За три недели, проведенные в море, он весь пропитался рыбьим жиром, копотью и соляркой. Когда Айвен наполняет ванну в первый раз, вода становится черной в считанные секунды. Он спускает ее, наполняет ванну заново, и, пока худо-бедно отмывается, вода успевает остыть. Он спускает и ее – на бортах ванны остаются отметки грязи и мыльной пены.
Вытереться нечем, полотенец в ванной не оказывается.
– Айлиш! – звучит громкий раздраженный голос. – Айлиш! Принеси мне полотенце!
Она заходит, держа перед собой развернутое полотенце. Когда он тянется за ним, оно падает из ее рук на мокрый пол.
– Ради бога! – Он наклоняется, чтобы поднять полотенце.
Опустив голову, он не видит, что она держит спрятанным под полотенцем.
Рыболовную сеть. Тонкую ячеистую нейлоновую сеть, которую практически невозможно разорвать.
Она накидывает сеть ему на голову, и синтетическая паутина, ниспадая с макушки, покрывает все его тело, облепляя, словно зеленая чешуя. Он бьется, пытаясь высвободиться, но лишь запутывается сильнее. Переплетения сети, как тюремная решетка, пятнают искаженное яростью лицо. Айлиш уже не просто держит сеть, она стала ее частью, она и есть сеть, живая ловушка. Рожала его детей, породила его смерть. Сильная правая рука убийцы.
– Ты что делаешь, женщина? – орет Айвен. – Какого черта?
В ванную вваливается прятавшийся Крэйг. Обеими руками – одной под лезвием, другой у основания топорища – он держит топор. Айвен в изумлении умолкает, но орет снова, когда Крэйг, перехватив топор поудобнее, заносит его высоко над головой. Удар, еще один – оба приходятся в грудь. На белой, только что вымытой коже, как алые цветы, распускаются кровавые раны.
Айвен валится назад, в ванну. Крэйг вручает топор Айлиш. Даже в ее тонких руках он ощущается легким. Один-единственный точный удар по шее, и голова Айвена отлетает.
Главное сделано, и они торопливо заметают следы. Тело Айвена спрятано в старый сундук, вся ванная комната тщательнейшим образом отмывается от крови. Они трут и трут, пока не немеют руки, отжимая окровавленные тряпки над сливным отверстием. Молекула за молекулой, они стирают его из своей жизни.
С наступлением ночи покончено и с этим. Ванная сияет безупречной чистотой, лезвие топора блестит как новенькое, а одежда, в которой они совершили убийство, спрятана в тот же сундук, что и труп. Там же и его рабочая роба, та, в которой он обыкновенно выходит в море. Следов убийства в доме не остается. И следов Айвена.
Айлиш идет, чтобы поесть с детьми, и рассказывает им, что Айвен отправился в штормовое море. Потом она укладывает их спать.
Тонкий серп луны почти не дает света, и никто не видит, как они, Крэйг впереди, чтобы принять на себя большую часть тяжести, выносят сундук, подтаскивают его к причалу и грузят на "Орку", посудину Айвена. Крэйг добавляет к содержимому сундука собранные на побережье камни – чтобы не всплыл, – прикрепляет к корме "Орки" свою моторную лодку, и они выходят в бурное море, все дальше, за пределы гавани, из-под защиты суши. Все выше вздымаются штормовые волны. Крэйг ведет "Орку" прямо на них, рассекая их носом, ибо знает, что подставить волне надводный борт – значит погубить судно. На вершине каждого гребня они на долю мгновения зависают, как в невесомости, а затем "Орка" ныряет вниз, к подошве волны.
– Это безумие! – кричит Айлиш, но голос ее едва слышен, заглушаемый ревом бури.
На палубе крепко привязанный, чтобы не скользил при качке, неподвижно стоит безразличный ко всему сундук с мертвецом.
Всякий раз, когда "Орку" резко встряхивает после очередного нырка, вода каскадом перехлестывает через планшир. Если Айлиш думает, что это безумие, она чертовски права, только вот пути назад больше нет. Тугие плети брызг неистово хлещут по их лицам, а далеко позади волны с ужасной силой бьются о подножие утеса.
