Гроза так и не разразилась. Она просто растворилась в воздухе, и легче стало дышать.
— Идемте,— сказал Жюль Бландье.— Посидим у Толстяка Марселя на террасе. Я угощу вас аперитивом.
Они уселись в новый «Пежо» Валентина и медленно поехали по улице Монторгей, где у прилавков зеленщиков толпились покупатели.У ресторана Толстяка Марселя Бландье с величавостью испанского гранда вышел из машины и жестом пригласил своих гостей за столик.
В воздухе сладко пахло анисом и лимонадом.
— Оскар! — крикнул Бландье.
Хотя ресторан еще был пуст, Оскар притворялся, что не слышит. Таким образом он выкраивал себе в течение дня несколько минут для отдыха. К тому же, поскольку он был любопытен, как и все официанты, его занимал спор между Толстяком Марселем и тощей Симоной: тренер хотел сейчас же отлучиться, а она пыталась ему помешать. Через час в ресторане появятся первые посетители. Конечно, повар и официант на месте, но хозяин в это время
обязан быть на своем посту. Что касается бокса — это развлечение, и оно подождет.Толстяк Марсель вертелся, словно карась на сковородке. Он пока не хотел говорить жене о том, что ему предложила мадам Сильвер. Симона ничего или почти ничего не знала об испытываемых мужем трудностях. Марсель тщательно скрывал их от нее. Он оберегал ее, как оберегают больного ребенка, она и не подозревала, какая дилемма стоит перед Марселем.
Оскар, удовлетворив наконец свое любопытство и тягу к драматическим ситуациям, подошел к клиентам.
— Выпить, и побольше! — произнес Бландье, делая широкий жест человека, не привыкшего к большим деньгам.
Потом, когда гарсон принял заказ, Бландье наклонился к своим гостям.
— Вам следовало поставить более крупную сумму,— сказал он Роберте.— Это верное дело, говорю вам. Видели, сколько я поставил?
Они видели. И Валентин немало подивился. Он даже стал прикидывать, насколько же их одурачили. Этот Жюль Бландье — у адвоката были все причины его опасаться — возможно, подводчик. Ведь это он уговорил их сделать ставку на Лу Реала, который, по всеобщему мнению, слабак. И сам поставил двести пятьдесят тысяч франков, чтобы заставить их решиться. Но нет. В этом случае он бы сделал ставку раньше, чем они... А потом Вандербрук был как будто недоволен этими пари.
Валентин пожал плечами. В конце концов, двадцать тысяч франков... Достаточно повысить гонорар, который ему должен выплатить Бландье, чтобы вернуть их.
— Я совсем не привыкла играть,— извиняющимся тоном сказала Роберта и улыбнулась.
Бландье пожал плечами.
— А я еще меньше,— сказал он.— Не такой уж я дурак, но тут совсем другое: это называется не играть, а делать дело. Как дважды два четыре.
Он энергично потер руки.
— Конечно, Вандербруку это не очень приятно, но...
— Вид у него был недовольный,— заметил Валентин.
— Еще бы! Он не подозревает, что я в курсе его сделки. А я тихо-тихо заработаю, ну уж два миллиона, по меньшей мере. И как раз в тот момент, когда они мне чертовски необходимы.
Валентин отметил про себя, что два миллиона всегда чертовски необходимы,
— Разумеется, Вандербрук недоволен. Но придется ему раскошелиться. Хоть раз в жизни!
Жюль Бландье откинулся на спинку плетеного кресла и закурил сигарету. Его лицо слегка омрачилось.
— Жаль только,— сказал он,— я не могу сообщить об этом в газеты.
— А почему вам этого хочется? — удивился Валентин.
— Чтобы заставить плакать кровавыми слезами Эли-ану, которая прозывалась также Полетта.
— Элиану?
— Ну да. Это моя последняя подруга. Она смоталась с негром и оставила меня практически без гроша. Вы понимаете, мэтр,— добавил он, усмехнувшись,— что в моем последнем деле следователь был не так уж не прав. Что вы хотите? Не в моем возрасте и не с моим здоровьем осваивать новую профессию. А потом у меня артистическая душа. Иногда я чувствую в себе талант импресарио.
— Я понимаю,— вежливо сказал Валентин.
Он подумал о том, что несколько дней назад получил деньги, нажитые на разврате.
