«УАЗ» в самом деле превратился в разъяренное парнокопытное. Ну, кто там еще попробует, пикадоры задрипанные! Нет желающих?.. Тогда догоняйте!.. Уносясь от беспорядочной стрельбы, Валентин вдавил педаль газа в пол до упора.
Глава 22
Всем хорош «УАЗ-469» — и прожорливостью, и нравом козлиным, и проходимостью, но — вот закавыка! — нет в нем настоящей резвости! Скорости гоночной нет. Машина с ревом мчалась по шоссе. Стрелка спидометра отплясывала горячечный танец возле стокилометровой отметки. Большего Валентин выжать из своего зверя не мог. Хотя и этого было пока достаточно. Девяти-и пятиэтажные застройки кончились, город сгорбился до деревянных хибарок, а вскоре пропал и вовсе. Справа тянулась широченная труба газопровода, слева за мелькающими тополями проплывали некогда колхозные, а ныне буйно заросшие сорняком поля. Они продолжали мчаться на пределе возможностей машины. Взгляд не успевал проследить за окружающим. Единственное, что оставалось незыблемым, было бездонное небо — гигантское голубое лицо, со скукой взирающее на землю, на паутинку дорог, на копошащиеся точечки машин. Вот уж действительно суета сует! Если смотреть на мир с такой высоты.
— Коля! Зачем ты это делал? — Валентин на секунду обернулся. — Зачем ты убивал их всех? Что на тебя нашло?
— Армия!.. — Николай выплюнул слово, точно грязное ругательство. — Они все были со мной в армии.
— Армия? — Валентин удивленно замолчал. — Ты служил в армии?
— Служил… — Николай хмыкнул. — Отбывал!.. Это они меня таким сделали.
Все было бы иначе, если б не эти скоты.
Валентин нахмурился:
— Значит, ты мстил?
— Мстил? — Брови Николая полезли вверх, словно он впервые задумался над тем, что творил. — Я… Я искал себя. В каждом из них. По кусочкам.
— Но ведь все в прошлом, пойми!
— В прошлом. — Голова Николая вяло кивнула. — А прошлое — все тут. — Он пристукнул себя по груди. — Все до крупиночки.
— Неужели ты специально разыскивал каждого?
— Я нашел ротного писаря. — На губах Николая вновь показалась пена.
Дрожащей ладонью он вытер ее и зябко поежился. — Он дал адреса остальных. Я просил будто бы для переписки, и он дал. А потом…
Потом я стал ходить за ними, некоторых поджидал в подъездах. И ножом… С рубчатой рукояткой. Ты сам сказал: так безопаснее.
— И скольких ты уже?.. — Валентин не договорил.
— Пятерых. А всего одиннадцать адресов. Шестеро ходят по земле… Еще живы.
Еще живы…
Валентин содрогнулся. За что же нам все это, Господи!
— Они забрали мою жизнь, — лепетал Николай. — Поделили на одиннадцать частей и забрали.
— А теперь? Теперь тебе легче? После того, что ты сделал с ними?
— Легче!
Николай произнес это с такой убежденностью, что Валентину сделалось не по себе. Вот и попеняй такому! Да и поздно уже пенять. Все худшее уже сделано.
Пять трупов — это не пять украденных карамелек, которые можно вернуть, — это пять жизней, за которые общество готово распять на кресте и сжечь. Без напутственных речей, без малейшего содрогания. Потому что жизнь провинившегося — не в счет. Не тот баланс и не та арифметика. Николай жив, но кому какое дело до его армейских ужасов.
На короткий миг Валентину стало страшно. С кем же он едет? С монстром, ведущим кропотливый счет своим жертвам? А сам он? Разве не такой же монстр, который всего час назад подвел под монастырь нескольких человек? Николай был болен, за плечами Николая стояла месть — аргумент жуткий, но убеждающий. А что стояло за плечами Валентина? Робингудовское желание поживиться напоследок? Две жизни в обмен на сто кусков? Ведь «жучки» и прочие премудрости — все делалось для того, чтобы основательнее выдоить бандитскую кассу. Вот и получается, что не ему, Валентину, пенять и взывать к раскаянию!
Автомобиль вновь тряхнуло, и это вывело его из задумчивости. С запозданием он обратил внимание на то, что Николай о чем-то рассказывает.
