И не было бы больше поездок по стране, игры на пианино, щекотания хорошеньких девушек, угощений экзотическими яствами. То же самое для его усталой жены. Но для отца на карту было поставлено больше, и потеря голоса Рори означала для него больше, чем для остальных.
Доран ублажил господина Баскомба с помощью хорошенькой маленькой певички из небольшого джаз-клуба Нэшвилла. Потом роскошный обед с сигарами на следующий день, вечером. За сигарами Доран начертал путь Рори, карьеру, которая его ожидает. Мюзикл на Бродвее, альбом со специальными песнями, написанными знаменитыми братьями Дин. Потом важная роль в фильме, которая может сделать Рори еще одним Джуди Гарланд или Элвисом Пресли.
— Вы не будете в состоянии сосчитать сыплющиеся деньги.
Баскомб впитывал все это, мурлыкая, как кот. Его даже не обуяло чувство алчности, хотя именно оно должно было проявиться. Но здесь оно было излишним, ибо все так или иначе, но так и будет. Он миллионер.
И тогда Доран приступил к делу.
— Лишь одно мешает, — сказал Доран. — Врачи говорят, что его голос должен поменяться. У него наступает половая зрелость.
В тоне Баскомба проступило некоторое беспокойство.
— Его голос станет несколько глубже. Может, он станет еще лучше.
Доран покачал головой.
— Суперзвездой его делает именно его высокий, чистый, мелодичный голос. Конечно, он может стать еще лучше. Но для этого ему придется упорно поработать еще пять лет и выйти в ином, новом образе. И потом, сто к одному в пользу того, что он станет великим благодаря своему теперешнему голосу. Я его продал всем с тем голосом, который у него сейчас.
— А может, его голос не изменится, — сказал Баскомб.
— Допустим, может, и не изменится, — сказал Доран и пока не стал продолжать.
Через два дня Баскомб пришел к нему сам. Дженел впустила Баскомба и предложила ему выпить. Он внимательно посмотрел на нее, но она словно не замечала его. А когда он и Доран начали разговаривать, она вышла из комнаты.
Ночью Дженел спросила Дорана:
— Как твой грязный план, двигается?
Доран ухмыльнулся. Он знал, что Дженел презирает его за то, что он делает, но она оказывала ему такую услугу, что поступала с ним так, как считала нужным, и, как Рори, еще не знала себе цены. Доран был доволен. Это то, что ему нравилось: когда тебе делают хорошую услугу.
— Я подцепил на крючок этого алчного старика, — сказал он. — Теперь мне надо поработать с матерью и сыном.
Доран, который думал, что он величайший торгаш к востоку от Скалистых гор, приписывал свой окончательный успех этой способности таких людей. Однако, правда была в том, что ему везло. Господин Баскомб был ублажен, собственно, своей чрезвычайно трудной жизнью, до того, как обнаружилось чудо с голосом его сына. Он не мог так просто отказаться от своей золотой мечты и вновь возвратиться в рабство. С ним дело не было таким уж необычным. Где Дорану и в самом деле повезло, так это с матерью Рори.
Миссис Баскомб была провинциальной красавицей — южанкой, которая в свои еще неполные двадцать лет не очень беспокоилась о своих знакомствах и, в конце концов, была вовлечена в супружество Горацием Баскомбом, плененная его игрой на пианино и южным обаянием провинциала. По мере того, как с годами ее красота угасала, она попала под влияние трясины южной религиозности. Когда ее муж стал проявлять к ней все меньше и меньше чувства, миссис Баскомб нашла, что более привлекателен для нее Иисус. Голос ее сына являлся ее проявлением любви к Христу. Доран воспользовался этим.
В комнату, где он беседовал с миссис Баскомб, он пригласил Дженел, чтобы та не чувствовала себя нервозно из-за деликатности предмета беседы, находясь с ним наедине. Доран был уважителен, обходителен и внимателен к миссис Баскомб. Он подчеркнул, что в грядущие годы сотни миллионов людей во всем мире будут слушать ее сына Рори, поющего славу Иисусу.
