— Валите отсюда, — Михаил шагнул вперед и отобрал у парня факел.
Парень усмехнулся и подошел к девушке.
— Сделаем, как эти, — он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону тоннеля. — Я — первый, ты — за мной. Поплывем вместе. Не бойся. Со мной ничего не бойся.
— А она? — спросила девушка и подняла собачку.
— Она?
— Засунь ее в папку, — посоветовал Михаил.
— Засунь свой язык себе в задницу! — отозвался парень.
Он развернулся к толстяку, ожидая удара. Глаза его сверкали злобой.
— Нет, правда, — миролюбиво сказал Михаил. — Засунь ее в папку и завяжи. Никуда она оттуда не денется. А папку повесь на шею.
— Надо же, какая трогательная забота о животных, — с иронией сказал парень и взял у девушки папку. Он постоял, прикидывая, стоит ли послушать толстяка. И решил, что стоит.
Денис развязал папку.
— Клади!
Девушка положила собаку. Собака забеспокоилась. Она пробовала сопротивляться, но Денис быстро захлопнул папку и крепко завязал тесемки.
Ручки папки были достаточно длинными; Денис без труда просунул в них голову.
Собачонка визжала и скулила, но у нее не было выбора. Как и у всех прочих.
Денис взял Алису за руку и подвел к дверному проему.
— Спускайся сразу вслед за мной! Ты поняла?
Алиса закивала.
— Не бойся, не бойся! — говорил Денис и сам не мог разобраться: кому он это говорит? Алисе? Или себе?
Он, повторяя движения уже скрывшихся мужчин, сел на пол и, придерживаясь за дверь, осторожно спустился в воду.
— Иди, солнышко! Иди скорее!
Алисе стало страшно. Она подняла на толстяка испуганные глаза, но тот грозно выступил вперед.
— Иди за ним!
Алиса медлила, хотя понимала, что другого выхода у нее нет.
— Иди! — повторил толстяк, покачав головой.
И девушка сделала шаг вперед.
— Теперь что, я? — спросила Галочка, когда двое ребят скрылись в темноте тоннеля.
— Я тебе посвечу, — сказал Михаил.
Галочка скривилась. Губы ее задрожали, и она вдруг громко, в голос, зарыдала.
— Пошли вместе, а, жирдяй?! Чего, они все вместе, а я — одна? Я не хочу! Я боюсь одна! Пошли вместе!
— Да на хрен ты мне сдалась?
Галочка поняла, что последняя надежда тает без следа. В одиночку… В темном тоннеле… Это было по-настоящему страшно, хотя, казалось бы, она повидала в своей жизни разного под завязку. Что еще может ее испугать? Оказалось, что-то еще может.
Пол под ногами — в который уже раз! — задрожал, вагон качнуло, и он прополз несколько метров вперед.
Едва вагон остановился, толстяк переложил факел в левую руку, а правой схватил бродяжку за шиворот. Галочка отбивалась и даже пробовала его укусить, но толстяк не обращал на это внимания.
Он вытащил ее в дверной проем и медленно опустил в воду.
Женщина визжала и цеплялась за дверь.
Михаил присел рядом с ней.
— Не ори! Слышишь? Не ори!
Галочка замолчала.
— Теперь набери побольше воздуха!
Она послушно открыла рот так широко, словно хотела проглотить Михаила целиком, и вдохнула. Не отрываясь смотрела ему прямо в глаза с отчаянием, но больше с мольбой. Казалось, она говорила: «Может, не надо? Может, я просто выпила чуть больше, чем следовало? Или не того, что следовало? Может, я просто сплю и ты меня сейчас разбудишь?»
Михаил улыбнулся настолько ободряюще, насколько мог. Улыбка вышла натянутой.
— Удачи! — сказал он и отцепил ее побелевшие пальцы от двери.
Течение подхватило женщину и унесло в темноту.
— Вот так это обычно и бывает, — непонятно почему, сказал Михаил и распрямился.
Вода уже дошла ему до колен.
— Ну а что? Он был прав. Я же трус. Я бы обязательно стал за кого-нибудь хвататься.
Он опустил факел и стал разглядывать черную воду.
— Надо было мне идти первым, — сказал он и заплакал.
