На корме кто-то стучал молотком.
Даже если нанести слой свежей краски, это вряд ли существенно поможет, подумал Нейт. Судно имело по крайней мере шестьдесят футов в длину, две палубы и мостик, к которому вели ступеньки. Оно оказалось больше, чем ожидал Нейт.
– Это судно арендовано только для меня? – спросил он.
– Так точно.
– Других пассажиров не будет?
– Нет. Только вы, я и один палубный матрос, который умеет готовить.
– Как его зовут?
– Уэлли.
Фанера затрещала, но не сломалась. Когда они прыгнули на борт, судно немного осело. На носу стояли в ряд емкости с дизельным топливом и питьевой водой. Через открытую дверцу, преодолев две ступеньки, они попали в каюту, где имелось четыре койки с тонкими матрасами из поролона, застеленными белыми простынями. Потолок нависал низко, иллюминаторы были задраены. Нейта чрезвычайно огорчило отсутствие кондиционера. Каюта накалилась, словно печь.
– Мы достанем вентилятор, – пообещал Жеви, прочитав его мысли. – Когда корабль двигается, здесь не так Душно.
В это верилось с трудом. Протискиваясь боком в узких Проходах, они обследовали все судно: кухню с раковиной и пропановой плитой, машинное отделение и, наконец, маленькую ванную комнату. В машинном отделении голый по пояс суровый мужчина, истекающий потом, смотрел на зажатый в руке гаечный ключ так, словно тот его смертельно обидел.
Жеви знал этого человека и все же умудрился сказать что-то не то – машинное отделение вмиг огласилось руганью. Нейт благоразумно ретировался на палубу, откуда увидел маленькую алюминиевую лодочку, привязанную к “Санта-Лауре”. В ней были весла и подвесной мотор, и Нейт внезапно представил, как он и Жеви мчатся в этой лодочке по вздувшейся воде, продираются сквозь водоросли и плавающие бревна и таранят аллигаторов. Приключения становились все занятнее.
Жеви засмеялся, и напряжение спало.
– Ему нужен масляный насос, – сказал он. – А магазины сегодня закрыты.
– А завтра? – поинтересовался Нейт.
– Без проблем.
– А зачем эта лодочка?
– Она может пригодиться.
По скрипучим ступенькам они взобрались на мостик, где Жеви обследовал штурвал и моторные рубильники. Позади рубки находилось маленькое открытое помещение с двумя лавками: здесь Жеви и матрос будут по очереди спать. А дальше начиналась верхняя палуба площадью около пятнадцати квадратных футов, прикрытая ярко-зеленым навесом.
Внимание Нейта привлек весьма удобный на вид гамак, натянутый вдоль палубы.
– Он ваш, – улыбнувшись, сказал Жеви. – У вас будет масса времени, чтобы поспать или почитать, лежа в нем.
– Очень мило, – заметил Нейт.
– Это судно иногда используется для перевозки туристов, преимущественно немцев, желающих полюбоваться Пантаналом.
– Ты ходил на нем капитаном?
– Да, пару раз. Несколько лет назад. Хозяин не очень приятный человек.
Нейт осторожно присел на гамак, потом медленно поднял усталые ноги и, перевалившись через край, улегся. Жеви раскачал гамак и вернулся к механику, чтобы что-то еще с ним обсудить.
Глава 15
Мечты Лилиан Филан о спокойном семейном рождественском ужине разлетелись в прах, когда поздним вечером пьяный Трой-младший заявился домой с Бифф, с которой они отчаянно ссорились. Супруги приехали на двух машинах – новеньких “порше” разных цветов. Когда Рекс, тоже подвыпивший, упрекнул старшего брата в том, что он мешает матери тихо встретить Рождество, дом наполнился криками. У Лилиан было полно народа: все четверо ее детей – Трой-младший, Рекс, Либбигайл и Мэри-Роуз – приехали со своими одиннадцатью отпрысками и кучей друзей, большинство которых Лилиан не звала.
После кончины Троя его внуки, равно как и их родители, обросли множеством новых приятелей и прихлебателей.
