Убей его!
— Да, конечно. — Блондин помолчал, потом задумчиво проговорил: — У тебя есть чековая книжка?
—Да.
— Переведи десять тысяч фунтов. Сделай это через Прагу.
— КГБ? Хорошо, Иоганн.
— Британцев ждет еще один провал. Дипломаты будут спорить между собой, обвиняя друг друга в неискренности.
— Очень хорошо.
— На следующей неделе я буду в Берлине. Позвони мне туда.
— Уже в Берлине?
— Да, Кесслер ждет.
Теннисон повесил трубку и посмотрел на убитое животное, распростертое на полу. К этой груде шерсти он испытывал не больше чувств, чем к человеку, ждущему в машине. Надо поберечь эмоции для более важных вещей, чем животные и неудачники, как бы преданны они ни были.
Согласно оценке, содержавшейся в досье, отправленном из Шотландии в Бразилию много лет назад, Бомонт был дураком. Но он обладал присущим дуракам энергией и внешним лоском. Ему удалось стать видным морским офицером. Сын рейхсоберфюрера поднялся по служебной лестнице королевского флота ее величества до той ступеньки, где на него были возложены весьма существенные обязанности. Слишком большие для его интеллекта; этот интеллект необходимо было направлять. Одно время они даже надеялись, что Бомонт получит должность в морском министерстве и станет консультантом министерства иностранных дел. Это была оптимальная ситуация; они могли извлечь из нее огромную выгоду. Он был «дитя Солнца». Ему было разрешено жить.
До сих пор. После кражи фотографии Бомонт бы обречен, потому что эта кража таила в себе угрозу пристального внимания. Чего нельзя было допустить. Они слишком тесно связаны, и им предстояло еще много сделать. Если Холкрофт отдал фотографию не в те руки в Швейцарии и упомянул о том, что Бомонт находился в Нью-Йорке или Рио, военные власти могут встревожиться. Почему офицер такого ранга заинтересовался женевским документом? Этого нельзя допустить. Сын рейхсоберфюрера должен исчезнуть. До некоторой степени это было досадно. Отсутствие Бомонта будет ощутимым: иногда он оказывал неоценимые услуги.
Гретхен знала степень их ценности. Гретхен была наставником Бомонта, его советчиком... его интеллектом. Она необыкновенно гордилась своей работой. И вот теперь она требует его смерти. Пусть будет так. Они найдут ему замену.
Они были повсюду, думал Иоганн фон Тибольт, направляясь к двери. Во всем мире. «Sonnenkinder». «Дети Солнца», не имеющие ничего общего с детьми проклятых. Проклятые — скитающиеся бесправные отбросы.
«Дети Солнца». Повсюду. Во всех странах, во всех правительствах, в армии и на флоте, в промышленности и профсоюзах, службе безопасности и полиции. Все спокойно ждали. Выросшие дети «нового порядка». Тысячи. Отправляемые пароходами, самолетами и подводными лодками во все точки цивилизованного мира, они везде добивались успехов. Они являли собой доказательство концепции расового превосходства. Их родословная безупречна, превосходство несомненно. И самый выдающийся из них — Тинаму.
Фон Тибольт открыл дверь и вышел. Бомонт отвел машину с выключенными фарами ярдов на пятьдесят. Капитан действовал по сценарию; его выучка чувствовалась во всем, что он делал, — кроме тех случаев, когда энтузиазм брал верх над осторожностью. Такой энтузиазм будет стоить ему теперь жизни.
Теннисон медленно шел к седану. Он рассеянно думал о том, с чего все началось у Энтони Бомонта. Сына рейхсоберфюрера должны были отправить в какую-то семью в Шотландии. Дальнейшим он никогда не интересовался. Только слышал о цепкости Бомонта, его упрямстве, целеустремленности, но ни слова о том, как его вывезли из Германии. Этого и не требовалось. Таких были тысячи. Все записи уничтожались.
Тысячи. Генетический отбор. Проверенные родители. Родословные прослежены на несколько поколений — на предмет физической или психологической слабости. Вывезены только самые чистые. И повсюду за этими детьми наблюдали, их направляли, тренировали, обрабатывали идеологически, но ни во что не посвящали раньше времени. Но и тогда доверяли не каждому. Тех, кому не удавалось подняться до осознания своих прав, данных им еще при рождении, кто проявлял слабость или был склонен к компромиссу, не посвящали никогда. От них избавлялись.