Он больше не мог сдерживаться. Да и не перед кем было теперь. Он остался один в этом чертовом вагоне, и вода быстро прибывала.
Михаил положил факел на сиденье. Еще сантиметров пять, и сиденье тоже скроется под водой.
Дерматин зашипел и стал пузыриться, распространяя удушающее зловоние. Непонятно, зачем он оставил факел гореть? Михаил все равно не мог заставить себя посмотреть на эту страшную черную воду, плещущуюся в тоннеле.
Он развернулся и стал медленно отступать к дверям. Подошел к проему и, раскинув руки, нащупал кончиками пальцев края.
Сделал шажок назад. Еще один… Еще…
Пятки уже не чувствовали под собой пола; Михаил стоял на одних только мысках.
Он закрыл глаза. «Раз — и все! Только решиться!»
Он не успел. Новый толчок, гораздо сильнее прежних, потряс вагон. Михаил нелепо взмахнул руками и выпал наружу, подняв тучу брызг.
В отчаянии он уцепился за край, но, прежде чем течение снесло его в сторону, вагон накренился и придавил его к стене тоннеля.
«Лучше бы раздавил сразу!» — промелькнула мысль, однако вагон застыл на месте и больше не двигался.
Токоприемник раздробил ему обе голени. Михаил чувствовал ужасную боль, затопившую сознание целиком. Он попытался закричать, но из груди вырвался лишь слабый писк. Попытался вырваться, но с одной стороны на него давила груда металла, а с другой — впивались в спину плети кабелей.
Вода прибывала. Она доставала уже до подбородка.
Михаил запрокинул голову. Он начал захлебываться.
Он понимал, что погибает. Руки оставались свободными. Если бы можно было набрать в горсть немного воздуха и засунуть себе в рот!
Он попробовал подтянуться, чтобы выбраться. Раздробленные ноги отозвались кошмарной болью. Железная ловушка держала крепко.
Бесполезно. Бесполезно…
Михаил забился. Это была уже агония.
Она длилась почти три минуты. Все это время он не отрываясь ловил взглядом свет догорающего факела, словно это могло помочь.
Потом затих, и вода полностью скрыла его тело.
Трое спасателей восемнадцатого экипажа бежали по тоннелю. Надутая лодка сильно мешала, но они не обращали на это внимания.
Они преодолели метров сто, а может, и все двести. Под ногами было по-прежнему сухо. Никаких следов воды.
В нее трудно было б поверить, если б они не видели ее текущей между рельсами параллельного пути.
— До первого перехода еще метров сто, — на бегу крикнул командир. — Попытаемся открыть дверь и войти.
Никто ему не ответил, да он и не спрашивал, а объявлял о своих намерениях.
В темноте было трудно ориентироваться, однако ноги и легкие говорили ему, что они бегут немного в гору. Это означало, что поток воды будет бежать им навстречу.
Конечно, он кое-что слышал о метро раньше, когда у них проходили регулярные учения.
Им объясняли, что метро построено не так примитивно, как это выглядит на схеме.
Под каждой станцией, на значительной глубине, существует блок технических помещений, а еще ниже — блок служебных.
Ну, с техническими все понятно.
А служебные помещения — это такая святая святых, попасть в которую простому смертному невозможно.
Основную часть метрополитена строили в годы «холодной войны», поэтому «подземные дворцы», как писали в буклетах для интуристов, имели еще и стратегическое значение.
В блоках служебных помещений на большой глубине хранились запасы продовольствия и воды. Здесь были пробурены артезианские скважины, которые при необходимости могли бы снабжать водой несколько миллионов человек.
Электромеханик, с которым он познакомился во время учений года два назад, по секрету поведал, что в случае ядерного удара весь город сможет отсидеться в метро в течение месяца. «Естественно, — добавил механик, — я не имею в виду спальные районы, где проходят новые линии. А вот на старых все построено на совесть, с учетом военной угрозы».
Он рассказал командиру экипажа про «Метро-2», которое якобы тянется от Кремля аж до самого Чехова. Но, поскольку дело происходило в пивной (у механика закончилась смена, а у спасателей — учения; два этих знаменательных события они и отмечали), старший ему не поверил, хотя механик клялся и божился, что сам, лично, обслуживал эту линию. В пределах Москвы, конечно.