До появления Троя-младшего вечер проходил мило и пристойно. Никогда прежде здесь не дарили таких шикарных подарков. Не смущаясь ценой, наследники Троя накупили друг другу одежды от модных кутюрье, ювелирные украшения, электронные технические новинки и даже произведения искусства. Деньги явили образ лучшего, что они могут дать.
Всего через два дня должны были огласить завещание.
Спайк, муж Либбигайл, с которым она познакомилась в реабилитационной клинике, попытался урезонить Троя-младшего и Рекса, за что мгновенно схлопотал от первого весьма нелестную аттестацию: Трой-младший напомнил ему, что он “жирный хиппи с мозгами, съеденными ЛСД”. Это оскорбило Либбигайл, и она обозвала Бифф шлюхой. Лилиан Убежала к себе в спальню и заперлась там. Внуки со своей свитой спустились на нижний этаж, где кто-то заранее набил Холодильник пивом.
Мэри-Роуз, которую едва ли можно было назвать самой благоразумной и наименее взрывной из четырех детей Лилиан, убедила братьев и Либбигайл прекратить вопли и, словно боксеров в перерыве между раундами, развела их по Разным углам. Каждый кучковался со своей компанией: кто-то в кабинете, кто-то в гостиной. Воцарилось хрупкое перемирие.
Не пришедшие к общему соглашению адвокаты теперь работали отдельными командами, и каждая претендовала на то что наилучшим образом представит интересы своего клиента.
Они часами совещались, высчитывая, как бы урвать кусок пирога побольше. Четыре маленькие адвокатские армии – а если считать поверенных Джины и Рэмбла, то шесть, – работали в лихорадочном режиме. И чем больше времени наследники Филана проводили со своими адвокатами, тем меньше они доверяли друг другу.
Спустя час после наступления затишья появилась Лилиан. Ничего не сказав, она проследовала на кухню и стала заканчивать приготовление ужина. В фуршете был свой смысл.
Можно было есть, передвигаясь по дому, собираться группами, наполнять тарелки и возвращаться в свои безопасные уголки.
Таким образом первому семейству Филана все же удалось провести рождественский вечер относительно мирно.
Трой-младший в одиночестве ел ветчину со сладким картофелем в баре патио. Бифф ужинала с Лилиан на кухне. Рекс со своей женой-стриптизершей Эмбер наслаждались индейкой в спальне, наблюдая по телевизору за футбольным матчем. Либбигайл и Мэри-Роуз с мужьями пристроились в кабинете.
А внуки с приятелями, прихватив мороженую пиццу, вернулись вниз, где пиво лилось рекой.
Второе семейство Троя вообще не отмечало Рождество, во всяком случае, совместно. Джейни не любила праздников, поэтому отправилась в Швейцарию, куда съезжались симпатичные европейцы покататься на лыжах и себя показать. Она взяла с собой двадцативосьмилетнего тренера по бодибилдингу по имени Лэнс, который, несмотря на то что Джейни была вдвое старше его, радовался редкой возможности совершить такое путешествие.
Дочь Джейни Джина вынуждена была отправиться к родственникам мужа в Коннектикут. Обычно встречи с ними были унылыми и нудными. Но теперь обстоятельства драматическим образом изменились. Для ее мужа Коуди это было триумфальным возвращением в разрушающуюся родительскую усадьбу неподалеку от Уотербери.
Когда-то семейство Стронг разбогатело на морских перевозках, но долгие годы бездарного управления делом и беспечной траты денег привели к полному упадку предприятия.
Громкое имя и почтенная родословная все еще открывали им двери престижных учебных заведений и клубов, а брачные союзы, заключавшиеся членами семьи, по-прежнему имели громкий резонанс. Но кормушка, из которой ели слишком много поколений рода, оказалась не бездонной.
Это были высокомерные люди, кичившиеся своей фамилией, акцентом, генеалогическим древом и на первый взгляд ничуть не обеспокоенные истощением состояния. Некоторые члены семьи сделали карьеру в Нью-Йорке и Бостоне, но тратили на поддержание имения все, что зарабатывали, потому что оно было их тылом, их родовым гнездом.
