То есть рембрандтовской.
А пока что амфора стояла у него в непристойном зале, рядом с другими фривольными изображениями: еще несколько ваз — как красно-, так и чернофигурных — с любовными сценами; две эллинистические гермы — бородатая физия наверху, а внизу мужские причиндалы в боевой изготовке; статуэтка Приапа с задранным членом; парочка сатиров с тем же атрибутом и в той же позиции; стела с птицей, вытянутая шея которой переходит в фалл — символ телесного бессмертия, согласно греческим верованиям; группа с рогатым Паном, обхаживающим Афродиту, а над ними, в качестве сводни, Амур; Леда, помогающая Лебедю овладеть ею; да еще мраморный Гермафродит, заснувший в весьма соблазнительной (для обоих полов) позе.
В небольшом коридорчике, ведущем в следующий зал с фрагментами античных статуй (кисть гигантского Аполлона с Делоса, прелестная головка Коры с отбитым носом, крыло Ники, безымянный мужской торс, неизвестно чья ступня и проч.), были размещены в двух застекленных витринах найденные во время раскопок мраморные пенисы, словно Наджи так и не решил пока, к какому разделу их отнести — к фрагментам или к непристойностям. Я понял, что моей первоочередной задачей, как директора музея, будет решение этого трудного, с точки зрения Наджи, вопроса.
Далее шли залы копий с утраченных шедевров, которые сохранились только в репродукциях или описаниях. Приковывал к себе Боттичелли — пятая иллюстрация к истории Настаджио из «Декамерона», хотя, если мне не изменяет память, известны только четыре этой, по словам Вазари, «pittura molto vaga e bella»: три в Прадо и одна в Лондоне, в коллекции Уатни. Была здесь и копия украденной перед войной панели Гентского алтаря, на которой в свое время погорел Никита, выдавая подделку за оригинал и охмурив бельгийского спеца, задержанного в таможне с лже-Ван Эйком. Вот бы свести их вместе — Наджи с Никитой: оба, похоже, не делали различия между копией и оригиналом. С другой стороны, где еще спрятать алмаз, как не среди прибрежной гальки, — Никита с Честертоном правы. За другие полотна не скажу, но «Ева» Кранаха в музее Наджи — безусловно, самая что ни на есть настоящая.
Пустая зала предназначалась, как я понял, для будущего шедевра, на месте которого я представил мою бесхозную, исстрадавшуюся Данаю, а потом шла Янтарная комната — гордость Наджи, который был не только гостеприимным хозяином, но и отменным гидом, пусть и на любительском уровне.
— …Касаемо пенисов меня консультировал Никое Ялурис, здешний археолог и большой по ним специалист. Это он обнаружил в Олимпии пенис, вокруг которого был такой спор, — в двадцати метрах от храма Геры, где столетием раньше был найден Гермес, единственная работа Праксителя, дошедшая до нас в оригинале, а не в копии. Статуя хорошей сохранности, но, как вы помните, без правой руки и без члена — одна мошонка. Вот Никое и предложил считать найденный пенис искомым, хоть тот подходил не идеально, недоставало какой-то мелочи на стыке, но это легко было заделать мраморным гипсом. Однако гипотеза была отвергнута коллеги решили, что член выполнен скорее в манере Поликлета, чем Праксителя. Конечно, изображение члена варьируется в зависимости от эпохи, от индивидуальности художника, даже от принадлежности — мощные стоячие стволы у всяких безобразников, типа Приапа или Сатира, и аккуратно уложенные, на мошонке мальчишеские пипирки богов и героев. Как у Праксителева Гермеса. А тот так и остался стоять с отвисшей мошонкой, но без корня. Вот этот пенис, атрибуция которого Праксителю была поставлена под сомнение.
