Назимов снова перехватил инициативу.
— Пожалуйста, все, кто может помочь, позвоните по номеру пятьсот тридцать пять, восемьдесят шесть, сорок один, — сказал он. — Давайте помогать друг другу.
Он сделал почти незаметное движение рукой, красный огонек, говоривший о том, что камера включена, погас.
Назимов потрепал мужчину по плечу.
— Она найдется. Она обязательно найдется.
— Вы думаете? — с надеждой спросил мужчина.
— Конечно.
Что он еще мог ответить?
— Скажите, пожалуйста… Что там происходит? Что там творится? В метро?
Мужчина молчал. Он мысленно опять вернулся туда, откуда с таким трудом вырвался несколько минут назад. Наконец он собрался с духом и сказал одно лишь слово:
— МЕСИВО…
Назимов почувствовал, как между лопаток пробежали мурашки. Это было настолько острое и неприятное ощущение, что он невольно передернул плечами.
— Месиво… — повторил он, обращаясь к оператору. — Пойдем ближе.
Оператор кивнул и поправил камеру на плече.
В конце концов, это была их работа. Трудная, тяжелая, нервная, но кто-то должен был ее делать по возможности сухо и бесстрастно.
Назимов однажды прочитал, что самые бездушные люди — это врачи. Помнится, его поразила эта мысль. «Самая гуманная профессия… » С другой стороны, невозможно оставаться профессионалом и при этом переживать за каждого пациента. Нормальная человеческая психика этого не выдерживает.
В его случае было нечто похожее. Невозможно «затрачиваться» на каждый репортаж, но тогда чем он отличается от тех же зевак? Ради чего все это: дорогая камера, спутниковая антенна, микрофон? Что это — инструменты искусного подглядывания? Или нечто большее?
Они приближались к выходу из метро и теперь слышали крики, прорывавшиеся сквозь рев сирен. Сейчас ему хотелось, чтобы сирены выли как можно громче, заглушая стоны и плач.
Дорогу преградил солдат-срочник в милицейской форме.
— Туда нельзя, — сказал он.
Назимов заглянул солдату за плечо. Двое людей: один в оранжевом жилете, другой в синей форменной куртке — несли на носилках человека. Рядом бежала сестра и придерживала пострадавшего.
Мужчина на носилках дергал головой, словно хотел боднуть кого-то. Все лицо его было залито кровью. Одна нога свесилась с носилок и безвольно болталась, будто под штаниной ничего не было. Сестра аккуратно подхватила ее и положила на носилки. Человек заорал и запрокинул голову назад, словно хотел дотянуться затылком до лопаток.
Носилки с раненым запихнули в ближайшую машину, через боковую дверь посадили женщину кавказского вида. Она придерживала правую руку левой и все время качала головой, точно не могла с чем-то согласиться.
«Газель» дала задний ход, развернулась и помчалась к Волоколамскому шоссе.
— Посмотри, — сказал Назимов оператору и кивнул в сторону «Макдоналдса». — Они жрут.
Оператор без лишних слов направил камеру на стеклянные стены закусочной. Молодой человек в толстом сером свитере методично жевал гамбургер, или чизбургер, или еще какую-нибудь ерунду.
— А что ты хочешь? — отозвался оператор. Голос его звучал монотонно: он должен был оставаться неподвижным, чтобы «картинка» не дрожала. — Для них это — очередное шоу «За стеклом». Привыкли уже…
— Пойдем-ка возьмем пару интервью, — сказал Назимов. — Я хочу, чтобы этот сукин сын прямо в кадре сблевал себе на колени.
— Не горячись, Леша. — Оператор выключил камеру и пошел за ним, обходя оцепление. — Он просто даст тебе по репе, и все.
— Это не страшно, — отозвался Назимов. — У меня яркий галстук. На бланш никто не обратит внимания.
— Ну-ну…
Оператор не возражал. Сюжет строил Назимов, и вроде бы все получалось неплохо. Не совсем то, чего от них ожидали, зато живо.
Правда, Назимов нарушал основную заповедь — всегда оставаться бесстрастным, но он, похоже, делал это сознательно.
Все произошло почти так, как предсказывал оператор.
Назимов ворвался в «Макдоналдс» и ринулся искать парня в сером свитере. Тот, не подозревая, что его ожидает, дожевывал свой сэндвич и пялился на происходящее «за стеклом».
