Алтарь пустовал, святоши неистовствовали, и в круг выталкивали либо самого слабого, либо конкурента, всерьез угрожающего жрецам собственным растущим авторитетом. Потирая плечи и тщетно стараясь согреться, Валентин притопывал каблуками по земле.
— Это был твой план, стратег доморощенный! — зловеще прошипел Ароныч.
Алоис нервно вскинул голову и попытался расправить плечи. Как он ни старался, выглядеть невозмутимым ему не удавалось.
— Мой, и что с того?
— Значит, ты и ответишь. Считай это предъявой, понял? От всей братвы.
Носом перепашешь все развалины, пока не найдешь бабки.
— Деньги я, разумеется, верну…
— К чертям капусту! Я говорю о другом!
— Не ори на меня. — Алоис тоже понемногу закипал. — Операцией руководил ты! И если стукач не явился, моей вины тут нет.
— Что такое? — Ароныч угрожающе приподнял лобастую голову. Казалось, в любую минуту он готов кинуться на соперника с кулаками. Правая рука его порывисто нырнула в карман, и этого скупого движения хватило, чтобы невидимая черта разом поделила мокнущих под дождем людей. Бойцы начали стягиваться в две отдельные группы, и, заметив это, Алоис воспрял духом. Силы были примерно равные.
— Ты хочешь затеять бойню? — Он холодно улыбнулся. — А может, ты с самого начала этого хотел?
Ароныч порывисто шагнул к нему. Ссора могла завершиться грязной потасовкой. Сражение генералов в присутствии рядовых. Редкостное, кстати сказать, явление. Во все времена и во всех странах генералы предпочитают сражаться чужими мускулами, чужими кулаками. И, проиграв, расплачиваются они также чужими жизнями.
Люди следили за авторитетами во все глаза, ожидая невозможного, но схватки и впрямь не получилось. Алоис готов был оказать сопротивление, и Ароныч почувствовал это. Исполняя свои кровавые поручения, он учитывал сотни различных нюансов, всегда рассчитывая на гарантированный успех, этот самый успех твердо обещая заказчикам. Война экспромтом его не прельщала.
— Хорошо, — процедил он. — Эту беседу мы отложим.
— Отложим, — эхом откликнулся Алоис.
Они и не догадывались, что откладывать или не откладывать что-либо было уже не в их силах. К месту событий спешили новые герои…
Сначала они услышали визг тормозов. По земле и по стенам здания метнулись голубые блики, и тотчас загремел усиленный мегафоном голос:
— Всем оставаться на своих местах! Оружие — на землю!..
Что-то мегафонный оратор собирался сообщить .еще, но затянувшееся напряжение не замедлило сказаться. Нервы у людей не выдержали, и десятки пальцев одновременно легли на холодный металл спусковых скоб. Нашелся и свой «дирижер», этакий массовик-затейник, первый из первых дернувший указательным пальцем. Хлопнул пистолетный выстрел, и горящий на крыше милицейского автомобиля прожектор погас. Защелкали дверцы машин, звонко заклацали передергиваемые затворы, и, не дожидаясь команды, боевики открыли по приехавшим огонь. Им ответили тем же — кровавая свистопляска началась.
Пригнувшись, Валентин зацепил Яшу за локоть, прыжками помчался по скользкой земле. Впереди, странно подскакивая, словно пересекать приходилось кочковатое болото, мчался Алоис.
Через пару минут они уже сидели в том самом «жигуленке», в котором еще совсем недавно отогревались после дежурных рейдов. Водитель торопливо заводил мотор. — Откуда взялись менты?! — рычал Яша.
— Может, патруль какой случайно заехал?
— Ага, и автоматы случайно? У них три или четыре ствола! И Ароныча там бросили.
— Не бросили. Пуля угодила ему вот сюда. — Алоис дрожащей рукой показал на свою переносицу.
Вторую половину фразы он проговорил дважды. Грохот канонады заглушил его слова. Судя по звукам, возле дома, поглотившего злополучные пятьдесят тысяч, творилось неописуемое. Мегафон уже не вмешивался в события. Разговор велся исключительно на языке стрелкового оружия. Где-то в здании грянул взрыв, на частые пистолетные хлопки коротко и жестко отвечали милицейские «малютки».
— Трогай же! Чего ждешь?
