Открывается она легко, и с ее высвобождением над плотом устанавливается тент. При этом автоматически включается освещение, и Кейт наконец может толком рассмотреть спасшихся вместе с нею людей. Всего их двенадцать, все в насквозь мокрой, липнущей к телам одежде. Большинство сидит, обхватив руками голени, уткнув подбородок в колени, уставившись в днище.
Когда зажигается свет, только двое из них смотрят на Кейт, причем один тут же отводит взгляд. С другим, однако, дело обстоит иначе. Мужчина в одних трусах таращится на нее с угрюмой свирепостью. Она удерживает его взгляд, и тут происходит нечто неожиданное.
Он вскакивает на ноги и вскидывает руки вверх и вперед, словно становясь в стойку, но атакует не ее. Босой ногой он наносит удар по лампе, разбивает ее, потом следующую, потом еще одну. Порезы, кровь – всего этого он, похоже, не замечает.
Кейт хватает его за плечо.
– Что ты делаешь?
Уже замахиваясь в направлении следующей лампы, он поворачивается и плюет ей в лицо. Еще одна женщина встает и кричит ему:
– Какого черта ты делаешь?
Человек делает широкий, размашистый жест рукой.
– Этот ужас. Не хочу видеть этот ужас. Не хочу видеть его.
Кейт стирает плевок со щеки, вскакивает на ноги и, бесцеремонно захватив шею мужчины локтем, оттаскивает его назад и шипит ему в ухо:
– Как спасатели найдут нас, если ты расколотишь все лампочки, а?
Он наносит резкий удар локтем назад, целя ей под дых, но она слишком быстра для него. Выпустив его шею, Кейт смещается в сторону, так его удар приходится в пустоту, а сама она, продолжая то же движение с разворотом, оказывается перед ним и бьет его в пах. Хрюкнув, мужчина падает за борт, где поднявшаяся волна мягко уносит его в море.
Кейт опускается на колени, готовая втащить его обратно, но он уже исчез. Она оборачивается и смотрит по сторонам. Никто ничего не говорит. Женщина, которая поддержала ее, пожимает плечами.
– Ну, ребята, – говорит Кейт. – Придвигайтесь поближе друг к другу. Тепло тела – это практически все, что нам осталось. После того, что мы все пережили и преодолели, было бы большой глупостью просто взять и замерзнуть.
Она обходит плот, сбивая людей вместе в тесный кружок, так, чтобы каждый имел соседей с обеих сторон. Некоторые подтягиваются сами, но большинство пребывает в шоке.
Некоторое время люди жмутся друг к другу, но потом кружок распадается. Кто-то отключается, кого-то качка отбрасывает к краю плота. Время от времени на плот набегает большая волна, и всякий раз после того, как она схлынет, Кейт то видит лицо, которого не видела раньше, то не видит того, которое, в чем она уверена, только что видела. Впечатление такое, будто море тасует людей на дрейфующем плоту, как карты, подбрасывая одних и забирая других. Кому-то выпадает жизнь, кому-то смерть.
Женщина на спасательной лестнице и Кейт, с силой пинающая ее ногой по белой руке, женщина, выпускающая трап, падающая в море и исчезающая под водой.
Остальные? Что случилось с остальными?
Алекс спрыгнул вместе с ней, он молод и силен, с ним все будет в порядке.
А как насчет Синклера, маленького, аккуратного человека в сером костюме, который в эти последние несколько лет относился к ней как родной отец? Неужели и его страх парализовал и лишил воли к выживанию, как тех пожилых людей, которые расступались, пропуская Кейт и Алекса?
Нет, пожалуйста, нет. Пусть Синклер выберется!
А этот неприятный малый Джейсон, с маслянистыми губами и дурным запахом изо рта, так и норовивший прикоснуться к ней при каждом удобном случае? Выжил ли он?
Кейт видела в воде множество тел и прекрасно понимает, что ничуть не меньше осталось внутри парома. Исходя из теории вероятности следует предположить, что не всем абердинским любителям удалось спастись. Может быть, лишь немногим.
Не исключено, что ей одной.
Если бы ей предоставили право выбрать – скажем, спасти четверых из них, кого бы она предпочла? Кого бы ей больше всего хотелось увидеть живым?