— …После этого все и началось. Каждый день отбивали грудь, гоняли в наряды. Зимой в сапоги воды наливали и заставляли маршировать по плацу, за ноги подвешивали к потолку, назначали тараканьим надсмотрщиком… А однажды в наряд я не пошел. У меня уже тогда сознание мутилось. Почти месяц — на кухне и в туалетах без сна. Ходил, ничего не понимая, команд не слышал. Я отказался.
Устал. И они вызвали меня из казармы ночью. В уборную. Там горела всего одна лампа, это я хорошо запомнил, и стоял запах хлорки. Костыль спросил, передумал ли я. Но это он так спросил — для проформы. Я знал, что будут бить, и заранее подложил под гимнастерку кусочки фанеры. А они сообразили и вконец обозлились.
Они все там были психи. С утра и до вечера только и искали повод для зуботычин.
Не так шагнешь, не то скажешь… А просто бить им было неинтересно. Придумывали наказания. Каждую неделю — новое. Мы изображали голых девиц, носили их на кроватях, воровали сладкое в буфетах, вылизывали языками пол в каптерке…. — Николай уставился в окошко на размашисто вышагивающие телеграфные столбы. После минутной паузы продолжил с той же самой фразы:
— …Пол в каптерке. Языками…
Но последний раз это было в уборной, потому что я лежал на бетонном полу.
Костыль первый ударил меня, я сразу упал, и они взбесились. Они не любили, когда падали сразу. И набросились со всех сторон…
— Не надо, Коль. — Валентин, прищурившись, смотрел на бегущее навстречу шоссе. Временами ему начинало казаться, что машина стоит на месте, а огромный ленточный зверь, забавляясь, скользит и скользит под колесами, подбрасывая машину, колотя по днищу мелким щебнем.
— Где теперь этот Костыль?
— Я убил его. Вчера. Ножом с рубчатой рукояткой. Ты говорил, что так не останется отпечатков. Ты это говорил, а я запомнил. Я не хотел оставлять следов… Их ведь там не осталось, правда?
— Правда. — Валентин с раздражением ощутил, что у него вновь начинает подергиваться щека. Этого еще не хватало!
— Давай-ка, Николай, договоримся. Твари они подколодные, согласен. Но ты уже наказал виновных. Вот и забудь о них. Они получили свое и исчезли. Все разом. А ты вновь свободен и здоров… Сейчас мы едем в Липецк. Там у меня есть знакомые. Денег я тебе дам, а они помогут тебе обустроиться. Только никому ни о чем не рассказывай. Ни одной живой душе!.. Кстати, сестра знает про армию?
Николай помотал головой:
— Она догадывается… Я же совсем другим был. Веселым, затейничал вечно.
Паять любил. Приемнички, радиоуправляемые модели…
— Ладно, Коль, все еще впереди. И паять снова станешь, и веселиться научишься. Дай срок! Все обязательно наладится. Тебе сейчас надо только отсидеться. Самую малость. А для начала постарайся поставить точку. Было прошлое — и нет его…
Чертыхнувшись, Валентин даванул тормоз, сбрасывая скорость до предписанной знаком. Впереди остекленной башенкой маячил пост ГАИ. Протянув руку, Валентин нашарил в бардачке документы, бегло просмотрел их. Все на месте, и для поверхностной проверки вполне сойдет. Только уверенней себя вести и улыбнуться вовремя. Червончик поближе на всякий пожарный…
Возле башенки стоял новенький мотоцикл, хоть и иномарка, но выкрашенный в ядовито-желтый цвет, как и положено. Вышедший на дорогу коротышка милиционер энергично помахивал полосатым жезлом. Послушно притормозив, Валентин кинул взгляд вверх, на смотровой колпак башни. Но рассмотреть кого-либо ему не удалось.
— Из машины!..
Ого! Просто так подобное не говорится. Сначала представляются, потом просят права и документы. Валентин заметил, что рука инспектора лежит на ремне в опасной близости от кобуры. Это еще что за фокусы!
— В чем дело, сержант? Куда-то надо подышать? Так я это запросто!
— Я сказал: из машины! — На этот раз в голосе милиционера отчетливо прозвенел металл.
Валентин крякнул. Гляди-ка! Маленький, а с характером!