— О! — Бландье словно угадал его мысли.— Вам я заплатил не из этих денег. Впрочем, уже давно Элиана не давала мне ни одного су, поскольку смылась, обрекая меня в будущем на нищету и печаль!
— Давно?
— Около трех месяцев. Вы же понимаете, в моем положении невозможно начать все сначала. В этом деле я не лентяй...
Таким образом, он признавал, что в других он таковым является.
— К несчастью, девки — как газеты в провинциальном кафе: они все уже в чьих-то руках. Мне надо бы какую-нибудь начинающую. Только вы сами понимаете, что, учитывая конкуренцию, начинающая к такому, как я, не пойдет.
— Прекрасная макрель! Прекрасная! — кричал неподалеку зазывала у рыбного прилавка.
— Со стороны Элианы бросить меня было тем более подло, что в это время я заботился о брате. Полуслепом, полусумасшедшем... Надо было выполнять все его прихоти. А похороны... Знаете, во сколько мне обошлись одни его похороны? Сто пятьдесят тысяч франков, месье, за маленькую ничтожную церемонию, которую я мог бы и сам организовать, обратись я прямо к кюре и в мэрию. Клянусь вам! В наше время умереть и то проблема!
— А у вашего брата не было доходов?
— У него? — воскликнул Жюль Бландье.— Во-первых, брат никогда не был великим боксером, и все деньги, которые получал, он тратил. А еще эти женщины! Я ему всегда говорил. Я старший, и у меня есть опыт, я мог себе это позволить. Малыш, говорил я ему, только рогоносцы дают девкам деньги. Он никогда меня не слушал. Если бы он последовал моим советам, при его внешности и с моими связями...
— С твоей щедростью ты не рискуешь стать рогоное-цем,— прошептала Роберта Валентину.
— Но на что же он жил? — спросил адвокат.
— Я ему немного помогал, пока Элиана была со мной. А потом Сильвер помог ему. В конце концов, в том, что произошло, виноват Сильвер. Он использовал Батлинга Лаки до предела. Разве он мало денег заработал на нем?
— Я не очень-то в курсе нравов, царящих в боксерском мире,— сказал Валентин.— А с похоронами Сильвер не помог вам?
— Как же! Подкинул мне жалкую сотню. А для остального предложил всем скинуться.
Валентин прикинул, что в таком случае похороны никак не отразились на бюджете Жюля Бландье.
— Но я этим не удовлетворился,— заявил мошенник.— Надо же было, чтобы он возместил мне то, что я потратил на Гаспара.
— Гаспара?
— Это имя Батлинга Лаки. Но он вернул мне далеко не все.
Валентин подумал, что братские чувства Жюля Бландье проявлялись довольно своеобразно.
— В сущности, что он из себя представлял, этот Сильвер? — спросил адвокат.
— Большая сволочь,—ответил Бландье не задумываясь.— Сволочь и скряга.
Чья-то фигура заслонила им солнце. Это оказался Толстяк Марсель.
— Послушай, ты, куриные мозги,—сказал он, обращаясь к Жюлю Бландье.—Мне нужно срочно повидать Ван-дербрука. Ты его, случайно, не видел? Добрый вечер, господа,— добавил он, вспомнив о вежливости.
— Полчаса назад Вандербрук был в тренировочном вале. Тоже собрался делать ставки?
— Ставки! — усмехнулся Марсель.
Он повернулся и направился вверх по улице. Симона, оставшаяся в баре, разбила в ярости два стакана.
— Что ты об этом думаешь? — спросила Роберта некоторое, время спустя, усевшись в машину рядом е Валентином.
— Что я, по-твоему, должен думать? — Валентин завел машину.
— Сильвер — сволочь? Странная сволочь, которая не бросает в беде конченого боксера и к тому же дает деньги его брату?
— Сейчас мы отправимся к мадам Сильвер,— сказал адвокат.
Толстяк Марсель облегченно вздохнул: Вандербрук был здесь. Он сидел в глубине зала «Маленькой сирены» в обществе неизвестной девицы и какой-то тусклой личности. Уж пора было Марселю найти его; целый час он разыскивал Бельгийца. Маленький зал его ресторана, должно быть, полон посетителей, и Симона наверняка сердится. Конечно, один вечер могли обойтись и без него, а он чуть позднее позвонит, потому что сегодня его ждут еще дела. Он должен съездить к мадам Сильвер. Когда он получит чек, он, наконец, расскажет жене, что произошло, какие трудности он преодолел, но не раньше, чем сможет окончательно успокоить ее.