Синклера, наверняка. Синклера и Алекса. Кого еще?
"Нет. Такие размышления могут завести невесть куда. Прекрати!"
Между тем шторм начинает стихать. Ветер ослабевает, волнение успокаивается, и Кейт понимает, что гибель ей не грозит. Во всяком случае сегодня.
К тому времени, когда над самыми волнами начинает кружить спасательный вертолет, небо меняет цвет с черного на темно-синий. Спасатель-ныряльщик приседает в проеме кабины, а потом солдатиком спрыгивает с высоты нескольких футов в море. Набежавшая волна скрывает его из виду, и в следующий раз он появляется уже на полпути к плоту. Снова волна, а потом этот ангел в сером гидрокостюме уже взбирается на борт.
Вертолет зависает прямо над головой, и тяга его винтов делает поверхность воды плоской. Протянув руку над головой Кейт, спасатель принимает спущенную с вертолета амуницию и надежно закрепляет на Кейт ремни. Он болтается в упряжи, словно кусок мяса, но важно не это, а то, что ее подтягивают наверх, прочь от этого ада.
Крепкие руки подхватывают ее, помогая преодолеть последние несколько футов, и она, с усталым, мокрым хлопком, опускается на пол вертолета. Кто-то набрасывает на ее плечи спасательное термоодеяло, и рядом с ней присаживается на корточки человек в летном комбинезоне. В руках у него блокнот.
– Как вас зовут, красавица?
У него сильный шотландский акцент, а на подбородке топорщится рыжеватая щетина. Надо думать, его, как и многих других, вытащили из постели на рассвете, и побриться у него времени уже не было. Ей хочется обнять его и поблагодарить за спасение, но вместо этого она прокашливается и отвечает:
– Кейт Бошам.
– Где вы?
– Что?
– Где вы? Просто скажите, где вы находитесь.
– Я в вертолете.
– Хорошо. Какой сегодня день?
– Почему вы спрашиваете об этом?
– Пожалуйста, ответьте. Мне нужно знать, не получили ли вы травмы.
– Нет. Со мной все в порядке.
– Какой сегодня день?
Она вздыхает.
– Понедельник, наверное. Утро понедельника.
– И что только что произошло?
– Что вы имеете в виду?
– Что произошло с вами в последние пять минут?
– О боже. Как в начальной школе. Я сидела на плоту, а потом появились вы, ребята, и затащили меня сюда. Вот что произошло, разве нет?
– Спасибо.
Он ставит галочки в четырех колонках в своем блокноте и записывает "А/О X 4" в пятой.
– Что это значит? – спрашивает она.
– Четвертый уровень самосознания и ориентации. Это значит, что вы знаете, кто вы, где вы, какое сейчас время и что произошло.
– А разве это не все знают?
– Нет. Существует градация, от четвертого уровня до нулевого.
– А что значит "нулевой уровень"?
– Примерно то, что вы осознаете факт собственного существования. Ничего больше.
– Если с вами случилось такое, у вас крупные неприятности, верно?
Он улыбается.
– Верно.
– Куда мы направляемся?
– В Абердин.
В дверях вертолета снова появляется подъемная упряжь. Следующего спасенного затаскивают внутрь, и человек с блокнотом задает те же вопросы во второй раз. Кейт забивается в угол, мечтая лишь о том, чтобы все поскорее закончилось.
Слава богу, теперь ответственность взял на себя кто-то другой. Ей больше нет необходимости быть сильной.
Вертолет доставляет их в пустой ангар на берегу гавани Абердина. Он огромный, похож на пещеру, холодный – но Кейт воспринимает его чуть ли не как самое радующее глаз помещение, какое может припомнить. Часы на стене показывают десять минут шестого, и мягкий утренний свет фильтруется сквозь пластины бледного пластика, вставленные в гофрированную железную крышу.
Кейт устраивается на полу, и ей дают миску горячего супа. Она ест маленькими глотками, давая супу возможность постепенно согреть ее. При каждом ее движении термоодеяло издает громкий треск.
Уцелевшие заходят в ангар группами, как гости на вечеринку. При появлении каждой такой группы Кейт поднимает глаза в надежде увидеть Синклера, Алекса, хоть кого-то из своей труппы. Никаких признаков.