Оставшиеся были истинными наследниками Третьего рейха. Повсюду они были у власти. В ожидании... в ожидании сигнала из Швейцарии, готовые привести в действие миллионы.
Один за другим народы будут вставать в строй, ведомые «детьми Солнца», в распоряжении которых окажутся огромные суммы для укрепления своего влияния. Десять миллионов здесь, сорок там, а если необходимо, то и все сто.
Выборы в свободном мире будут куплены, а избирателям останется все меньше и меньше прав. В этом не было ничего нового. Уже имелись примеры удачных экспериментов.
В Чили это обошлось менее чем в двадцать семь миллионов. В Панаме не более чем в шесть. В Америке места в сенате и конгрессе стоили по нескольку сот тысяч долларов. Но по сигналу из Швейцарии подключится наука, используя все искусство демографии. Пока западный мир не будет управляться выросшими детьми рейха. «Детьми Солнца».
Следующим будет восточный блок; Советский Союз и его сателлиты уступят посулам собственной нарождающейся буржуазии. Когда будет получен сигнал, посыплются обещания, и люди, занятые коллективным трудом, осознают, что есть лучший путь. Потому что появятся огромные фонды. Аскетизм будет побежден быстро и бескровно.
Четвертый рейх родится не в границах одной-двух стран, а распространится по всему миру. И законными хозяевами всего земного шара станут «дети Солнца».
Кто-то может сказать, что это абсурдно, невероятно. Нисколько. Это уже происходит. Повсюду.
К сожалению, не обошлось без ошибок, подумал Теннисон, подходя к седану. Они неизбежны, как неизбежен и тот факт, что их надо исправлять. Бомонт был ошибкой. Теннисон сунул пистолет назад в кобуру. Ненадолго.
Он подошел к окну со стороны водителя. Стекло было опущено. Лицо капитана приняло озабоченное выражение.
— Ну что? Что-нибудь случилось?
— Ничего непоправимого. Подвинься, я поведу. А ты покажешь дорогу.
— Куда?
— Они сказали, что где-то здесь поблизости есть озеро, в восьми или десяти милях. Я точно не расслышал — плохая связь.
— Здесь только одно озеро поблизости, восточнее Сан-Гратьена, в двенадцати-пятнадцати милях отсюда.
— Это, наверное, оно. Там лес?
— Дремучий.
— Точно оно, — сказал Теннисон, садясь в машину на место подвинувшегося Бомонта. — Нам дадут знать. Ты говори мне, куда ехать, а я буду следить за сигналами.
— Странно все это.
— Не странно, а сложно. Они могут встретить нас по пути. Я увижу. А теперь быстрей. Куда нам ехать?
— Для начала развернись. Поезжай обратно на эту кошмарную дорогу, а потом поверни налево.
— Отлично. — Теннисон включил двигатель.
— А что случилось? — опять спросил Бомонт. — Должно быть, что-то очень срочное. Я слышал четырехкратный сигнал только один раз, и это было связано с нашим человеком в Энтеббе.
— Он не был нашим человеком. Тони. Он был нашей марионеткой.
— Да, конечно. Террорист из «Возмездия». Тем не менее это была наша связь, если ты меня правильно понимаешь.
— Да, знаю. Здесь поворачивать? Налево?
— Здесь. Но ради Бога, скажи мне! Что, черт возьми, происходит?
Теннисон выровнял машину и добавил газ.
— Фактически, это может касаться тебя. Мы не уверены, но это не исключено.
— Меня?
— Да. Холкрофт тебя не засек? Не мог он видеть тебя несколько раз? Заподозрить, что ты следишь за ним?
— Засек меня? Нет, нет и нет! Клянусь.
— В Женеве? Вспомни.
— Конечно нет.
— В Нью-Йорке?
— Я никогда не приближался к нему ближе чем на милю. Это невозможно.
— В самолете на Рио-де-Жанейро? — Бомонт задумался:
— Нет... Думаю, он был пьян. Он ничего не заметил, вообще ничего. Я его видел, а он меня нет.
«Вот оно», — подумал Теннисон. Это дитя рейха верило в то, во что хотело верить. Дальнейшие выяснения стали бессмысленными.
