Но потом, не зная, что с ней все-таки делать, он принес ее в номер к Гроунвельту и отдал ему обратно.
— Я ценю этот подарок, но это все-таки не для меня, — сказал он. Гроунвельт кивнул, не сказав больше ни слова. Калли чувствовал, что разочаровал его, но это каким-то странным образом привело к сближению в их отношениях. Несколько дней спустя Калли увидел книгу в специальном застекленном стеллаже Гроунвельта. Тогда он понял, что не сделал ошибки, и ему льстило, что шеф оказал ему такой искренний знак внимания, пусть даже его выбор был и неудачным. Но Гроунвельт затем продемонстрировал и другую сторону своего характера, в существовании которой Калли никогда не сомневался.
Калли уже давно завел привычку присутствовать при подсчете фишек в казино, а эта процедура проводилась трижды в день. Он сопровождал боссов игорных залов, когда они проводили подсчет фишек на всех столах, для блэкджека, рулетки, крэпса, и наличных за столом для игры в баккару, и даже спускался в хранилище, где стояли сейфы, и подсчитывал кредитки там. Калли всегда казалось, что менеджер хранилища немного нервничает, но он списывал это на собственную естественную для него подозрительность, тем более, что при подсчете наличных, маркеров *, и фишек в сейфе всегда все сходилось. А менеджер хранилища был старым проверенным человеком, начинавшим карьеру вместе с Гроунвельтом.
* Маркер — долговая расписка.
Но как-то раз, повинуясь внезапному импульсу, Калли решил вытащить подносы с кредитками из сейфа наружу. Позже он так и не смог объяснить природу этого импульса. И как только на свет Божий были извлечены из глубин сейфа металлические полки с подносами, а их содержимое тщательно исследовано, стало очевидно, что черные стодолларовые кредитки на двух подносах были фальшивыми. Это были пустотелые черные цилиндры. Задвинутые в глубину, откуда их никогда не доставали, при ежедневных подсчетах они проходили как самые настоящие. Менеджер хранилища изобразил ужас и крайнее изумление, но они оба знали, что без его участия этот трюк никогда не был бы возможен. Калли поднял трубку и набрал номер Гроунвельта. Шеф немедленно спустился в хранилище и сам исследовал поддельные фишки. На двух подносах их оказалось на сумму сто тысяч долларов. Гроунвельт наставил указательный палец на менеджера хранилища. Это был жуткий момент. Лицо Гроунвельта, обычно румяное и загорелое, сейчас было белым, но голос абсолютно спокойным. “Убирайся из хранилища к чертовой матери”, — сказал он. Затем повернулся к Калли:
— Пусть передаст тебе все документы и ключи, — сказал он. — И пусть все боссы залов, со всех смен, сейчас же поднимаются в мой офис. Мне наорать, где они находятся. Если кто-то в отпуске, пусть срочно летят в Вегас, и как только появятся, сразу же их ко мне.
После этого Гроунвельт пошел к выходу и исчез. Калли и менеджер хранилища оформляли передачу ключей, и тут в хранилище вошли двое людей, которых Калли никогда раньше не видел. Менеджер хранилища, видимо, знал их, потому что сильно побледнел и едва мог писать, так тряслись его руки.
Оба пришедших кивнули ему и он кивнул им в ответ. Один из этих людей сказал:
— Когда закончишь, поднимайся к боссу, он хочет тебя видеть.
Они разговаривали с менеджером и не обращали на Калли никакого внимания. Калли снял трубку и позвонил в офис Гроунвельта, и он сказал:
— Сюда пришли двое ребят, они говорят, что вы их послали.
Голос Гроунвельта был ледяным.
— Все правильно, — ответил он.
— Просто решил проверить, — объяснил Калли.
Голос Гроунвельта чуть смягчился.
— Верная мысль, — сказал он. — А ты поработал хорошо. — И, после небольшой паузы. — Все остальное — не твоего ума дело, Калли. Забудь обо всем. Понятно? Теперь в его голосе была даже какая-то теплота, с нотками усталой грусти.