Вежливо глянул на шедевр пенисной коллекции Наджи — член как член. Есть все-таки некоторая разница между отбитой головой или безголовым торсом, да хоть ступней — и членом: будучи самой выдающейся частью мужского торса, он чаще всего отламывался от статуй. Конечно, любое собрание безголовых, безносых, безруких, кастрированных статуй покажется профану анатомическим театром, но я давно уже научился ценить фрагмент сам по себе, а не только судить по нему о целом. И все же я не выделял бы коллекцию мраморных пенисов в отдельный предбанничек, но поместил бы обе витрины в зал обломков, в общем контексте, как бы между прочим. О чем прямо и сказал Наджи. «Надо подумать», — покачал он кудрявой головой, и у меня мелькнуло, а не педик ли мой новый друг, что мне без разницы. Из античных фрагментов он больше всего гордился кистью восьмиметрового Аполлона с Делоса, чья ступня находилась в Британском музее, — больше ничего от этой знаменитой в древности статуи не сохранилось.
Он счел нужным оправдаться за интерес к пикантным сюжетам.
— Взять те же гермы. Это не столько эротический, сколько апотропаический символ. Само собой, посвящены они были Гермесу, покровителю торговцев и странников — таких, как я, — добавил он, опустив почему-то, что Гермес покровительствовал также ворам и плутам, — а ставили их на перекрестках дорог, чтоб отвратить от опасности, от сглазу. Фалл на этих каменных столбах суеверный образ противостояния напастям. Вот разгадка встречающихся иногда герм с женскими лицами, но все равно с мужскими гениталиями — к сожалению, мне такую раздобыть не удалось. Зато посмотрите, что у меня есть. — И он подвел меня к склеенной гидрии, в центре которой был изображен огромный фалл с двумя глазами.
— Всевидящий х…! — предложил я свою трактовку. С вежливой улыбкой он отверг ее:
— У греков было два апотропаических символа: один — член, а другой глаз. Этот глазастый пенис — сдвоенный образ. Вот до какой степени заказчик боялся несчастья.
— Интересно, помогло или нет?
— Либо вот этот кратер.
На чернофигурной вазе были изображены два воина: один — поверженный, кверху голым задом, другой — наступающий на него с членом наперевес.
— Понятно, что сейчас произойдет, — хмыкнул я.
— Думаете, не сцена ли из жизни голубых? Всмотритесь в их доспехи. Наступающий — грек, а раскоряка — перс. И то, что сейчас произойдет, будет дополнительным унижением поверженного варвара.
Хоть я и не был уверен в такой трактовке, но спорить со своим работодателем не стал. Мой рассказ о Зубовском корпусе Екатерининского дворца в Царском Селе не только позабавил, но и заинтриговал его. Пришлось чуть подробнее рассказать о шлюхе на русском престоле, ее оргиях и сексуальных странностях. Его, однако, больше интересовали сами экспонаты, и я перечислил по памяти: фарфоровые пары в любовных сочленениях, позолоченные чайники с ручками в виде пенисов, той же формы дверные ручки, бычьи жилы, служившие когда-то презервативами, снадобья для задержки эрекции, кресла для женщин с особым механизмом — стоило на них сесть, как из сиденья выскакивал огромный фалл. Еще вопрос, что б он выбрал, будь у него выбор, — «Данаю» Рембрандта или фарфоровые фигурки в непристойных позах. А что, если и «Даная» интересует его вовсе не эстетически? Как и меня.
Наджи огорчился, узнав, что часть экспонатов этой коллекции уже растащили. Я его успокоил, сказав, что самый ценный экспонат Екатерининского дворца у него уже есть. Он сказал, что не совсем уверен в этом, и поведал мне удивительную историю Янтарной комнаты. Опускаю то, что общеизвестно — как в начале XVIII века она была изготовлена немецкими мастерами и спустя несколько лет подарена прусским монархом русскому.