— Ну, тогда это ошибка. Тони. Потерянные полчаса. Я говорил с твоей женой, моей дорогой сестрой. Она сказала, что ты слишком осмотрителен, чтобы допустить такое.
— И она права. Она всегда права, как ты знаешь. Замечательная женщина. Что бы ты ни думал, наш брак не был только браком по расчету.
— Я знаю это, Тони. И счастлив, что это так.
— Следующий поворот направо. Он ведет к озеру. В лесу было холодно, а у воды еще холоднее. Они оставили машину в конце грязной дороги и по узкой тропинке пошли к берегу. Теннисон прихватил с собой фонарик. Бомонт взял небольшую лопату. Они решили разжечь небольшой костер, чтобы согреться.
— Мы здесь надолго задержимся? — спросил Бомонт.
— Возможно. Необходимо еще кое-что обсудить. Мне нужен твой совет. Это восточный берег озера?
— Да. Хорошее место для встречи. В это время года здесь никого не бывает.
— Когда тебе надо вернуться на корабль?
— Ты что, забыл? Я собирался провести уик-энд с Гретхен.
— Значит, в понедельник?
— Во вторник. Мой старпом — отличный парень. Знает, что у меня дела. Если я задерживаюсь на день-другой — никогда ни о чем не спрашивает.
— А он и не должен. Он — один из наших.
— Да, но я не могу пропустить капитанскую вахту.
— Конечно нет. Тони. Здесь копай. Пусть костер будет не очень близко к воде. Пойду проверю, нет ли сигналов.
— Хорошо.
— Рой поглубже, чтобы пламя было не очень заметным.
— Конечно.
Огонь. Вода. Земля. Обгоревшая одежда, обугленное мясо. Джон Теннисон вернулся назад и остановился. Через несколько минут он вытащил пистолет из кобуры и вынул из кармана пальто длинный охотничий нож. Это будет грязная работа, но неизбежная. Нож, как и лопата, на всякий случай всегда находились в седане. Ошибка должна быть исправлена. И исправит ее Тинаму.
Глава 18
Холкрофт сделал маленький глоток кофе и выглянул в окно. Холодное солнечное парижское утро. Уже второе Утро с тех пор, как он виделся с Хелден. И нельзя сказать, что сейчас она намного ближе к брату, чем днем раньше.
— Он позвонит мне, я точно знаю, позвонит, — сказала Хелден по телефону минуту назад.
— Полагаю, я могу выйти ненадолго? — спросил он.
— Не беспокойся, в любом случае я свяжусь с тобой.
Не беспокойся. Подобное замечание было излишним. Как сможет она определить, где он сейчас, как попал туда, как они попали туда.
Сумасшествие усугублялось. Они сбежали из загородной гостиницы и двинулись назад, по направлению к Монмартру, где и оставили свой «ситроен»; они шли по людным улицам, мимо открытых летних кафе, расположенных прямо на тротуаре, шли и знали, что в любой момент могут вернуться к машине, взятой Ноэлем напрокат.
С Монмартра она повела его через весь Париж, по набережной Сены в Сен-Жермен-де-Пре, где, предполагалось, он остановится. Но это был лишь ловкий трюк. Зарегистрировавшись и заплатив за ночь в отеле, он отнюдь не поднялся в свой номер, а отправился вместо этого в другую гостиницу на улицу Шеваль, где и остановился под именем Н. Фреска.
Хелден оставила его в вестибюле отеля и пообещала, что обязательно позвонит, когда будут новости о брате.
— Может, ты все же объяснишь мне, что происходит? — попытался выяснить Ноэль напоследок. — Почему мы все это делаем? Какая разница, где я остановлюсь, и почему при этом не могу жить под собственным именем?
— Тебя видели со мной. Этого достаточно.
Хелден. Странное имя, странная женщина. Удивительное сочетание открытости, ранимости и силы. Что бы ни случилось с ней, какую бы боль ни приходилось терпеть, эта женщина категорически отказывалась жалеть себя. Она знала о полученном наследии, слишком хорошо понимала, что дети нацистов подвергались преследованиям со стороны «Одессы» и «Возмездия»; они жили с этим и вынуждены были мириться, проклятые за то, кем они на самом деле являются и кем не являются вовсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Да, конечно. — Блондин помолчал, потом задумчиво проговорил: — У тебя есть чековая книжка?
