Апперкот Кида отбросил его на канаты, он повис на них, уцепившись руками за оттяжки, И тогда началось избиение.
Зал неистовствовал. Негр, видимо, уже не чувствовал ударов, а у Кида не было нужды обороняться. Он молотил беззащитного противника левой и правой, как «грушу».Кид наносил удары, словно машина, движимая неисчерпаемой энергией. Эти удары были разнообразны и точны, как никогда раньше.Менеджер Уалы бросил на середину ринга полотенце. Рефери поднял руку и вмешался. Кид остановился. Он стоял неподвижно, тяжело дыша. Постепенно Кид приходил в себя и осознавал свою победу. До этого в течение нескольких мгновений он пребывал в каком-то другом мире. Вся его жизнь ушла в кулаки, в два огромных кожаных шара, которые Толстяк Марсель зашнуровал ему на запястьях перед боем. Он больше не знал, в тени он или на свету, наяву или и кошмарном сне. В ушах звенело, во рту был вкус крови и пота.
Рефери поднял его руку.
— Победил Кпд Черч! — выкрикнул он.
Зал устроил овацию. И у Кида глаза опять наполнились слезами. Он выиграл в этот вечер, выиграл свое будущее! Он вернулся к себе в угол и тут же обернулся, ища взглядом красное платье Жасмины, которое приметил раньше. Но красное платье исчезло. На этом месте сидел элегантный молодой человек, совсем не спортивного вида, а рядом с ним курила черноволосая, похожая на мальчишку девушка.
Жасмина Сильвер не могла больше усидеть на месте. Она смотрела на пустое кресло рядом с собой, предназначенное для главного хозяина, великого тренера. Сильвер не пришел. Сильвера не было здесь. Впервые Сильвер оставил своего боксера одного во время матча.
Когда Жасмина выходила замуж за Сильвера, он еще не был тем крупным менеджером, каким.стал потом. Однако после многих лет безвестности к нему пришли и успех, и деньги. Когда они поженились, ей было шестнадцать лет, а ему сорок. Наверное, никогда Жасмина не забудет живописный и грустный уголок Менилмонтана, где она выросла, где впервые полюбила. Иногда у нее в голове вертелись мелодии аккордеона. Достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть вновь пустынные переулки, покрытые мхом стены, поросшие травой склоны холмов и улыбку Франсуа.
Только она работала у кожевника из Бельвиля, а Франсуа в гараже, и на их зарплату было не купить особняка в Пасси, американскую машину. Так, во всяком случае, считал отец Жасмины, которого судьба швыряла в разные уголки Востока и Европы и который вынес из этих скитаний безумный страх перед нищетой и повой эмиграцией.
Хоть Сильвер и был старше ее на 25 лет, эту разницу компенсировали нажитые им миллионы.Может быть, вначале она его и ненавидела. До такой степени, что однажды вечером, пытаясь спасти свою молодость, она приехала в Менилмонтан, встретилась со своим бывшим возлюбленным. Но теперь что-то разделяло их, может быть, американская машина, меховое манто, бриллианты. Ее разочаровал этот молодой человек, которого она когда-то так любила. Он напоминал ей минувшие черные дни. А потом она немножко стыдилась, что так быстро забыла весну Менилмонтана, дешевые балы и пакетик жареного картофеля, который покупался после танцев.
Что касалось Франсуа, он теперь робел перед ней. Он злился на нее за то, что она покинула его, и за то, что преуспела. Он прекрасно знал, что никогда не смог бы дать Жасмине того, что давал ей этот старик, каковым был в его глазах Сильвер. И тогда он посмеялся над ней, потащил ее в бар, где они бывали когда-то, унизил прекрасную даму перед приятелями. А потом напился, чтобы
скрыть слезы.И между ними ничего не произошло. А ведь она приехала, чтобы подарить ему крохи своей роскоши, аромат дорогих духов, шелковистость мехов и пьянящее наслаждение своих поцелуев. Она вернулась домой обескураженная, а Сильвер приписал ее слезы нервам. Этот деловой человек не мог догадаться, что она оплакивала себя.
С тех пор прошло десять лет, десять лет золоченого полумрака, среди сладострастного аромата духов, сверкания драгоценных камней, в комфорте модных курортов и тишине авеню Моцарта.