Уволенного менеджера видели в Лас-Вегасе в течение нескольких следующих дней, а потом он исчез. Спустя месяц Калли узнал, что его жена заявила в полицию о его пропаже. Несмотря на слухи, которые ходили по городу, что менеджер хранилища нашел себе могилу в пустыне, Калли поначалу никак не хотел верить, что все это может оказаться правдой. Он никогда не отваживался говорить с Гроунвельтом на эту тему, и Гроунвельт никогда более не поднимал этого вопроса. Даже чтобы еще раз похвалить за хорошую работу. Но в этом молчании-то и была похвала. Калли не хотелось думать, что результатом его хорошей работы могло бы явиться то, что менеджер хранилища оказался погребенным в пустыне.
В последние несколько месяцев, однако, Гроунвельт проявил свой характер не в такой мрачной форме.
С характерным лас-вегасским изяществом и сообразительностью.
Все владельцы казино в Лас-Вегасе начинали с того, что готовили почву для приема иностранных игроков. Англичан отмели сразу, несмотря на то, что они прославились как самые плохие игроки девятнадцатого столетия. С концом Британской Империи настал конец и ее денежным мешкам. Потоки денег из Индии, Австралии, с Островов Южного моря и Канады, поступавшие в казну игроков-милордов, иссякли. Англия была теперь бедной страной, и ее богачи, задавленные огромными налогами, сидели в собственных владениях. А те немногие, кому казино были по карману, предпочитали аристократические изысканные клубы во Франции, Германии и своем собственном Лондоне.
Французов тоже отвергли. Они не любили путешествовать и просто не смогли бы выдержать очередного двойного зеро в пользу казино.
А вот немцев и итальянцев сватали охотно. Послевоенная экономика Германии развивалась гигантскими темпами, и в Германии было полно миллионеров, к тому же немцы обожали путешествовать, обожали играть и обожали вегасских женщин. В честолюбивой атмосфере Лас-Вегаса было нечто такое, что соответствовало тевтонскому духу, и напоминало об Oktoberfest и, может быть, даже Gotterdammerung. Кроме того, играли немцы без излишней нервозности и удачливее многих.
Большой находкой для Вегаса были итальянские миллионеры. Когда напивались, они играли очень рискованно; специальным девицам, работающим на казино, всегда удавалось удерживать их в городе в течение шести или семи самоубийственных дней. Казалось, что деньги у них никогда не кончаются, потому что никто из них не платил налогов с прибыли. То, что по праву должно было бы идти в казну Рима, оседало в сейфах вегасских казино с эр-кондишн. Девушки Вегаса любили итальянских миллионеров из-за их щедрости, а также за то, что за эти шесть-семь дней они отдавались любви с той же безрассудностью, с какой делали умопомрачительные ставки, играя в кости.
Еще большим подарком были игроки из Мексики и Южной Америки. Никто толком не знал, что на самом деле происходило в Южной Америке, однако туда посылались специальные самолеты, привозившие в Вегас этих пампасовых миллионеров. Все предоставлялось бесплатно этим спортивного вида джентльменам, оставлявшим за столами для игры в баккару неисчислимые акры с миллионами голов крупного рогатого скота. Они приезжали с женами, с подругами, со своими сыновьями-подростками, мечтающими сделаться настоящими игроками. Такие клиенты также были любимцами лас-вегасских девушек. Они были не такими искренними как итальянцы, не столь, может быть, изысканными в постели, судя по некоторым сообщениям, но зато имели гораздо большие аппетиты. Как-то раз, когда Калли находился в офисе у Гроунвельта, к ним зашел менеджер казино, чтобы решить нетривиальную проблему. Суть проблемы была такова: серьезный игрок из Южной Америки изъявил желание, чтобы к нему в номер прислали восемь девушек, блондинок или рыжеволосых, но ни в коем случае не брюнеток и ростом не меньше, чем его пять футов и шесть дюймов.
Гроунвельт к этой просьбе отнесся прохладно.
— И в какое же время он желает, чтобы сие чудо свершилось? — спросил он.
