы. Они улыбнулись друг другу.
— Кроме нас, здесь никого нет,— сказала Юнис.
XXXII
Браммел стал регулярно навещать Юнис, это вошло у него в привычку. Иногда он завтракал у нее и рассказывал ей про людей, с которыми ему приходилось встречаться. Однако Браммел никогда не говорил с ней о служебных делах; он был достаточно осмотрителен. Есть вещи, о которых он не имеет права рассказывать, объяснял он. Даже тот дом, куда он возил ее в ту ночь,— тоже секрет.
— А секрет — это то, что положено знать только одному человеку,— говорил он.
Однажды за завтраком Браммел сказал ей, что ему придется бросить дело, в которое он вложил столько сил, если он не раздобудет самой пустяшной информации: ему надо установить лич-
ноСть владельца одной спортивной машины. Он назвал марку машины и сказал, какого она цвета. Юнис могла бы узнать для него этот пустяк.
Она была удивлена этой просьбой.
— Как же я это узнаю, Стюарт? — спросила она.
— Чарли знает всех владельцев гоночных машин. Юнис побелела.
— Фараон — вот ты кто, Красавчик! — в ярости вскричала она, вскакивая со стула.— Фараон до мозга костей! Родную мать и ту заставишь шпионить, если понадобится!
Он не знал, что ответить. Это обвинение потрясло его. Затем он пробормотал, что вовсе не хотел, чтобы она узнавала что-то у Руни. «Я сам могу у него спросить»,— неуверенно сказал Браммел. Он только хотел выяснить, встречается ли она еще с Руни...
Но он не договаривал. Ему действительно до зарезу нужны были эти сведения — его поиски зашли в тупик. И ей легче добыть их, чем ему. Сам он не хотел встречаться с Руни. Он сказал ей полуправду, по существу даже солгал.
— Я все время подозревала, что ты негодяй,— сказала она.— Обхаживал меня, чтобы заставить доносить на Чарли.
— Это неправда, Юнис,— возразил он, стараясь изобразить оскорбленную невинность. Но смущение выдавало его.—...Я просто схожу с ума, когда думаю, что ты встречаешься с Руни...
— Но ты бы не возражал, если бы я согласилась доносить на него,— сказала она с горечью.
Ей было особенно обидно еще потому, что она отказывалась помогать Чарли, хотя в самом начале знакомства с Браммелом намекала, что не бросит его в беде.
Он отодвинул недопитую чашку чая, поднялся из-за стола и стал успокаивать ее. Но она не хотела ему верить. В ее оскорблениях, конечно, есть доля правды — поэтому он и перешел в оборону, но все-таки в главном она неправа. Ни одна женщина за всю жизнь не нравилась ему так, как она. Он любит ее. Впрочем, любит ли? Почему же в таком случае он не сказал ей о своей любви? Почему он до сих пор так сдержан, так осторожно выбирает слова? Браммел спрашивал себя об этом, но трусливо уклонялся от прямого ответа. А впрочем, кто хладнокровно признается себе, что вел себя, как негодяй,— ведь всегда стараешься найти какое-нибудь оправдание и успокоить свою совесть. Браммел нашел себе оправдание. Но она продолжала осыпать его оскорблениями, и ему захотелось набраться решимости и сказать, что он любит ее. Тогда бы она все ему простила.
— Юнис, с тобой я никогда не был полицейским,— сказал он напыщенно и возмущенно.
— Да ты вообще ни разу в жизни не был ничем другим,— сказала она.— И не можешь быть. Фараон уже никогда человеком не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35