—Да.
— Переведи десять тысяч фунтов. Сделай это через Прагу.
— КГБ? Хорошо, Иоганн.
— Британцев ждет еще один провал. Дипломаты будут спорить между собой, обвиняя друг друга в неискренности.
— Очень хорошо.
— На следующей неделе я буду в Берлине. Позвони мне туда.
— Уже в Берлине?
— Да, Кесслер ждет.
Теннисон повесил трубку и посмотрел на убитое животное, распростертое на полу. К этой груде шерсти он испытывал не больше чувств, чем к человеку, ждущему в машине. Надо поберечь эмоции для более важных вещей, чем животные и неудачники, как бы преданны они ни были.
Согласно оценке, содержавшейся в досье, отправленном из Шотландии в Бразилию много лет назад, Бомонт был дураком. Но он обладал присущим дуракам энергией и внешним лоском. Ему удалось стать видным морским офицером. Сын рейхсоберфюрера поднялся по служебной лестнице королевского флота ее величества до той ступеньки, где на него были возложены весьма существенные обязанности. Слишком большие для его интеллекта; этот интеллект необходимо было направлять. Одно время они даже надеялись, что Бомонт получит должность в морском министерстве и станет консультантом министерства иностранных дел. Это была оптимальная ситуация; они могли извлечь из нее огромную выгоду. Он был «дитя Солнца». Ему было разрешено жить.
До сих пор. После кражи фотографии Бомонт бы обречен, потому что эта кража таила в себе угрозу пристального внимания. Чего нельзя было допустить. Они слишком тесно связаны, и им предстояло еще много сделать. Если Холкрофт отдал фотографию не в те руки в Швейцарии и упомянул о том, что Бомонт находился в Нью-Йорке или Рио, военные власти могут встревожиться. Почему офицер такого ранга заинтересовался женевским документом? Этого нельзя допустить. Сын рейхсоберфюрера должен исчезнуть. До некоторой степени это было досадно. Отсутствие Бомонта будет ощутимым: иногда он оказывал неоценимые услуги.
Гретхен знала степень их ценности. Гретхен была наставником Бомонта, его советчиком... его интеллектом. Она необыкновенно гордилась своей работой. И вот теперь она требует его смерти. Пусть будет так. Они найдут ему замену.
Они были повсюду, думал Иоганн фон Тибольт, направляясь к двери. Во всем мире. «Sonnenkinder». «Дети Солнца», не имеющие ничего общего с детьми проклятых. Проклятые — скитающиеся бесправные отбросы.
«Дети Солнца». Повсюду. Во всех странах, во всех правительствах, в армии и на флоте, в промышленности и профсоюзах, службе безопасности и полиции. Все спокойно ждали. Выросшие дети «нового порядка». Тысячи. Отправляемые пароходами, самолетами и подводными лодками во все точки цивилизованного мира, они везде добивались успехов. Они являли собой доказательство концепции расового превосходства. Их родословная безупречна, превосходство несомненно. И самый выдающийся из них — Тинаму.
Фон Тибольт открыл дверь и вышел. Бомонт отвел машину с выключенными фарами ярдов на пятьдесят. Капитан действовал по сценарию; его выучка чувствовалась во всем, что он делал, — кроме тех случаев, когда энтузиазм брал верх над осторожностью. Такой энтузиазм будет стоить ему теперь жизни.
Теннисон медленно шел к седану. Он рассеянно думал о том, с чего все началось у Энтони Бомонта. Сына рейхсоберфюрера должны были отправить в какую-то семью в Шотландии. Дальнейшим он никогда не интересовался. Только слышал о цепкости Бомонта, его упрямстве, целеустремленности, но ни слова о том, как его вывезли из Германии. Этого и не требовалось. Таких были тысячи. Все записи уничтожались.
Тысячи. Генетический отбор. Проверенные родители. Родословные прослежены на несколько поколений — на предмет физической или психологической слабости. Вывезены только самые чистые. И повсюду за этими детьми наблюдали, их направляли, тренировали, обрабатывали идеологически, но ни во что не посвящали раньше времени. Но и тогда доверяли не каждому. Тех, кому не удавалось подняться до осознания своих прав, данных им еще при рождении, кто проявлял слабость или был склонен к компромиссу, не посвящали никогда. От них избавлялись.