Выбравшись наружу, он скучающим взглядом оглядел пустынное шоссе. Где-то далеко-далеко серебристым кирпичиком полз рефрижератор. Дорога новая, машин мало, может, сержант просто заскучал?
— Оба вылезайте! — Инспектор вынул из кармана блокнот, и это Валентину снова не понравилось. Что там в этом блокноте? Описание, приметы, номера машин?.. Он не единожды слышал, что у Малютина с Суликом прекрасные отношения с прокуратурой. Почему бы в таком случае милиции не помочь этим негодяям? Тем более что премиальные гарантированы.
— Может, поладим? — Валентин принужденно улыбнулся. — Из-за чего сыр-бор?
Документы у нас в порядке, скорости я не превышал.
— Разберемся. — Пальцы постового трепетали, перелистывая странички. Он не просто сверялся со списками, он искал что-то определенное, и Валентин не выдержал. Убегали драгоценные секунды, ему не хотелось больше рисковать. Голова инспектора испуганно вскинулась, но блюститель закона опоздал. Валентин приемом опрокинул его на землю, стремительным движением выдернул из кобуры пузатый «Макаров». Царапнув, сграбастал злополучный блокнот и, прижимая коленом милиционера, заглянул внутрь. Что же там у нас такое интересное?
— Лежать, сержант! Сам видишь, у тебя ни единого шанса. — Валентин торопливо листал блокнот. Маленькие буковки прыгали перед глазами, не спеша выстраиваться в осмысленные предложения. Сержант писал убористым почерком и чрезвычайно любил сокращения. «Пер. лейт. Шевчуку пару жил.»… Вот и разберись попробуй! Перерезать лейтенанту Шевчуку пару жил или передать пару жилетов. И что еще за жилеты такие? Те, что от пуль спасают или от щетины?.. Ладно, хоть не стенография. В конце концов Валентин все же нашел, что искал. Номер «УАЗа» и собственное подробное описание.
— На кого работаешь, сержант! На бандитов?
Валентин с трудом удержался от того, чтобы не хлестнуть блокнотом постового по физиономии. Лихо сработали, ничего не скажешь!..
Однако написанное чуть ниже немедленно сбило с него игривую злость. И даже пришлось прочитать дважды, чтобы мелконькие строчки уложилось в сознании. Время принятия телефонограммы, данные абонента. Данные… «6 упр. ФСБ»… Шестое управление… То самое, что обязано вести борьбу с организованной преступностью. Вот тебе и здрасьте! Значит, он встал поперек горла и им? Но чего ради? Где-то прокололся Юрий? Или кого-то наверху слезно упросил Малютин?
Уму непостижимо! Валентин не верил ни в то, ни в другое. Всевластная ФСБ под пятой у мафии! Бред!.. И тут же в памяти зашевелилось иное. Разговор с Юрием. А после с Яшей… Что-то было упомянуто насчет «жучков» в квартире Сулика. Да и на стадионе их, по словам Яши, оказалось два. Но ни двух, ни трех они не ставили. С самого начала установили один-единственный — в кабинете. Значит?..
Кто-то играл под него и совсем рядышком?.. Вырвав страничку, он сунул ее себе в карман. Отшвырнув блокнот, склонился над инспектором.
— Кто наверху?
Поджав губы, милиционер упрямо мотнул головой. Все ясно. Партизан. Герой, презирающий гестапо…
— Черт с тобой, сам выясню. — Валентин кинул «Макарова» Николаю. — Подержи его на мушке. Я быстро!
Сержант встревоженно приподнялся:
— Баба там! Не из наших. Просто знакомая!
— Тем лучше. Сейчас подошлю сюда. Скажешь ей, чтобы не пугалась и не делала глупостей.
Валентин взбежал по крутым ступенькам. Этаж, дверца направо. Рывок на себя. Клозет. Всего-навсего… А что у нас выше? Валентин поднялся еще на пролет и оказался на залитой светом площадке. Стекло образовывало гигантскую полусферу, шоссе просматривалось вправо и влево на добрый пяток километров. На полу мотки проводов, кусачки, молотки, ящики с какими-то приборами. Значит, еще не обустроились до конца.
Возле массивного, утыканного тумблерами пульта сидела с вязанием на коленях грудастая дамочка. «Просто знакомая».