Последний из Стронгов, обладавший трезвым деловым мышлением, судя по всему, предвидел конец и оформил часть состояния – очень приличную часть – как находящийся под доверительным опекунским управлением капитал, предназначенный только для получения образования. Сей акт был заверен множеством адвокатов и представлял собой закованный в броню неприкосновенный запас, чтобы никто из потомков не смог покуситься на него. Покушения имели место, но капитал выстоял, и поэтому всем юным представителям семейства Стронг до сих пор было гарантировано превосходное образование.
Женитьба Коуди на Джине Филан его семьей была расценена как мезальянс, прежде всего потому, что у Джины это был второй брак. Однако ее вхождению в клан поспособствовал тот факт, что ее отец на момент свадьбы стоил шесть миллиардов долларов. Тем не менее на нее всегда смотрели свысока, ведь она была разведена, не получила образования в одном из старейших университетов Новой Англии и, следовательно, не была достойной парой для Коуди.
Но в этот рождественский вечер все Стронги собрались, чтобы приветствовать Джину. Она никогда не видела столько приторных улыбок на лицах людей, ей неприятных, не удостаивалась стольких объятий, поцелуев в щечку и похлопываний по плечу. За эту суету она возненавидела их еще больше.
Пара стаканчиков – и у Коуди развязался язык. Мужчины собирались группками вокруг него, и наконец прозвучал сакраментальный вопрос: “Сколько?”
Коуди сделал постную мину, словно состояние уже успело ему наскучить – эту сцену он репетировал сотни раз перед зеркалом в ванной, – и сказал:
– Думаю, миллионов пятьсот.
У многих захватило дух, но кое-кто, внутренне клокоча от зависти, скорчил презрительную гримасу, потому что все они были Стронгами и прекрасно знали, что никогда не увидят ни цента из свалившегося на голову Коуди богатства.
Слово, однако, просочилось за пределы группы, и вскоре уже женщины, рассредоточенные по всему дому, оживленно перешептывались, повторяя заветное: “Полмиллиарда”. Мать Коуди, поблекшая чопорная женщина, чье лицо, когда она улыбалась, рассекалось множеством морщин, была шокирована происхождением денег.
– Это новые деньги, – презрительно сказала она дочери. Имелось в виду: новые деньги, нажитые скандальным старым козлом, сменившим трех жен и наплодившим кучу никчемных детей, ни один из которых не окончил престижного университета.
Новые, старые ли, но у младшего поколения женщин семьи Стронг эти деньги вызывали бешеную зависть. Они уже видели реактивные лайнеры, особняки на побережье, феерические приемы на дальних уединенных островах, фонды, учрежденные для племянников и племянниц, а может, и прямые подношения в виде кругленьких сумм наличными.
Деньги подтопили лед, и Стронги демонстрировали теплоту, которой никогда не проявляли в отношении “чужаков”. Невиданные прежде открытость и любовь царили на этом уютном домашнем рождественском сборище.
Во второй половине дня, когда семейство собралось за традиционным праздничным ужином, пошел снег. “Какое восхитительное Рождество!” – загалдели Стронги. А Джина ненавидела их с каждой минутой все сильнее.
Рэмбл провел праздник со своим поверенным, стоившим шестьсот долларов в час, который, впрочем, до поры скрывал счета, как умеют скрывать их только адвокаты.
Тайра, как и Джейни, уехала со своим молодым жиголо куда-то на побережье и там загорала на солнышке без лифчика, а возможно, и без всего остального, ничуть не заботясь о том, чем занимается в это время ее четырнадцатилетний сын.
Адвокат Рэмбла, Йенси, дважды разведенный холостяк, от последнего брака имел сыновей-близняшек, которым исполнилось одиннадцать. Мальчики были блестяще развить для своего возраста; Рэмбл, напротив, чрезвычайно неразвит для своего, поэтому они прекрасно находили общий язык с увлечением играли в видеоигры в спальне, в то время как Йенси в другой комнате смотрел по телевизору футбольный матч.