Иногда она вновь обретала скромные и не слишком изящные манеры своей юности, когда встречалась с боксерами, которыми руководил ее муж. Вот так однажды она встретила Анри Лонгье, прозванного Кид Черч. В ту пору это был застенчивый новичок, ослепленный блеском звезд ринга, ярмарочной атмосферой крупных матчей. Он напоминал того бледного и худого парня, каким был Франсуа десять лет назад, в их последнюю весну, наполненную благоуханием сирени Куртия. Кид был так похож на него, что для Жасмины начался сон,— она даже не отдавала себе в этом отчета,— подкрепленный, правда, чувственной реальностью. И до сегодняшнего вечера все было очень легко...
Валентина удивила нервозность женщины в красном, которая раз двадцать взглянула на часы. Внезапно она встала, случайно задела Валентина и застенчиво улыбнулась,
— Простите...
Она поспешила к раздевалкам, хотя доступ туда для публики был закрыт. Но, в конце концов, она была жена Сильвера, и ей надо было кое-что узнать.Она толкнула дверь и пошла по коридору. Никто не обратил на нее внимания. Секунданты, журналисты, какие-то непонятные люди бегали взад-вперед. Ни одной женщины здесь не было.
Чарли нахмурил брови и кончиком сигары указал на Жасмину.
— Это что за птичка? — спросил он.
Он стоял перед раздевалкой Роберта Барка. Дверь оставалась приоткрытой, и Жасмина, проходя, отвернулась— испанец был абсолютно голый. На стене висели фотографии чемпионов и подкова, которая должна привлекать на сторону «гладиаторов» капризное счастье.
— Да это же жена Сильвера! — ответил секундант.
— Жена Сильвера?! — воскликнул Чарли.
Он бросил сигару и кинулся догонять Жасмину.
— Простите, мадам,— сказал он.— Меня уверяют, что вы жена Сильвера, менеджера?
Жасмина пристально взглянула на него.
— Да, месье.
— О'кей,— произнес Чарли, протягивая ей жирную руку и расплываясь в улыбке.— Ужасно рад, что встретил вас. Ваш муж, наверное, где-то здесь? Я менеджер Барка и хотел бы повидать вашего мужа. Матч начинается через пять минут.
— Но я как раз...—пробормотала молодая женщина.—Он не появлялся?
Чарли нахмурился.
— Вы хотите сказать, что не знаете, где он?
— В самом деле не знаю. Вы ему не звонили?
— Звонил только что в его контору. Было занято. Три раза подряд.
— Но этого не может быть!
— Действительно. Что ему делать в конторе в это время? Наверное, его секретарь...
— Его секретарь в Лондоне,— ответила Жасмина дрожащим голосом.—Он, правда, должен был в начале вечера зайти к себе в контору, но... Я могу позвонить?
Чарли проводил ее в небольшую комнату, где царила духота еще большая, чем в других помещениях. Она набрала номер телефона конторы Сильвера. В ответ раздались короткие гудки. Она повесила трубку, набрала опять, еще и еще раз, все больше волнуясь. Номер был занят.
Чарли, наблюдавший за ней, увидел, как она побледнела.Жасмина решила позвонить домой. Аппарат исказил голос Розины, и она сначала подумала, что ошиблась номером.
— Нет, мадам,— ответила горничная.— Месье не вернулся.
— Он не звонил? — Нет, мадам.
— Спасибо.
Она повесила трубку и вышла в коридор. Ее лицо выражало тревогу.
— Ну, что? — спросил Чарли.
— Не знаю... не понимаю... В конторе телефон по-прежнему занят. Я позвонила домой, но он и там не появлялся.
Дверь коридора раскрылась. Вошел Кид Черч в сопровождении секундантов и сияющего Марселя и остановился перед Жасминой. Он был ужасен и прекрасен —с разбитым носом, рассеченными губами и подбитым глазом.
— Рада? — спросил он вполголоса.
Она кивнула. С Кидом она объяснится позднее. Внезапно истинное значение в ее жизни приобрело лишь то, что было действительно важно.
- Я увижусь с вами позже,— сказала Жасмина. Кид посмотрел на нее печально и удивленно. Теперь, когда все закончилось, ему казалось, что сражался он лишь ради нее.
— Что могло произойти? —сказал Чарли.—Такого еще не бывало!