Тяжело раскачиваясь, машина развернулась по глинистой грязи, пошла вилять меж тесно расставленных гаражей.
— Куда?! Куда прешь?! Здесь слона утопить можно!
— Проедем, — буркнул водитель. — Если аккуратно, то проедем… Кто там сзади? Свои или чужие? Яша проворно крутанулся на сиденье.
— Вроде наши. Менты — те с мигалками подъезжали…
Яша снова посмотрел назад, дребезжаще рассмеялся.
— Вот же сука очкастая! Оружие, мобилы, одежду — все там заставил скинуть.
Берия паршивый! Обыск ему вздумалось проводить!..
Он продолжал бушевать и тогда, когда машина выбралась наконец на шоссе.
Свой унизительный стриптиз он не собирался прощать даже мертвым.
Водитель посмотрел на них в зеркальце, озабоченно проговорил:
— Если выставят заслоны на шоссе, придется туго.
— Не выставят! — Яша стиснул кулаки. — Сулику так и так стукнут о случившемся, а уж он знает, на какие рычаги жать.
— Пока ему сообщат, пока суд да дело…
— Не лепи горбатого! В главном гадильнике тоже есть свои люди. Обязаны предупредить!
— А если это вообще не менты? Какие-нибудь спецслужбы?
— Ерунда! Не до нас им…
В салоне повисло молчание. Дрожа от надсадного воя двигателя, «Жигули» мчались по дороге с предельной скоростью. Справа потянулись мрачноватые корпуса цементного комбината. Толстая змея трубопровода, вынырнув из-под земли, понеслась в параллель с кавалькадой машин. Пассажиры продолжали молчать. Да и нечего им было говорить друг другу. Чужими они были по жизни. Напрочь чужими.
* * *
Кордонов с гаишниками они так и не встретили. То ли милиция не проявила должной расторопности, то ли всеведающий Сулик и впрямь успел воспользоваться своими связями. По слухам, прокурор города числился у него в теплых приятелях.
Так или иначе, но остаток пути прошел без приключений. В сопровождении эскорта из легковых машин они выбрались из заводских районов и, покружив по городу, благополучно добрались до гаражей стадиона. Операция завершилась. До наступления рассвета оставалось еще немало времени.
Глава 17
Подобный бедлам Валентину приходилось наблюдать впервые. Спорткомплекс гудел, как растревоженный улей. В какой-нибудь час первые люди города организовали прибытие около полусотни «негров». Вероятно, в дружескую расположенность прокуратуры здесь не очень верили. Создавалось впечатление, что стадион готовится к жестокой осаде. С кипами бумаг по коридорам бегали непричесанные, хмурые секретарши, за окнами ревели подъезжающие и отъезжающие грузовики, возле ворот и по территории разгуливали молодцы с псами на поводках.
Подчищали все, что можно было подчистить, «паленый товар» отгружался и перевозился на другие склады. Может быть, ждали обыска, может — ревизии, но на всякий случай готовились и к тому и к другому.
С отрешенным видом Чапа сидел за столом, засаленным гребнем вычесывая из спутанных волос перхоть. Окружающая сумятица разбудила и его. Спать, когда кругом суетятся, волнуются и кричат, было не слишком этично. Это понимал даже Чапа. И потому не спал. Более того, он бодрствовал, о чем говорило его усиленное внимание к собственной шевелюре. Серым унылым кораблем ковбойская шляпа покоилась на столе. Вне головы хозяина она чувствовала себя неуютно, но в данной ситуации Чапа готов был проявить определенную твердость.
— Перхоть, шмурики, — это перхоть! И как вы собираетесь, интересно, ее вычесывать, если на голове у вас шляпа?
— Видел я в своей жизни невозмутимых людей, но чтобы до такой степени! — Валентин, кивнув Чапе, устало опустился на стул.
— А они вообще в жизни бывают? Эти твои невозмутимые люди?
— Должны быть, по идее.
— Шиш тебе гашиш! Вся наша невозмутимость — либо в лени, либо в тупости. — Сменщик поколотил гребнем об стол. — Что там за форс-мажор такой? Или хлопнули кого-то?
— Не кого-то, а самого Ароныча. В лоб. Должно быть, и еще кого-нибудь. Да загребли пару-тройку нерасторопных.