Женщина средних лет в джинсах и мокасинах подходит к ней, чтобы уточнить некоторые детали.
– Мы доставим вас в больницу, просто для осмотра, – говорит она. – Извините за то, что это затянулось так надолго, но, думаю, вы поймете, что мы вынуждены были определять приоритеты, а среди спасенных есть те, кому медицинская помощь нужна куда больше, чем вам. Если вы выйдете из двери и повернете налево, то найдете минивэн, который ждет на углу.
Кейт выходит из ангара. Ветер бросает ей в лицо песок, а над головой маячат желтые стрелы портовых кранов, и, как авиалайнеры, накручивают повторяющиеся круги чайки. Земля здесь основательно запятнана птичьим пометом и усеяна поблескивающими зелеными осколками разбитых пивных бутылок.
Кейт тяжело опускается на заднее сиденье минивэна и ждет минут десять, пока салон заполняется. Зашедший водитель окидывает пассажиров взглядом, в котором смешиваются сочувствие и смущение, закрывает дверь и запускает мотор. Он едет мимо нескольких рядов трейлеров, тормозит, пропуская пересекающий его путь автопогрузчик, после чего сворачивает на главную дорогу и едет по территории порта. Гранитные здания вспыхивают блеском, когда лучи восходящего солнца падают на вкрапления полевого шпата.
В королевской лечебнице творится сущее вавилонское столпотворение. При обычных обстоятельствах приемный покой отделений несчастных случаев и катастроф способен вместить человек тридцать, да и то если их как следует утрамбовать. Сегодня народу как минимум в три раза больше, и еще дюжина втискивается в маленькую, примыкающую к приемному покою курилку. Электронное табло с указанием среднего времени ожидания отключено, а по коридорам устремляются пересекающиеся, разноцветные потоки снующих туда-сюда сотрудников. Врачи в зеленом, сестры в бирюзовом, темно-синий для рентгенологов. Одна медсестра задерживается возле Кейт для предварительного осмотра.
– Вам что-нибудь нужно? – спрашивает она.
– Кроме возможности прожить эти последние несколько часов по-другому?
Сестра неуверенно улыбается и снова исчезает в чреве госпиталя.
В приемном покое находится один-единственный таксофон. Женщина рыдает в трубку, и тот, кто находится на другом конце, похоже, мало что понимает. Кейт подходит и забирает у нее телефон.
– С вашей подругой все в порядке, – говорит она в трубку и заканчивает звонок.
Женщина слишком поражена, чтобы возразить.
– Телефон нужен не вам одной, – говорит Кейт, набирая номер "100".
– Оператор, слушаю вас.
– Я бы хотела сделать звонок за счет вызываемого.
Она называет номера своей тети Бронах и телефона, с которого звонит.
– Соединяю.
В трубке слышатся долгие гудки. Кейт представляет себе Бронах, нашаривающую в темноте трубку.
– Четыре два пять девять, – произносит сонным голосом Бронах.
– Служба оператора, вы примете звонок за ваш счет по местной таксе?
– Валяйте, приму.
– Бронах, это я. Так вышло... Господи, Бронах, я...
– Что, Кейт? Что такое? Где ты?
– В королевской лечебнице.
– Спозаранку? Что случилось?
– Паром затонул.
Кейт слышит, как тетушка резко вбирает воздух.
– Господи помилуй!
– Я в порядке. Я хочу сказать – я здесь. Я жива. Как Лео?
– С ним все прекрасно. Я сейчас за тобой приеду.
– Нет. Мне придется пробыть здесь некоторое время. Я позвонила на тот случай, если ты увидела это в новостях.
– О господи, Кейт, бедняжка. Насколько это было серьезно? Вы все выбрались?
– Это было ужасно. Погибших, наверное, не одна сотня. И про всех наших я ничего не знаю.
– Кейт, я просто не знаю, что и сказать.
– Не говори ничего. Особенно Лео. Я приеду как только смогу.
– Но, Кейт...
– Все, я кладу трубку. Телефон нужен многим другим. До встречи.
Кейт кладет трубку и устало опускается на пол, обретая некоторое успокоение в контакте с надежной, твердой почвой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61