— Я — полковник Бессмертный, — не отвечая по существу, представился командир спецназовцев. — Я в курсе, что вы тоже не простой смертный, но шанс выжить у вас есть только в одном случае. Вам придется выполнять наши указания. И решение вы должны принять быстро, потому что лишнего времени у нас нет.
— Какое решение?
— Одно из двух: либо сотрудничать с нами, либо умереть героем. Правда, о вашем героизме никто не узнает. Слух о том, что вы согласились сотрудничать, будет распущен тотчас же после вашей смерти.
— То есть вы намекаете, что на самом деле выбора у меня нет.
— Я рад, что вы так хорошо понимаете намеки.
— Но я должен по меньшей мере знать, с кем соглашаюсь сотрудничать.
— Вы узнаете много нового и интересного вскоре после того, как успешно выполните первую задачу.
— И какую же?
— Достаточно простую. Вас ведь послали выяснить, что у нас тут происходит? Так вот, вы должны позвонить в Цитадель и сообщить всем заинтересованным лицам во главе с самым главным, что тут не происходит ни-че-го.
36
На самом деле кое-что в городе Чайкине все-таки происходило. Например, из Серого Дома после сигнала капитана Саблина, спотыкаясь и роняя оружие, выбегали заполошенные легионеры с незастегнутыми бронеширинками. Они дико озирались в поисках противника, но противника не было, потому что центурион просто учинил боевую тревогу по методу того пастуха, который кричал «Волки! Волки!» шутки ради.
Наблюдатели на башнях, приняв шутку всерьез, начали стрелять длинными очередями куда-то вдаль, и это помогло капитану Саблину оправдаться в глазах подчиненных.
— Медленно бегаете! — рявкнул он, выстроив всю центурию в подземном гараже. — Целинцев без вас отогнали.
На башнях действительно дежурили бойцы из другой центурии, а руководил ими старлей Данилов, который все еще оставался на связи с Саблиным.
— И стоило нас из-за этого гонять, — проворчал из строя Громозека, которому не дали кончить. По этой причине он отличился больше всех — притащил девчонку с собой, не дав ей одеться.
Впрочем, он имел на это полное право — ведь Вера Питренка тоже была зачислена в ряды 77-й центурии и имела на горле ошейник, зарегистрированный в качестве боевого. Так что она в конце концов даже встала в строй закутавшись в куртку Громозеки, укрывшую ее до середины бедер.
Громозека стоял рядом, одетый в бронежилет на голое тело.
— Поговори у меня! В пехоту разжалую! — пригрозил Саблин своему водиле и продолжил для всех. — Слушай боевой приказ! Командирам машин отлучаться с боевых постов только с моего разрешения и за себя оставлять только водителей. Они хоть что-то умеют.
Несколько человек в строю выглядели особенно виновато и испуганно. Они всерьез перетрусили, потому что если бы в их отсутствие целинцы грохнули пустую машину, мало не показалось бы никому.
— Ефрейтор Зайцев! Если у тебя не танк, а грузовик — это еще не значит, что его можно бросать, никому ни слова не сказав. На первый раз ты разжалован в рядовые, если повторится — вылетишь в пехотную группу. Сержант Колесников! Ты какого черта оставил машину на человека, который ее водить не умеет? Если не можешь думать своей головой, надо у меня спрашивать! Тебе — неполное служебное соответствие. А тебе, Семенов, голову оторвать мало. Это же надо додуматься — оставить без присмотра боевую машину!
— Командир, ну ты же сам на вызовы не отвечал… — пробормотал сержант Семенов.
— И что с того?! Если у тебя между ног зачесалось, я должен сломя голову бежать тебе на помощь? А?! Короче, рядовой Семенов, ты больше не командир машины. Сдавай дела своему водиле. И радуйся, что я не сторонник телесных наказаний.
В разгар этой разборки пошел дождь, но Саблин не распустил строй, пока не прочел до конца лекцию о том, что приказ маршала Тауберта о разбое и насилии не отменяет инструкций капитана Саблина о бдительности и боеготовности в прифронтовой полосе.