— Около пяти часов, — ответил менеджер казино, — а затем он намеревается пригласить их всех на обед, а потом оставить на ночь.
Гроунвельт оставался непроницаемым.
— Сколько это будет стоить?
— Около трех штук, — ответил менеджер казино. — Девочки знают, что этот парень даст им денег для баккары и рулетки.
— Ладно, не бери с него, — сказал Гроунвельт. — Но девочкам скажи, чтоб держали его в отеле как можно дольше. Я не хочу, чтобы он со своими деньгами ходил по другим заведениям.
Когда менеджер казино уже собрался уходить, Гроунвельт спросил его:
— Что, интересно знать, он собирается делать с восемью женщинами?
Менеджер пожал плечами:
— Я спросил у него то же самое. Он говорит, что приехал не один, а с сыном.
Впервые за весь разговор Гроунвельт улыбнулся:
— Это как раз то, что я называю настоящей отцовской гордостью.
Потом, когда дверь за менеджером казино закрылась, он покачал головой и сказал Калли:
— Всегда помни, что они играют там, где срут, и там, где трахают. Когда умрет отец, сын будет продолжать приезжать сюда. За три штуки у него будет ночь, которую он не забудет никогда. Занаду будет иметь на нем миллион, если только в его стране не случится революции.
Но самым лакомым куском, чемпионами, бесценной жемчужиной, обладать которой мечтало каждое казино — были японцы. Играли они так, что волосы шевелились на голове, и приезжали они всегда группами. Руководящая верхушка промышленного синдиката приезжала, чтобы играть на доллары, не облагаемые налогами, и за четыре дня их пребывания в Лас-Вегасе они проигрывали сумму, в несколько раз превышающую миллионы долларов. И человеком, сделавшим такой дорогой подарок для Занаду и Гроунвельта в виде “крупняка” из Японии, был Калли.
У Калли был дружески-любовный роман типа сходили-в-кинишко-потом-потрахаемся с одной танцовщицей, выступавшей в шоу Ориентал Фоллиз в одном из отелей на Стрипе. Девушку все называли Дейзи *, из-за непроизносимости ее японского имени. Ей было всего около двадцати, однако в Вегасе она жила уже почти пять лет. Танцевала она потрясающе и была очень миловидной, словно жемчужинка в своей раковине, но подумывала о том, чтобы сделать пластическую операцию: ей хотелось иметь европейский разрез глаз и большую грудь, как у американок, вскормленных на кукурузе. Узнав об этом, Калли пришел в ужас и сказал, что этим она разрушит свой шарм. Дэйзи все-таки послушалась его совета, но только после того, как он изобразил большое восхищение ее маленькой, как у девушки-подростка, грудью, чем испытывал на самом деле.
* Дейзи (daisy) — маргаритка (англ.).
В конце концов они так подружились, что она учила его японскому, когда они были в постели, и он оставался у нее на ночь. По утрам она подавала ему на завтрак суп, а когда он отказался в первый раз, она сказала, что в Японии все едят суп на завтрак, и что в ее родной деревне под Токио она готовила суп лучше всех. И, к удивлению Калли, суп оказался просто превосходным, острым, легким для желудка после изнурительной ночи пития и любви.
О том, что один из влиятельнейших королей японского бизнеса собирается посетить Вегас, он узнал как раз от Дейзи. Семья Дейзи регулярно посылала ей авиапочтой японские газеты; она очень скучала по дому и с удовольствием читала о Японии. Она рассказала Калли, что японский магнат, некий господин Фуммиро, в интервью одной из газет заявил, что планирует поездку в Америку для открытия там дочерних филиалов своей компании по производству телевизоров. Дейзи сказала, что в Японии господин Фуммиро известен как страстный игрок, и что он непременно посетит Вегас. И еще она сказала Калли, что господин Фуммиро превосходно играет на пианино, что учился он в Европе и почти наверняка стал бы профессиональным музыкантом, если бы его отец не настоял на том, чтобы сын принял руководство семейной фирмой.
