Многие из них в прошлом нацисты, вырвавшиеся из сетей Нюрнберга, присвоившие чужие деньги, скрывающие свои подлинные имена. Естественно, такие люди будут держаться вместе.
— Естественно, — сказал бразилец. — Но вы можете подумать, что после стольких лет они ассимилировались.
— Отчего же? Вы же знаете нашу страну, работаете в Нью-Йорке. Сходите в Нижний Манхэттен на Восточную сторону, на Малберри-стрит, в Бронкс. Колонии итальянцев, поляков, евреев. Они живут там десятилетиями. А вы говорите о двадцати пяти-тридцати годах. Это не много.
— Конечно, можно сравнивать, но это не то же самое, поверьте мне. Люди в Нью-Йорке общаются открыто, они демонстрируют свою принадлежность к тем или иным корням. В Бразилии все по-другому. Немцы делают вид, что они ассимилировались, но это не так. В коммерции — да, но в остальном — не очень. Им в высшей степени свойственно чувство страха и гнева. За многими из них долго охотились. Тысячи людей скрывают свои подлинные имена от окружающих. Внутри общины своя тайная иерархия власти. Три или четыре семьи подчинили себе всю общину. Их имения разбросаны по всей стране. Конечно, себя они называют швейцарцами или баварцами. — Атташе замолчал. — Вам ясно, что я имею в виду? Генеральный консул такое не мог бы себе позволить — наше правительство не разрешает говорить подобные вещи. Но я нахожусь на более низкой ступеньке служебной лестницы. И мне это позволено. Вы меня понимаете?
Ноэль оторопел.
— Если честно, не очень. То, что вы мне сказали, меня не удивляет. В Нюрнберге это называлось «преступления против человечества». Подобные вещи порождают обостренное чувство вины, а вина рождает страх. Естественно, что люди в чужой стране будут держаться вместе.
— Вина действительно порождает страх. А страх, в свою очередь, порождает подозрительность. Наконец, подозрительность ведет к насилию. Вот что вы должны понять. Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности. Не забудьте о la otra сага de los alemanes. Они защищают друг — друга. — Атташе сунул сигару в рот. — Назовите мне их имя мистер Холкрофт. Позвольте нам заняться поисками этих людей.
Холкрофт наблюдал, как бразилец затягивается великолепной гаванской сигарой. «Не позволяй заманивать себя ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами».
— Я не могу. Мне кажется, вы все преувеличиваете. И насколько я могу судить, помочь вы мне не в силах. — Он встал.
— Отлично, — ответил бразилец. — Тогда я скажу, что вам следует сделать. Сразу же, как приедете в Рио-де-Жанейро, пойдите в министерство иммиграции. Если вам известны их имена и приблизительное время въезда в страну, возможно, они вам помогут.
— Благодарю вас, — сказал Ноэль и направился к двери.
* * *
Бразилец поспешно вышел из кабинета в большую приемную. Сидевший в кресле молодой человек при виде своего начальника быстро вскочил на ноги.
— Можешь вернуться к себе, Жуан.
— Спасибо, ваше превосходительство.
Пожилой дипломат пересек зал, прошел мимо дежурного к двойным толстым дверям. На левой панели двери был укреплен герб Федеративной Республики Бразилии, а на правой панели висела табличка. На ней золотыми буквами было начертано: «OFICIO DO CONSUL GENERAL».
Генеральный консул вошел в небольшую приемную — кабинет секретарши. Он прошел к дверям своего кабинета, бросив на ходу:
— Соедините меня с посольством. С послом, пожалуйста. Если его нет на месте, узнайте, где он. Скажите, что это конфиденциальное дело. Он сам решит, может говорить или нет.
Высший дипломатический чиновник Бразилии в Нью-Йорке закрыл за собой дверь, приблизился к письменному столу и сел в кресло. Он взял со стола несколько сколотых вместе листков бумаги. Первые несколько страниц были ксерокопиями газетных статей об убийстве на борту «боинга», выполнявшего рейс авиакомпании «Бритиш эруэйз», номер 591 по маршруту Лондон — Нью-Йорк, и об обнаружении трупов обоих убийц. Последние две странички — копиями списка пассажиров. Генеральный консул отметил строчку: «Холкрофт, Ноэль. Отпр. Женева. „Брит. эр.“ 577 до Лонд. „Брит. эр.“ 591 до Нью-Йорка». Он воззрился на этот листок с таким видом, словно испытал облегчение оттого, что тот не исчез. Зазвонил телефон. Консул поднял трубку.