В католических странах, в мусульманских, в Израиле, в городах Африки. Ее сын станет самым влиятельным евангелистом христианского мира со времен Лютера. Он станет выше Билли Грехема, Орала Робертса, двух самых почитаемых миссис Баскомб святых. И ее сын будет спасен от самых ужасных грехов, в которые так легко впасть. Это, вне всякого сомнения, воля Господа.
Дженел наблюдала за обоими. Она была очарована Дораном. Тем, что он мог исполнять все это, не впадая в злобу и корысть. Он выглядел ребенком, крадущим мелочь из кошелька матери. И через час после начала этой страстной проповеди миссис Баскомб начала смягчаться. Доран доконал ее.
— Миссис Баскомб, я знаю, что вы идете на эту жертву во имя Иисуса. Большой проблемой здесь является ваш сын Рори. Он мальчик, а вы знаете, что это такое.
Миссис Баскомб печально усмехнулась.
— Да, — сказала она, — я знаю. — Она бросила злобный, ядовитый взгляд на Дженел. — Но мой Рори хороший мальчик. Он сделает так, как я ему скажу.
Доран вздохнул с облегчением.
— Я знал, что могу рассчитывать на вас.
Потом миссис Баскомб холодно сказала:
— Я делаю это ради Иисуса Христа. Но я хотела бы, чтобы был подписан новый контракт. Я хочу пятнадцать процентов от ваших тридцати процентов как его соруководительница. — Она на мгновение замолчала. — И мой муж не должен этого знать.
Доран вздохнул:
— Да поддержит меня эта старая религия, — сказал он. — Надеюсь, что это вам удастся.
Матери Рори это действительно удалось. Никто не знает как. Все было улажено. Единственный, кому не нравилась эта идея, была Дженел. Этот замысел приводил ее в ужас настолько, что она не могла уже спать вместе с Дораном, и он начал обдумывать, как бы отвязаться от нее. У Дорана осталась последняя проблема — найти врача, который бы произвел операцию по вырезанию у четырнадцатилетнего мальчика его яиц. Что было достаточно приемлемо для церковников в прежние времена, то было хорошо и для Дорана, ибо замысел в этом и состоял.
Но дело не выгорело, и разрушителем всего оказалась Дженел. Все они собрались на квартире у Дорана. Доран был поглощен тем, как отговорить миссис Баскомб от ее претензий на пятнадцать процентов за руководство, и он ни на что не обращал внимания. Дженел в это время встала со своего места, взяла Рори за руку и повела его в спальню.
Миссис Баскомб запротестовала:
— Что вы хотите сделать с моим мальчиком?
Дженел ответила своим приятным голосом:
— Все будет прекрасно. Я только хочу показать ему кое-что.
Войдя с ним в спальню, она закрыла за собой дверь на ключ. Затем твердой рукой повела Рори к постели, распустила ему пояс и раздела его. Затем взяла его руки и приложила к своим ногам, а его голову положила к себе на грудь. Через три минуты все было кончено, а затем мальчик, к удивлению Дженел, повел себя совсем не так, как она ожидала. Он стал одеваться, но забыл трусы, открыл снова дверь из спальни и побежал в гостиную. Его первый удар пришелся прямо на Дорана, а потом он стал наносить ему удары как попало и бил его до тех пор, пока отец не унял его.
Лежа рядом со мной без всего, Дженел улыбнулась мне:
— Доран ненавидит меня, хотя прошло шесть лет. Я стоила ему миллионов долларов.
Я улыбнулся.
— А что же было на процессе?
Дженел пожала плечами.
— Нам попался цивилизованный судья. Он поговорил со мной и мальчиком в своей конторе, а затем закрыл дело. Он предупредил родителей и Дорана, что на них нужно бы завести дело, но посоветовал каждому из них хранить обо всем молчание, закрыть рты на замок.
Я немного подумал.
— А что он сказал тебе?
Дженел снова улыбнулась.
— Он сказал мне, что если бы был на тридцать лет моложе, то все отдал бы, если бы я стала его девушкой.
Я вздохнул.
— Иисус, ты, получается, права, так ты все представляешь. Но теперь я хочу, чтобы ты ответила чистосердечно. Клянешься?
— Клянусь, — сказала она.
Я немного помолчал, глядя на нее, потом спросил:
— Тебе это понравилось, с мальчиком?
Дженел без колебаний ответила:
— Это было здорово.
