Сначала Хэнк Фишер, потом Дора, теперь вот Елена Картрайт…
– Ты не забыл о Бакстере?
– Как я мог забыть о Бакстере? Если помнишь, мне заплатили за то, чтобы я его нашел.
– Есть что-нибудь новенькое в этом плане? Я снова скрестил пальцы.
– Ничего!
– Не забудь поставить меня в известность, если что-нибудь обнаружишь, – попросил он фальшиво-ласковым голосом. – Забывчивость может и в самом деле плохо для тебя обернуться – ты лишишься права работать в этом штате.
Он с грохотом бросил трубку, я же аккуратно положил свою на рычаг.
Крамер метнул на меня взгляд и умоляюще закатил глаза к потолку. Я начал рассказывать ему о лейтенанте Дине, но он прервал меня с выражением ужаса на лице, воздев руки к небу:
– Лучше ничего не говори мне, не хочу слушать! Он поднял с пола свои клюшки.
– Но, Пол…
Он взмахнул рукой, приказывая мне замолчать.
– Я не знаю, что ты делаешь, и не хочу знать. Ты совершенно самостоятелен, – сказал он. – Я знаю только то, что собираюсь играть в гольф. И я буду играть в гольф до тех пор, пока либо ты не закончишь это дело, либо тебя не отправят в места не столь отдаленные. Не имеет значения, что именно произойдет, хотя лично я предпочитаю для тебя последнее.
– Вы хотите послать мне открытку? – поинтересовался я.
– Только с уведомлением об отставке! – рявкнул он, выходя из кабинета.
Несколько секунд спустя в дверь постучали и появилась голова Пэт. Она сделала несколько шагов и остановилась перед столом, не сводя с меня глаз.
– В твоей походке, лапочка, есть что-то такое… – с восхищением сказал я. – Ты покачиваешься!
– Если это не прозвучит бестактно, – холодно прореагировала она, – я хотела бы знать, что вообще здесь происходит? Мистер Крамер только что вылетел из конторы, будто за ним гнался по пятам налоговый инспектор.
– Вероятно, так оно и было, – предположил я. – Судя по тому, что мистер Крамер вот уже много лет недоплачивает мне, он наверняка скопил приличное состояние и, вероятно, не включил его сумму в налоговую декларацию. Как иначе он мог бы позволить себе все эти клюшки для гольфа, которыми набит его портфель? Кому нужны шестьдесят разных клюшек, чтобы побегать между восемнадцатью лунками?
– Извините за любопытство, – холодно произнесла Пэт. – Я бросилась за шефом, чтобы узнать, когда он вернется. Он сказал, что никогда и что надо говорить всем, кто позвонит, будто он уехал на Аляску, чтобы скрыться от зимы. Он что, сошел с ума?
– Ничего подобного! – заверил я ее. – Он просто слегка сдвинулся, но это пройдет… Или станет еще хуже.
Она задумалась, и это было ошибкой с ее стороны, потому что если попытаешься найти во всем какой-то смысл, то можно сойти с ума. А когда это случается – очень трудно вернуться в нормальное состояние. Впрочем.., стоит спросить у Крамера.
– Кажется, я сдаюсь, – сказала Пэт. – Я просто сяду за стол и каждый раз, как зазвонит телефон, буду начинать печатать – как вы думаете, это будет нормально?
– Это не только будет нормально, но в целом соответствует обшей ситуации, – вынес я свой вердикт. – Если тебе нужно напечатать какие-то письма, можешь просто передать их по телефону стенографистке.
– Очень хорошо, – сказала она. – А если зайдет какой-нибудь посетитель, я просто нагавкаю на него. Так?
– Постарайся это делать как можно естественнее! Может быть, тебе бросят печенье! – с энтузиазмом поддержал я ее идею.
– Гав-гав! – сказала Пэт и вышла.
Оставшись в конторе, я пробездельничал все утро. Было около половины второго, когда зазвонил телефон, и мне пришлось поднять трубку. Пэт пошла перехватить пару сухариков и соединила телефон напрямую с кабинетом Крамера.
– С каких это пор ты заболел ларингитом? – поинтересовался я. – Говори погромче, приятель. Будет лучше, если я услышу то, что ты говоришь.
– Я не могу громко говорить, Макс. Мы в офисе Хэкета. Джо собирается подключить свой телефон к остальным. Не клади трубку некоторое время. Пока.