Кид отошел, а мимо них проходил теперь Уала, поддерживаемый тренером.
— Поеду посмотрю, в чем дело,— вдруг решила Жасмина.— Возможно, мы разминемся. Скажите ему, пусть меня подождет.
Испанец поклонился, и Жасмина стремительно удалилась.На улице было совсем темно, летний город задыхался от жары. Жасмина нашла такси. Выйдя из машины, она подняла голову и взглянула на окна четвертого этажа. В конторе ее мужа еще горел свет.
У себя в комнате привратник задергивал шторы на окошке, выходящем во двор.
— Мой муж здесь?
— Я не видел, чтобы он спускался, мадам Сильвер. Я думаю, он еще наверху.
Жасмина быстро поднялась по лестнице. Ее сердце забилось сильнее. Она позвонила. Где-то далеко, нарушив тишину, отозвался звонок. Опять тревога сжала ее грудь. Она надавила на ручку, и дверь с легким скрипом открылась. Жасмина шагнула вперед, и из ее груди вырвался вопль ужаса. Это был страшный, нечеловеческий крик. Она не могла больше'сделать ни шага вперед и не могла убежать от зрелища, которое открылось ее глазам.
Сильвер лежал ничком посреди комнаты. Стены были забрызганы кровью. Черная лужа крови образовалась вокруг его головы, превратившейся в месиво из костей и волос.
— Я не говорил, что это плохое дельце,— произнес Гюсту.— Впрочем, я в безопасности. Эмиль, дай мне еше кружечку.Он вытащил из кармана шелковый платок, величиной с простыню, снял шляпу, вытер лоб и шею.Это был марселец лет пятидесяти, которого удалось втянуть в это дело с большим трудом. У Гюсту был свой
верный бизнес. Во второй половине дня он открывал в «Золотой звезде» на улице Сен-Дени свою «контору» и спокойно поджидал клиентов.Все проходимцы, околачивающиеся у ворот Сен-Дени, знали его. Они знали, что у Гюсту есть возможность, если надо отправить какую-нибудь девицу в Бельгию или Англию, в провинцию или в колонии. Недавно через его посредство к Ибн-Сеуду переправили даже целую группку, что подняло его авторитет среди джентльменов, живущих ' таким ремеслом.
Было известно, что с трех до семи его можно найти в зале почтенного заведения «Золотая звезда».Иногда заходила какая-нибудь девица.
— Знаешь, с меня хватит Парило,— говорила она.— Мне эта жара... И потом мне не везет с туристами. У тебя ничего нет в провинции? О, только на один сезон...
— Подожди, я подумаю. Ты блондинка, чуть жирновата... Амьен, нет... У них полно баб вроде тебя. Они хотят брюнетку или негритянку... Я послал бы тебя в Орияк, но с овернцами... ты ни гроша не заработаешь. Там хорошо для тех, кто начинает или у кого совсем плохи дела... Послушай-ка, Нарбон! Что ты скажешь о Нарбоие? Роберу с улицы Мозаик как раз нужен кто-нибудь в твоем духе. Подойдет?
Или же появлялся какой-нибудь одетый слишком элегантно для честного человека мужчина, небрежные манеры которого говорили о хронической усталости.
— Эй, Гюсту! У моей жены что-то неважно со здоровьем. Да, бронхи. У тебя не найдется чего-нибудь на свежем воздухе, в горах, например?
— Ты вовремя пришел. У меня просят кого-нибудь в Бриансон. Для легких —лучше быть не может. На каких условиях?
Этот скромный бизнес позволял Гюсту отлично зарабатывать. Но, чтобы преуспеть в жизни, надо быть честолюбивым. Так сказал себе марселец, когда Вандербрук, прозванный Роже-Бельгиец, предложил ему дело с тайными пари на боксеров. Он согласился вложить часть первоначального капитала...
Гюсту взглянул на Вандербрука и повторил нравоучительным тоном:
— Да я не говорю, что это плохое дельце. В Бельгии, Англии, в Нью-Йорке букмекеры, признаюсь, не жалуются...
- Вы же видите, что я был прав,— торжествовал Вандербрук.— Это золотая жила. Голубки сами слетаются, Вы знаете, сколько за две недели удалось наскрести на рынке? И без особых усилий! Около десяти миллионов: Вы увидите, когда дело пойдет на полную катушку...
