На его подножке лежало одеяло, которым старик обычно укутывал ноги. Дверь в комнату Марии Ломбард тоже была открыта. Гейл заглянула и туда. На кровати лежал чепчик сиделки, ящики комода были выдвинуты, дверь шкафа распахнута. Все выглядело так, будто кто-то в спешке покинул комнату. Это могло случиться, когда сиделка обнаружила отсутствие больного и бросилась его искать. Гейл побежала назад в свою комнату, схватила шляпу с большими полями и сумку и поспешила к выходу. В конторке никого не было, но девушка уже знала, что сделает. Было без пяти шесть, значит через час Дэвид прилетит на аэродром. Часа ей хватит, чтобы доехать до отеля «Кортес» и выслушать то, что Фонсека хочет ей сообщить. Она склонилась над бюро и быстро написала записку:
«Дорогой Дэвид! Я еду в отель «Кортес» на Центральном пляже. Приезжай туда, прошу тебя, и забери меня оттуда, как только получишь это письмо. Там находится синьор Фонсека. Кажется, он умирает и хочет мне что-то сказать. Комнату тебе покажет хозяйка отеля. Гейл».
Она вложила письмо в конверт, заклеила его и написала сверху имя Дэвида. Держа письмо в руке, она сбежала по парадной лестнице, такси уже ожидало ее внизу. Швейцар открыл дверцу автомобиля. Гейл сказала шоферу адрес и вскочила в машину.
Через четверть часа такси остановилось перед ободранным фасадом отеля. Гейл наклонилась и протянула водителю конверт.
— Отвезите его, пожалуйста, на аэродром,— попросила она,— и передайте работнику бюро обслуживания. Он должен быть вручен лейтенанту Януарию сразу, как только прилетит самолет. Это очень важно.
— Хорошо, синьорина,— таксист улыбнулся симпатичной иностранке.— Я понял.
Он захлопнул дверь, и такси отъехало. Гейл стояла на тротуаре и смотрела вслед, пока машина не исчезла за углом. До сих пор все, что она делала, казалось ей не опасным, а только загадочным и возбуждающим. И свое письмо Дэвиду она считала излишней предосторожностью. Сейчас же Гейл ощутила непонятное беспокойство, она пожалела, что отправила письмо с таким ненадежным посланцем.
Девушка прошла по тротуару под аркадами, где стояли старые столики, и вошла в темный холл отеля. Из-за конторки вышла женщина среднего возраста. Ее платье было помятым и на вид не совсем чистым, темные волосы свисали растрепанными прядями, но смуглое лицо, как показалось Гейл, выражало доброжелательность.
— Синьорина Уоррен? — спросила она.— Прошу идти за мной. Женщина повела Гейл по железной лестнице наверх. Она шла впереди, покачивая широкими бедрами, ее стоптанные сандалии издавали шлепающий звук. На площадке между этажами женщина остановилась, показав большим грязным пальцем.
— Он наверху, тремя этажами выше. Я уже трижды туда поднималась, поэтому проводить вас не смогу. Я не так молода, чтобы бегать по лестницам.
— А почему мы не поднялись лифтом?
— Если бы он действовал! — пожала плечами хозяйка.— Подача электроэнергии прекращается каждый день с двух до семи. К счастью, лифт еще работал, когда этот старик приехал, иначе он умер бы прямо на лестнице.
— Какой там номер?
— Вы не ошибетесь, он на самом верху. Я оставила двери открытыми, чтобы услышать, если он позовет. Это единственное, что я могла для него сделать. У меня ведь своя работа, я не могу быть сиделкой возле него.
Хозяйка отеля пошла по коридору к женщине, которая, стоя на коленях, мыла пол, а Гейл стала подниматься по бесконечной лестнице. Когда она наконец добралась до последнего этажа, ее сердце стучало часто и дышала она с трудом. Перед ней была открытая дверь. Легко постучав, Гейл вошла в комнату. Большую ее часть занимала железная кровать, на которой неподвижно лежал Фон-сека. Увидев серое, почти неживое лицо на плоской серой подушке, Гейл сначала подумала, что старик уже умер. Потом она заметила едва различимое движение. Трудно было назвать это дыханием. Гейл заставила себя подойти к кровати.
— Синьор Фонсека,— прошептала она.