На линии наступила тишина, но связь не прервалась. Я слышал какие-то слабые щелчки, наконец голос Тома появился снова.
– Ну как? – спросил он. – Да.., просто проверка. Теперь телефон в порядке.
Я услышал, как вдалеке кто-то громко сказал:
– Почему бы вам, ребята, не налаживать телефоны после того, как закончится рабочий день?
Я тихонько положил трубку, сел и стал дожидаться Джо и Тома.
Они появились где-то через час, широко улыбаясь.
– Мы сделали оба, – сказал Фарлей. – Все! Теперь Джо нужно только подсоединиться к нашему коммутатору – и полный порядок.
– Отлично, – одобрил я.
– И нам нужен магнитофон, – сказал Бакстер. – Но я это уладил, подумав, что вы не будете против. Он появится совсем скоро.
Он сказал правду: через каких-нибудь пять минут пришел парень с магнитофоном.
– Кто здесь босс? – спросил он.
– Я, – неуверенно сказал я. – По крайней мере…
– Решай скорее, приятель! – нетерпеливо сказал он. В руке он держал полоску розовой бумаги. Я оторвал ее и написал свое имя.
В половине седьмого Бакстер уже подсоединил микрофон к коммутатору, из которого тянулся шнур к магнитофону.
– Мы можем держать его включенным двадцать четыре часа в сутки, – сказал он. – Что бы Хэкет ни сказал – дома или в конторе, – все будет записано на пленку.
– Знаешь, – развеселился я, – это просто замечательная идея!
Рано утром следующего дня – во всяком случае, достаточно рано – мы с Бакстером подъехали к зданию, где находилась контора Хэкета.
– Контора на тринадцатом этаже, – вспомнил я тотчас. – В связи с чем могут возникнуть кое-какие проблемы.
– Например? – поинтересовался Бакстер.
– Давай посмотрим, – сказал я. – Вон то здание расположено прямо напротив, и оно достаточно высокое, чтобы можно было оказаться на одном уровне с кабинетом Хэкета. Я хочу еще кое-что увидеть!
Я вышел из машины и направился ко входу в здание. Джо последовал за мной. Мы поднялись на лифте на тринадцатый этаж и, пройдя несколько ярдов по коридору, остановились перед дверью, на которой золотыми буквами было написано: “ИЗДАТЕЛЬСТВО ДЖОУНСА. ДЕШЕВЫЕ РОМАНЫ”. Надпись маленькими буквами под ней гласила: “Входите, пожалуйста”. Поскольку мы в любом случае собирались это сделать, то с готовностью приняли приглашение.
За письменным столом сидела блондинка, со скучающим видом нажимая на клавиши пишущей машинки. На ней была так называемая крестьянская блуза свободного покроя, хотя содержимое ее явно не предназначалось для низших классов.
Она радостно улыбнулась и вежливо спросила, что нам нужно.
Нахмурив брови, я посмотрел на нее.
– Полиция, – пришлось представиться мне. Это произвело должное впечатление: она немедленно отодвинула стул.
– Да, сэр. Я тотчас же доложу мистеру Джоунсу. Она встала и помчалась к внутренней двери с надписью: “Посторонним вход воспрещен”. Нельзя было сказать наверняка, в какую сторону она покачивалась более восхитительно и эффектно – то ли вперед, то ли назад. Она просунула голову в дверь и что-то тихо там сказала. Потом повернулась к нам и жестом пригласила войти.
Маленький лысеющий человек в кабинете выглядел так, словно унаследовал язву желудка от своего отца и деда как часть бизнеса. Он определенно не относился к тем людям, у которых она развивается по собственной инициативе.
– Лейтенант Дин из департамента полиции! – представился я, не моргнув глазом.
– Садитесь, садитесь, – нервно пригласил человечек. – Чем могу помочь, джентльмены?
– Мне хотелось бы посмотреть из вашего окна, – ровным голосом произнес я.
Он вылупил от удивления глаза и начал судорожно перебирать бумаги на столе.
– Вы.., вы хотите сказать, – запинаясь, проговорил он, – что вы хотите выглянуть из окна?
– У вас запрещено выглядывать из окон? – в свою очередь удивился я.
– Н-н-нет! – будто подавился он. – Пожалуйста, лейтенант! Это.., достаточно большое окно – подходите и смотрите!