— Дела-а! — протянул Чапа. — То-то, я гляжу, у народа крыша поехала. Вон в углу хреновина какая-то электронная стояла — и ту забрали. Со склада почти все ящики вывезли. Короче, влипли, я так понимаю?
— Ерунда, выплывут. Они — как оно: всегда выплывают. Из ментовки отмажут.
Трупы заберут. Еще и извиниться кого-нибудь заставят.
— Серьезная стрельба была?
— Так… Наши больше котов ночных пугали, а вот менты не шутили. Дали из «Калашниковых» прочухаться.
— По горячим следам могут и сюда нагрянуть.
— Потому и суетятся… — Валентин ищуще огляделся. — У тебя найдется что-нибудь выпить? Замерз как пес.
— Всегда пожалуйста! — Чапа выставил на стол початую бутылку коньяка. — Мой любимый — из Еревана. Пять звездочек!
— Годится. — Валентин, не разглядывая бутылку, приложился к горлышку, запрокинул голову. — Уф! Неплохо!.. Я, понимаешь, в сауну сунулся, а там не провернуться. Сохнут прямо в одежде.
— То-то, я гляжу, ты какой-то изжульканный.
— Ничего, главное — подсох. А вот Сазик соплями исходит. Ангины боится.
— Ангина лучше пули.
— Это точно. Но добрый тебе совет: поменьше шути по этому поводу. Дело не только в Ароныче. Кто-то обжал Сулика на пятьдесят косых. Яшу обидели, ребят. В общем, все злые как черти. Чапа довольно кивнул:
— Давно пора было прищемить этих мокриц! Хорошо постарался, хвалю.
— Я-то тут при чем?
Чапа взглянул на Валентина странно и загадочно.
— В самом деле, о чем ты, Чапа?
— Да ни о чем, конечно. Вот народишку нашему поражаюсь. До чего дошлый пошел! Такого туза уели! Раньше ни за что бы не посмели, а теперь запросто.
— Раньше — да…
— Ты вроде собирался куда-то, так иди. — Коллега подмигнул Валентину. — Напарник — это напарник. Так что можешь не волноваться, я не из болтливых.
— Что ж, тогда я сваливаю.
— Вали, вали. Все равно ведь все выпил.
— Не выпил, а допил. И не жадничай! Будешь тонуть в реке, я тебя вытащу.
— Ага, как же…
— Ладно. — Валентин потоптался на пороге. Слова сторожа все-таки выбили его из колеи. — В общем, отдыхай, то-се… Если кто будет спрашивать об Ароныче, ты ничего не знаешь.
— Я ведь сказал: я не из болтливых.
Криво улыбнувшись, Валентин махнул Чапе рукой:
— Бывай, прозорливый!
* * *
Спустившись по лестнице, он миновал лабиринт этажей и переходов, снова оказался под брезентовым навесом. Угадав нужную машину, неспешным шагом приблизился. Грязюка на скатах, на бампере и даже на лобовом стекле, по сию пору теплый капот — именно в этих «Жигулях» они уходили от милиции. И в этом салоне чуть раньше они с Сазиком отогревались после дежурных рейдов. «Жигуль», потрепанный русскими дорогами и потому совершенно неотличимый от сотен и тысяч своих собратьев. На иномарках любят щеголять в дни похорон. Или когда стрелки забивают. Для форсу и понту. А для дел используют именно таких рабочих лошадок — сереньких, без особых примет.
Сейчас, впрочем, его интересовал не внешний вид машины. Поработав над замком, Валентин отворил дверцу, уверенно скользнул на обтянутое плюшем сиденье. Опустив спинку, откинулся назад. Пакет лежал там же, куда он его сунул в начале операции. Яша очень бы удивился, узнав, что сверток с деньгами пробыл за радиатором всего пару-тройку минут. В этом, собственно, и заключался весь фокус ночной авантюры. Они не придумывали ничего особенного. Пятьдесят тысяч — не такая уж объемная сумма. Это не массивный тюк и не чемодан — всего-навсего небольшая пачка, которую проще простого сунуть за пазуху, что Валентин и сделал при первом же удобном случае. Чуть позже пакет с деньгами перекочевал под резиновый коврик в салоне, где несколько помялся, но деньги на то и деньги, чтобы их мять.
…Часы показывали без четверти пять, когда он позвонил заждавшимся абонентам. И впервые за все эти месяцы Наиль поднял трубку после первого же звонка.
— Все в порядке, дорогой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42