— Ладно,— сказал Гюсту невозмутимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Зал неистовствовал. Негр, видимо, уже не чувствовал ударов, а у Кида не было нужды обороняться. Он молотил беззащитного противника левой и правой, как «грушу».Кид наносил удары, словно машина, движимая неисчерпаемой энергией. Эти удары были разнообразны и точны, как никогда раньше.Менеджер Уалы бросил на середину ринга полотенце. Рефери поднял руку и вмешался. Кид остановился. Он стоял неподвижно, тяжело дыша. Постепенно Кид приходил в себя и осознавал свою победу. До этого в течение нескольких мгновений он пребывал в каком-то другом мире. Вся его жизнь ушла в кулаки, в два огромных кожаных шара, которые Толстяк Марсель зашнуровал ему на запястьях перед боем. Он больше не знал, в тени он или на свету, наяву или и кошмарном сне. В ушах звенело, во рту был вкус крови и пота.
Рефери поднял его руку.
— Победил Кпд Черч! — выкрикнул он.
Зал устроил овацию. И у Кида глаза опять наполнились слезами. Он выиграл в этот вечер, выиграл свое будущее! Он вернулся к себе в угол и тут же обернулся, ища взглядом красное платье Жасмины, которое приметил раньше. Но красное платье исчезло. На этом месте сидел элегантный молодой человек, совсем не спортивного вида, а рядом с ним курила черноволосая, похожая на мальчишку девушка.
Жасмина Сильвер не могла больше усидеть на месте. Она смотрела на пустое кресло рядом с собой, предназначенное для главного хозяина, великого тренера. Сильвер не пришел. Сильвера не было здесь. Впервые Сильвер оставил своего боксера одного во время матча.
Когда Жасмина выходила замуж за Сильвера, он еще не был тем крупным менеджером, каким.стал потом. Однако после многих лет безвестности к нему пришли и успех, и деньги. Когда они поженились, ей было шестнадцать лет, а ему сорок. Наверное, никогда Жасмина не забудет живописный и грустный уголок Менилмонтана, где она выросла, где впервые полюбила. Иногда у нее в голове вертелись мелодии аккордеона. Достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть вновь пустынные переулки, покрытые мхом стены, поросшие травой склоны холмов и улыбку Франсуа.
Только она работала у кожевника из Бельвиля, а Франсуа в гараже, и на их зарплату было не купить особняка в Пасси, американскую машину. Так, во всяком случае, считал отец Жасмины, которого судьба швыряла в разные уголки Востока и Европы и который вынес из этих скитаний безумный страх перед нищетой и повой эмиграцией.
Хоть Сильвер и был старше ее на 25 лет, эту разницу компенсировали нажитые им миллионы.Может быть, вначале она его и ненавидела. До такой степени, что однажды вечером, пытаясь спасти свою молодость, она приехала в Менилмонтан, встретилась со своим бывшим возлюбленным. Но теперь что-то разделяло их, может быть, американская машина, меховое манто, бриллианты. Ее разочаровал этот молодой человек, которого она когда-то так любила. Он напоминал ей минувшие черные дни. А потом она немножко стыдилась, что так быстро забыла весну Менилмонтана, дешевые балы и пакетик жареного картофеля, который покупался после танцев.
Что касалось Франсуа, он теперь робел перед ней. Он злился на нее за то, что она покинула его, и за то, что преуспела. Он прекрасно знал, что никогда не смог бы дать Жасмине того, что давал ей этот старик, каковым был в его глазах Сильвер. И тогда он посмеялся над ней, потащил ее в бар, где они бывали когда-то, унизил прекрасную даму перед приятелями. А потом напился, чтобы
скрыть слезы.И между ними ничего не произошло. А ведь она приехала, чтобы подарить ему крохи своей роскоши, аромат дорогих духов, шелковистость мехов и пьянящее наслаждение своих поцелуев. Она вернулась домой обескураженная, а Сильвер приписал ее слезы нервам. Этот деловой человек не мог догадаться, что она оплакивала себя.
С тех пор прошло десять лет, десять лет золоченого полумрака, среди сладострастного аромата духов, сверкания драгоценных камней, в комфорте модных курортов и тишине авеню Моцарта.
