– Куда это ты запропастился?
– Мне нужно идти, – сказал Фил. Он попытался освободить руку, но миссис Крюгерман занималась в группе «Тай-бо для пожилых» и была сильнее его.
– Отпусти меня, – сказал Фил, пытаясь вырваться.
– Да ты ведь только пришел! – сказала миссис Крюгерман, усиливая хватку. Эта женщина была настоящим питоном.
– Давай живей, – сказал Арни. Харпвелл закончил разговор и теперь просматривал какие-то бумаги, одновременно поворачиваясь в их сторону.
– Она меня не отпускает! – сказал Фил. – Иди без меня.
Арни посмотрел на Харпвелла. Тот все еще смотрел в бумаги, но медленно направлялся в их сторону. В любой момент он мог поднять глаза, увидеть их, и все кончено. Арни оглянулся на ожидающий за дверьми вестибюля фургон. Он сделал шаг в прежнем направлении, потом оглянулся и посмотрел в глаза Фила, глаза его единственного оставшегося в этом мире друга, и он понял, что нужно делать.
… И сразу поймешь…
Арни подошел к миссис Крюгерман, приблизился к ней вплотную – его тело уперлось в ходунки – обнял ее и сказал:
– Ты обо мне мечтаешь, дорогая.
Он повернул к себе ее лицо и поцеловал в губы – настоящим поцелуем, всем ртом и даже немного языком – он первый раз целовал так кого-то, кроме жены, с 1946 года. Миссис Крюгерман, которую так не целовал ни один мужчина, даже покойный муж, с которым она прожила сорок шесть лет, обмякла и, обмякнув, отпустила запястье Фила. Арни оторвал губы от миссис Крюгерман, положил руки ей на плечи, посмотрел в глаза и сказал:
– Мне пора, дорогая моя. Жди меня.
Он отпустил ее и отошел, и только ходунки помешали ей упасть в восторженный обморок.
Арни взглянул на Харпвелла, все еще смотревшего в бумаги, но уже в нескольких ярдах от них.
… Встретив подругу, не прощайся с ней…
– Давай, давай, давай. – шипел Арни, подталкивая Фила к дверям, которые автоматически открылись и пропустили их. Когда они закрывались, Харпвелл оторвал взгляд от бумаг. Его глаза отметили две удалявшиеся фигуры, и было в них то, что вызвало где-то у него в мозгу какое-то слабое шевеление, то, что он почти уже начал вспоминать. Но прежде чем он смог это сделать, все мысли из его головы выдуло взлетевшим на новую высоту воплем миссис Бендокер, храбро, но безуспешно попытавшейся взять финальные ноты…
… не… про… щай… ся… с не… ЕЕЕЕЕЕЕЙ.
На улице сидевший за рулем фургона Нестор спросил:
– Это что за ужас?
– Миссис Бендокер, – сказал Арни, забираясь на заднее сиденье.
– Будто человека приносят в жертву, – заметил Нестор.
– Я не думаю, что она человек, – заметил Арни. Фил влез следом за Арни.
– Господи, еле вырвались, – сказал он. – Послушай, Арни, то, что ты там сделал, это, господи, я хочу сказать, спасибо.
– Ладно, проехали, – сказал Арни.
– А что он сделал? – спросил Нестор.
– Я же сказал, проехали, – сказал Арни. У него на губах все еще был вкус миссис Крюгерман. Вкус не был неприятным. Это был вкус «Фиксодента». Арни не признался бы в этом Филу – он даже себе не хотел признаваться – но ему, кажется, понравилась миссис Крюгерман на вкус. Может, он даже как-нибудь ее навестит и выяснит, играет ли она в пинокль.
– Ну хорошо, – сказал Нестор, и, отжав сцепление, съехал с крытой дорожки. – Но я все-таки думаю, что вы, ребята, чокнутые, если собрались выходить в море в такую погоду.
– Да, – промолвил Фил, наблюдая, как крупные капли разбиваются о ветровое стекло. – Будет скверно.
– Эй, – сказал Арни, – после того, через что мы прошли, разве может быть хуже?
– Будет хреново, – сказал Эдди Смит, глядя на залив с мостика «Феерии морей».