Волна, самая большая, какую только можно вообразить, вздымается над ними: она столь огромна, что заслоняет собой ночное небо. Вода зависает над ними, взирая на них с высоты со злорадной усмешкой. В страхе за свою драгоценную жизнь Крэйг мертвой хваткой вцепляется в штурвал, а Айлиш в поручень.
Волна обрушивается вниз с грохотом и тяжкой силой падающего бетона. Баркас крутит, как щепку, корма гоняется за носом, пока следующая волна, подбросив, не возвращает его на первоначальный курс.
– Давай выбросим сундук! Сейчас самое время!
Айлиш берется за штурвал, а Крэйг, балансируя враскорячку по качающейся палубе, перемещается к поручням и, ловя краткие моменты равновесия, начинает рубить участок палубного ограждения. Удар, второй – он хватается за пиллерс, чтобы не оказаться смытым за борт, – но, переждав, наносит еще три удара. Готово: фрагмент ограждения летит в море.
Крэйг рубит по привязям сундука. Судно кренится на подветренную сторону, сундук начинает скользить и (Крэйг ловко отскакивает в сторону с его пути) соскальзывает в бурлящую воду. Когда он в следующий миг смотрит за борт, сундука уже не видно. Он поглощен голодным морем.
Каждый моряк знает, что море, получив свое, успокаивается. Поворачивая назад, они берут курс навстречу стихающим волнам и все более благожелательному ветру. Они переходят на моторную лодку. Айлиш вычерпывает воду, а Крэйг рубит топором корпус "Орки", проделывая в нем ниже ватерлинии две основательные пробоины.
Покинутый баркас быстро погружается, и Крэйг торопливо отцепляет фалинь, чтобы не пойти на дно вместе с ним. Они ждут, пока "Орка" навсегда исчезнет под водой, а потом запускают мотор и, легко подпрыгивая на угасающих волнах утомленного, выдохшегося и умиротворяющегося моря, спешат к берегу.
* * *
Касси Маккехни, бедная Касси Маккехни. Одаренная вторым зрением, пророческим даром, экстрасенсорными способностями – назовите это как угодно – и приговоренная к тому, что ее считают безумной и пренебрежительно отвергают ее прозрения.
Молча, оба одинаково лишние в этом доме, они дожидаются возвращения Айлиш и Крэйга, расположившись на кухне. Там, где много лет назад приведенная Касси полиция увидела умиротворяющую картину собравшейся вместе семьи.
Впервые за долгие годы он, находясь в этом доме, ощущает себя свободным. Выслушанный им страшный рассказ освобождает его. Айвен не отказался от своего дома и своей жизни в пользу самозванцев. Этот дом принадлежит юноше, ибо он сын и наследник – подлинный король, вернувшийся из изгнания.
Кто может вырвать из вен дурное, проклятое семя?
Айлиш и Крэйг возвращаются на рассвете.
Айлиш моментально узнает Касси и понимает, почему та пришла. Интуитивно она всегда чувствовала, что рано или поздно этот момент настанет: ее кровавая тайна выйдет за стены ванной, поднимется с морского дна. Но даже если это ужасное предчувствие не покидало ее ни на один день, ни на одну минуту, это лишь малая толика подобающего ей воздаяния.
Она подходит к раковине. Крэйг в нерешительности остается у двери.
Вспышка стали в воздухе. Нож исчезает в рубашке Касси, в ее груди. Удивление и мука застывают на лице сумасшедшей, по ткани расползается пятно крови. Крепко ухватив рукоять ножа, Айлиш вырывает его, и в отверстие с чмокающим звуком всасывается воздух – не иначе как заполняя пространство, освобождаемое вытекающей жизнью. Айлиш наносит второй удар, но на сей раз юноша реагирует стремительно. Он перехватывает ее запястье и ударяет об стол. Нож со звоном падает на пол.
Крэйг делает шаг к ним. Юноша успевает нагнуться и поднять нож, а распрямляясь, одновременно разворачивается и вонзает клинок Крэйгу в грудь. Прямо в сердце.
Даже когда нож выхвачен из раны, Крэйг по инерции продолжает движение, но уже не просто вперед, но вперед и вниз. И умирает еще в падении, прежде чем валится на пол.
Крэйг мертв, Касси при смерти. Остались только сын и мать, они вдвоем. Все окружающее обретает необычайную отчетливость и рельефность.