— С вами будет говорить посол.
— Спасибо. — Генеральный консул услышал гудение, означавшее, что его соединили. — Господин посол?
— Да, Херальдо. Что это за срочное конфиденциальное дело?
— Несколько минут назад ко мне приходил человек и спрашивал, как найти в Рио семью, которую он не смог обнаружить обычным порядком. Его зовут Холкрофт, Ноэль Холкрофт, архитектор из Нью-Йорка.
— Мне это ни о чем не говорит, — сказал посол. — А что?
— Вам не попадался на глаза список пассажиров рейс «Бритиш эруэйз» из Лондона в прошлую субботу?
— Рейс 591? — резко переспросил посол.
— Да. Он в тот день вылетел из Женевы на самолете «Бритиш эруэйз», сделал пересадку в Хитроу на рейс 591.
— И теперь ищет людей в Рио. Кто они?
— Он отказался назвать их. Я говорил с ним как атташе, сами понимаете.
— Понимаю. Расскажите мне все подробности. Я потом свяжусь с Лондоном. Вы думаете, что он, возможно... — Посол сделал паузу.
— Да, — ответил генконсул мягко. — Я полагаю, что он, возможно, разыскивает фон Тибольтов.
— Вы должны рассказать мне все, — повторил находящийся в Вашингтоне посол. — Англичане считают, что эти убийства — дело рук Тинаму.
* * *
Ноэль оглядел салон для отдыха первого класса, и него возникло ощущение, что он все это уже видел. Только цвет обивки кресел ярче и покрой форменной одеж-| ды стюардесс элегантнее. Во всем прочем самолет был точной копией «боинга» компании «Бритиш эруэйз», выполнявшего рейс 591 из Лондона. Другой была общая атмосфера. Это был спецрейс «Пробежка в Рио» — беспечный праздник, который начинался в небе, а продолжался на песчаных пляжах Золотого побережья.
Но это будет не праздник, думал Холкрофт, совсем не праздник. Единственная радость, ожидавшая его впереди — радость долгожданной находки. Он либо найдет семейство фон Тибольт, либо узнает, что их нет в Бразилии.
Самолет летел уже шестой час. Холкрофт съел дрянной обед, проспал дрянной фильм и, наконец, решил подняться наверх.
Он долго откладывал это малоприятное путешествие в салон. Воспоминания о событиях семидневной давности все еще тревожили его. Прямо у него на глазах произошло невероятное: убили человека. Холкрофт мог встать и дотронуться до корчившегося на полу тела. Смерть прошла мимо него в нескольких дюймах, неестественная смерть, химическая смерть — убийство!
Стрихнин. Бесцветный кристаллический порошок, который вызвал пароксизм невыносимой боли. Но почему же это случилось? Кто совершил это убийство и по какой причине? Об этом можно было только догадываться.
Вблизи жертвы в салоне «боинга» находились двое. Любой из них мог подсыпать яд в стакан несчастного, и следствие пришло к выводу, что так оно и было. Но почему, почему? По версии авиатранспортной полиции, не было никаких признаков того, что те двое были знакомы с Торнтоном. А сами эти двое — подозреваемые в убийстве — тоже нашли свою смерть, сраженные пулями на летном поле. Они исчезли с борта самолета, таинственным образом проникли через тщательно охраняемый сектор таможенного контроля, миновали карантин и были убиты. Кем? Почему?
Ответов не было. Одни вопросы. Но потом и вопросы отпали сами собой. Сенсация исчезла со страниц газет и из выпусков новостей так же внезапно, как появилась, словно кем-то был наложен запрет на разглашение информации. И снова приходится спрашивать: почему? Кто отдал это распоряжение?
— Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?