Его клиент должен был в день совершеннолетия получить пять миллионов, но, учитывая уровень его развития и семейные традиции, этих денег ему хватит даже на меньший срок, чем хватило другим отпрыскам Филана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Даже если нанести слой свежей краски, это вряд ли существенно поможет, подумал Нейт. Судно имело по крайней мере шестьдесят футов в длину, две палубы и мостик, к которому вели ступеньки. Оно оказалось больше, чем ожидал Нейт.
– Это судно арендовано только для меня? – спросил он.
– Так точно.
– Других пассажиров не будет?
– Нет. Только вы, я и один палубный матрос, который умеет готовить.
– Как его зовут?
– Уэлли.
Фанера затрещала, но не сломалась. Когда они прыгнули на борт, судно немного осело. На носу стояли в ряд емкости с дизельным топливом и питьевой водой. Через открытую дверцу, преодолев две ступеньки, они попали в каюту, где имелось четыре койки с тонкими матрасами из поролона, застеленными белыми простынями. Потолок нависал низко, иллюминаторы были задраены. Нейта чрезвычайно огорчило отсутствие кондиционера. Каюта накалилась, словно печь.
– Мы достанем вентилятор, – пообещал Жеви, прочитав его мысли. – Когда корабль двигается, здесь не так Душно.
В это верилось с трудом. Протискиваясь боком в узких Проходах, они обследовали все судно: кухню с раковиной и пропановой плитой, машинное отделение и, наконец, маленькую ванную комнату. В машинном отделении голый по пояс суровый мужчина, истекающий потом, смотрел на зажатый в руке гаечный ключ так, словно тот его смертельно обидел.
Жеви знал этого человека и все же умудрился сказать что-то не то – машинное отделение вмиг огласилось руганью. Нейт благоразумно ретировался на палубу, откуда увидел маленькую алюминиевую лодочку, привязанную к “Санта-Лауре”. В ней были весла и подвесной мотор, и Нейт внезапно представил, как он и Жеви мчатся в этой лодочке по вздувшейся воде, продираются сквозь водоросли и плавающие бревна и таранят аллигаторов. Приключения становились все занятнее.
Жеви засмеялся, и напряжение спало.
– Ему нужен масляный насос, – сказал он. – А магазины сегодня закрыты.
– А завтра? – поинтересовался Нейт.
– Без проблем.
– А зачем эта лодочка?
– Она может пригодиться.
По скрипучим ступенькам они взобрались на мостик, где Жеви обследовал штурвал и моторные рубильники. Позади рубки находилось маленькое открытое помещение с двумя лавками: здесь Жеви и матрос будут по очереди спать. А дальше начиналась верхняя палуба площадью около пятнадцати квадратных футов, прикрытая ярко-зеленым навесом.
Внимание Нейта привлек весьма удобный на вид гамак, натянутый вдоль палубы.
– Он ваш, – улыбнувшись, сказал Жеви. – У вас будет масса времени, чтобы поспать или почитать, лежа в нем.
– Очень мило, – заметил Нейт.
– Это судно иногда используется для перевозки туристов, преимущественно немцев, желающих полюбоваться Пантаналом.
– Ты ходил на нем капитаном?
– Да, пару раз. Несколько лет назад. Хозяин не очень приятный человек.
Нейт осторожно присел на гамак, потом медленно поднял усталые ноги и, перевалившись через край, улегся. Жеви раскачал гамак и вернулся к механику, чтобы что-то еще с ним обсудить.
Глава 15
Мечты Лилиан Филан о спокойном семейном рождественском ужине разлетелись в прах, когда поздним вечером пьяный Трой-младший заявился домой с Бифф, с которой они отчаянно ссорились. Супруги приехали на двух машинах – новеньких “порше” разных цветов. Когда Рекс, тоже подвыпивший, упрекнул старшего брата в том, что он мешает матери тихо встретить Рождество, дом наполнился криками. У Лилиан было полно народа: все четверо ее детей – Трой-младший, Рекс, Либбигайл и Мэри-Роуз – приехали со своими одиннадцатью отпрысками и кучей друзей, большинство которых Лилиан не звала.
После кончины Троя его внуки, равно как и их родители, обросли множеством новых приятелей и прихлебателей.