Оставшиеся были истинными наследниками Третьего рейха. Повсюду они были у власти. В ожидании... в ожидании сигнала из Швейцарии, готовые привести в действие миллионы.
Один за другим народы будут вставать в строй, ведомые «детьми Солнца», в распоряжении которых окажутся огромные суммы для укрепления своего влияния. Десять миллионов здесь, сорок там, а если необходимо, то и все сто.
Выборы в свободном мире будут куплены, а избирателям останется все меньше и меньше прав. В этом не было ничего нового. Уже имелись примеры удачных экспериментов.
В Чили это обошлось менее чем в двадцать семь миллионов. В Панаме не более чем в шесть. В Америке места в сенате и конгрессе стоили по нескольку сот тысяч долларов. Но по сигналу из Швейцарии подключится наука, используя все искусство демографии. Пока западный мир не будет управляться выросшими детьми рейха. «Детьми Солнца».
Следующим будет восточный блок; Советский Союз и его сателлиты уступят посулам собственной нарождающейся буржуазии. Когда будет получен сигнал, посыплются обещания, и люди, занятые коллективным трудом, осознают, что есть лучший путь. Потому что появятся огромные фонды. Аскетизм будет побежден быстро и бескровно.
Четвертый рейх родится не в границах одной-двух стран, а распространится по всему миру. И законными хозяевами всего земного шара станут «дети Солнца».
Кто-то может сказать, что это абсурдно, невероятно. Нисколько. Это уже происходит. Повсюду.
К сожалению, не обошлось без ошибок, подумал Теннисон, подходя к седану. Они неизбежны, как неизбежен и тот факт, что их надо исправлять. Бомонт был ошибкой. Теннисон сунул пистолет назад в кобуру. Ненадолго.
Он подошел к окну со стороны водителя. Стекло было опущено. Лицо капитана приняло озабоченное выражение.
— Ну что? Что-нибудь случилось?
— Ничего непоправимого. Подвинься, я поведу. А ты покажешь дорогу.
— Куда?
— Они сказали, что где-то здесь поблизости есть озеро, в восьми или десяти милях. Я точно не расслышал — плохая связь.
— Здесь только одно озеро поблизости, восточнее Сан-Гратьена, в двенадцати-пятнадцати милях отсюда.
— Это, наверное, оно. Там лес?
— Дремучий.
— Точно оно, — сказал Теннисон, садясь в машину на место подвинувшегося Бомонта. — Нам дадут знать. Ты говори мне, куда ехать, а я буду следить за сигналами.
— Странно все это.
— Не странно, а сложно. Они могут встретить нас по пути. Я увижу. А теперь быстрей. Куда нам ехать?
— Для начала развернись. Поезжай обратно на эту кошмарную дорогу, а потом поверни налево.
— Отлично. — Теннисон включил двигатель.
— А что случилось? — опять спросил Бомонт. — Должно быть, что-то очень срочное. Я слышал четырехкратный сигнал только один раз, и это было связано с нашим человеком в Энтеббе.
— Он не был нашим человеком. Тони. Он был нашей марионеткой.
— Да, конечно. Террорист из «Возмездия». Тем не менее это была наша связь, если ты меня правильно понимаешь.
— Да, знаю. Здесь поворачивать? Налево?
— Здесь. Но ради Бога, скажи мне! Что, черт возьми, происходит?
Теннисон выровнял машину и добавил газ.
— Фактически, это может касаться тебя. Мы не уверены, но это не исключено.
— Меня?
— Да. Холкрофт тебя не засек? Не мог он видеть тебя несколько раз? Заподозрить, что ты следишь за ним?
— Засек меня? Нет, нет и нет! Клянусь.
— В Женеве? Вспомни.
— Конечно нет.
— В Нью-Йорке?
— Я никогда не приближался к нему ближе чем на милю. Это невозможно.
— В самолете на Рио-де-Жанейро? — Бомонт задумался:
— Нет... Думаю, он был пьян. Он ничего не заметил, вообще ничего. Я его видел, а он меня нет.
«Вот оно», — подумал Теннисон. Это дитя рейха верило в то, во что хотело верить. Дальнейшие выяснения стали бессмысленными.