— Добрый день. — Валентин кивнул ей. — Там приятель ваш просил спуститься.
Что-то у него стряслось.
— Приятель? — Она смутилась. — То есть да, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Глава 22
Всем хорош «УАЗ-469» — и прожорливостью, и нравом козлиным, и проходимостью, но — вот закавыка! — нет в нем настоящей резвости! Скорости гоночной нет. Машина с ревом мчалась по шоссе. Стрелка спидометра отплясывала горячечный танец возле стокилометровой отметки. Большего Валентин выжать из своего зверя не мог. Хотя и этого было пока достаточно. Девяти-и пятиэтажные застройки кончились, город сгорбился до деревянных хибарок, а вскоре пропал и вовсе. Справа тянулась широченная труба газопровода, слева за мелькающими тополями проплывали некогда колхозные, а ныне буйно заросшие сорняком поля. Они продолжали мчаться на пределе возможностей машины. Взгляд не успевал проследить за окружающим. Единственное, что оставалось незыблемым, было бездонное небо — гигантское голубое лицо, со скукой взирающее на землю, на паутинку дорог, на копошащиеся точечки машин. Вот уж действительно суета сует! Если смотреть на мир с такой высоты.
— Коля! Зачем ты это делал? — Валентин на секунду обернулся. — Зачем ты убивал их всех? Что на тебя нашло?
— Армия!.. — Николай выплюнул слово, точно грязное ругательство. — Они все были со мной в армии.
— Армия? — Валентин удивленно замолчал. — Ты служил в армии?
— Служил… — Николай хмыкнул. — Отбывал!.. Это они меня таким сделали.
Все было бы иначе, если б не эти скоты.
Валентин нахмурился:
— Значит, ты мстил?
— Мстил? — Брови Николая полезли вверх, словно он впервые задумался над тем, что творил. — Я… Я искал себя. В каждом из них. По кусочкам.
— Но ведь все в прошлом, пойми!
— В прошлом. — Голова Николая вяло кивнула. — А прошлое — все тут. — Он пристукнул себя по груди. — Все до крупиночки.
— Неужели ты специально разыскивал каждого?
— Я нашел ротного писаря. — На губах Николая вновь показалась пена.
Дрожащей ладонью он вытер ее и зябко поежился. — Он дал адреса остальных. Я просил будто бы для переписки, и он дал. А потом…
Потом я стал ходить за ними, некоторых поджидал в подъездах. И ножом… С рубчатой рукояткой. Ты сам сказал: так безопаснее.
— И скольких ты уже?.. — Валентин не договорил.
— Пятерых. А всего одиннадцать адресов. Шестеро ходят по земле… Еще живы.
Еще живы…
Валентин содрогнулся. За что же нам все это, Господи!
— Они забрали мою жизнь, — лепетал Николай. — Поделили на одиннадцать частей и забрали.
— А теперь? Теперь тебе легче? После того, что ты сделал с ними?
— Легче!
Николай произнес это с такой убежденностью, что Валентину сделалось не по себе. Вот и попеняй такому! Да и поздно уже пенять. Все худшее уже сделано.
Пять трупов — это не пять украденных карамелек, которые можно вернуть, — это пять жизней, за которые общество готово распять на кресте и сжечь. Без напутственных речей, без малейшего содрогания. Потому что жизнь провинившегося — не в счет. Не тот баланс и не та арифметика. Николай жив, но кому какое дело до его армейских ужасов.
На короткий миг Валентину стало страшно. С кем же он едет? С монстром, ведущим кропотливый счет своим жертвам? А сам он? Разве не такой же монстр, который всего час назад подвел под монастырь нескольких человек? Николай был болен, за плечами Николая стояла месть — аргумент жуткий, но убеждающий. А что стояло за плечами Валентина? Робингудовское желание поживиться напоследок? Две жизни в обмен на сто кусков? Ведь «жучки» и прочие премудрости — все делалось для того, чтобы основательнее выдоить бандитскую кассу. Вот и получается, что не ему, Валентину, пенять и взывать к раскаянию!
Автомобиль вновь тряхнуло, и это вывело его из задумчивости. С запозданием он обратил внимание на то, что Николай о чем-то рассказывает.