На середине этой лекции вдобавок к дождю еще и стемнело, но Саблин отрядил Громозеку пускать осветительные ракеты, а Иванова — поддерживать связь с наблюдателями, и продолжил свою речь в свете фар двух боевых машин, вставших по бокам строя.
Остановил его только новый переполох, вызванный прибытием группы машин, подошедших по проспекту Майской революции.
Их, как водится, приняли за вражеские, хотя они на полную мощность выдавали в эфир сигнал «я свой» и пришли со стороны морского порта, где еще с утра закрепились тыловые части легиона.
Машины как раз и принадлежали тыловой фаланге и были присланы за пленными, но почему-то без предупреждения и без боевого сопровождения, хотя все уже знали, что случилось с грузовиками 66-й фаланги, которые сумели доставить из Дубравы всего одиннадцать пленных из двух тысяч.
Но это были грузовики из боевых центурий, и их экипажи, перед тем, как сопровождать пленных, успели хоть немного пострелять. А на площадь Чайкина прибыли чистые тыловики, которые вообще не имели представления о том, что творится в городе. И им еще повезло, что за несколько часов до этого отряд майора Царева очистил прилегающую к площади часть проспекта Майской революции от органцов генерала Бубнау.
Кстати, это было первое, что интересовало новоприбывших.
— Противник далеко? — спросил маленький суетливый офицер в чине капитана, тревожно озираясь по сторонам.
— Да нет, тут рядом, — ответили ему. — А что?
Органцы и примкнувшие к ним военные сидели теперь в парке позади гробницы и в нагромождении зданий за кормой Серого Дома дальше на восток по проспекту Чайкина.
— Тогда надо действовать быстро, — заявил тыловик и по его команде подчиненные начали выгружать из машин тонкие прочные цепи, известные в эрланской номенклатуре, как «трос составной универсальный».
Каждая цепь состояла из метровых кусков, сцепленных между собой карабинами. Такие цепи годились, как поводки для собак, буксиры для машин, растяжки для мачт и тому подобное — но на этот раз им, похоже, нашли другое применение.
— Пленных выводить колонной по два, женщин отдельно от мужчин. Одежду оставлять в здании под вашу ответственность, за ней приедут позже, — скомандовал начальник тыловиков капитану Саблину, который неожиданно для самого себя оказался внизу старшим. Другие центурионы были либо где-то наверху, либо в боевых порядках периметра, и только один прикатил из гробницы уже когда Саблин сцепился с тыловиками не на жизнь, а на смерть.
— Вы соображаете, что делаете?! — кричал он. — Мы тут говорим, что людей будут эвакуировать, изображаем из себя героев-освободителей, а вы их в цепи заковывать!
Суетливый капитан ссылался на свой приказ и не хотел ничего слушать. Хуже того, он заявил, что боевое сопровождение для колонны пленных должна выделить 13-я фаланга — то есть отряд майора Царева.
На это Саблин ответил, что такие вопросы может решать только сам майор Царев, и спор перекочевал на орбиту. Через несколько минут там, на звездолетах, сцепилось уже командование 13-й боевой и 117-й тыловой фаланг, но суетливый капитан никак не хотел отвязаться от Саблина, потому что спешил побыстрее убраться из опасного места и при этом понимал, что подготовка пленных к транспортировке займет немало времени.
— У нас тут война идет, вы в состоянии это понять?! — нервничал Саблин. — За 300 метров отсюда — превосходящие силы противника. Мне воевать надо, а не с пленными возиться. Никуда эти зэки до утра не денутся. Вот выбьем отсюда целинцев — тогда и будем в игрушки играть.
— Это не игрушки! — горячился и тыловик. — Совсем не игрушки! От этого наша жизнь зависит. Целинцев можно и после выбить, а по пленным у нас план. Не выполним — всем головы поотрывают.
И он, махнув рукой в сторону Яны Казариной и Веры Питренки, жавшихся к командирской машине, скомандовал подчиненным:
— Раздевайте этих.