Впечатление, что все это уже происходило с ним, было теперь полным. Те же самые слова — их произнесла теперь другая стюардесса. Склонившись над ним, она поставила стакан на круглый металлический столик. Симпатичная девушка — та стюардесса из «боинга» тоже была симпатичной. И взгляд этой был такой же прямой, как и у девушки с «Бритиш эруэйз». И слова, даже его имя были произнесены с той же самой интонацией — только с другим акцентом. Все это слишком похоже. Или просто его память — глаза и слух — еще находятся под слишком сильным впечатлением от событий семидневной давности?
Он поблагодарил стюардессу, боясь даже поднять на нее глаза: а вдруг в эту самую секунду он услышит дикий вопль и увидит, как пассажир вскакивает со своего кресла и падает в конвульсиях на журнальный столик.
Но потом Ноэль осознал нечто иное, что еще более усугубило в нем чувство тревоги. Он сидел на том же самом месте, что и в злополучном «боинге», выполнявшем рейс 591. Салон здесь был точь-в-точь как в том самолете. В общем-то в этом не было ничего необычного: ему нравилось это место, и он всегда занимал его. Но теперь все это наполнило его ужасом. Перед ним была та же самая картина, даже освещение то же, как тогда.
«Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?»
Протянутая рука, симпатичное личико, стакан.
Образы, звуки.
Звуки. Громкий пьяный гогот. Изрядно подвыпивший мужчина, потеряв равновесие, падает на пол. Его приятель покатывается от смеху. Третий — тот, что через несколько секунд будет мертв, — вовсю старается не отставать от них. Он подыгрывает им, пытаясь держаться с ними наравне. Симпатичная стюардесса наливает виски, улыбается, вытирает салфеткой прилавок, куда выплеснулось виски из стакана, потом спешит к упавшему пассажиру. А третий, чуть смутившись, но все еще желая потрафить тем двоим, тянет руку к стакану и...
Стакан! Стакан. Единственный стакан, который стоял нетронутым.
Третий схватил тот самый стакан.
Там было виски со льдом. Стакан предназначался для пассажира, сидевшего за круглым металлическим столиком через проход. «О Боже!» — подумал Холкрофт и стал лихорадочно восстанавливать цепочку событий. Ведь тот стакан — стакан, который схватил некто по фамилии Торнтон, — предназначался ему, Ноэлю!
Это для него приготовили стрихнин! И конвульсии агонизирующего тела, и острая пронзающая боль — все это должно было произойти с ним. Ужасная смерть ожидала его!
Он посмотрел на стоящий перед ним на столике стакан. Холкрофт не заметил, как обхватил его пальцами.
«Вы заказывали виски со льдом...»
Он оттолкнул стакан и вдруг понял, что не может больше оставаться за этим столиком, находиться в этом салоне. Надо уносить ноги. Надо отогнать страшные воспоминания. Они так отчетливы, так реальны, так ужасны...
Холкрофт встал и нетвердым шагом направился к лестнице. Пьяный смех то и дело перемежался нескончаемым страдальческим воплем, который был зловещим гласом внезапной смерти. Никто из пассажиров не мог слышать эти звуки, гремевшие у него в ушах.
Он спустился вниз. Свет в салоне был притушен, несколько пассажиров зажгли у себя над головой крошечные лампы и читали. Остальные спали.
Ноэль не понимал, что с ним происходит. Грохот в ушах не умолкал. Страшные картины не исчезали. Его затошнило, и ему захотелось извергнуть этот страх, который застрял где-то глубоко в желудке. Где тут туалет? В кухонном отсеке? За кухонным отсеком? За занавеской, вот где. Или нет? Он отдернул занавеску.
Внезапно его взгляд оказался прикованным к креслу первого ряда во втором салоне. Человек шевельнулся во сне. Мужчина мощного сложения, чье лицо было ему знакомо. Он его уже где-то видел. Он не мог вспомнить где, но был уверен: видел! Лицо, искаженное гримасой ужаса, — человек пробегал мимо, очень близко от него... что же это за лицо? Что-то мимолетное отпечаталось в его сознании. Но что?