– Спасибо – Я подошел к нему.
Вид из комнаты Хэкета оказался весьма эффектный. Мне удалось запомнить из внешнего вида здания ровно столько, сколько было необходимо, – то есть все, что касалось окон. У Хэкета они были алюминиевые, с поднимающимися вверх рамами, и большие смежные комнаты его личного кабинета были открыты навстречу утреннему солнцу. А для того, что мною было задумано, открытые окна имели весьма существенное значение.
Чтобы дать понять редактору, что я не такой уж сумасшедший, каким могу показаться, я начал тщательно осматривать рамы.
Наконец я обернулся.
– Я так и думал, – мрачно произнес я. – В здании термиты.
Было бы трудно определить, кто из них удивился больше – Бакстер или редактор. Бакстер нахмурился, а редактор открыл рот так, что стало видно основание его языка.
– Термиты! – горестно повторил я. – Об этом нужно непременно сообщить в департамент здравоохранения. Но, полагаю, вы знаете, мистер!..
– Джоунс, – с трудом выдавил он. – Эммануэль Джоунс!
– Мистер Джоунс, – продолжал я. – Конечно, это всего лишь обычная проверка. Иногда мы делаем это сами, а иногда докладываем в департамент здравоохранения. Спасибо, мистер Джоунс. До свидания!
Я чопорно, не спеша направился к двери и открыл ее. Потом обернулся к Эммануэлю Джоунсу, приподнял шляпу и подумал, что его язва после нашего визита моментально спровоцировала еще несколько маленьких язвочек.
Он так и остался стоять, ошарашенно глядя нам вслед. Я пропустил Бакстера вперед и закрыл дверь.
– Термиты! – сказал я блондинке, проходя через приемную.
И только когда мы снова оказались в машине, Бакстер заговорил.
– Ничего не понимаю! – Он обрел наконец дар речи.
Я ухмыльнулся.
– Термиты! – сказал я ему.
– Что?
Бакстер тупо уставился на меня. Я завел мотор и вырулил в поток движения.
– Посмотри на это вот с какой точки зрения, Джо, – сказал я. – Когда у нас будет продублированная пленка на Хэкета, как мы с ней поступим?
– Ну, мы…
– Вот именно! – сказал я. – Мы возьмем его за горло. Напугаем его так, что он сломается. Особенно когда узнает, что у меня есть пленка, которая была предназначена для того, чтобы шантажировать выдающегося члена общества. Как ты думаешь, что он сделает?
– Назовет пленку фальшивкой и выбросит тебя с тринадцатого этажа, – жизнерадостно изрек он. – Из окна!
– Вот именно! –Но когда мы заявимся к Хэкету с фальшивой пленкой, нам придется записать еще и этот разговор – точнее, его ответ. Ты согласен?
– Согласен ли я?
– Фальшивая пленка никогда не пройдет в суде как улика, – продолжал я. – Только не по делу о шантаже. Но если я сумею пришить Хэкету убийство Елены Картрайт, когда его бдительность будет усыплена делом о пленке-… – Я замолчал, потом с усмешкой заметил:
– Но у меня есть предложение. Мы могли бы снять трубку его телефона и записать все на пленку у нас в конторе. Но ты знаешь о звуках высокой частоты больше меня – подскажи мне другой способ!
Бакстер вдруг улыбнулся и хлопнул себя по коленям.
– Понял!
– Так объясни и мне! – попросил я.
– В конторе напротив завелись термиты, – сказал он. – Теперь я понимаю, что к чему. Так вот зачем ты так внимательно осматривал окна конторы Хэкета!
– Смышленый, однако, парень! – без тени удивления отметил я.
– Если одно из окон открыто, – продолжал Бакстер, – это можно сделать. Черт возьми, это можно сделать очень просто! Если в конторе через улицу окажется электретный микрофон, голос Амоса Хэкета будет звучать так, словно он кричит в мегафон!
– Я уже говорил тебе, Джо, что ты смышленый парень?
Мы вернулись в контору. Фарлей сидел около магнитофона, а Пэт – около него. На столе лежали пять катушек. Том сказал, что там записаны разговоры Хэкета.
Я подумал, что, наверное, такому молчаливому человеку, как Хэкет, нелегко говорить в течение целого дня.
– Прокрути-ка немножко, а? – попросил я.