Иногда она вновь обретала скромные и не слишком изящные манеры своей юности, когда встречалась с боксерами, которыми руководил ее муж. Вот так однажды она встретила Анри Лонгье, прозванного Кид Черч. В ту пору это был застенчивый новичок, ослепленный блеском звезд ринга, ярмарочной атмосферой крупных матчей. Он напоминал того бледного и худого парня, каким был Франсуа десять лет назад, в их последнюю весну, наполненную благоуханием сирени Куртия. Кид был так похож на него, что для Жасмины начался сон,— она даже не отдавала себе в этом отчета,— подкрепленный, правда, чувственной реальностью. И до сегодняшнего вечера все было очень легко...
Валентина удивила нервозность женщины в красном, которая раз двадцать взглянула на часы. Внезапно она встала, случайно задела Валентина и застенчиво улыбнулась,
— Простите...
Она поспешила к раздевалкам, хотя доступ туда для публики был закрыт. Но, в конце концов, она была жена Сильвера, и ей надо было кое-что узнать.Она толкнула дверь и пошла по коридору. Никто не обратил на нее внимания. Секунданты, журналисты, какие-то непонятные люди бегали взад-вперед. Ни одной женщины здесь не было.
Чарли нахмурил брови и кончиком сигары указал на Жасмину.
— Это что за птичка? — спросил он.
Он стоял перед раздевалкой Роберта Барка. Дверь оставалась приоткрытой, и Жасмина, проходя, отвернулась— испанец был абсолютно голый. На стене висели фотографии чемпионов и подкова, которая должна привлекать на сторону «гладиаторов» капризное счастье.
— Да это же жена Сильвера! — ответил секундант.
— Жена Сильвера?! — воскликнул Чарли.
Он бросил сигару и кинулся догонять Жасмину.
— Простите, мадам,— сказал он.— Меня уверяют, что вы жена Сильвера, менеджера?
Жасмина пристально взглянула на него.
— Да, месье.
— О'кей,— произнес Чарли, протягивая ей жирную руку и расплываясь в улыбке.— Ужасно рад, что встретил вас. Ваш муж, наверное, где-то здесь? Я менеджер Барка и хотел бы повидать вашего мужа. Матч начинается через пять минут.
— Но я как раз...—пробормотала молодая женщина.—Он не появлялся?
Чарли нахмурился.
— Вы хотите сказать, что не знаете, где он?
— В самом деле не знаю. Вы ему не звонили?
— Звонил только что в его контору. Было занято. Три раза подряд.
— Но этого не может быть!
— Действительно. Что ему делать в конторе в это время? Наверное, его секретарь...
— Его секретарь в Лондоне,— ответила Жасмина дрожащим голосом.—Он, правда, должен был в начале вечера зайти к себе в контору, но... Я могу позвонить?
Чарли проводил ее в небольшую комнату, где царила духота еще большая, чем в других помещениях. Она набрала номер телефона конторы Сильвера. В ответ раздались короткие гудки. Она повесила трубку, набрала опять, еще и еще раз, все больше волнуясь. Номер был занят.
Чарли, наблюдавший за ней, увидел, как она побледнела.Жасмина решила позвонить домой. Аппарат исказил голос Розины, и она сначала подумала, что ошиблась номером.
— Нет, мадам,— ответила горничная.— Месье не вернулся.
— Он не звонил? — Нет, мадам.
— Спасибо.
Она повесила трубку и вышла в коридор. Ее лицо выражало тревогу.
— Ну, что? — спросил Чарли.
— Не знаю... не понимаю... В конторе телефон по-прежнему занят. Я позвонила домой, но он и там не появлялся.
Дверь коридора раскрылась. Вошел Кид Черч в сопровождении секундантов и сияющего Марселя и остановился перед Жасминой. Он был ужасен и прекрасен —с разбитым носом, рассеченными губами и подбитым глазом.
— Рада? — спросил он вполголоса.
Она кивнула. С Кидом она объяснится позднее. Внезапно истинное значение в ее жизни приобрело лишь то, что было действительно важно.
- Я увижусь с вами позже,— сказала Жасмина. Кид посмотрел на нее печально и удивленно. Теперь, когда все закончилось, ему казалось, что сражался он лишь ради нее.
— Что могло произойти? —сказал Чарли.—Такого еще не бывало!
Кид отошел, а мимо них проходил теперь Уала, поддерживаемый тренером.