Назимов кивнул оператору, и тот включил подсветку.
Алексей, не спрашивая разрешения, уселся напротив ресторанного зрителя (оператору пришлось присесть, чтобы взять в кадр что-то еще, помимо двух затылков) и сунул ему микрофон под нос.
— Здравствуйте! НТВ! Скажите, пожалуйста, что вы чувствуете, когда видите, как спасатели выносят пострадавших?
Парень побагровел, покосился на камеру и махнул на оператора рукой. Он пробубнил что-то нечленораздельное, затем с усилием проглотил кусок и нервно закричал:
— Не надо меня снимать!
Назимов скрестил руки. Оператор убрал камеру.
— Снимают девочек на Ленинградском шоссе. Мы просто берем интервью, — со злобой процедил Назимов. — Давайте еще раз. — Оператор снова включил камеру.
— Скажите, что вы испытываете при виде этой трагедии? Это никак не влияет на ваш аппетит?
Парень резко встал. Легкий пластиковый стул упал.
— Да пошел ты… — сказал он и развернулся, чтобы уйти, но Назимов схватил его за рукав.
— Постойте! Почему вы не можете ответить на мой вопрос?
Обладатель серого свитера приблизился к Алексею и толкнул его обеими руками в грудь. Назимов не удержался на ногах и отлетел в сторону. Он упал прямо на колени дородной женщине в джинсовом костюме.
— Извините! Я не хотел! — сказал он, затем схватил со стола недопитую парнем кока-колу, сорвал со стакана крышечку и плеснул ему вслед.
Парень ловко увернулся, покрутил пальцем у виска и выбежал на улицу. Оператор подошел к Назимову.
— Чего ты чудишь? Хочешь дать это в эфир? Да что с тобой сегодня?
Назимов тяжело дышал, будто пробежал не один километр. Он запустил руку под воротник рубашки и ослабил узел галстука.
— Черт знает… — сказал он. — Что-то накатило…
Он постоял немного и потом побрел к выходу. У двери остановился и громко сказал:
— Простите! — Потом добавил: — Приятного аппетита!
— К машине! — сказал он на улице. — Будем перегонять!
Оператор пожал плечами.
— Как скажешь…
Они уже направлялись к телевизионному микроавтобусу, как вдруг Назимов заметил черный «БМВ» с мигалками на крыше, стоявший у противоположного входа.
— Кого это принесло? — сказал он в пустоту. — Пойдем-ка, взглянем.
Водитель сидел в машине. Назимов согнутым пальцем постучал в тонированное стекло. Стекло медленно опустилось.
— Чего? — спросил водитель.
Назимов показал ему удостоверение с надписью «Пресса».
— Пару вопросов.
— Ничего не знаю.
Алексея всегда удивляло, как эти люди — мелкие холуи — умудряются себя подать. С ходу и не разберешь, кто кого возит.
— Спасибо. Кто твой шеф?
Водитель криво усмехнулся. Стекло поползло вверх. Назимов придержал его рукой.
— Это что, секрет?
— Парень, не трогай машину, — с угрозой сказал водитель.
— Вот как? — Назимов дернул за ручку двери.
Водитель поспешно нажал на кнопку блокировки и прикрикнул:
— Убери руку!
— Да я уберу. Ты просто скажи, чьих будешь? Кому служишь?
Водитель недобро покачал головой.
— Да ты ненормальный.
— А ты — нормальный? Вы все тут нормальные, да? Под землей люди гибнут. Вон оттуда их выносят. Иди посмотри!
— А я здесь при чем?
— Ни при чем. Никто ни при чем. Тогда зачем ты приехал? Кого привез?
Назимов почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Он оглянулся — оператор.
— Леш, может, хватит уже? Чего ты ко всем пристаешь?
Он убрал руку Назимова и отвел журналиста в сторону.
— Ты завалишь репортаж, понимаешь? Тебя ведь после этого даже на дециметровый канал не возьмут. Ты вообще соображаешь, что делаешь?
Назимов посмотрел на «БМВ». Водитель вылез из машины и доставал сигареты. Алексею показалось, что его руки немного дрожат.
Он подошел к водителю и протянул зажигалку.
— Ладно. Не сердись. Работа…
Водитель закурил и бросил быстрый взгляд на двери станции.