Вандербрук взглянул на него удивленно и слегка насмешливо. Жизнь научила Бельгийца презирать людей, которых он мог купить.
— Как поживаешь? — спросил он.— Что случилось? Впервые он обращался к Толстяку Марселю на «ты». — Я хотел бы поговорить с тобой,— сказал Марсель, смерив взглядом сидевших за столом.
— О чем?
— Здесь не место для разговора. — Увидимся позднее.
— Нет. Сейчас же.
— Это так срочно?
— Да.
Вандербрук отставил стакан. Суровое лицо, жесткий взгляд Марселя вызывали беспокойство.
— Вы позволите? — произнес Бельгиец.
Он встал и потянул Марселя в другой конец бара.
— Что случилось?
— То, что я передумал. Я пришел вернуть тебе пятьсот тысяч.
— Ты что, с ума сошел?
— О, нет! Но я поразмыслил. Я не могу этого сделать. И к тому же, я думаю, Кид Черч не согласится. Это его первый крупный матч.
— Ну, это, приятель, другая история. Ты его видел?
— Нет, но...
— Откуда же ты знаешь, что он не согласится?
— Послушай, Роже. Такую вещь я не могу сделать. Повторяю тебе. Я пришел вернуть твои пятьсот тысяч франков.
— А судебный исполнитель согласен? — ухмыльнулся Вандербрук.
— Ты о моем исполнителе не волнуйся. Бери назад свои монеты и кончим на этом. Матч будет честный.
— Об этом не может быть и речи,— отрезал Вандербрук.— У меня с тобой и моральный договор. И материальный. Они остаются в силе.
— Нет! — произнес Толстяк Марсель.— Это грязная история, и я не хочу в нее впутываться.
— Надо было раньше думать,— снова ухмыльнулся Вандербрук.— Теперь отступать нельзя ни мне, ни тебе.
— Что ты хочешь сказать?
— Да ничего! Посмотри!
Он достал из кармана газету и бросил ее на стойку. Это был один из тех бульварных листков, которые читают лишь сплетники да ростовщики. Одну заметку Вандербрук отметил красным карандашом. В ней деликатно, даже слишком деликатно, чтобы не уловить намека, говорилось о дружеских отношениях, которые вот уже несколько месяцев как установились между мадам Сильвер и Кидом Черчем.
— Видишь,— с лицемерным добродушием проговорил Вандербрук.— Я не виноват. Это негодяи-журналисты все знают. Я только что видел одного. Из того же листочка.
Он был тут после двенадцати рядом с нами, в твоем бистро... Я с ним договорился... Но предположи,— я говорю, предположи, потому что вообще-то он парень благоразумный,—Что его пишущая машинка закусит удила и он не сможет ее остановить? Эх! Такое уже бывало! Что произойдет?
— Ты очутишься за решеткой, приятель,— ответил Марсель.
Вандербрук улыбнулся.
— И ты тоже, дружок! — весело воскликнул он.— У следователя, который обычно ведет такие дела, есть один неприятнейший комплекс— бедность. Он безжалостен и к соучастникам. Он терпеть не может людей, которые зарабатывают слишком много денег.
Марсель почувствовал, как его охватывает бешенство. Уже давно он не испытывал такого ощущения: будто электрический разряд взрывал все его мышцы, ослеплял его. Давно... Со времен матча с тем итальянцем, который уклонялся от боя и пользовался невнимательностью арбитра, чтобы проводить запрещенные удары.
— Мне на это плевать,— сказал Марсель, вынув из кармана пачку денег и бросив ее на стойку бара.— Забирай свои деньги. Я больше в этом не участвую.
Вандербрук медленно отпил из рюмки.
— Хорошо,—проговорил он.— Но ты должен знать, что ответишь за это.
Марсель схватил Вандербрука за воротник и притянул к себе.
— Это что, угрозы?
Бельгиец пытался высвободиться, но хватка была чересчур крепкой.
— Я надеюсь, ты не собираешься устраивать здесь скандал? — спросил он.
В мгновение ока Марсель представил себе, какие ужасные последствия могла бы иметь драка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18