Эдди Смит был капитаном «Феерии». Отличный моряк, прирожденный капитан. Начало его морской карьеры было многообещающим, и он не думал, что однажды дойдет до такого – станет водить кругами это уродливое корыто, облепленное неоном, никуда не направляясь.
В восьмидесятые он был большим человеком в круизном бизнесе, быстро рос в звании, плавая на больших судах, которые отходили из порта Майами, до планшира загруженные тучными жителями Среднего Запада в спортивных костюмах и ослепительно белых кедах. Эта публика была готова целую неделю развлекаться на море и еще больше тучнеть.
В те дни Эдди был ладно скроен. Он отлично смотрелся в белой офицерской форме, напоминая Кевина Костнера. Он был высок и худощав, подернутые легкой сединой волосы говорили о солидности, которая уравновешивалась легкой улыбкой, намекавшей о желании с кем-нибудь переспать.
Что он часто и делал. Одинокие женщины шли на все, чтобы оказаться в пределах его досягаемости. Замужние тоже. Это и стало бедой Эдди: замужние женщины. Вообще-то ему больше нравилось, когда они замужем. Он испытывал приятное возбуждение, планируя встречу с ними на палубе, озираясь, чтобы убедиться, что их никто не видит, забираясь в спасательную шлюпку, в которой было припрятано одеяло. А иногда, если мужья уходили в казино, Эдди даже забирался в их каюты – их чертовы каюты – и опасность быть пойманным делала секс еще лучше.
Так что какое-то время Эдди был довольным жизнью морским офицером. Но, как и большинство мужчин, у которых член заменяет мозги, он не все продумывал, как следует.
Представь, что ты работаешь водителем автофургона, развозящего закуски. Каждый долбаный день – дождь ли, солнце, жара или холод – продираешься сквозь пробки, надрывая спину, загружаешь в торговые автоматы чипсы, сникерсы, все это дерьмо, которым питаются офисные работники. Тебя постоянно донимают обитатели канцелярских закутков, заявляющие, что автомат сожрал их доллар, они ведут себя так, будто ты должен им выдать доллар из своего кармана, эти люди, что зарабатывают больше тебя, целый день протирая штаны на своих раздавшихся от «сникерсов» задницах. Тебе не нравится эта работа, но ты занимаешься ею уже двенадцать лет, и, вероятно, будешь заниматься еще двадцать пять, поскольку у тебя есть жена и двое детей, и нет диплома колледжа, и такое вот у тебя дело.
Теперь представь, что жена уговорила тебя поехать в круиз, который ты на самом деле не можешь себе позволить, но, послушай, вы не отдыхали вместе с медового месяца, проведенного в Атлантик-сити, да и тогда оба дня шел дождь. Так что ладно, решил ты, подумаешь, еще две штуки долга на «визе», все равно никогда к чертям собачьим не расплатишься.
И вот вы вдвоем отправляетесь в круиз, все действительно мило – боже, еда-то какая – ты прекрасно проводишь время, даже немного выигрываешь в автоматах. И вот на третий вечер к вам за столик подсаживается этот офицер, высокий, улыбчивый, зубы сверкают, и ты видишь, что он сознает, как офигенно выглядит в своей форме. Женщины, включая твою жену – особенно твоя жена, – смотрят на него, как на кинозвезду. Ты даже слышишь, как твоя жена говорит чьей-то еще жене, что он вылитый Кевин Костнер, которого она обожает. Этот тип разглагольствует об управлении таким большим кораблем, о том, какое это непростое дело, и твоя жена развесила уши, а ты думаешь, что посмотрел бы, как этот красавчик управлял грузовиком в пробках, через которые ты продираешься каждый день без помощи команды из 97 человек, но не говоришь ничего, а только заказываешь еще пива.
После обеда хочешь еще раз зайти в казино, может, сыграть вечером в блэкджек, но жена говорит, что слишком устала, пройдется по верхней палубе и, наверное, ляжет пораньше, а ты говоришь, да как хочешь, поскольку, если честно, она тебя все равно немного раздражает. Когда ты возвращаешься в каюту, она делает вид, что спит, но видно, что притворяется. Ложишься в постель и немного погодя слышишь, как она плачет. Спрашиваешь, что не так, отвечает: ничего. Говоришь, хорошо, почему тогда плачешь? Она встает с постели, идет в ванную, закрывает дверь и торчит там, бог знает чем занимаясь, а ты засыпаешь.