— Она словно была создана, чтобы ее дарить — на мо-наршьем, понятно, уровне. Вот Сталин и решил преподнести ее Гитлеру в годовщину заключения с ним пакта о ненападении, а себе оставить копию. Ее изготовлял царский резчик по янтарю; хотите — верьте, хотите — нет, но его реплика вышла лучше оригинала: по соотношению янтарных тонов, по игре света — светлее, мажорнее и музыкальнее. Тогда Сталин потребовал, чтоб была сделана еще одна копия — точная. Работа затянулась, а когда заказ был выполнен и в Екатерининском дворце оказались сразу три Янтарные комнаты, необходимость в подарке Гитлеру отпала: он напал на Россию, получив возможность взять силой то, чего так и не дождался в качестве подарка. Царское Село было оккупировано, немцы упаковали Янтарную комнату в ящики и вывезли ее в Кенигсберг. Там она и погибла три года спустя, когда русские взорвали бункер, куда немцы ее припрятали. Вопрос в том — какая из трех? Оказывается, в самом начале войны в Кремль к Сталину прибыл Арманд Хаммер, который, кроме того что возглавлял «Петролеум», был еще страстным коллекционером, и от советских вождей — а он дружил со всеми, начиная с Ленина и кончая Горбачевым, — ему кое-что перепадало. К тому времени Гитлер уже подступал к обеим русским столицам, выбор у Сталина был невелик, и если он мог продать лучшие картины Эрмитажа Америке, чтоб осуществить индустриализацию страны, то тем более, чтоб спасти ее от Гитлера, мог пожертвовать Янтарной комнатой. Короче, Хаммер вернулся домой не с пустыми руками и сразу же приступил к лоббированию американского президента, чтоб тот начал поставку России английских истребителей «Спитфайр-1», которые в США выпускали по британской лицензии. Двигатель у «Спитфайра» был в полтора раза мощнее, чем у самых последних модификаций «Мессершмитта-110», а против пулеметов немецких истребителей «Спитфайр» был оснащен двумя пушками калибра 20 миллиметров. Американо-британские истребители были поставлены Сталину в срочном порядке и на безвозмездной основе, на крыльях были пририсованы пятиконечные звезды, и они круглосуточно зависли над Москвой и Ленинградом. Благодаря огневой мощи, высокой маневренности и силе двигателя «Спитфайров» и была обеспечена оборона обоих городов: немецкие бомбардировщики хоть и прорывались к целям, но вести прицельное бомбометание не могли, тратя горючее и силы на ведение воздушного боя. С моей точки зрения, Янтарная комната — не такая уж большая цена за спасение отечества.
— Тем более их у Сталина было три, — сказал я, скрыв удивление, откуда у Наджи все эти сведения: изготовление реплик Янтарной комнаты велось в строжайшей тайне, а о Сделке Сталина с Хаммером я и вовсе слышал впервые.
— Весь вопрос, какую из трех Сталин отдал Хаммеру, — сказал Наджи, не оставив сомнений, откуда у него Янтарная комната.
— Мне кажется, в таких делах Сталин был честен, — успокоил я его.
— У меня такой уверенности нет. Но я не огорчусь, если это окажется одна из моделей — точная или превосходящая оригинал.
— А почему тщеславный Хаммер не растрезвонил по всему свету, что Янтарная комната в его коллекции? Наджи улыбнулся:
— По той же причине, что и я.
— Если одна Янтарная комната погибла, а другая у вас, то где находится третья?
— Меня это как-то не очень волнует, — удивился моему вопросу Наджи. Лично мне еще одна Янтарная комната ни к чему, и я бы предпочел, чтоб мой экземпляр был единственным. Так что если вам попадется, уничтожьте немедля. Как-никак у нас теперь общие интересы.
Мы обговорили условия, включая мой взнос в его коллекцию. Его приятно поразило, что я могу отличить ойно-хойю от стамноса, а стамнос от скифоса, не говоря уже о лекифах, пеликах и киликах. Рассказал ему на эту тему студенческий анекдот — какими непристойными метафорами мы пользовались, идя на экзамен, чтобы запомнить отличия одной вазы от другой. Вообще хоть я и являюсь одним из трех главных мировых экспертов по древнему оружию, но эрудиции мне не занимать и в соседних областях искусствознания — благодаря не столько полученному образованию, сколько рано обнаруженным (спасибо «Данае») эстетическим склонностям. Мир художеств всегда привлекал меня сильнее, чем голая, необработанная реальность. Потому и влюблен в греков, что они с помощью архитектуры и скульптуры улучшали природу, считая ее недостаточно совершенной без человеческого вмешательства. Взять тот же Акрополь — пустой, безжизненный, лысый, заурядный холм, если б на нем не стояли Парфенон, Эрехтейон, Пропилеи и прочие рукотворные объемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
А пока что амфора стояла у него в непристойном зале, рядом с другими фривольными изображениями: еще несколько ваз — как красно-, так и чернофигурных — с любовными сценами; две эллинистические гермы — бородатая физия наверху, а внизу мужские причиндалы в боевой изготовке; статуэтка Приапа с задранным членом; парочка сатиров с тем же атрибутом и в той же позиции; стела с птицей, вытянутая шея которой переходит в фалл — символ телесного бессмертия, согласно греческим верованиям; группа с рогатым Паном, обхаживающим Афродиту, а над ними, в качестве сводни, Амур; Леда, помогающая Лебедю овладеть ею; да еще мраморный Гермафродит, заснувший в весьма соблазнительной (для обоих полов) позе.
