Однако он торжествовал. —Ну, что? — кисло спросил Гюсту,
— Наша взяла,— ответил Бельгиец.
— Кид Черч согласен? Вандербрук пожал плечами:
— Кид Черч в счет не идет. Важен его тренер, я вам уже говорил. Вначале он не соглашался. Грозился даже набить мне морду. Важно было выждать. Я же вам сказал, что такие типы сидят без гроша. Когда я уже начал терять надежду, на помощь мне явился один субъект. Догадайтесь, кто?
— Как я могу догадаться? — проворчал Гюсту.
— Судебный исполнитель. Да-да, ребята. Судебный исполнитель, который пригрозил Марселю, что наложит арест на его имущество, если тот не выложит через неделю 500 тысяч. Что мне и требовалось, чтобы прижать Марселя как следует.
— И дальше что?
— Дальше я сходил в банк и вручил Толстяку Марселю наличными 500 тысяч. Я спас этого человека. Он теперь мне ни в чем не откажет. Кид ляжет как миленький. И на этом дело не кончится.
Победа привела Бельгийца в такой восторг, что этот бабник не смотрел даже на проходивших мимо девиц.
— Что ты там еще придумал? — недоверчиво спросил Гюсту.
Может, на первый взгляд это и неплохое дельце, но теперь у него возникли опасения. Зря, конечно, он так загорелся вначале. А ведь он не мальчишка!
— Реванш,— сказал Вандербрук торжествующим тоном,— матч-реванш! Простофили поставят на противника Кида Черча, а Кид Черч на этот раз выиграет, потому что он настоящий чемпион. Он раздавит Лу Реала как муху. И это будет, осмелюсь сказать, прекрасный дубль!
— А если Лу Реал разделается с Кидом? — невозмутимо спросил Гюсту.
Бельгиец жестом отмел подобное предположение:
— Это невозможно. Ты не видел, как этот парень работал во Дворце спорта в тот день, когда...
Он неожиданно замолчал, установилась тишина. А на улице Монторгей прибавилось шума. Летний день клонился к закату. Со стороны Пантэна надвигалась новая гроза.
— в тот день, когда прикончили Сильвера,— тихо договорил Гюсту.
Он отпил глоток аперитива, поставил рюмку и удовлетворенно вздохнул.
— А пока бедняга Туан отдыхает за решеткой. И дальше так продолжаться не может.
Это просто счастье, что Туан молчит. Разумеется, он невиновен в убийстве менеджера, хотя... Никогда нельзя заранее судить, виновен человек или нет. В этом убеждении бандиты немного схожи с полицейскими. Но все же в течение нескольких часов после ареста они все дрожали от страха. Потом поняли, что тот умеет держать язык за зубами. Наверное, он был уверен, что выпутается из этой истории, и не хотел себя ронять в глазах друзей.
Однако помочь-то ему следовало, хотя бы из осторожности. Они удивились, когда узнали, что Жюль Бландье нанял адвоката для Туана. Это произведет плохое впечатление на него, он подумает, что они его бросили. Поэтому Ришар был послан в «Бон сантэ»—бистро, расположенное напротив тюрьмы. Его стены сплошь были увешаны угрожающими надписями, содержащими исключительно запреты, так что это заведение казалось филиалом здания напротив. Тем более, что в нем постоянно бывали уволенные со службы тюремщики, какие-то жалкие безымянные прохожие... Здесь собирались на совещания продажные надзиратели, отсюда можно было за определенную мзду, в среднем десять тысяч франков, передать заключенному письмо, которое избежит цензуры, деньги, которые запрещено иметь, но которые в тюрьме полезны так же, как и везде, сигареты и даже выпивку.
Ришар, отлично знавший что к чему, с помощью хозяина этого преддверья чистилища собрал внушительный пакет, и достойный коммерсант обязался передать его по назначению. Затем Ришар позаботился о том, чтобы проклятую границу преодолела бутылка перно, а также письмо, полное советов, объяснений и утешений.
Это обошлось в двадцать тысяч франков, но в таком деле не стоило скупиться.Гюсту допил свой аперитив, сделал гарсону знак повторить и продолжал нравоучительным тоном:
— Сегодня или завтра в приступе черной тоски Туан расколется, и все мы присоединимся к нему.
— Он не станет колоться, раз мы ему помогаем!— запротестовал Вандербрук.