— …После этого все и началось. Каждый день отбивали грудь, гоняли в наряды. Зимой в сапоги воды наливали и заставляли маршировать по плацу, за ноги подвешивали к потолку, назначали тараканьим надсмотрщиком… А однажды в наряд я не пошел. У меня уже тогда сознание мутилось. Почти месяц — на кухне и в туалетах без сна. Ходил, ничего не понимая, команд не слышал. Я отказался.
Устал. И они вызвали меня из казармы ночью. В уборную. Там горела всего одна лампа, это я хорошо запомнил, и стоял запах хлорки. Костыль спросил, передумал ли я. Но это он так спросил — для проформы. Я знал, что будут бить, и заранее подложил под гимнастерку кусочки фанеры. А они сообразили и вконец обозлились.
Они все там были психи. С утра и до вечера только и искали повод для зуботычин.
Не так шагнешь, не то скажешь… А просто бить им было неинтересно. Придумывали наказания. Каждую неделю — новое. Мы изображали голых девиц, носили их на кроватях, воровали сладкое в буфетах, вылизывали языками пол в каптерке…. — Николай уставился в окошко на размашисто вышагивающие телеграфные столбы. После минутной паузы продолжил с той же самой фразы:
— …Пол в каптерке. Языками…
Но последний раз это было в уборной, потому что я лежал на бетонном полу.
Костыль первый ударил меня, я сразу упал, и они взбесились. Они не любили, когда падали сразу. И набросились со всех сторон…
— Не надо, Коль. — Валентин, прищурившись, смотрел на бегущее навстречу шоссе. Временами ему начинало казаться, что машина стоит на месте, а огромный ленточный зверь, забавляясь, скользит и скользит под колесами, подбрасывая машину, колотя по днищу мелким щебнем.
— Где теперь этот Костыль?
— Я убил его. Вчера. Ножом с рубчатой рукояткой. Ты говорил, что так не останется отпечатков. Ты это говорил, а я запомнил. Я не хотел оставлять следов… Их ведь там не осталось, правда?
— Правда. — Валентин с раздражением ощутил, что у него вновь начинает подергиваться щека. Этого еще не хватало!
— Давай-ка, Николай, договоримся. Твари они подколодные, согласен. Но ты уже наказал виновных. Вот и забудь о них. Они получили свое и исчезли. Все разом. А ты вновь свободен и здоров… Сейчас мы едем в Липецк. Там у меня есть знакомые. Денег я тебе дам, а они помогут тебе обустроиться. Только никому ни о чем не рассказывай. Ни одной живой душе!.. Кстати, сестра знает про армию?
Николай помотал головой:
— Она догадывается… Я же совсем другим был. Веселым, затейничал вечно.
Паять любил. Приемнички, радиоуправляемые модели…
— Ладно, Коль, все еще впереди. И паять снова станешь, и веселиться научишься. Дай срок! Все обязательно наладится. Тебе сейчас надо только отсидеться. Самую малость. А для начала постарайся поставить точку. Было прошлое — и нет его…
Чертыхнувшись, Валентин даванул тормоз, сбрасывая скорость до предписанной знаком. Впереди остекленной башенкой маячил пост ГАИ. Протянув руку, Валентин нашарил в бардачке документы, бегло просмотрел их. Все на месте, и для поверхностной проверки вполне сойдет. Только уверенней себя вести и улыбнуться вовремя. Червончик поближе на всякий пожарный…
Возле башенки стоял новенький мотоцикл, хоть и иномарка, но выкрашенный в ядовито-желтый цвет, как и положено. Вышедший на дорогу коротышка милиционер энергично помахивал полосатым жезлом. Послушно притормозив, Валентин кинул взгляд вверх, на смотровой колпак башни. Но рассмотреть кого-либо ему не удалось.
— Из машины!..
Ого! Просто так подобное не говорится. Сначала представляются, потом просят права и документы. Валентин заметил, что рука инспектора лежит на ремне в опасной близости от кобуры. Это еще что за фокусы!
— В чем дело, сержант? Куда-то надо подышать? Так я это запросто!
— Я сказал: из машины! — На этот раз в голосе милиционера отчетливо прозвенел металл.
Валентин крякнул. Гляди-ка! Маленький, а с характером!
Выбравшись наружу, он скучающим взглядом оглядел пустынное шоссе. Где-то далеко-далеко серебристым кирпичиком полз рефрижератор. Дорога новая, машин мало, может, сержант просто заскучал?