«Нет-нет, — говорил он, — попасть из обычного метро в «Метро-2» невозможно. Связи между ними нет, они залегают на разной глубине».
Зато разные линии обычного метро были связаны между собой воедино системой переходов, стоков и воздушных шлюзов.
— А воздушные шлюзы-то зачем? — недоумевал старший.
— Как зачем? Проветривать. Представь, если вдруг пожар. Значит, что? — Они прикончили уже по четвертой кружке и съели одну маленькую воблочку на двоих. — Задымление! А если задымление сильное — надо продуть.
— Ну так… Для этого же есть вентиляция! — возражал старший.
— Конечно, есть, — соглашался механик. — А если она не справляется или повреждена огнем, что тогда?
— Что?
— А-а-а, — механик хитро улыбнулся и погрозил пальцем. — Я сейчас, — и нетвердой походкой пошел к туалету.
Вернулся он минут через десять, улыбающийся. На обратном пути успел прихватить еще пару кружек. Поставил одну перед старшим, а из второй тут же отхлебнул.
— Так о чем мы говорили?
— О задымлении.
— А, ну да. Представь, пожар, ну-у-у… В «Кузьминках». И дым, дым… — он закурил, и действительно, стало дымно. В пивнушке и так все курили, а механик вообще тянул одну за другой. — Так вот, дым… Его нужно рассеять, а местная вентиляция не справляется. И тогда… Включают спецобъект.
— Спецобъект? — старший порылся в остатках воблы, нашел не до конца обглоданные ребрышки и принялся их сосать.
— Ну. Рядом со станцией «ВДНХ» есть спецобъект. Это такой большой-большой вентилятор. Ну, чтоб тебе было понятно — примерно как пятиэтажный дом. На него работает отдельная городская электростанция. Так вот, если открыть воздушные шлюзы — до самых «Кузьминок», — то спецобъект продует тоннель в два счета.
— Что, он такой мощный? — недоверчиво спросил старший.
Механик затянулся, выпустил дым и рассеял его маленькой, но крепкой ладошкой, будто хотел показать, как работает спецобъект.
— Он такой мощный, что если на станциях будут люди, то их сорвет к чертовой матери с платформ и расплющит о стены.
— Да ты, по-моему, преувеличиваешь?
— Я? — обиделся механик. — Наоборот, я преуменьшаю. Он и воду из тоннеля выдавит, если потребуется.
— Подожди, но как это возможно? Задействовать спецобъект? Ведь в метро всегда люди?
— Ну и что? Людей развернуть — и на выход. Смотри, это происходит следующим образом. Открывают воздушные шлюзы, так?
— Так.
— Затем рассчитывают, какие станции попадаются на пути воздушного потока, эвакуируют оттуда людей и закрывают гермодвери.
— Гермодвери? Это еще что?
— Ну как? Ты ни разу не видел на полу такие металлические полосы?
— Видел.
— Значит, гермодверь старой конструкции утоплена в стене, а по этой полосе, как по рельсу, ее закрывают. А если полосы нет, то на полу, сразу за эскалаторами, лежат листы железа. Это новые гермодвери. Они поднимаются снизу до самого потолка. И все — привет! Станция запечатана, как консервная банка. Значит, скоро загудит вентилятор. Спецобъект — он же такой мощный! Его нельзя просто врубить. Нажать кнопку, и все! Сначала надо сообщить в Мосэнерго о подключении потребителя, чтобы подготовились к падению напряжения в сети. Потом запустить электродвигатели первой очереди, чтобы прогрелись, потом — второй. Затем включить привод, и только тогда вентилятор закрутится. Но тогда уж — умри все живое!
«Умри все живое!» — повторил про себя командир экипажа. От этой мысли ему стало не по себе, но ход он не сбавил, продолжал бежать.
«А ведь сейчас, пожалуй, именно такая ситуация. Или пока нет?»
Он повернул голову влево. Луч фонарика выхватил железную дверь в стене. Она выглядела странно — словно какой-то чудовищный пресс давил на нее изнутри, постепенно изменяя ее очертания.
Старший несколько секунд смотрел на дверь, прежде чем сообразил, что это означает.
— Бежим! — заорал он и бросился со всех ног вперед.
За их спинами послышался хлопок, затем металлический звон и рокот чудовищной струи, извергавшейся в тоннель под огромным давлением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37