— Эх! Можно подумать, что ты никогда не сидел за решеткой.
— Я? — обиделся Бельгиец, словно ему нанесли тяжкое оскорбление.— Это ты мне говоришь, мне, который три года гнил в Пуаси?
— Брось, я не хотел тебя обидеть! — сказал Гюсту примирительно.— Но ты представь себя на месте этого бедняги: когда хорошая погода и думаешь о дружках, веселящихся на воле, в голову приходят дурацкие мысли. Может так случиться, однажды он сорвется, расколется, расскажет легавым, что это он укокошил Сильвера...
— Гюсту, не действуй мне на психику,— сказал Бельгиец,— Говорю тебе, он чист.
— Не надо ни за что ручаться,— проговорил марселей.— Когда он пришел сюда, на нем лица не было.
Кто-то бросил в автомат монету, и истеричный певец заорал на весь зал.
— Ты как будто не очень веришь в успех, Гюсту? — сказал Вандербрук.— Во всяком случае,— добавил он вставая,— я доволен сегодняшним днем.
— Куда ты идешь? — забеспокоился Ришар.
— Пойду взгляну, как тренируется молодежь. Кто знает, может, подвернется дельце. Привет!
— Ай-ай-ай! — Гюсту покачал головой.— Хочешь, я скажу тебе, Ришар? Этот тип — олух. Когда эта история закончится, я свои денежки заберу. А папочка Вандербрук пусть идет туда, куда я думаю.
Он одним глотком допил аперитив и встал.
— Если все закончится благополучно,—добавил он тихо.
— Куда вы пойдете теперь, месье Гюсту? —рассеянно спросил Ришар.
— На площадь Инвалидов играть в шары вместе с одним отставным полковником. Мы с ним — одна команда.
— А он хорошо играет?
— Горе мне! Если все они такие же меткие, неудивительно, что мы проиграли войну!
И он, в свою очередь, покинул бар с презрительным достоинством преуспевающего коммерсанта.Толстяк Марсель сунул пятьсот тысяч франков в кармани вытер лоб. Оставив бар под присмотром Оскара, он поднялся по небольшой деревянной, закрученной, как штопор, лесенке и толкнул дверь в свою комнату. — Это ты, Марсель?— донесся до него голос Симоны из соседней комнаты.
Вот уже около пяти лет у каждого из них была своя спальня, но они по-прежнему были нежны друг с другом. Только жизнь коротка, и рано или поздно наступает момент... Они почти и не вспоминали теперь солнечные радости первых лет их совместной жизни.
В стене было небольшое окошко, чтобы Симона могла позвать мужа, если плохо себя почувствует ночью.
- Это ты? — повторила она.
— А кто же еще? — раздраженно ответил он.—Отдыхай. Я прилягу на минутку и опять пойду вниз.
Он достал из кармана пятьдесят купюр по десять тысяч франков и мгновенье разглядывал их. Затем швырнул на стол и бросился на кровать. Вот цена его иллюзий! Но как поступить? Кид Черч поймет. Надо, чтобы он понял. Если бы Марсель разорился, все бы рухнуло. Продали бы ресторан, этот приют для сидящих без гроша боксеров, продали бы зал, где когда-то начинал тренироваться вместе со своими товарищами Кид. Конечно, теперь у Кида дела пойдут, завтра у него будет столько денег, что он сможет тренироваться где угодно и взять любого спарринг-партнера. Но он не сделает этого, он не может так поступить! Он славный мальчик, он не забудет, кто помогал ему в трудные первые годы.
Но больше всех Марсель думал о Симоне. Не может все погибнуть вот так, из-за простого судейского постановления, из-за этой несчастной пачки денег! Кид поймет, Кид поймет, Кид поймет! Толстяк Марсель пытался оправдать себя, но безуспешно. То, на что он сейчас пошел, он осуждал всю свою жизнь: взяточничество, компромиссы, грязные махинации.
Марсель попытался облегчить свои мучения, представляя, как во время матча-реванша Кид уничтожит Лу Реала. А может быть, эта операция окажется хорошей рекламой для его питомца? К тому же Кид Черч тоже небогат. Ему, наверное, надоело, нуждаться. Эти три миллиона ему наверняка пригодятся,
Разрываемый между угрызениями совести и надеждой, Марсель напрасно крутился и вертелся в своей постели. Наконец, чувствуя, что его нервы не выдерживают, вскочил, тихо приоткрыл дверь, стараясь не разбудить жену.
