Глубоко, в самой глотке, Баженов ощущал привычный запах ружейной смазки. Ствол, казалось, упирался в самые гланды. На глазах у него выступили слезы, он ожидал грохота выстрела, который разнесет голову на куски.
Но вместо этого палец уперся. Баженов резким движением вытащил пистолет изо рта. Он долго стоял, не в силах отдышаться. Сквозь пелену слез, застилавших глаза, он посмотрел на пистолет. Так и есть! Предохранитель включен.
— Всегда есть какой-то предохранитель, — раздался мягкий голос.
Баженов обернулся, будто его ударили.
Микки открыл глаза и снова вперился в Баженова неподвижным взглядом.
— Но не надо его дергать понапрасну, иначе…
— Что «иначе»?..
— Иначе мозги окажутся на стене.
Баженов понял весь ужас ситуации, в которую попал. Он сидит в одной комнате с безумцем, который может заставить его сделать все что угодно, даже засунуть пистолет в рот и нажать на курок.
«Валерка как чувствовал. Хорошо, что он забрал ключи…» — пронеслось у него в голове.
И — сразу же, без всякой паузы, раздался насмешливый голос:
— Излишняя предосторожность. Я не собираюсь никуда убегать. Я бы давно это сделал, если бы хотел. Но я не хочу.
— А что ты хочешь… сделать? — выдавил из себя Баженов.
Микки улыбнулся, и эта улыбка была чертовски обаятельной. Он подмигнул Баженову, как заговорщик:
— Гораздо интереснее, что ВЫ хотите сделать со мной. Понимаешь? Шериф?
Тогда слово «Шериф» прозвучало для Баженова в первый раз. Он никогда бы так себя не назвал, но… После той ночи он и стал Шерифом. С «дырой в голове».
Баженов подошел к письменному столу и убрал пистолет в ящик. Чтобы его больше не видеть.
Затем он с опаской взял ружье, проверил предохранитель и поставил его в угол.
Микки улыбался. «Ты же понимаешь, что это ничего не меняет?»
Да. Баженов понимал. Это ровным счетом ничего не меняло. Он мог открыть ящик письменного стола, схватить пистолет и снова засунуть себе в рот. Или упереть в грудь. Или — в ухо. Или — в лоб. На выбор. И это был не его выбор, а Микки.
Баженов боялся поднять глаза. Он знал, что упрется в черные зрачки чужака, глядящие на него как два пистолетных дула.
Он взял шуршащий чехол и накрыл машинку.
Кофе! Проклятый кофе! Где же Валерка? Когда он придет?
— Брось, Шериф, — произнес насмешливый голос. — Ты не о том думаешь. Тебе надо сделать СВОЙ выбор, и ты должен быть готов.
К чему готов? Какой выбор?
Все-таки у Микки было одно неоспоримое достоинство: с ним не нужно было разговаривать.
— Простой выбор, потому что в конечном счете все зависит от тебя. Только от тебя.
В конце концов, это было даже не смешно. Человек, сидящий на топчане за решеткой из толстых прутьев, по пояс голый, с приторным лицом голливудского актера, называл его Шерифом и настойчиво советовал сделать выбор. Выбор… Будто это было так просто. Стоило только сказать «да» или «нет»…
— Это действительно просто. Да… или — нет. Только и всего, Шериф…
Наконец-то проклятый Микки от него отвернулся. Лег на топчан, положив под голову одну руку, другой закрыл глаза. Свои страшные глаза, которые просвечивали Баженова, как рентгеном.
Баженов увидел, как мерно вздымается голая грудь.
Казалось, Микки спал. И от этого Баженову стало немного легче. Он даже начал успокаиваться, сел на стул и откинулся на спинку. Он почти задремал, но какой-то посторонний звук заставил его вскочить и заорать что было сил.
Микки. Баженов видел, как он встал и двинулся прямо на решетку. Толстые прутья вошли в его тело, как в масло, рассекли на три неравные части, которые тут же снова слились между собой, едва прутья остались позади. Микки двинулся прямо на Баженова. Он ухмылялся, и изо рта его показалась булькающая черная жижа, светящаяся слабым зеленоватым светом.
Баженов вскочил со стула, закричал и… проснулся.
Он обнаружил себя стоящим посередине комнаты. На бедре висела кобура, и ее приятная тяжесть не оставляла сомнений: пистолет лежал именно там, а не в ящике письменного стола. Значит, это был сон? Просто сон?