Веки мужчины задрожали и с трудом поднялись. Гейл была не уверена, могут ли эти остекленевшие глаза видеть что-либо. Казалось, что они блуждают по ее лицу, не видя его.
— Я Гейл Уоррен. Вы посылали за мной, помните?
У Гейл было много вопросов, которые она хотела задать больному. Почему он ушел из «Дорадо»? Сам он добрался сюда или ему кто-то помог? Но глядя на больного, она поняла, что должна беречь силы старика.
— Что вы хотели мне сказать? — ласково спросила она.
На лице инвалида появился проблеск жизни. Было видно, что он делает нечеловеческие усилия, чтобы собраться с силами.
— Да,— прошептал он.— Я послал за вами. Вы добрая... Я могу вам верить. Прошу вас подойти и взять под подушкой...
Гейл послушалась. В изголовье старика лежала уже знакомая ей сумочка с нашитыми шариками. Сумочка была пуста.
— Отдайте ее полиции... и никому другому,— прошептал Фонсека.— Эти шарики сверху... в них спрятаны драгоценности.
Гейл онемела от изумления. Она сидела молча и смотрела на блестящую безделушку в своих руках.
— Драгоценности? — пролепетала она наконец.
Лицо старика окаменело в какой-то невероятной судороге. Он с огромным трудом собирал силы.
— Выслушайте меня внимательно,— хрипло попросил он.— У меня мало времени... Я не смогу повторить... Они принадлежат мне... Они были у меня украдены. Я был в Париже ювелиром, прежде чем туда пришли немцы. Они забрали у меня все, кроме этих неоправленных бриллиантов, не нашли их, они были спрятаны в моем бюро. Я не думал, что они знают об их существовании... Кто-то меня предал... Вероятно, моя секретарша...— Глаза старика закрылись, и он долго лежал, погруженный в свои мысли, но потом продолжил: — Они пришли ночью и забрали меня в гестапо. Это сделал один из их генералов... Он хотел завладеть моими бриллиантами и у него был шанс... Его звали фон Шлахт... Я не сам купил себе свободу. После многих стараний это удалось моей... Один из моих друзей сделал это для меня... Тот человек, которому я отдал на сохранение драгоценности, когда думал, что уже нахожусь на пороге смерти.
— Это была мисс Ломбард, правда? — тихо спросила Гейл. Глаза Фонсека расширились. Он выглядел испуганным.
— Сейчас это не имеет значения. Важно только то, что это был мой преданный друг, очень ко мне привязан...— Фонсека покачал головой.— Да! Преданная и верная мне особа...
— Но как вы нашли эти драгоценности здесь, в Веракруце? Как вы узнали, что они у Лорел Ван Эттен?
Старик облизал бескровные губы, его голова затряслась.
— Мой... мой сын это узнал. Она была любовницей того генерала. Он приказал ей привезти бриллианты в Мексику... Он собирался на ней жениться... изменить фамилию... избежать наказания за преступления. Сын уже был на пути в Веракруц. Он хотел заставить ее отдать драгоценности. Но они... они убили его. Я знаю об
этом, понимаете? Знаю давно. Мари старалась сохранить это в тайне, но я чувствовал, что меня обманывают. Поэтому я убил Лорел Ван Эттен! — Он с трудом дышал, но четко повторил: — Поэтому я ее убил!
Гейл почувствовала, как дрожь охватывает ее тело. Но она понимала, что у нее есть уникальная возможность понять, что стояло за всем этим ужасом. Для этого нужно задавать вопросы несчастному старику, несмотря на то, что он на пороге смерти. Она сейчас не имеет права на милосердие, не может сжалиться над ним и уйти, ничего не узнав.
— Еще один человек был убит — герр Каспар. И его вы убили?
— Да! Я сделал это потому, что он пытался забрать драгоценности.
— Но каким образом он узнал? Старик глубоко вздохнул.
— Каспар был агентом другого чиновника и ехал вслед за Ван Эттен. Тот гитлеровский чиновник тоже жаждал бриллиантов. Его агент, однако, получил распоряжение не отбирать их у Ван Эттен, пока она не прибудет в Мексику. Как вы понимаете, это было бы значительно легче, чем перевозить их контрабандой через границу самому.
— Откуда вы узнали обо всем этом?