— Маев здесь. Начальник метрополитена. Он тебе все равно ничего не скажет. Здесь такое творится… Лучше и не подходи к нему. Пресс-служба даст комментарий, но попозже.
Назимов стоял, вслушиваясь в каждое слово.
— А что там вообще произошло?
Водитель снова оглянулся.
— Вода прибывает. Очень быстро.
— Что значит «очень быстро»?
— Значит, что, если не принять никаких мер, всю линию может затопить.
— И что теперь делать?
— Останавливать воду, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал водитель.
— Как?
— Есть средства… Только…
— Только что?
Водитель бросил на асфальт окурок.
— Только не все успеют выйти.
Они замолчали. Каждый молчал по-своему. Каждый не глядел на другого.
— Зачем ты это сказал? — спросил Назимов. Водитель недоуменно вскинул брови.
— Я тебе ничего не говорил.
— Понял…
Назимов развернулся и побрел к микроавтобусу. Надо было перегонять материал в студию.
Он чувствовал себя совершенно разбитым и опустошенным.
Молодой человек с пышным начесом, скрывающим раннюю лысину, стоял с микрофоном в руке на площади автобусной станции.
— Мы ведем свой репортаж от станции метро «Тушинская». К сожалению, мы пока не располагаем никакими достоверными сведениями о том, что случилось в перегонном тоннеле между «Тушинской» и «Щукинской». Определенно можно утверждать одно — произошла очень крупная катастрофа. Количество жертв уточняется, но уже можно сказать, что их не менее ста человек.
«И скорее всего будет еще больше…» — добавил про себя Назимов.
Он не сказал это вслух, но Ирина смогла прочесть это в его глазах.
Она покачнулась. Высокие каблуки внезапно показались не такой уж надежной опорой, а мраморный пол — отполированным до блеска гладким льдом.
Если бы не охранник дядя Вася, вскочивший со стула и схвативший ее под руку, она бы обязательно упала.
— Телефон… — слабо сказала Ирина. Охранник поставил перед ней аппарат.
— У тебя там кто-то… Да?
Она кивнула и стала набирать номер. Она набирала три раза и никак не могла попасть в отделение инфекционной больницы, где работал Гарин.
Наконец на том конце провода раздался певучий баритон.
— Да-да. Островский слушает!
— Ирина сжала пальцами виски. «Как же его зовут? Как его зовут, этого Островского?» Владимир Николаевич… — это получилось непроизвольно. Онемевшие губы сами выговорили забытое имя. — Это Ирина… Гарина…
— Ирина Александровна, голубушка! Слушаю вас!
— Скажите… Скажите, Андрей… На работе?
Островский не отвечал.
— Почему вы молчите? А? — Она не выдержала и сорвалась на крик: — Почему вы молчите?!
— Ирина Александровна… Он… еще не пришел. — Слова давались старику с трудом, видимо, он уже знал последние новости. — Пожалуйста, возьмите себя в руки. Я скажу ему, он сразу же вам перезвонит.
— Перезвонит? Откуда? Из метро? — Ее душили слезы. Она затряслась и потом зарыдала в голос. — Из метро?! Что вы такое говорите?
— Успокойтесь, пожалуйста, — бормотал Островский, но Ирина его больше не слушала.
Трубка выпала у нее из рук и, качаясь, повисла на витом шнуре.
— Это мне… Это мне за все… За что, Господи?! За что?! — она стала медленно сползать по стойке.
Дядя Вася вскочил со стула, бросился к Ирине и подхватил ее под руки. В его возрасте подобные упражнения вполне могли закончиться обширным инфарктом.
— Да что же это? — причитал он. — За что все это?
Он дотащил ее до туалета, открыл кран и плеснул в лицо пригоршню воды.
Через пару минут Ирина пришла в себя. Тушь и косметика стекали разноцветными струйками.
Василий Петрович отмотал пару метров туалетной бумаги и протянул ей вместо салфетки.
— Вытри лицо, красавица. Все будет хорошо.
Ирина посмотрела на охранника и четко, почти по складам, сказала:
— Я ведь не хотела… Чтобы все — вот так.
Она просительно заглянула в его глаза:
— Я же не виновата, правда?
Василий Петрович прижал ее к груди и погладил по спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37