В тот день Дейзи по просьбе Калли зашла к нему в офис и он продиктовал ей письмо, которое она написала на фирменном бланке Занаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Я ценю этот подарок, но это все-таки не для меня, — сказал он. Гроунвельт кивнул, не сказав больше ни слова. Калли чувствовал, что разочаровал его, но это каким-то странным образом привело к сближению в их отношениях. Несколько дней спустя Калли увидел книгу в специальном застекленном стеллаже Гроунвельта. Тогда он понял, что не сделал ошибки, и ему льстило, что шеф оказал ему такой искренний знак внимания, пусть даже его выбор был и неудачным. Но Гроунвельт затем продемонстрировал и другую сторону своего характера, в существовании которой Калли никогда не сомневался.
Калли уже давно завел привычку присутствовать при подсчете фишек в казино, а эта процедура проводилась трижды в день. Он сопровождал боссов игорных залов, когда они проводили подсчет фишек на всех столах, для блэкджека, рулетки, крэпса, и наличных за столом для игры в баккару, и даже спускался в хранилище, где стояли сейфы, и подсчитывал кредитки там. Калли всегда казалось, что менеджер хранилища немного нервничает, но он списывал это на собственную естественную для него подозрительность, тем более, что при подсчете наличных, маркеров *, и фишек в сейфе всегда все сходилось. А менеджер хранилища был старым проверенным человеком, начинавшим карьеру вместе с Гроунвельтом.
* Маркер — долговая расписка.
Но как-то раз, повинуясь внезапному импульсу, Калли решил вытащить подносы с кредитками из сейфа наружу. Позже он так и не смог объяснить природу этого импульса. И как только на свет Божий были извлечены из глубин сейфа металлические полки с подносами, а их содержимое тщательно исследовано, стало очевидно, что черные стодолларовые кредитки на двух подносах были фальшивыми. Это были пустотелые черные цилиндры. Задвинутые в глубину, откуда их никогда не доставали, при ежедневных подсчетах они проходили как самые настоящие. Менеджер хранилища изобразил ужас и крайнее изумление, но они оба знали, что без его участия этот трюк никогда не был бы возможен. Калли поднял трубку и набрал номер Гроунвельта. Шеф немедленно спустился в хранилище и сам исследовал поддельные фишки. На двух подносах их оказалось на сумму сто тысяч долларов. Гроунвельт наставил указательный палец на менеджера хранилища. Это был жуткий момент. Лицо Гроунвельта, обычно румяное и загорелое, сейчас было белым, но голос абсолютно спокойным. “Убирайся из хранилища к чертовой матери”, — сказал он. Затем повернулся к Калли:
— Пусть передаст тебе все документы и ключи, — сказал он. — И пусть все боссы залов, со всех смен, сейчас же поднимаются в мой офис. Мне наорать, где они находятся. Если кто-то в отпуске, пусть срочно летят в Вегас, и как только появятся, сразу же их ко мне.
После этого Гроунвельт пошел к выходу и исчез. Калли и менеджер хранилища оформляли передачу ключей, и тут в хранилище вошли двое людей, которых Калли никогда раньше не видел. Менеджер хранилища, видимо, знал их, потому что сильно побледнел и едва мог писать, так тряслись его руки.
Оба пришедших кивнули ему и он кивнул им в ответ. Один из этих людей сказал:
— Когда закончишь, поднимайся к боссу, он хочет тебя видеть.
Они разговаривали с менеджером и не обращали на Калли никакого внимания. Калли снял трубку и позвонил в офис Гроунвельта, и он сказал:
— Сюда пришли двое ребят, они говорят, что вы их послали.
Голос Гроунвельта был ледяным.
— Все правильно, — ответил он.
— Просто решил проверить, — объяснил Калли.
Голос Гроунвельта чуть смягчился.
— Верная мысль, — сказал он. — А ты поработал хорошо. — И, после небольшой паузы. — Все остальное — не твоего ума дело, Калли. Забудь обо всем. Понятно? Теперь в его голосе была даже какая-то теплота, с нотками усталой грусти.