— Он сам мне сказал,— устало пояснил Фонсека.— Я был в комнате, когда он туда вошел.
— В какой комнате? — в голове Гейл все смешалось.— В моей?
— Нет, в комнате Ван Эттен. Он думал, что я абсолютно безопасен. Я сказал ему, что я слепой и в комнату вошел по ошибке. Он обещал, если я его не выдам, дать мне столько денег, что их может хватить до конца жизни...— На худом лице старика появилась улыбка, когда он вспомнил эту встречу.— Я вытянул из него необходимую информацию. Мое тело бессильно, но голова еще работает. Он рассказал мне все, о чем я хотел узнать. Затем переход в соседнюю комнату, где жила служанка, карниз, возвращение и удар, когда он стоял ко мне спиной. Это было легко...
— Но тело было найдено в моей комнате...
— Я затащил его туда. Я не хотел привлекать внимание к Ван Эттен, пока не найду драгоценности.
— А как вы это сделали... при вашем состоянии здоровья?
Это было невероятно, и Гейл недоверчиво стала рассматривать лежащий перед ней полутруп.
— Я сильнее, чем вы думаете,— захихикал Фонсека.— А он был очень маленький.
Его хриплый смех закончился приступом кашля. Когда приступ прошел, костистое лицо Фонсеки приобрело восковой цвет с бледно-зеленым оттенком.
— У меня уже нет времени,— прошептал он.— Драгоценности... отдайте их Марии, когда полиция закончит дело... У нее есть документы, которые подтверждают, что я назначил ее своей наследницей... они принадлежат мне... она знает...
— Я постараюсь, чтобы она их получила.
У Гейл было еще много вопросов, но она понимала, что требовать ответ — значит устраивать пытку умирающему. Она никогда не присутствовала при агонии, но чувствовала, что Фонсека уже одной ногой на том свете. Чувство жалости сжало ей горло, она положила руку на холодную ладонь собеседника.
— Постарайтесь отдохнуть. Я расскажу им все, что вы мне сказали. Обещаю вам это... Я уверена, что никто вас не осудит за то, что вы сделали.
Его серые глаза с трудом раскрылись, в остекленевших зрачках появилось выражение благодарности и даже радости.
— Благодарю вас,— прошептал он.— Я не считаю себя убийцей... Моя совесть чиста.
Потом его глаза снова медленно закрылись, рот приоткрылся, а лицо приобрело неопределенное выражение, словно кто-то губкой стер с него остатки эмоций.
Гейл как загипнотизированная всматривалась в худое мертвое тело на кровати.
— Нет...— простонала она.— Нет...
Заскрипела под чьими-то шагами лестница. Гейл с трудом удалось оторвать глаза от покойника. Она посмотрела на дверь и увидела на пороге Ларри Нолана.
— Ларри! — прошептала она.— Ларри...
Нолан неподвижно стоял на лестничной площадке, не переступая порога комнаты.
— Что, он здесь?
Гейл кивнула и с трудом проглотила слюну.
— Да, Ларри. Но он, кажется, мертв.
— Мертв? — Он резко сорвался с места и бросился к кровати. Через секунду он повернулся к ней с побледневшим лицом.— Да, он умер. Вы с ним разговаривали? Он что-нибудь сказал? Зачем он сюда приехал?
— Он сказал мне,— прошептала Гейл сдавленным голосом, и слезы застелили ей глаза.— Это он сделал, Ларри... Убил их.
— О боже! — медленно сказал Нолан.— Он это сказал вам? Но никто не поверит, что слабый, слепой старик мог это сделать...
— Я думаю, что поверят. Я, во всяком случае, поверила. Он не был совсем слепым... он немного видел. И не был таким уж слабым, если смог сюда приехать без чьей-либо помощи. Он знал, что его сын убит. У него украли драгоценности.
Нолан напряженно посмотрел на нее.
— Драгоценности? Что с ними случилось? Он вам это сказал?
Гейл совершенно забыла, что прижимает сумочку к груди. Теперь она показала ее Нолану.
— Здесь, в этих шариках зашиты неоправленные бриллианты. Так он мне объяснил.
Нолан протянул руку, но Гейл отрицательно покачала головой.
— Я пообещала, что отдам ее Санчесу. Драгоценности предназначены для мисс Ломбард — наследницы старика. Санчес согласится на это, как вы думаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22