Тут уже не выдержал Игорь Иванов.
— А ну стоять! — воскликнул он, направляя на капитана ствол автомата и ничуть не задумываясь, что за это дежурный особист на орбите может отстрелить его ошейник немедленно, даже не дожидаясь, пока Игорь откроет огонь.
Правда, Саблин, сделав пару шагов в сторону, тут же блокировал директрису и заговорил уже не срываясь на крик, а наоборот, тихо и внятно, но с холодным металлом в голосе:
— «Эти», как вы выражаетесь — это мои бойцы. Они мобилизованы 13-й фалангой и зарегистрированы, как боевые единицы 77-й центурии. И эта девушка тоже, — неожиданно добавил он, показывая на обнаженную с плакатным лицом, которую уже пристегнули к цепочке наручником.
Лана в это время прижалась к груди Игоря Иванова и он тихо шептал ей на ухо:
— Не бойся! Я тебя никому не отдам.
А шеф тыловиков, захлебываясь от негодования, кричал Саблину, что приказ о мобилизации касается только пленных мужского пола, и центурии не имеют к этому ни малейшего отношения. Всех пленных надлежит отправлять в тыл, а уже там из них будут формировать особые подразделения. А по центуриям положено распределять лишь тех, кто уже был в бою и отличился в составе особых подразделений, доказав свою преданность легиону.
И как будто мало всего этого, тут появилась еще одна группа — на этот раз не тыловиков, а разведчиков из 108-й, которые прибыли за генералом Казариным и другими высокопоставленными заключенными.
Сабуровцы встали на сторону Саблина, и в дискуссию на высшем уровне включилась еще и стратегическая разведка. Разведчики не стали вдаваться в теорию, а доложили наверх, что вывозить пленных ночью крайне опасно из-за близости противника.
Но тыловики в свою очередь доложили собственному начальству, что если и вывозить пленных, то только ночью, когда это можно сделать незаметно. А что касается близости противника, то эти слухи сильно преувеличены. Обстановка на площади Чайкина совершенно спокойная и даже самый последний легионер тут знает, что целинцы не начнут новой атаки до рассвета.
И в этот самый момент в скопление тыловых машин, сгрудившихся у въезда в подземный гараж Серого Дома, угодил минометный снаряд.
37
Разумеется, на подступах к площади Чайкина у генерала Бубнау были свои наблюдатели, и они засекли приближение вражеских «бронетранспортеров» чуть ли не раньше, чем легионеры, хотя и не имели приборов ночного видения и другой продвинутой техники.
Единственное, в чем они ошиблись — это была оценка увиденного.
Целинцы не могли оценить прибытие целой группы бронемашин иначе, как подход подкреплений к противнику. А когда появилась еще одна группа (спецназовцы на четырех машинах, включая один легкий танк), уверенность, что враг стягивает силы на площадь, только окрепла.
Это обстоятельство грозило свести на нет то преимущество, которое целинцы рассчитывали получить к утру. Ведь они тоже продолжали стягивать людей и технику со всего города и его окрестностей.
Процесс этот шел с трудом. Три гаубицы — все, что осталось от тяжелой артиллерии 1-й армии — уже в городе перехватило какое-то мобильное подразделение легиона. Легкие пушки боевых машин разнесли вдребезги тягачи, а гаубицы достались легионерам в качестве трофея.
То же самое происходило с танками и боеприпасами. Драгоценные машины со снарядами, которые чудом удалось вывезти с еще не разгромленных складов, нарывались на моторизованные патрули противника и гибли, обращая в руины целые кварталы.
И в итоге еще до полуночи четырем генералам стало ясно, что никакого преимущества к утру не будет. Отсрочка лишь позволит врагу еще сильнее укрепиться на площади.
— Надо атаковать сейчас, — решил генерал Бубнау, но Леучинка, который на правах старшего по званию принял общее руководство на себя, был категорически против. Продолжая считать, что вражеским десантом затронут только Чайкин, он был уверен, что скоро к городу подойдут свежие целинские части, и все проблемы решатся сами собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59