Уволенного менеджера видели в Лас-Вегасе в течение нескольких следующих дней, а потом он исчез. Спустя месяц Калли узнал, что его жена заявила в полицию о его пропаже. Несмотря на слухи, которые ходили по городу, что менеджер хранилища нашел себе могилу в пустыне, Калли поначалу никак не хотел верить, что все это может оказаться правдой. Он никогда не отваживался говорить с Гроунвельтом на эту тему, и Гроунвельт никогда более не поднимал этого вопроса. Даже чтобы еще раз похвалить за хорошую работу. Но в этом молчании-то и была похвала. Калли не хотелось думать, что результатом его хорошей работы могло бы явиться то, что менеджер хранилища оказался погребенным в пустыне.
В последние несколько месяцев, однако, Гроунвельт проявил свой характер не в такой мрачной форме.
С характерным лас-вегасским изяществом и сообразительностью.
Все владельцы казино в Лас-Вегасе начинали с того, что готовили почву для приема иностранных игроков. Англичан отмели сразу, несмотря на то, что они прославились как самые плохие игроки девятнадцатого столетия. С концом Британской Империи настал конец и ее денежным мешкам. Потоки денег из Индии, Австралии, с Островов Южного моря и Канады, поступавшие в казну игроков-милордов, иссякли. Англия была теперь бедной страной, и ее богачи, задавленные огромными налогами, сидели в собственных владениях. А те немногие, кому казино были по карману, предпочитали аристократические изысканные клубы во Франции, Германии и своем собственном Лондоне.
Французов тоже отвергли. Они не любили путешествовать и просто не смогли бы выдержать очередного двойного зеро в пользу казино.
А вот немцев и итальянцев сватали охотно. Послевоенная экономика Германии развивалась гигантскими темпами, и в Германии было полно миллионеров, к тому же немцы обожали путешествовать, обожали играть и обожали вегасских женщин. В честолюбивой атмосфере Лас-Вегаса было нечто такое, что соответствовало тевтонскому духу, и напоминало об Oktoberfest и, может быть, даже Gotterdammerung. Кроме того, играли немцы без излишней нервозности и удачливее многих.
Большой находкой для Вегаса были итальянские миллионеры. Когда напивались, они играли очень рискованно; специальным девицам, работающим на казино, всегда удавалось удерживать их в городе в течение шести или семи самоубийственных дней. Казалось, что деньги у них никогда не кончаются, потому что никто из них не платил налогов с прибыли. То, что по праву должно было бы идти в казну Рима, оседало в сейфах вегасских казино с эр-кондишн. Девушки Вегаса любили итальянских миллионеров из-за их щедрости, а также за то, что за эти шесть-семь дней они отдавались любви с той же безрассудностью, с какой делали умопомрачительные ставки, играя в кости.
Еще большим подарком были игроки из Мексики и Южной Америки. Никто толком не знал, что на самом деле происходило в Южной Америке, однако туда посылались специальные самолеты, привозившие в Вегас этих пампасовых миллионеров. Все предоставлялось бесплатно этим спортивного вида джентльменам, оставлявшим за столами для игры в баккару неисчислимые акры с миллионами голов крупного рогатого скота. Они приезжали с женами, с подругами, со своими сыновьями-подростками, мечтающими сделаться настоящими игроками. Такие клиенты также были любимцами лас-вегасских девушек. Они были не такими искренними как итальянцы, не столь, может быть, изысканными в постели, судя по некоторым сообщениям, но зато имели гораздо большие аппетиты. Как-то раз, когда Калли находился в офисе у Гроунвельта, к ним зашел менеджер казино, чтобы решить нетривиальную проблему. Суть проблемы была такова: серьезный игрок из Южной Америки изъявил желание, чтобы к нему в номер прислали восемь девушек, блондинок или рыжеволосых, но ни в коем случае не брюнеток и ростом не меньше, чем его пять футов и шесть дюймов.
Гроунвельт к этой просьбе отнесся прохладно.
— И в какое же время он желает, чтобы сие чудо свершилось? — спросил он.
— Около пяти часов, — ответил менеджер казино, — а затем он намеревается пригласить их всех на обед, а потом оставить на ночь.