— Хорошо, — сказал я. Я нахмурил брови от напряжения, и Дженел рассмеялась. Ей больше всего нравились эти моменты, когда я действительно старался представить себе, как она в действительности вела себя, так сказать, вычислить ее.
— Посмотрим, — сказал я. — У него были курчавые волосы и крупная фигура. Великолепная кожа, и еще без угрей. Длинные ресницы и целомудрие херувима. Поразительно. — Я еще подумал. — Скажи мне правду. Ты была возмущена, но в глубине души знала, что есть оправдание для того, что ты делаешь. Ты не могла поступить иначе, даже если это и было то, что ты действительно хотела сделать. Ведь мальчик с самого начала был расположен к тебе. И поэтому ты могла сделать это одним или другим путем. Ты спасла мальчика так. Прекрасно. Не правда ли?
— Нет, — сказала Дженел, улыбаясь своей милой улыбкой.
Я опять вздохнул и потом засмеялся.
— Ты такая обманщица. — Я был побит, и я знал это. Она совершила бескорыстный поступок, спасла мальчику полноту жизни в будущем. То, что ей пришлось поволноваться, являлось, собственно, наградой, которую всегда получает добродетель. В конце концов, все служат Господу — каждый своему.
И, боже мой, я стал любить ее еще больше.

Глава 32
У Маломара был тяжелый день и потом еще встреча с Моузесом Уортбергом и Джеффом Уэгоном. Он бился за фильм, его с Мерлином детище. Уортбергу и Уэгону сценарий не понравился сразу же, как только он показал им самый первый вариант фильма. И они стали постоянно повторять ему свое “ф”. Они хотели превратить фильм в обычный дешевый боевик, дать в нем больше движения, загрубить характеры. Маломар твердо стоял на своем.
— Сценарий хорош, — говорил он. — И потом не забывайте, что это только первый вариант.
Уортберг сказал:
— Можешь не говорить этого нам, мы ведь знаем. Исходя из этого, мы и судим.
Маломар холодно заметил:
— Вы знаете, что я всегда высоко ценил ваши мнения и очень тщательно их обдумываю. Но все, что вы до сих пор говорили, удивляет меня. Ведь все это совершенно не имеет отношения к фильму, все это совсем не по адресу.
Уэгон примирительно заявил со своей очаровательной улыбкой на лице:
— Маломар, вы знаете, что мы верим в вас. Именно поэтому мы подписали контракт, как вы его подготовили. Черт возьми, фильм полностью в ваших руках. Но нам нужно подкреплять наше суждение рекламой. Мы позволили вам потратить на миллион долларов больше, чем предполагалось по нашему бюджету. Это, я полагаю, дает нам моральное право на высказывание своего мнения по окончательному оформлению этой картины, как она будет выглядеть.
Маломар сказал:
— Это был заниженный бюджет с самого начала. Мы все знали и знаем это и мы все согласились с ним.
Уортберг сказал:
— Вы знаете, что во всех наших контрактах предусмотрено, что если вы выходите за рамки бюджета, то начинаете терять ваши пункты в самом фильме. Вы хотите взять на себя этот риск?
— О, боже, — сказал Маломар. — Я не могу поверить в то, что если фильм принесет много денег, то вы, ребята, будете вспоминать это условие.
Уортберг хитро ухмыльнулся.
— Мы можем вспомнить, а можем не вспомнить об этом условии. Но вы можете подпасть под него, если будете настаивать на своем варианте фильма.
Маломар пожал плечами.
— Я беру на себя этот риск, — сказал он. — И если у вас, ребята, все, то я пошел в монтажную.
Когда он вышел из телерадиоцентра, чтобы его отвезли на киностудию, Маломар почувствовал себя совершенно обессиленным. Он подумал, не поехать ли ему домой и немного вздремнуть, но у него было слишком много работы. Он хотел поработать хотя бы еще часов пять. Он почувствовал, как легкое покалывание в груди начинается опять. “Эти мерзавцы все-таки доконают меня” — подумал он. И он вдруг понял, что с того времени, как с ним случился инфаркт, Уортберг и Уэгон стали меньше бояться его, стали больше с ним спорить, стали больше докучать ему своими напоминаниями о расходах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96