— Поеду посмотрю, в чем дело,— вдруг решила Жасмина.— Возможно, мы разминемся. Скажите ему, пусть меня подождет.
Испанец поклонился, и Жасмина стремительно удалилась.На улице было совсем темно, летний город задыхался от жары. Жасмина нашла такси. Выйдя из машины, она подняла голову и взглянула на окна четвертого этажа. В конторе ее мужа еще горел свет.
У себя в комнате привратник задергивал шторы на окошке, выходящем во двор.
— Мой муж здесь?
— Я не видел, чтобы он спускался, мадам Сильвер. Я думаю, он еще наверху.
Жасмина быстро поднялась по лестнице. Ее сердце забилось сильнее. Она позвонила. Где-то далеко, нарушив тишину, отозвался звонок. Опять тревога сжала ее грудь. Она надавила на ручку, и дверь с легким скрипом открылась. Жасмина шагнула вперед, и из ее груди вырвался вопль ужаса. Это был страшный, нечеловеческий крик. Она не могла больше'сделать ни шага вперед и не могла убежать от зрелища, которое открылось ее глазам.
Сильвер лежал ничком посреди комнаты. Стены были забрызганы кровью. Черная лужа крови образовалась вокруг его головы, превратившейся в месиво из костей и волос.
— Я не говорил, что это плохое дельце,— произнес Гюсту.— Впрочем, я в безопасности. Эмиль, дай мне еше кружечку.Он вытащил из кармана шелковый платок, величиной с простыню, снял шляпу, вытер лоб и шею.Это был марселец лет пятидесяти, которого удалось втянуть в это дело с большим трудом. У Гюсту был свой
верный бизнес. Во второй половине дня он открывал в «Золотой звезде» на улице Сен-Дени свою «контору» и спокойно поджидал клиентов.Все проходимцы, околачивающиеся у ворот Сен-Дени, знали его. Они знали, что у Гюсту есть возможность, если надо отправить какую-нибудь девицу в Бельгию или Англию, в провинцию или в колонии. Недавно через его посредство к Ибн-Сеуду переправили даже целую группку, что подняло его авторитет среди джентльменов, живущих ' таким ремеслом.
Было известно, что с трех до семи его можно найти в зале почтенного заведения «Золотая звезда».Иногда заходила какая-нибудь девица.
— Знаешь, с меня хватит Парило,— говорила она.— Мне эта жара... И потом мне не везет с туристами. У тебя ничего нет в провинции? О, только на один сезон...
— Подожди, я подумаю. Ты блондинка, чуть жирновата... Амьен, нет... У них полно баб вроде тебя. Они хотят брюнетку или негритянку... Я послал бы тебя в Орияк, но с овернцами... ты ни гроша не заработаешь. Там хорошо для тех, кто начинает или у кого совсем плохи дела... Послушай-ка, Нарбон! Что ты скажешь о Нарбоие? Роберу с улицы Мозаик как раз нужен кто-нибудь в твоем духе. Подойдет?
Или же появлялся какой-нибудь одетый слишком элегантно для честного человека мужчина, небрежные манеры которого говорили о хронической усталости.
— Эй, Гюсту! У моей жены что-то неважно со здоровьем. Да, бронхи. У тебя не найдется чего-нибудь на свежем воздухе, в горах, например?
— Ты вовремя пришел. У меня просят кого-нибудь в Бриансон. Для легких —лучше быть не может. На каких условиях?
Этот скромный бизнес позволял Гюсту отлично зарабатывать. Но, чтобы преуспеть в жизни, надо быть честолюбивым. Так сказал себе марселец, когда Вандербрук, прозванный Роже-Бельгиец, предложил ему дело с тайными пари на боксеров. Он согласился вложить часть первоначального капитала...
Гюсту взглянул на Вандербрука и повторил нравоучительным тоном:
— Да я не говорю, что это плохое дельце. В Бельгии, Англии, в Нью-Йорке букмекеры, признаюсь, не жалуются...
- Вы же видите, что я был прав,— торжествовал Вандербрук.— Это золотая жила. Голубки сами слетаются, Вы знаете, сколько за две недели удалось наскрести на рынке? И без особых усилий! Около десяти миллионов: Вы увидите, когда дело пойдет на полную катушку...
— Ладно,— сказал Гюсту невозмутимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18