– Конечно, – с готовностью ответил Бакстер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Ты не забыл о Бакстере?
– Как я мог забыть о Бакстере? Если помнишь, мне заплатили за то, чтобы я его нашел.
– Есть что-нибудь новенькое в этом плане? Я снова скрестил пальцы.
– Ничего!
– Не забудь поставить меня в известность, если что-нибудь обнаружишь, – попросил он фальшиво-ласковым голосом. – Забывчивость может и в самом деле плохо для тебя обернуться – ты лишишься права работать в этом штате.
Он с грохотом бросил трубку, я же аккуратно положил свою на рычаг.
Крамер метнул на меня взгляд и умоляюще закатил глаза к потолку. Я начал рассказывать ему о лейтенанте Дине, но он прервал меня с выражением ужаса на лице, воздев руки к небу:
– Лучше ничего не говори мне, не хочу слушать! Он поднял с пола свои клюшки.
– Но, Пол…
Он взмахнул рукой, приказывая мне замолчать.
– Я не знаю, что ты делаешь, и не хочу знать. Ты совершенно самостоятелен, – сказал он. – Я знаю только то, что собираюсь играть в гольф. И я буду играть в гольф до тех пор, пока либо ты не закончишь это дело, либо тебя не отправят в места не столь отдаленные. Не имеет значения, что именно произойдет, хотя лично я предпочитаю для тебя последнее.
– Вы хотите послать мне открытку? – поинтересовался я.
– Только с уведомлением об отставке! – рявкнул он, выходя из кабинета.
Несколько секунд спустя в дверь постучали и появилась голова Пэт. Она сделала несколько шагов и остановилась перед столом, не сводя с меня глаз.
– В твоей походке, лапочка, есть что-то такое… – с восхищением сказал я. – Ты покачиваешься!
– Если это не прозвучит бестактно, – холодно прореагировала она, – я хотела бы знать, что вообще здесь происходит? Мистер Крамер только что вылетел из конторы, будто за ним гнался по пятам налоговый инспектор.
– Вероятно, так оно и было, – предположил я. – Судя по тому, что мистер Крамер вот уже много лет недоплачивает мне, он наверняка скопил приличное состояние и, вероятно, не включил его сумму в налоговую декларацию. Как иначе он мог бы позволить себе все эти клюшки для гольфа, которыми набит его портфель? Кому нужны шестьдесят разных клюшек, чтобы побегать между восемнадцатью лунками?
– Извините за любопытство, – холодно произнесла Пэт. – Я бросилась за шефом, чтобы узнать, когда он вернется. Он сказал, что никогда и что надо говорить всем, кто позвонит, будто он уехал на Аляску, чтобы скрыться от зимы. Он что, сошел с ума?
– Ничего подобного! – заверил я ее. – Он просто слегка сдвинулся, но это пройдет… Или станет еще хуже.
Она задумалась, и это было ошибкой с ее стороны, потому что если попытаешься найти во всем какой-то смысл, то можно сойти с ума. А когда это случается – очень трудно вернуться в нормальное состояние. Впрочем.., стоит спросить у Крамера.
– Кажется, я сдаюсь, – сказала Пэт. – Я просто сяду за стол и каждый раз, как зазвонит телефон, буду начинать печатать – как вы думаете, это будет нормально?
– Это не только будет нормально, но в целом соответствует обшей ситуации, – вынес я свой вердикт. – Если тебе нужно напечатать какие-то письма, можешь просто передать их по телефону стенографистке.
– Очень хорошо, – сказала она. – А если зайдет какой-нибудь посетитель, я просто нагавкаю на него. Так?
– Постарайся это делать как можно естественнее! Может быть, тебе бросят печенье! – с энтузиазмом поддержал я ее идею.
– Гав-гав! – сказала Пэт и вышла.
Оставшись в конторе, я пробездельничал все утро. Было около половины второго, когда зазвонил телефон, и мне пришлось поднять трубку. Пэт пошла перехватить пару сухариков и соединила телефон напрямую с кабинетом Крамера.
– С каких это пор ты заболел ларингитом? – поинтересовался я. – Говори погромче, приятель. Будет лучше, если я услышу то, что ты говоришь.
– Я не могу громко говорить, Макс. Мы в офисе Хэкета. Джо собирается подключить свой телефон к остальным. Не клади трубку некоторое время. Пока.