Айлиш стягивает рубашку с плеча, открывая грудь.
– У тебя нет уважения к этому? – спрашивает она, обхватывая грудь рукой. – Ты припадал к ней, сосал ее. Я твоя мать. Я подарила тебе жизнь.
Он колеблется. В этот миг его постигает понимание того, что ему всю жизнь хотелось сделать именно это, но заставить себя осуществить заветное желание не так-то просто.
Острие ножа в его руке окрашено кровью ее любовника. Ее глаза умоляют его отказаться от этого намерения.
Его породил отец. А мать лишь произвела на свет. Она всего-навсего борозда, в которую было посеяно семя Айвена. Без отца нет и не может быть никакого рождения. Айвен – вот кто истинный творец его жизни.
За мольбой Айлиш скрыто глубокое убеждение в том, что юноша не сможет заставить себя убить ее.
Она ошибается. Его порыв слишком силен.
– Не делай этого! Не превращай свою жизнь в стыд и кошмар! – кричит она, видя, что он замахивается, но мощный удар располосовывает ей горло. Такой сильный, такой глубокий, что едва не отсекает ей голову. Последний вопль, который он слышит, когда она падает, – это его собственный крик. Вопль смерти, крик новорожденного. Сына, рожденного вторично в кровавой смерти матери.
Он швыряет тело Айлиш на тело Крэйга. Ее голова болтается, как будто на шарнирах.
В его голове звучит ее голос – ноющий, проклинающий, умоляющий: "Ты отвратительное животное. Ублюдок! Я подарила тебе жизнь, а оказалось, что выносила змею! Вскормила грудью черного аспида".
Он слоняется над упавшим телом, вбирая взглядом цвета ее горла. Розовый – вестибулярных складок, жемчужно-белый – голосовых связок, желтый – гортанного хряща. Он вырывает ее гортань, бросает в мусорное ведро, но, когда нажимает педаль, чертов агрегат выплевывает эту гадость обратно в него. Похоже, убить Айлиш легче, чем окончательно заткнуть ей глотку.
Однако он не теряется, ибо точно знает, что надо делать в этой забрызганной кровью кухне. Он вихрем проносится по дому, переворачивает столы, разбивает картины, ломает стулья, выбрасывает одежду и пожитки на пол, порой увлажняя что-то собственными выделениями. Жизненная сила Айлиш перетекает к нему, возбуждая и заряжая его. Почерпнутая энергия дает ему возможность полностью стереть все следы ее существования, точно так же, как она стерла следы существования Айвена. Но ему не остановиться: он носится по комнатам вверх и вниз, вверх и вниз. Единственное место, которое он оставляет нетронутым, – подвал.
Закончив с домом, он выносит тело Касси, взбирается с ним на вершину утеса и сбрасывает. При падении оно медленно вращается, отскакивает то от одной, то от другой скалы и, наконец, бессильно распластывается на прибрежной полосе, с раскинутыми руками и ногами.
Набегающий прибой лижет его, сначала со скромностью застенчивого влюбленного, а потом все настойчивее и увереннее. Волны ворочают свою добычу, приподнимают ее, с каждым разом подтаскивая все ближе, пока наконец суша не отступается и море не увлекает тело в свои глубины.
Над ним давящим сводом раскинулось ночное небо, с которого свисает тяжелый светильник луны. Остается пара дней до полнолуния, времени, когда притяжение луны вытягивает океанский детрит на берег, помогая морю самоочищаться. Ибо море есть море, оно само себе владыка, и кто сможет осушить его? Драгоценное, как серебро, неистощимое, вечно новое, оно порождает даров больше, чем могут пожать его жнецы, а темно-красные приливы окрашивают их души в цвет крови.
Он идет по дорожке к пляжу. Волны набегают из залива одна за другой, несчетные, подобные табунам лошадей с белыми, пенистыми гривами. Они бросаются ему в ноги и снова отбегают назад по гальке, вскипая приглушенной рябью аплодисментов.
Такова она, вечная, нескончаемая битва, ведущаяся миллионы лет, монотонно повторяясь снова и снова. Ее передний край постоянно смещается, однако остается таким же – местом, где сталкиваются вода и суша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61