До конца круиза она странно себя ведет, как будто в прострации. Еще пару раз слышишь, как она плачет в постели, но в чем дело, не говорит. Ты думаешь, наверное, критические дни.
Но и после возвращения домой, даже неделю спустя, она продолжает вести себя странно. А потом однажды вечером, когда дети уже спят, ты заходишь в спальню, а она сидит на полу, прислонившись к стене, и рыдает, как ребенок, а когда спрашиваешь, в чем дело, говорит она только: прости меня, – снова и снова, – прости меня прости меня прости меня прости меня, – ты садишься рядом, крепко ее обнимаешь, от чего она рыдает еще громче, но в конце концов поворачивается к тебе и рассказывает о той ночи на корабле, как он обманул ее, напоил чем-то, она не понимала, что происходит, все было как в тумане, а после она была так напугана, что не могла ничего рассказать. Ты смутно подозреваешь, что все было не совсем так, но ты ей веришь, потому что хочешь верить.
Так закончилась карьера Эдди Смита на круизных кораблях. Круизные компании сильно зависят от постоянной клиентуры и патологически одержимы стремлением удовлетворить пассажиров. Последнее, что хотел бы услышать администратор круизов, взяв телефонную трубку, – вопли клиента о том, что он обратится в полицию, обратится к адвокату, обратится на телевидение, что он не затем платил его компании две чертовы тысячи долларов, чтобы ее сотрудник трахал его жену.
Корабль Эдди был в море, когда раздался звонок. За ним выслали вертолет. Настолько велико было их желание снять его с борта, вернуть в Майами и уволить.
В конце концов окружной прокурор не стал предъявлять обвинение, поскольку всем, кроме мужа, было ясно, что действительно произошло. Но компании пришлось заплатить пятьдесят тысяч долларов, чтобы эта пара заткнулась, и компания совершенно не собиралась снова нанимать Эдди. Ни в одной из крупных круизных компаний с ним не стали бы даже разговаривать. Он был словно прокаженный. Он поплатился карьерой за примерно восемь минут секса. Секс, надо сказать, был так себе.
Деньги у Эдди быстро закончились, и он устроился помощником капитана на рыболовный катер, выходивший на день от причала рынков Бейсайд – подносить удочки парням, которые самостоятельно не поймают рыбу, даже если она запрыгнет им в штаны. Он насаживал им на крючок наживку, менял леску, говорил, когда клюет, советовал, как водить рыбу, и в половине случаев сам же эту чертову рыбу вытаскивал. На обратном пути он открывал им пиво, зажигал сигары, слушал ахинею, которую те несли, делал вид, что смеется над их дебильными шутками, напрашивался на чаевые.
Он теперь много пил, на носу проступила сеточка сосудов. Он начал лысеть, перестал заботиться о зубах, и больше не напоминал Кевина Костнера. Он открыл для себя кокаин, что было несложно в Майами восьмидесятых, когда тот был повсюду, буквально с неба валился. Сперва нюхал понемногу, потом пристрастился, и довольно скоро ему стало не хватать денег на эту привычку. И тогда его поставщик поинтересовался, не хотел бы он сам заняться снабжением.
Так началась новая морская карьера Эдди. Он жил на Багамах и на 38-футовом быстроходном катере, с двигателями в пятьсот лошадиных сил и двойным турбонаддувом, с погашенными огнями пересекал глухой ночью Гольфстрим на скорости шестьдесят, семьдесят, иногда восемьдесят миль в час, швартовался к посредническому судну неподалеку от берега США, выгружал товар, и к чертям сматывался.
Зарабатывал он весьма прилично и мог бы через некоторое время уйти на пенсию, если бы откладывал деньги, вместо того чтобы втягивать их носом и оставлять тысячедолларовые чаевые барменшам, чтобы как-то привлечь их внимание. Иногда он наведывался в одно из больших казино во Фрипорте с пятнадцатью штуками баксов в кармане, а через три дня просыпался ни с чем, не помня даже, куда все ушло, и не переживал, поскольку мог заработать еще. Он рассчитывал со временем завязать с этим, может, в ближайшие месяцы, но время вышло однажды ночью у маяка Фауи-Рокс, в десяти милях от Майами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Мне нужно идти, – сказал Фил. Он попытался освободить руку, но миссис Крюгерман занималась в группе «Тай-бо для пожилых» и была сильнее его.