На линии наступила тишина, но связь не прервалась. Я слышал какие-то слабые щелчки, наконец голос Тома появился снова.
– Ну как? – спросил он. – Да.., просто проверка. Теперь телефон в порядке.
Я услышал, как вдалеке кто-то громко сказал:
– Почему бы вам, ребята, не налаживать телефоны после того, как закончится рабочий день?
Я тихонько положил трубку, сел и стал дожидаться Джо и Тома.
Они появились где-то через час, широко улыбаясь.
– Мы сделали оба, – сказал Фарлей. – Все! Теперь Джо нужно только подсоединиться к нашему коммутатору – и полный порядок.
– Отлично, – одобрил я.
– И нам нужен магнитофон, – сказал Бакстер. – Но я это уладил, подумав, что вы не будете против. Он появится совсем скоро.
Он сказал правду: через каких-нибудь пять минут пришел парень с магнитофоном.
– Кто здесь босс? – спросил он.
– Я, – неуверенно сказал я. – По крайней мере…
– Решай скорее, приятель! – нетерпеливо сказал он. В руке он держал полоску розовой бумаги. Я оторвал ее и написал свое имя.
В половине седьмого Бакстер уже подсоединил микрофон к коммутатору, из которого тянулся шнур к магнитофону.
– Мы можем держать его включенным двадцать четыре часа в сутки, – сказал он. – Что бы Хэкет ни сказал – дома или в конторе, – все будет записано на пленку.
– Знаешь, – развеселился я, – это просто замечательная идея!
Рано утром следующего дня – во всяком случае, достаточно рано – мы с Бакстером подъехали к зданию, где находилась контора Хэкета.
– Контора на тринадцатом этаже, – вспомнил я тотчас. – В связи с чем могут возникнуть кое-какие проблемы.
– Например? – поинтересовался Бакстер.
– Давай посмотрим, – сказал я. – Вон то здание расположено прямо напротив, и оно достаточно высокое, чтобы можно было оказаться на одном уровне с кабинетом Хэкета. Я хочу еще кое-что увидеть!
Я вышел из машины и направился ко входу в здание. Джо последовал за мной. Мы поднялись на лифте на тринадцатый этаж и, пройдя несколько ярдов по коридору, остановились перед дверью, на которой золотыми буквами было написано: “ИЗДАТЕЛЬСТВО ДЖОУНСА. ДЕШЕВЫЕ РОМАНЫ”. Надпись маленькими буквами под ней гласила: “Входите, пожалуйста”. Поскольку мы в любом случае собирались это сделать, то с готовностью приняли приглашение.
За письменным столом сидела блондинка, со скучающим видом нажимая на клавиши пишущей машинки. На ней была так называемая крестьянская блуза свободного покроя, хотя содержимое ее явно не предназначалось для низших классов.
Она радостно улыбнулась и вежливо спросила, что нам нужно.
Нахмурив брови, я посмотрел на нее.
– Полиция, – пришлось представиться мне. Это произвело должное впечатление: она немедленно отодвинула стул.
– Да, сэр. Я тотчас же доложу мистеру Джоунсу. Она встала и помчалась к внутренней двери с надписью: “Посторонним вход воспрещен”. Нельзя было сказать наверняка, в какую сторону она покачивалась более восхитительно и эффектно – то ли вперед, то ли назад. Она просунула голову в дверь и что-то тихо там сказала. Потом повернулась к нам и жестом пригласила войти.
Маленький лысеющий человек в кабинете выглядел так, словно унаследовал язву желудка от своего отца и деда как часть бизнеса. Он определенно не относился к тем людям, у которых она развивается по собственной инициативе.
– Лейтенант Дин из департамента полиции! – представился я, не моргнув глазом.
– Садитесь, садитесь, – нервно пригласил человечек. – Чем могу помочь, джентльмены?
– Мне хотелось бы посмотреть из вашего окна, – ровным голосом произнес я.
Он вылупил от удивления глаза и начал судорожно перебирать бумаги на столе.
– Вы.., вы хотите сказать, – запинаясь, проговорил он, – что вы хотите выглянуть из окна?
– У вас запрещено выглядывать из окон? – в свою очередь удивился я.
– Н-н-нет! – будто подавился он. – Пожалуйста, лейтенант! Это.., достаточно большое окно – подходите и смотрите!
– Спасибо – Я подошел к нему.