Он оглянулся на дверь, которая вела на улицу.
— Кирилл! Что с тобой? — На пороге стоял Ружецкий. Но не Валерка, а его отец — Семен Палыч.
— Да нет, ничего… — Баженов доковылял до стула и сел. Значит, все-таки сон! Ну и слава богу!
Он осторожно повернул голову. Микки лежал на топчане, закрыв лицо рукой.
«Мы оба уснули, вот в чем дело…»
— Просто переутомился, Семен Палыч. Перенервничал.
— А-а-а, — понимающе протянул старший Ружецкий. — Бывает. Пойдем-ка на улицу. Разговор есть.
* * *
Сколько времени прошло с того момента, как он привел Микки в участок? Наверное, не очень много. Полчаса, от силы. Баженов посмотрел на стрелки наручных часов: они застыли на половине двенадцатого. Он взглянул на небо: светила полная луна, и Большая Медведица сдвинулась далеко против часовой стрелки.
— Семен Палыч, который час? Мои стоят.
— Два. Скоро начнет светать, сынок. — Ружецкий достал сигарету, протянул пачку Баженову.
— Спасибо.
— Ты заснул на посту? — строго спросил Ружецкий. Баженов виновато пожал плечами:
—Да…
— Ладно, бывает. Хорошо, что ключи были в сейфе. Валерка передал мне связку.
— Ага… — Баженов глубоко затянулся. Голова его тупо гудела.
— А вот мы не спали!
— То есть?..
— Валька Мамонтов подкинул хорошую идею. Все мужики собрались в школе. В спортзале. Надо было поговорить.
— О чем? — Баженов мог бы и не спрашивать, он и так уже все понял.
— О НЕМ. — Ружецкий кивнул на дверь участка. — О чем же еще?
Баженов зевнул: может быть, немного шире, чем следовало. Немного наигранно.
— А чего о нем говорить? Связи не было. Валерка вам сказал? Утром позвоню в Ковель, пусть приезжают, забирают.
Ружецкий ухватил его за руку и крепко сжал, до боли, так, что Баженов поморщился.
— Это ты так решил?
— Это по закону так положено.
— А насиловать и вешать маленьких девочек — это по закону?
— Семен Палыч, — Баженов освободил руку, — его должен судить суд.
Ружецкий затянулся. Огонек сигареты осветил его сердитое лицо.
— А мы что? Не суд? На собрании были все. И все как один решили… Решили, что… — Он никак не мог найти нужного слова. — В общем, мы хотим…
— Его убить? — договорил Баженов. — Так?
— Нет. — Ружецкий замолчал. — Покарать. За то, что он сделал.
— Семен Палыч… — начал Баженов, но Ружецкий перебил:
— Хватит мне талдычить про закон. Я тебе не про закон, а про справедливость говорю. Что, по-твоему, важнее? Ты что-то, Кирюша, — он погрозил Баженову сухим узловатым пальцем, — очень быстро забыл титьку, которую сосал… Он пришел к нам в город, напакостил, убил девчонку, теперь лежит, дрыхнет, как барин, а ты его в Ковель хочешь отправить? Так, что ли?
Вместо ответа Баженов достал из кобуры пистолет и протянул Ружецкому:
— Пожалуйста.
— Что это? — отшатнулся Ружецкий.
— Идите, застрелите его, пока он спит. Покарайте. Ружецкий покачал головой. Он мягко отвел руку Баженова в сторону:
— Нет, Кирилл. Мы решили, что это должен сделать ты.
Баженов усмехнулся:
— Вы решили? Вы решили за меня?
Ружецкий сделал несколько быстрых затяжек. Он смотрел в сторону. Его красная обветренная шея торчала из воротника синей рубашки, застегнутой на все пуговицы.
— А кто у нас власть? Кто должен был его остановить, как не ты? Ты же этого не сделал? Теперь расхлебывай. Исправляй свои ошибки.
— А если я откажусь, Семен Палыч? — Баженов не ожидал, что сможет это сказать.
— Значит, — глухо сказал Ружецкий, — ты с ним заодно. А я не на ту лошадь ставил.
— Семен Палыч, — отчеканил Баженов. — Я вам очень благодарен за то, что вы для меня сделали, но… Поймите… Это ведь не так просто. Что, думаете, нажал на курок — и все?
Но Ружецкий не хотел слушать никаких возражений.