Ах да — брови! Густые, полумесяцем, кустистые, черные с проседью. Где же он их видел, эти черные с проседью брови? Почему эти густые брови вызывают у него воспоминание о каком-то акте насилия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Естественно, — сказал бразилец. — Но вы можете подумать, что после стольких лет они ассимилировались.
— Отчего же? Вы же знаете нашу страну, работаете в Нью-Йорке. Сходите в Нижний Манхэттен на Восточную сторону, на Малберри-стрит, в Бронкс. Колонии итальянцев, поляков, евреев. Они живут там десятилетиями. А вы говорите о двадцати пяти-тридцати годах. Это не много.
— Конечно, можно сравнивать, но это не то же самое, поверьте мне. Люди в Нью-Йорке общаются открыто, они демонстрируют свою принадлежность к тем или иным корням. В Бразилии все по-другому. Немцы делают вид, что они ассимилировались, но это не так. В коммерции — да, но в остальном — не очень. Им в высшей степени свойственно чувство страха и гнева. За многими из них долго охотились. Тысячи людей скрывают свои подлинные имена от окружающих. Внутри общины своя тайная иерархия власти. Три или четыре семьи подчинили себе всю общину. Их имения разбросаны по всей стране. Конечно, себя они называют швейцарцами или баварцами. — Атташе замолчал. — Вам ясно, что я имею в виду? Генеральный консул такое не мог бы себе позволить — наше правительство не разрешает говорить подобные вещи. Но я нахожусь на более низкой ступеньке служебной лестницы. И мне это позволено. Вы меня понимаете?
Ноэль оторопел.
— Если честно, не очень. То, что вы мне сказали, меня не удивляет. В Нюрнберге это называлось «преступления против человечества». Подобные вещи порождают обостренное чувство вины, а вина рождает страх. Естественно, что люди в чужой стране будут держаться вместе.
— Вина действительно порождает страх. А страх, в свою очередь, порождает подозрительность. Наконец, подозрительность ведет к насилию. Вот что вы должны понять. Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности. Не забудьте о la otra сага de los alemanes. Они защищают друг — друга. — Атташе сунул сигару в рот. — Назовите мне их имя мистер Холкрофт. Позвольте нам заняться поисками этих людей.
Холкрофт наблюдал, как бразилец затягивается великолепной гаванской сигарой. «Не позволяй заманивать себя ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами».
— Я не могу. Мне кажется, вы все преувеличиваете. И насколько я могу судить, помочь вы мне не в силах. — Он встал.
— Отлично, — ответил бразилец. — Тогда я скажу, что вам следует сделать. Сразу же, как приедете в Рио-де-Жанейро, пойдите в министерство иммиграции. Если вам известны их имена и приблизительное время въезда в страну, возможно, они вам помогут.
— Благодарю вас, — сказал Ноэль и направился к двери.
* * *
Бразилец поспешно вышел из кабинета в большую приемную. Сидевший в кресле молодой человек при виде своего начальника быстро вскочил на ноги.
— Можешь вернуться к себе, Жуан.
— Спасибо, ваше превосходительство.
Пожилой дипломат пересек зал, прошел мимо дежурного к двойным толстым дверям. На левой панели двери был укреплен герб Федеративной Республики Бразилии, а на правой панели висела табличка. На ней золотыми буквами было начертано: «OFICIO DO CONSUL GENERAL».
Генеральный консул вошел в небольшую приемную — кабинет секретарши. Он прошел к дверям своего кабинета, бросив на ходу:
— Соедините меня с посольством. С послом, пожалуйста. Если его нет на месте, узнайте, где он. Скажите, что это конфиденциальное дело. Он сам решит, может говорить или нет.
Высший дипломатический чиновник Бразилии в Нью-Йорке закрыл за собой дверь, приблизился к письменному столу и сел в кресло. Он взял со стола несколько сколотых вместе листков бумаги. Первые несколько страниц были ксерокопиями газетных статей об убийстве на борту «боинга», выполнявшего рейс авиакомпании «Бритиш эруэйз», номер 591 по маршруту Лондон — Нью-Йорк, и об обнаружении трупов обоих убийц. Последние две странички — копиями списка пассажиров. Генеральный консул отметил строчку: «Холкрофт, Ноэль. Отпр. Женева. „Брит. эр.“ 577 до Лонд. „Брит. эр.“ 591 до Нью-Йорка». Он воззрился на этот листок с таким видом, словно испытал облегчение оттого, что тот не исчез. Зазвонил телефон. Консул поднял трубку.