До появления Троя-младшего вечер проходил мило и пристойно. Никогда прежде здесь не дарили таких шикарных подарков. Не смущаясь ценой, наследники Троя накупили друг другу одежды от модных кутюрье, ювелирные украшения, электронные технические новинки и даже произведения искусства. Деньги явили образ лучшего, что они могут дать.
Всего через два дня должны были огласить завещание.
Спайк, муж Либбигайл, с которым она познакомилась в реабилитационной клинике, попытался урезонить Троя-младшего и Рекса, за что мгновенно схлопотал от первого весьма нелестную аттестацию: Трой-младший напомнил ему, что он “жирный хиппи с мозгами, съеденными ЛСД”. Это оскорбило Либбигайл, и она обозвала Бифф шлюхой. Лилиан Убежала к себе в спальню и заперлась там. Внуки со своей свитой спустились на нижний этаж, где кто-то заранее набил Холодильник пивом.
Мэри-Роуз, которую едва ли можно было назвать самой благоразумной и наименее взрывной из четырех детей Лилиан, убедила братьев и Либбигайл прекратить вопли и, словно боксеров в перерыве между раундами, развела их по Разным углам. Каждый кучковался со своей компанией: кто-то в кабинете, кто-то в гостиной. Воцарилось хрупкое перемирие.
Не пришедшие к общему соглашению адвокаты теперь работали отдельными командами, и каждая претендовала на то что наилучшим образом представит интересы своего клиента.
Они часами совещались, высчитывая, как бы урвать кусок пирога побольше. Четыре маленькие адвокатские армии – а если считать поверенных Джины и Рэмбла, то шесть, – работали в лихорадочном режиме. И чем больше времени наследники Филана проводили со своими адвокатами, тем меньше они доверяли друг другу.
Спустя час после наступления затишья появилась Лилиан. Ничего не сказав, она проследовала на кухню и стала заканчивать приготовление ужина. В фуршете был свой смысл.
Можно было есть, передвигаясь по дому, собираться группами, наполнять тарелки и возвращаться в свои безопасные уголки.
Таким образом первому семейству Филана все же удалось провести рождественский вечер относительно мирно.
Трой-младший в одиночестве ел ветчину со сладким картофелем в баре патио. Бифф ужинала с Лилиан на кухне. Рекс со своей женой-стриптизершей Эмбер наслаждались индейкой в спальне, наблюдая по телевизору за футбольным матчем. Либбигайл и Мэри-Роуз с мужьями пристроились в кабинете.
А внуки с приятелями, прихватив мороженую пиццу, вернулись вниз, где пиво лилось рекой.
Второе семейство Троя вообще не отмечало Рождество, во всяком случае, совместно. Джейни не любила праздников, поэтому отправилась в Швейцарию, куда съезжались симпатичные европейцы покататься на лыжах и себя показать. Она взяла с собой двадцативосьмилетнего тренера по бодибилдингу по имени Лэнс, который, несмотря на то что Джейни была вдвое старше его, радовался редкой возможности совершить такое путешествие.
Дочь Джейни Джина вынуждена была отправиться к родственникам мужа в Коннектикут. Обычно встречи с ними были унылыми и нудными. Но теперь обстоятельства драматическим образом изменились. Для ее мужа Коуди это было триумфальным возвращением в разрушающуюся родительскую усадьбу неподалеку от Уотербери.
Когда-то семейство Стронг разбогатело на морских перевозках, но долгие годы бездарного управления делом и беспечной траты денег привели к полному упадку предприятия.
Громкое имя и почтенная родословная все еще открывали им двери престижных учебных заведений и клубов, а брачные союзы, заключавшиеся членами семьи, по-прежнему имели громкий резонанс. Но кормушка, из которой ели слишком много поколений рода, оказалась не бездонной.
Это были высокомерные люди, кичившиеся своей фамилией, акцентом, генеалогическим древом и на первый взгляд ничуть не обеспокоенные истощением состояния. Некоторые члены семьи сделали карьеру в Нью-Йорке и Бостоне, но тратили на поддержание имения все, что зарабатывали, потому что оно было их тылом, их родовым гнездом.