— МЫ, — он подчеркнул, выделил голосом это самое «МЫ», — так решили. Мы все… — Он плюнул на коротенький окурок. Уголек зашипел и потух. Ружецкий выбросил окурок в урну рядом с дверью. — Не бойся, все будут молчать. Никто тебя не сдаст. У него ведь, — Ружецкий кивнул на дверь, — нет никаких документов? В Ковель ты пока не дозвонился… Выродок взялся ниоткуда, так пусть исчезнет в никуда. Это придаст тебе авторитета в городе. Покажи, кто в доме хозяин. Мой тебе совет: не иди против народа.
Баженов стоял на крыльце, покуривая.
Ружецкий развернулся и стал спускаться с крыльца.
— До рассвета время еще есть. Еще есть время, сынок! — сказал он и, не оборачиваясь, поднял правую руку, просто поднял и махнул ею, словно говорил «пока!».
Баженов молчал.
«Вот он, выбор! „Да“… Или — „нет“? В конечном счете все зависит только от меня…»
Он достал новую сигарету, теперь уже свою. Прикурил ее от той, что дал Ружецкий. Он не торопился обратно в участок. Баженов должен был решить все для себя здесь, на крыльце, стоя под звездным небом.
Он нашел Большую Медведицу, мысленно провел от правой границы ковша прямую линию вверх… Там — Полярная. Единственная звезда на небосводе, которая остается неподвижной. Ей наплевать на то, что Земля крутится вокруг Солнца, а Солнце — вокруг еще какой-то хреновины, она всегда остается неподвижной, что бы ни случилось. Она одна знает, как оставаться неподвижной. А остальным приходится крутиться, как беременным вшам на мокром…
Баженов покачал головой. А ему что делать? Да… или нет? В любом случае — остаться неподвижным уже не удастся.
С исчезновением Микки решались многие проблемы. Очень многие.
Как он сказал?
«Это действительно просто. Да!.. — или нет. Только и всего, Шериф…» Шериф…
Баженов повторил это слово вслух, будто пробовал его на вкус. Шериф.
Он неожиданно понял, что участковый Баженов и Шериф Баженов — два разных человека. То, чего нельзя участковому, позволено Шерифу. Даже является его первейшей обязанностью.
Он сам назвал меня Шерифом. Так пусть теперь не обижается!
Возможно, всезнающий доктор Пинт, который появится в Горной Долине только через десять лет, назвал бы это раздвоением личности. Вполне возможно. Но для Баженова это было бегством в новую, спасительную оболочку. Участковый Кирилл Александрович Баженов не мог сделать то, чего от него хотели, и остаться участковым — Баженовым Кириллом Александровичем.
Это было выше его сил.
Но Шериф Баженов запросто влепит засранцу пулю меж глаз… Пулю? Нет. Хороший заряд крупной картечи, вот что он влепит! И не поморщится! Скажет мерзавцу: «Благодари Бога, что мы тебя не повесили на центральной площади, напротив магазина Рубинова, в котором продаются такие замечательные веревки!» И сплюнет под ноги добрую порцию табачной жвачки.
Участковый Баженов остался на крыльце. В участке его никто не ждал, и он остался на крыльце.
Дверь открылась, и на пороге появился Шериф Баженов: пока без ковбойских сапог и знаменитой шляпы, но…
На все сто пятьдесят процентов Шериф, если вы понимаете, о чем я толкую!
Он снял дурацкую портупею: маленький, словно дамский, «Макаров», стал его раздражать. Баженов вынул из кармана ключи и открыл сейф. Небрежно бросил туда кобуру с оружием и достал новенькие, в смазке, наручники. Ему еще ни разу не приходилось их использовать. Но сейчас, похоже, настал момент. Очень подходящий момент. Баженов взял с верхней полки сейфа ключи от камеры и подошел к решетке.
— Эй! Как тебя там? Микки? Вставай!
Микки убрал руку от глаз. Вид у него был сонный.
— Что случилось?
— Все! Все УЖЕ случилось! — Теперь они поменялись ролями: Баженов ухмылялся, а Микки был напуган. — Подойди к решетке, повернись ко мне спиной и просунь свои сраные руки!
Микки хлопал глазами:
— Я… Я не понимаю, в чем дело? Что вы задумали?
Баженов задвигал челюстями — плотоядно, будто жевал сырое мясо и сок, смешанный со слюной, стекал ему на подбородок.
— Увидишь… Суй руки, кому говорят! — Он заорал — так громко, что все койоты в Техасе заскулили от страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73