— Оба вылезайте! — Инспектор вынул из кармана блокнот, и это Валентину снова не понравилось. Что там в этом блокноте? Описание, приметы, номера машин?.. Он не единожды слышал, что у Малютина с Суликом прекрасные отношения с прокуратурой. Почему бы в таком случае милиции не помочь этим негодяям? Тем более что премиальные гарантированы.
— Может, поладим? — Валентин принужденно улыбнулся. — Из-за чего сыр-бор?
Документы у нас в порядке, скорости я не превышал.
— Разберемся. — Пальцы постового трепетали, перелистывая странички. Он не просто сверялся со списками, он искал что-то определенное, и Валентин не выдержал. Убегали драгоценные секунды, ему не хотелось больше рисковать. Голова инспектора испуганно вскинулась, но блюститель закона опоздал. Валентин приемом опрокинул его на землю, стремительным движением выдернул из кобуры пузатый «Макаров». Царапнув, сграбастал злополучный блокнот и, прижимая коленом милиционера, заглянул внутрь. Что же там у нас такое интересное?
— Лежать, сержант! Сам видишь, у тебя ни единого шанса. — Валентин торопливо листал блокнот. Маленькие буковки прыгали перед глазами, не спеша выстраиваться в осмысленные предложения. Сержант писал убористым почерком и чрезвычайно любил сокращения. «Пер. лейт. Шевчуку пару жил.»… Вот и разберись попробуй! Перерезать лейтенанту Шевчуку пару жил или передать пару жилетов. И что еще за жилеты такие? Те, что от пуль спасают или от щетины?.. Ладно, хоть не стенография. В конце концов Валентин все же нашел, что искал. Номер «УАЗа» и собственное подробное описание.
— На кого работаешь, сержант! На бандитов?
Валентин с трудом удержался от того, чтобы не хлестнуть блокнотом постового по физиономии. Лихо сработали, ничего не скажешь!..
Однако написанное чуть ниже немедленно сбило с него игривую злость. И даже пришлось прочитать дважды, чтобы мелконькие строчки уложилось в сознании. Время принятия телефонограммы, данные абонента. Данные… «6 упр. ФСБ»… Шестое управление… То самое, что обязано вести борьбу с организованной преступностью. Вот тебе и здрасьте! Значит, он встал поперек горла и им? Но чего ради? Где-то прокололся Юрий? Или кого-то наверху слезно упросил Малютин?
Уму непостижимо! Валентин не верил ни в то, ни в другое. Всевластная ФСБ под пятой у мафии! Бред!.. И тут же в памяти зашевелилось иное. Разговор с Юрием. А после с Яшей… Что-то было упомянуто насчет «жучков» в квартире Сулика. Да и на стадионе их, по словам Яши, оказалось два. Но ни двух, ни трех они не ставили. С самого начала установили один-единственный — в кабинете. Значит?..
Кто-то играл под него и совсем рядышком?.. Вырвав страничку, он сунул ее себе в карман. Отшвырнув блокнот, склонился над инспектором.
— Кто наверху?
Поджав губы, милиционер упрямо мотнул головой. Все ясно. Партизан. Герой, презирающий гестапо…
— Черт с тобой, сам выясню. — Валентин кинул «Макарова» Николаю. — Подержи его на мушке. Я быстро!
Сержант встревоженно приподнялся:
— Баба там! Не из наших. Просто знакомая!
— Тем лучше. Сейчас подошлю сюда. Скажешь ей, чтобы не пугалась и не делала глупостей.
Валентин взбежал по крутым ступенькам. Этаж, дверца направо. Рывок на себя. Клозет. Всего-навсего… А что у нас выше? Валентин поднялся еще на пролет и оказался на залитой светом площадке. Стекло образовывало гигантскую полусферу, шоссе просматривалось вправо и влево на добрый пяток километров. На полу мотки проводов, кусачки, молотки, ящики с какими-то приборами. Значит, еще не обустроились до конца.
Возле массивного, утыканного тумблерами пульта сидела с вязанием на коленях грудастая дамочка. «Просто знакомая».
— Добрый день. — Валентин кивнул ей. — Там приятель ваш просил спуститься.
Что-то у него стряслось.
— Приятель? — Она смутилась. — То есть да, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42