– Отпусти меня, – сказал Фил, пытаясь вырваться.
– Да ты ведь только пришел! – сказала миссис Крюгерман, усиливая хватку. Эта женщина была настоящим питоном.
– Давай живей, – сказал Арни. Харпвелл закончил разговор и теперь просматривал какие-то бумаги, одновременно поворачиваясь в их сторону.
– Она меня не отпускает! – сказал Фил. – Иди без меня.
Арни посмотрел на Харпвелла. Тот все еще смотрел в бумаги, но медленно направлялся в их сторону. В любой момент он мог поднять глаза, увидеть их, и все кончено. Арни оглянулся на ожидающий за дверьми вестибюля фургон. Он сделал шаг в прежнем направлении, потом оглянулся и посмотрел в глаза Фила, глаза его единственного оставшегося в этом мире друга, и он понял, что нужно делать.
… И сразу поймешь…
Арни подошел к миссис Крюгерман, приблизился к ней вплотную – его тело уперлось в ходунки – обнял ее и сказал:
– Ты обо мне мечтаешь, дорогая.
Он повернул к себе ее лицо и поцеловал в губы – настоящим поцелуем, всем ртом и даже немного языком – он первый раз целовал так кого-то, кроме жены, с 1946 года. Миссис Крюгерман, которую так не целовал ни один мужчина, даже покойный муж, с которым она прожила сорок шесть лет, обмякла и, обмякнув, отпустила запястье Фила. Арни оторвал губы от миссис Крюгерман, положил руки ей на плечи, посмотрел в глаза и сказал:
– Мне пора, дорогая моя. Жди меня.
Он отпустил ее и отошел, и только ходунки помешали ей упасть в восторженный обморок.
Арни взглянул на Харпвелла, все еще смотревшего в бумаги, но уже в нескольких ярдах от них.
… Встретив подругу, не прощайся с ней…
– Давай, давай, давай. – шипел Арни, подталкивая Фила к дверям, которые автоматически открылись и пропустили их. Когда они закрывались, Харпвелл оторвал взгляд от бумаг. Его глаза отметили две удалявшиеся фигуры, и было в них то, что вызвало где-то у него в мозгу какое-то слабое шевеление, то, что он почти уже начал вспоминать. Но прежде чем он смог это сделать, все мысли из его головы выдуло взлетевшим на новую высоту воплем миссис Бендокер, храбро, но безуспешно попытавшейся взять финальные ноты…
… не… про… щай… ся… с не… ЕЕЕЕЕЕЕЙ.
На улице сидевший за рулем фургона Нестор спросил:
– Это что за ужас?
– Миссис Бендокер, – сказал Арни, забираясь на заднее сиденье.
– Будто человека приносят в жертву, – заметил Нестор.
– Я не думаю, что она человек, – заметил Арни. Фил влез следом за Арни.
– Господи, еле вырвались, – сказал он. – Послушай, Арни, то, что ты там сделал, это, господи, я хочу сказать, спасибо.
– Ладно, проехали, – сказал Арни.
– А что он сделал? – спросил Нестор.
– Я же сказал, проехали, – сказал Арни. У него на губах все еще был вкус миссис Крюгерман. Вкус не был неприятным. Это был вкус «Фиксодента». Арни не признался бы в этом Филу – он даже себе не хотел признаваться – но ему, кажется, понравилась миссис Крюгерман на вкус. Может, он даже как-нибудь ее навестит и выяснит, играет ли она в пинокль.
– Ну хорошо, – сказал Нестор, и, отжав сцепление, съехал с крытой дорожки. – Но я все-таки думаю, что вы, ребята, чокнутые, если собрались выходить в море в такую погоду.
– Да, – промолвил Фил, наблюдая, как крупные капли разбиваются о ветровое стекло. – Будет скверно.
– Эй, – сказал Арни, – после того, через что мы прошли, разве может быть хуже?
– Будет хреново, – сказал Эдди Смит, глядя на залив с мостика «Феерии морей».