Последний из Стронгов, обладавший трезвым деловым мышлением, судя по всему, предвидел конец и оформил часть состояния – очень приличную часть – как находящийся под доверительным опекунским управлением капитал, предназначенный только для получения образования. Сей акт был заверен множеством адвокатов и представлял собой закованный в броню неприкосновенный запас, чтобы никто из потомков не смог покуситься на него. Покушения имели место, но капитал выстоял, и поэтому всем юным представителям семейства Стронг до сих пор было гарантировано превосходное образование.
Женитьба Коуди на Джине Филан его семьей была расценена как мезальянс, прежде всего потому, что у Джины это был второй брак. Однако ее вхождению в клан поспособствовал тот факт, что ее отец на момент свадьбы стоил шесть миллиардов долларов. Тем не менее на нее всегда смотрели свысока, ведь она была разведена, не получила образования в одном из старейших университетов Новой Англии и, следовательно, не была достойной парой для Коуди.
Но в этот рождественский вечер все Стронги собрались, чтобы приветствовать Джину. Она никогда не видела столько приторных улыбок на лицах людей, ей неприятных, не удостаивалась стольких объятий, поцелуев в щечку и похлопываний по плечу. За эту суету она возненавидела их еще больше.
Пара стаканчиков – и у Коуди развязался язык. Мужчины собирались группками вокруг него, и наконец прозвучал сакраментальный вопрос: “Сколько?”
Коуди сделал постную мину, словно состояние уже успело ему наскучить – эту сцену он репетировал сотни раз перед зеркалом в ванной, – и сказал:
– Думаю, миллионов пятьсот.
У многих захватило дух, но кое-кто, внутренне клокоча от зависти, скорчил презрительную гримасу, потому что все они были Стронгами и прекрасно знали, что никогда не увидят ни цента из свалившегося на голову Коуди богатства.
Слово, однако, просочилось за пределы группы, и вскоре уже женщины, рассредоточенные по всему дому, оживленно перешептывались, повторяя заветное: “Полмиллиарда”. Мать Коуди, поблекшая чопорная женщина, чье лицо, когда она улыбалась, рассекалось множеством морщин, была шокирована происхождением денег.
– Это новые деньги, – презрительно сказала она дочери. Имелось в виду: новые деньги, нажитые скандальным старым козлом, сменившим трех жен и наплодившим кучу никчемных детей, ни один из которых не окончил престижного университета.
Новые, старые ли, но у младшего поколения женщин семьи Стронг эти деньги вызывали бешеную зависть. Они уже видели реактивные лайнеры, особняки на побережье, феерические приемы на дальних уединенных островах, фонды, учрежденные для племянников и племянниц, а может, и прямые подношения в виде кругленьких сумм наличными.
Деньги подтопили лед, и Стронги демонстрировали теплоту, которой никогда не проявляли в отношении “чужаков”. Невиданные прежде открытость и любовь царили на этом уютном домашнем рождественском сборище.
Во второй половине дня, когда семейство собралось за традиционным праздничным ужином, пошел снег. “Какое восхитительное Рождество!” – загалдели Стронги. А Джина ненавидела их с каждой минутой все сильнее.
Рэмбл провел праздник со своим поверенным, стоившим шестьсот долларов в час, который, впрочем, до поры скрывал счета, как умеют скрывать их только адвокаты.
Тайра, как и Джейни, уехала со своим молодым жиголо куда-то на побережье и там загорала на солнышке без лифчика, а возможно, и без всего остального, ничуть не заботясь о том, чем занимается в это время ее четырнадцатилетний сын.
Адвокат Рэмбла, Йенси, дважды разведенный холостяк, от последнего брака имел сыновей-близняшек, которым исполнилось одиннадцать. Мальчики были блестяще развить для своего возраста; Рэмбл, напротив, чрезвычайно неразвит для своего, поэтому они прекрасно находили общий язык с увлечением играли в видеоигры в спальне, в то время как Йенси в другой комнате смотрел по телевизору футбольный матч.
Его клиент должен был в день совершеннолетия получить пять миллионов, но, учитывая уровень его развития и семейные традиции, этих денег ему хватит даже на меньший срок, чем хватило другим отпрыскам Филана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66