— С вами будет говорить посол.
— Спасибо. — Генеральный консул услышал гудение, означавшее, что его соединили. — Господин посол?
— Да, Херальдо. Что это за срочное конфиденциальное дело?
— Несколько минут назад ко мне приходил человек и спрашивал, как найти в Рио семью, которую он не смог обнаружить обычным порядком. Его зовут Холкрофт, Ноэль Холкрофт, архитектор из Нью-Йорка.
— Мне это ни о чем не говорит, — сказал посол. — А что?
— Вам не попадался на глаза список пассажиров рейс «Бритиш эруэйз» из Лондона в прошлую субботу?
— Рейс 591? — резко переспросил посол.
— Да. Он в тот день вылетел из Женевы на самолете «Бритиш эруэйз», сделал пересадку в Хитроу на рейс 591.
— И теперь ищет людей в Рио. Кто они?
— Он отказался назвать их. Я говорил с ним как атташе, сами понимаете.
— Понимаю. Расскажите мне все подробности. Я потом свяжусь с Лондоном. Вы думаете, что он, возможно... — Посол сделал паузу.
— Да, — ответил генконсул мягко. — Я полагаю, что он, возможно, разыскивает фон Тибольтов.
— Вы должны рассказать мне все, — повторил находящийся в Вашингтоне посол. — Англичане считают, что эти убийства — дело рук Тинаму.
* * *
Ноэль оглядел салон для отдыха первого класса, и него возникло ощущение, что он все это уже видел. Только цвет обивки кресел ярче и покрой форменной одеж-| ды стюардесс элегантнее. Во всем прочем самолет был точной копией «боинга» компании «Бритиш эруэйз», выполнявшего рейс 591 из Лондона. Другой была общая атмосфера. Это был спецрейс «Пробежка в Рио» — беспечный праздник, который начинался в небе, а продолжался на песчаных пляжах Золотого побережья.
Но это будет не праздник, думал Холкрофт, совсем не праздник. Единственная радость, ожидавшая его впереди — радость долгожданной находки. Он либо найдет семейство фон Тибольт, либо узнает, что их нет в Бразилии.
Самолет летел уже шестой час. Холкрофт съел дрянной обед, проспал дрянной фильм и, наконец, решил подняться наверх.
Он долго откладывал это малоприятное путешествие в салон. Воспоминания о событиях семидневной давности все еще тревожили его. Прямо у него на глазах произошло невероятное: убили человека. Холкрофт мог встать и дотронуться до корчившегося на полу тела. Смерть прошла мимо него в нескольких дюймах, неестественная смерть, химическая смерть — убийство!
Стрихнин. Бесцветный кристаллический порошок, который вызвал пароксизм невыносимой боли. Но почему же это случилось? Кто совершил это убийство и по какой причине? Об этом можно было только догадываться.
Вблизи жертвы в салоне «боинга» находились двое. Любой из них мог подсыпать яд в стакан несчастного, и следствие пришло к выводу, что так оно и было. Но почему, почему? По версии авиатранспортной полиции, не было никаких признаков того, что те двое были знакомы с Торнтоном. А сами эти двое — подозреваемые в убийстве — тоже нашли свою смерть, сраженные пулями на летном поле. Они исчезли с борта самолета, таинственным образом проникли через тщательно охраняемый сектор таможенного контроля, миновали карантин и были убиты. Кем? Почему?
Ответов не было. Одни вопросы. Но потом и вопросы отпали сами собой. Сенсация исчезла со страниц газет и из выпусков новостей так же внезапно, как появилась, словно кем-то был наложен запрет на разглашение информации. И снова приходится спрашивать: почему? Кто отдал это распоряжение?
— Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?