Эдди Смит был капитаном «Феерии». Отличный моряк, прирожденный капитан. Начало его морской карьеры было многообещающим, и он не думал, что однажды дойдет до такого – станет водить кругами это уродливое корыто, облепленное неоном, никуда не направляясь.
В восьмидесятые он был большим человеком в круизном бизнесе, быстро рос в звании, плавая на больших судах, которые отходили из порта Майами, до планшира загруженные тучными жителями Среднего Запада в спортивных костюмах и ослепительно белых кедах. Эта публика была готова целую неделю развлекаться на море и еще больше тучнеть.
В те дни Эдди был ладно скроен. Он отлично смотрелся в белой офицерской форме, напоминая Кевина Костнера. Он был высок и худощав, подернутые легкой сединой волосы говорили о солидности, которая уравновешивалась легкой улыбкой, намекавшей о желании с кем-нибудь переспать.
Что он часто и делал. Одинокие женщины шли на все, чтобы оказаться в пределах его досягаемости. Замужние тоже. Это и стало бедой Эдди: замужние женщины. Вообще-то ему больше нравилось, когда они замужем. Он испытывал приятное возбуждение, планируя встречу с ними на палубе, озираясь, чтобы убедиться, что их никто не видит, забираясь в спасательную шлюпку, в которой было припрятано одеяло. А иногда, если мужья уходили в казино, Эдди даже забирался в их каюты – их чертовы каюты – и опасность быть пойманным делала секс еще лучше.
Так что какое-то время Эдди был довольным жизнью морским офицером. Но, как и большинство мужчин, у которых член заменяет мозги, он не все продумывал, как следует.
Представь, что ты работаешь водителем автофургона, развозящего закуски. Каждый долбаный день – дождь ли, солнце, жара или холод – продираешься сквозь пробки, надрывая спину, загружаешь в торговые автоматы чипсы, сникерсы, все это дерьмо, которым питаются офисные работники. Тебя постоянно донимают обитатели канцелярских закутков, заявляющие, что автомат сожрал их доллар, они ведут себя так, будто ты должен им выдать доллар из своего кармана, эти люди, что зарабатывают больше тебя, целый день протирая штаны на своих раздавшихся от «сникерсов» задницах. Тебе не нравится эта работа, но ты занимаешься ею уже двенадцать лет, и, вероятно, будешь заниматься еще двадцать пять, поскольку у тебя есть жена и двое детей, и нет диплома колледжа, и такое вот у тебя дело.
Теперь представь, что жена уговорила тебя поехать в круиз, который ты на самом деле не можешь себе позволить, но, послушай, вы не отдыхали вместе с медового месяца, проведенного в Атлантик-сити, да и тогда оба дня шел дождь. Так что ладно, решил ты, подумаешь, еще две штуки долга на «визе», все равно никогда к чертям собачьим не расплатишься.
И вот вы вдвоем отправляетесь в круиз, все действительно мило – боже, еда-то какая – ты прекрасно проводишь время, даже немного выигрываешь в автоматах. И вот на третий вечер к вам за столик подсаживается этот офицер, высокий, улыбчивый, зубы сверкают, и ты видишь, что он сознает, как офигенно выглядит в своей форме. Женщины, включая твою жену – особенно твоя жена, – смотрят на него, как на кинозвезду. Ты даже слышишь, как твоя жена говорит чьей-то еще жене, что он вылитый Кевин Костнер, которого она обожает. Этот тип разглагольствует об управлении таким большим кораблем, о том, какое это непростое дело, и твоя жена развесила уши, а ты думаешь, что посмотрел бы, как этот красавчик управлял грузовиком в пробках, через которые ты продираешься каждый день без помощи команды из 97 человек, но не говоришь ничего, а только заказываешь еще пива.
После обеда хочешь еще раз зайти в казино, может, сыграть вечером в блэкджек, но жена говорит, что слишком устала, пройдется по верхней палубе и, наверное, ляжет пораньше, а ты говоришь, да как хочешь, поскольку, если честно, она тебя все равно немного раздражает. Когда ты возвращаешься в каюту, она делает вид, что спит, но видно, что притворяется. Ложишься в постель и немного погодя слышишь, как она плачет. Спрашиваешь, что не так, отвечает: ничего. Говоришь, хорошо, почему тогда плачешь? Она встает с постели, идет в ванную, закрывает дверь и торчит там, бог знает чем занимаясь, а ты засыпаешь.