— Ну, тогда это ошибка. Тони. Потерянные полчаса. Я говорил с твоей женой, моей дорогой сестрой. Она сказала, что ты слишком осмотрителен, чтобы допустить такое.
— И она права. Она всегда права, как ты знаешь. Замечательная женщина. Что бы ты ни думал, наш брак не был только браком по расчету.
— Я знаю это, Тони. И счастлив, что это так.
— Следующий поворот направо. Он ведет к озеру. В лесу было холодно, а у воды еще холоднее. Они оставили машину в конце грязной дороги и по узкой тропинке пошли к берегу. Теннисон прихватил с собой фонарик. Бомонт взял небольшую лопату. Они решили разжечь небольшой костер, чтобы согреться.
— Мы здесь надолго задержимся? — спросил Бомонт.
— Возможно. Необходимо еще кое-что обсудить. Мне нужен твой совет. Это восточный берег озера?
— Да. Хорошее место для встречи. В это время года здесь никого не бывает.
— Когда тебе надо вернуться на корабль?
— Ты что, забыл? Я собирался провести уик-энд с Гретхен.
— Значит, в понедельник?
— Во вторник. Мой старпом — отличный парень. Знает, что у меня дела. Если я задерживаюсь на день-другой — никогда ни о чем не спрашивает.
— А он и не должен. Он — один из наших.
— Да, но я не могу пропустить капитанскую вахту.
— Конечно нет. Тони. Здесь копай. Пусть костер будет не очень близко к воде. Пойду проверю, нет ли сигналов.
— Хорошо.
— Рой поглубже, чтобы пламя было не очень заметным.
— Конечно.
Огонь. Вода. Земля. Обгоревшая одежда, обугленное мясо. Джон Теннисон вернулся назад и остановился. Через несколько минут он вытащил пистолет из кобуры и вынул из кармана пальто длинный охотничий нож. Это будет грязная работа, но неизбежная. Нож, как и лопата, на всякий случай всегда находились в седане. Ошибка должна быть исправлена. И исправит ее Тинаму.
Глава 18
Холкрофт сделал маленький глоток кофе и выглянул в окно. Холодное солнечное парижское утро. Уже второе Утро с тех пор, как он виделся с Хелден. И нельзя сказать, что сейчас она намного ближе к брату, чем днем раньше.
— Он позвонит мне, я точно знаю, позвонит, — сказала Хелден по телефону минуту назад.
— Полагаю, я могу выйти ненадолго? — спросил он.
— Не беспокойся, в любом случае я свяжусь с тобой.
Не беспокойся. Подобное замечание было излишним. Как сможет она определить, где он сейчас, как попал туда, как они попали туда.
Сумасшествие усугублялось. Они сбежали из загородной гостиницы и двинулись назад, по направлению к Монмартру, где и оставили свой «ситроен»; они шли по людным улицам, мимо открытых летних кафе, расположенных прямо на тротуаре, шли и знали, что в любой момент могут вернуться к машине, взятой Ноэлем напрокат.
С Монмартра она повела его через весь Париж, по набережной Сены в Сен-Жермен-де-Пре, где, предполагалось, он остановится. Но это был лишь ловкий трюк. Зарегистрировавшись и заплатив за ночь в отеле, он отнюдь не поднялся в свой номер, а отправился вместо этого в другую гостиницу на улицу Шеваль, где и остановился под именем Н. Фреска.
Хелден оставила его в вестибюле отеля и пообещала, что обязательно позвонит, когда будут новости о брате.
— Может, ты все же объяснишь мне, что происходит? — попытался выяснить Ноэль напоследок. — Почему мы все это делаем? Какая разница, где я остановлюсь, и почему при этом не могу жить под собственным именем?
— Тебя видели со мной. Этого достаточно.
Хелден. Странное имя, странная женщина. Удивительное сочетание открытости, ранимости и силы. Что бы ни случилось с ней, какую бы боль ни приходилось терпеть, эта женщина категорически отказывалась жалеть себя. Она знала о полученном наследии, слишком хорошо понимала, что дети нацистов подвергались преследованиям со стороны «Одессы» и «Возмездия»; они жили с этим и вынуждены были мириться, проклятые за то, кем они на самом деле являются и кем не являются вовсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83