— Что е тобой? —спросила Симона.— Ты ведь только что лег!
— Душно,— ответил Толстяк Марсель.— Впрочем, скоро вставать.
— Какой же ты нервный в последние дни!
— Говорю же тебе, что это из-за грозы.
Он вновь положил деньги в карман и не успел выйти из комнаты, как услышал хриплый голос Оскара.
— Патрон! — крикнул тот.— Вас к телефону.
— Меня? Кто?
— Мадам Сильвер. Она говорит, это срочно.
Мадам Сильвер? Наверняка насчет Кида Черча. Толстяк Марсель торопливо спустился по лестнице, его сердце забилось быстрее. Эта женщина всегда производила на него сильное впечатление. Не как женщина, конечно, а как супруга знаменитого менеджера. В тот день, когда Марсель узнал от Кида, что она его любовница, он вначале не поверил. Потом, убедившись в этом, расценил, как доброе предзнаменование для Кида: удача будет сопутствовать ему.
— Переключи телефон на кабину,— сказал Марсель Оскару.
Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь в баре слышал их разговор.
— Добрый день,— услышал он певучий голос Жасмины.—Я, наверное, вам помешала?
— Нет-нет.
Даже если б он умирал, Жасмина и тогда не могла бы ему помешать. Он ужаснулся, когда прочитал в газетах о покушении, совершенном на молодую женщину. Марсель был в нерешительности, стоит ли говорить об этом? Наверное, нет.
— Послушайте,— сказала Жасмина,— я привыкла к ясности в делах и звоню вам, чтобы сделать одно предложение.
— Это связано с Кидом Черчем?
Жасмина нетерпеливым жестом погасила окурок в пепельнице. С некоторых пор она не могла заговорить о боксе, высказать какое-то предложение без того, чтобы сразу за этим не последовал намек на Кида Черча! Их связь
становилась ей в тягость, да и сам молодой человек уже раздражал ее. «В конечном счете,— подумала она с горечью,— эта каналья, этот жирный увалень Сильвер был более мужественным, чем Кид. Он, может, и не дрался, но он знал, чего хочет».
— Это связано с Кядом Черчем и с некоторыми другими,— ответила Жасмина чуть изменившимся голосом.— Я не буду вам рассказывать, что произошло, правда, Марсель?
Она называла его несколько фамильярно по имени, и все же он чувствовал, какая пропасть между ними.
— Увы!
— Теперь я одна возглавляю дело и уже чувствую, как вокруг бродят хищники... Как вы думаете, почему в меня стреляли, Марсель? Меня хотят испугать, убрать?
Голос Жасмины зазвучал прерывисто, но она взяла себя в руки и продолжала:
— Они были бы очень рады, если бы я все бросила. Но я не хочу. Не буду утверждать, будто из-за того, что Сильвер поднял дело на такой уровень. Хотя и это имеет значение. Но важно другое. Я еще молода, я хочу жить и кить хорошо. Следовательно, мне нужны деньги, много денег.
— Да,— прошептал Марсель.
Но, черт подери, если б он понимал, куда она клонит!
— Сильвер научил меня любить бокс... «И боксеров»,— подумал Марсель.
— ...но не это заставляет меня упорствовать и не тщеславие. Повторяю, я хочу жить дальше и не хочу жить средне. Поскольку ничего другого я не умею...
— Но я не понимаю...— начал Марсель.
— У меня есть к вам одно предложение,— сказала Жасмина.
В ее голосе слышалось нетерпение. Он был то жестким, в нем звучал металл, то становился мягким.
— Вы хорошо знаете бокс, Марсель, лучше, чем я, и лучше, чем некоторые профессионалы.
Он не осмелился сказать ей, что, в сущности, и был профессионалом в течение многих лет.
— Вы в курсе контрактов, знаете достоинства и слабости боксеров, знаете всех тренеров и менеджеров Парижа и даже Европы. Вы бываете как в загородных, так и в столичных клубах. Ни один заслуживающий внимания боксер-любитель не ускользнет от вас.
— И что же? —спросил Марсель.— Простите, минутку, В кабинке можно было задохнуться. Он на секунду вышел, выпил стакан ледяной воды и вернулся к аппарату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18