До конца круиза она странно себя ведет, как будто в прострации. Еще пару раз слышишь, как она плачет в постели, но в чем дело, не говорит. Ты думаешь, наверное, критические дни.
Но и после возвращения домой, даже неделю спустя, она продолжает вести себя странно. А потом однажды вечером, когда дети уже спят, ты заходишь в спальню, а она сидит на полу, прислонившись к стене, и рыдает, как ребенок, а когда спрашиваешь, в чем дело, говорит она только: прости меня, – снова и снова, – прости меня прости меня прости меня прости меня, – ты садишься рядом, крепко ее обнимаешь, от чего она рыдает еще громче, но в конце концов поворачивается к тебе и рассказывает о той ночи на корабле, как он обманул ее, напоил чем-то, она не понимала, что происходит, все было как в тумане, а после она была так напугана, что не могла ничего рассказать. Ты смутно подозреваешь, что все было не совсем так, но ты ей веришь, потому что хочешь верить.
Так закончилась карьера Эдди Смита на круизных кораблях. Круизные компании сильно зависят от постоянной клиентуры и патологически одержимы стремлением удовлетворить пассажиров. Последнее, что хотел бы услышать администратор круизов, взяв телефонную трубку, – вопли клиента о том, что он обратится в полицию, обратится к адвокату, обратится на телевидение, что он не затем платил его компании две чертовы тысячи долларов, чтобы ее сотрудник трахал его жену.
Корабль Эдди был в море, когда раздался звонок. За ним выслали вертолет. Настолько велико было их желание снять его с борта, вернуть в Майами и уволить.
В конце концов окружной прокурор не стал предъявлять обвинение, поскольку всем, кроме мужа, было ясно, что действительно произошло. Но компании пришлось заплатить пятьдесят тысяч долларов, чтобы эта пара заткнулась, и компания совершенно не собиралась снова нанимать Эдди. Ни в одной из крупных круизных компаний с ним не стали бы даже разговаривать. Он был словно прокаженный. Он поплатился карьерой за примерно восемь минут секса. Секс, надо сказать, был так себе.
Деньги у Эдди быстро закончились, и он устроился помощником капитана на рыболовный катер, выходивший на день от причала рынков Бейсайд – подносить удочки парням, которые самостоятельно не поймают рыбу, даже если она запрыгнет им в штаны. Он насаживал им на крючок наживку, менял леску, говорил, когда клюет, советовал, как водить рыбу, и в половине случаев сам же эту чертову рыбу вытаскивал. На обратном пути он открывал им пиво, зажигал сигары, слушал ахинею, которую те несли, делал вид, что смеется над их дебильными шутками, напрашивался на чаевые.
Он теперь много пил, на носу проступила сеточка сосудов. Он начал лысеть, перестал заботиться о зубах, и больше не напоминал Кевина Костнера. Он открыл для себя кокаин, что было несложно в Майами восьмидесятых, когда тот был повсюду, буквально с неба валился. Сперва нюхал понемногу, потом пристрастился, и довольно скоро ему стало не хватать денег на эту привычку. И тогда его поставщик поинтересовался, не хотел бы он сам заняться снабжением.
Так началась новая морская карьера Эдди. Он жил на Багамах и на 38-футовом быстроходном катере, с двигателями в пятьсот лошадиных сил и двойным турбонаддувом, с погашенными огнями пересекал глухой ночью Гольфстрим на скорости шестьдесят, семьдесят, иногда восемьдесят миль в час, швартовался к посредническому судну неподалеку от берега США, выгружал товар, и к чертям сматывался.
Зарабатывал он весьма прилично и мог бы через некоторое время уйти на пенсию, если бы откладывал деньги, вместо того чтобы втягивать их носом и оставлять тысячедолларовые чаевые барменшам, чтобы как-то привлечь их внимание. Иногда он наведывался в одно из больших казино во Фрипорте с пятнадцатью штуками баксов в кармане, а через три дня просыпался ни с чем, не помня даже, куда все ушло, и не переживал, поскольку мог заработать еще. Он рассчитывал со временем завязать с этим, может, в ближайшие месяцы, но время вышло однажды ночью у маяка Фауи-Рокс, в десяти милях от Майами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36