Впечатление, что все это уже происходило с ним, было теперь полным. Те же самые слова — их произнесла теперь другая стюардесса. Склонившись над ним, она поставила стакан на круглый металлический столик. Симпатичная девушка — та стюардесса из «боинга» тоже была симпатичной. И взгляд этой был такой же прямой, как и у девушки с «Бритиш эруэйз». И слова, даже его имя были произнесены с той же самой интонацией — только с другим акцентом. Все это слишком похоже. Или просто его память — глаза и слух — еще находятся под слишком сильным впечатлением от событий семидневной давности?
Он поблагодарил стюардессу, боясь даже поднять на нее глаза: а вдруг в эту самую секунду он услышит дикий вопль и увидит, как пассажир вскакивает со своего кресла и падает в конвульсиях на журнальный столик.
Но потом Ноэль осознал нечто иное, что еще более усугубило в нем чувство тревоги. Он сидел на том же самом месте, что и в злополучном «боинге», выполнявшем рейс 591. Салон здесь был точь-в-точь как в том самолете. В общем-то в этом не было ничего необычного: ему нравилось это место, и он всегда занимал его. Но теперь все это наполнило его ужасом. Перед ним была та же самая картина, даже освещение то же, как тогда.
«Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?»
Протянутая рука, симпатичное личико, стакан.
Образы, звуки.
Звуки. Громкий пьяный гогот. Изрядно подвыпивший мужчина, потеряв равновесие, падает на пол. Его приятель покатывается от смеху. Третий — тот, что через несколько секунд будет мертв, — вовсю старается не отставать от них. Он подыгрывает им, пытаясь держаться с ними наравне. Симпатичная стюардесса наливает виски, улыбается, вытирает салфеткой прилавок, куда выплеснулось виски из стакана, потом спешит к упавшему пассажиру. А третий, чуть смутившись, но все еще желая потрафить тем двоим, тянет руку к стакану и...
Стакан! Стакан. Единственный стакан, который стоял нетронутым.
Третий схватил тот самый стакан.
Там было виски со льдом. Стакан предназначался для пассажира, сидевшего за круглым металлическим столиком через проход. «О Боже!» — подумал Холкрофт и стал лихорадочно восстанавливать цепочку событий. Ведь тот стакан — стакан, который схватил некто по фамилии Торнтон, — предназначался ему, Ноэлю!
Это для него приготовили стрихнин! И конвульсии агонизирующего тела, и острая пронзающая боль — все это должно было произойти с ним. Ужасная смерть ожидала его!
Он посмотрел на стоящий перед ним на столике стакан. Холкрофт не заметил, как обхватил его пальцами.
«Вы заказывали виски со льдом...»
Он оттолкнул стакан и вдруг понял, что не может больше оставаться за этим столиком, находиться в этом салоне. Надо уносить ноги. Надо отогнать страшные воспоминания. Они так отчетливы, так реальны, так ужасны...
Холкрофт встал и нетвердым шагом направился к лестнице. Пьяный смех то и дело перемежался нескончаемым страдальческим воплем, который был зловещим гласом внезапной смерти. Никто из пассажиров не мог слышать эти звуки, гремевшие у него в ушах.
Он спустился вниз. Свет в салоне был притушен, несколько пассажиров зажгли у себя над головой крошечные лампы и читали. Остальные спали.
Ноэль не понимал, что с ним происходит. Грохот в ушах не умолкал. Страшные картины не исчезали. Его затошнило, и ему захотелось извергнуть этот страх, который застрял где-то глубоко в желудке. Где тут туалет? В кухонном отсеке? За кухонным отсеком? За занавеской, вот где. Или нет? Он отдернул занавеску.
Внезапно его взгляд оказался прикованным к креслу первого ряда во втором салоне. Человек шевельнулся во сне. Мужчина мощного сложения, чье лицо было ему знакомо. Он его уже где-то видел. Он не мог вспомнить где, но был уверен: видел! Лицо, искаженное гримасой ужаса, — человек пробегал мимо, очень близко от него... что же это за лицо? Что-то мимолетное отпечаталось в его сознании. Но что?
Ах да — брови! Густые, полумесяцем, кустистые, черные с проседью. Где же он их видел, эти черные с проседью брови? Почему эти густые брови вызывают у него воспоминание о каком-то акте насилия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83