Вид из комнаты Хэкета оказался весьма эффектный. Мне удалось запомнить из внешнего вида здания ровно столько, сколько было необходимо, – то есть все, что касалось окон. У Хэкета они были алюминиевые, с поднимающимися вверх рамами, и большие смежные комнаты его личного кабинета были открыты навстречу утреннему солнцу. А для того, что мною было задумано, открытые окна имели весьма существенное значение.
Чтобы дать понять редактору, что я не такой уж сумасшедший, каким могу показаться, я начал тщательно осматривать рамы.
Наконец я обернулся.
– Я так и думал, – мрачно произнес я. – В здании термиты.
Было бы трудно определить, кто из них удивился больше – Бакстер или редактор. Бакстер нахмурился, а редактор открыл рот так, что стало видно основание его языка.
– Термиты! – горестно повторил я. – Об этом нужно непременно сообщить в департамент здравоохранения. Но, полагаю, вы знаете, мистер!..
– Джоунс, – с трудом выдавил он. – Эммануэль Джоунс!
– Мистер Джоунс, – продолжал я. – Конечно, это всего лишь обычная проверка. Иногда мы делаем это сами, а иногда докладываем в департамент здравоохранения. Спасибо, мистер Джоунс. До свидания!
Я чопорно, не спеша направился к двери и открыл ее. Потом обернулся к Эммануэлю Джоунсу, приподнял шляпу и подумал, что его язва после нашего визита моментально спровоцировала еще несколько маленьких язвочек.
Он так и остался стоять, ошарашенно глядя нам вслед. Я пропустил Бакстера вперед и закрыл дверь.
– Термиты! – сказал я блондинке, проходя через приемную.
И только когда мы снова оказались в машине, Бакстер заговорил.
– Ничего не понимаю! – Он обрел наконец дар речи.
Я ухмыльнулся.
– Термиты! – сказал я ему.
– Что?
Бакстер тупо уставился на меня. Я завел мотор и вырулил в поток движения.
– Посмотри на это вот с какой точки зрения, Джо, – сказал я. – Когда у нас будет продублированная пленка на Хэкета, как мы с ней поступим?
– Ну, мы…
– Вот именно! – сказал я. – Мы возьмем его за горло. Напугаем его так, что он сломается. Особенно когда узнает, что у меня есть пленка, которая была предназначена для того, чтобы шантажировать выдающегося члена общества. Как ты думаешь, что он сделает?
– Назовет пленку фальшивкой и выбросит тебя с тринадцатого этажа, – жизнерадостно изрек он. – Из окна!
– Вот именно! –Но когда мы заявимся к Хэкету с фальшивой пленкой, нам придется записать еще и этот разговор – точнее, его ответ. Ты согласен?
– Согласен ли я?
– Фальшивая пленка никогда не пройдет в суде как улика, – продолжал я. – Только не по делу о шантаже. Но если я сумею пришить Хэкету убийство Елены Картрайт, когда его бдительность будет усыплена делом о пленке-… – Я замолчал, потом с усмешкой заметил:
– Но у меня есть предложение. Мы могли бы снять трубку его телефона и записать все на пленку у нас в конторе. Но ты знаешь о звуках высокой частоты больше меня – подскажи мне другой способ!
Бакстер вдруг улыбнулся и хлопнул себя по коленям.
– Понял!
– Так объясни и мне! – попросил я.
– В конторе напротив завелись термиты, – сказал он. – Теперь я понимаю, что к чему. Так вот зачем ты так внимательно осматривал окна конторы Хэкета!
– Смышленый, однако, парень! – без тени удивления отметил я.
– Если одно из окон открыто, – продолжал Бакстер, – это можно сделать. Черт возьми, это можно сделать очень просто! Если в конторе через улицу окажется электретный микрофон, голос Амоса Хэкета будет звучать так, словно он кричит в мегафон!
– Я уже говорил тебе, Джо, что ты смышленый парень?
Мы вернулись в контору. Фарлей сидел около магнитофона, а Пэт – около него. На столе лежали пять катушек. Том сказал, что там записаны разговоры Хэкета.
Я подумал, что, наверное, такому молчаливому человеку, как Хэкет, нелегко говорить в течение целого дня.
– Прокрути-ка немножко, а? – попросил я.
– Конечно, – с готовностью ответил Бакстер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22