Гроунвельт оставался непроницаемым.
— Сколько это будет стоить?
— Около трех штук, — ответил менеджер казино. — Девочки знают, что этот парень даст им денег для баккары и рулетки.
— Ладно, не бери с него, — сказал Гроунвельт. — Но девочкам скажи, чтоб держали его в отеле как можно дольше. Я не хочу, чтобы он со своими деньгами ходил по другим заведениям.
Когда менеджер казино уже собрался уходить, Гроунвельт спросил его:
— Что, интересно знать, он собирается делать с восемью женщинами?
Менеджер пожал плечами:
— Я спросил у него то же самое. Он говорит, что приехал не один, а с сыном.
Впервые за весь разговор Гроунвельт улыбнулся:
— Это как раз то, что я называю настоящей отцовской гордостью.
Потом, когда дверь за менеджером казино закрылась, он покачал головой и сказал Калли:
— Всегда помни, что они играют там, где срут, и там, где трахают. Когда умрет отец, сын будет продолжать приезжать сюда. За три штуки у него будет ночь, которую он не забудет никогда. Занаду будет иметь на нем миллион, если только в его стране не случится революции.
Но самым лакомым куском, чемпионами, бесценной жемчужиной, обладать которой мечтало каждое казино — были японцы. Играли они так, что волосы шевелились на голове, и приезжали они всегда группами. Руководящая верхушка промышленного синдиката приезжала, чтобы играть на доллары, не облагаемые налогами, и за четыре дня их пребывания в Лас-Вегасе они проигрывали сумму, в несколько раз превышающую миллионы долларов. И человеком, сделавшим такой дорогой подарок для Занаду и Гроунвельта в виде “крупняка” из Японии, был Калли.
У Калли был дружески-любовный роман типа сходили-в-кинишко-потом-потрахаемся с одной танцовщицей, выступавшей в шоу Ориентал Фоллиз в одном из отелей на Стрипе. Девушку все называли Дейзи *, из-за непроизносимости ее японского имени. Ей было всего около двадцати, однако в Вегасе она жила уже почти пять лет. Танцевала она потрясающе и была очень миловидной, словно жемчужинка в своей раковине, но подумывала о том, чтобы сделать пластическую операцию: ей хотелось иметь европейский разрез глаз и большую грудь, как у американок, вскормленных на кукурузе. Узнав об этом, Калли пришел в ужас и сказал, что этим она разрушит свой шарм. Дэйзи все-таки послушалась его совета, но только после того, как он изобразил большое восхищение ее маленькой, как у девушки-подростка, грудью, чем испытывал на самом деле.
* Дейзи (daisy) — маргаритка (англ.).
В конце концов они так подружились, что она учила его японскому, когда они были в постели, и он оставался у нее на ночь. По утрам она подавала ему на завтрак суп, а когда он отказался в первый раз, она сказала, что в Японии все едят суп на завтрак, и что в ее родной деревне под Токио она готовила суп лучше всех. И, к удивлению Калли, суп оказался просто превосходным, острым, легким для желудка после изнурительной ночи пития и любви.
О том, что один из влиятельнейших королей японского бизнеса собирается посетить Вегас, он узнал как раз от Дейзи. Семья Дейзи регулярно посылала ей авиапочтой японские газеты; она очень скучала по дому и с удовольствием читала о Японии. Она рассказала Калли, что японский магнат, некий господин Фуммиро, в интервью одной из газет заявил, что планирует поездку в Америку для открытия там дочерних филиалов своей компании по производству телевизоров. Дейзи сказала, что в Японии господин Фуммиро известен как страстный игрок, и что он непременно посетит Вегас. И еще она сказала Калли, что господин Фуммиро превосходно играет на пианино, что учился он в Европе и почти наверняка стал бы профессиональным музыкантом, если бы его отец не настоял на том, чтобы сын принял руководство семейной фирмой.
В тот день Дейзи по просьбе Калли зашла к нему в офис и он продиктовал ей письмо, которое она написала на фирменном бланке Занаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96