В небольшом коридорчике, ведущем в следующий зал с фрагментами античных статуй (кисть гигантского Аполлона с Делоса, прелестная головка Коры с отбитым носом, крыло Ники, безымянный мужской торс, неизвестно чья ступня и проч.), были размещены в двух застекленных витринах найденные во время раскопок мраморные пенисы, словно Наджи так и не решил пока, к какому разделу их отнести — к фрагментам или к непристойностям. Я понял, что моей первоочередной задачей, как директора музея, будет решение этого трудного, с точки зрения Наджи, вопроса.
Далее шли залы копий с утраченных шедевров, которые сохранились только в репродукциях или описаниях. Приковывал к себе Боттичелли — пятая иллюстрация к истории Настаджио из «Декамерона», хотя, если мне не изменяет память, известны только четыре этой, по словам Вазари, «pittura molto vaga e bella»: три в Прадо и одна в Лондоне, в коллекции Уатни. Была здесь и копия украденной перед войной панели Гентского алтаря, на которой в свое время погорел Никита, выдавая подделку за оригинал и охмурив бельгийского спеца, задержанного в таможне с лже-Ван Эйком. Вот бы свести их вместе — Наджи с Никитой: оба, похоже, не делали различия между копией и оригиналом. С другой стороны, где еще спрятать алмаз, как не среди прибрежной гальки, — Никита с Честертоном правы. За другие полотна не скажу, но «Ева» Кранаха в музее Наджи — безусловно, самая что ни на есть настоящая.
Пустая зала предназначалась, как я понял, для будущего шедевра, на месте которого я представил мою бесхозную, исстрадавшуюся Данаю, а потом шла Янтарная комната — гордость Наджи, который был не только гостеприимным хозяином, но и отменным гидом, пусть и на любительском уровне.
— …Касаемо пенисов меня консультировал Никое Ялурис, здешний археолог и большой по ним специалист. Это он обнаружил в Олимпии пенис, вокруг которого был такой спор, — в двадцати метрах от храма Геры, где столетием раньше был найден Гермес, единственная работа Праксителя, дошедшая до нас в оригинале, а не в копии. Статуя хорошей сохранности, но, как вы помните, без правой руки и без члена — одна мошонка. Вот Никое и предложил считать найденный пенис искомым, хоть тот подходил не идеально, недоставало какой-то мелочи на стыке, но это легко было заделать мраморным гипсом. Однако гипотеза была отвергнута коллеги решили, что член выполнен скорее в манере Поликлета, чем Праксителя. Конечно, изображение члена варьируется в зависимости от эпохи, от индивидуальности художника, даже от принадлежности — мощные стоячие стволы у всяких безобразников, типа Приапа или Сатира, и аккуратно уложенные, на мошонке мальчишеские пипирки богов и героев. Как у Праксителева Гермеса. А тот так и остался стоять с отвисшей мошонкой, но без корня. Вот этот пенис, атрибуция которого Праксителю была поставлена под сомнение.
Вежливо глянул на шедевр пенисной коллекции Наджи — член как член. Есть все-таки некоторая разница между отбитой головой или безголовым торсом, да хоть ступней — и членом: будучи самой выдающейся частью мужского торса, он чаще всего отламывался от статуй. Конечно, любое собрание безголовых, безносых, безруких, кастрированных статуй покажется профану анатомическим театром, но я давно уже научился ценить фрагмент сам по себе, а не только судить по нему о целом. И все же я не выделял бы коллекцию мраморных пенисов в отдельный предбанничек, но поместил бы обе витрины в зал обломков, в общем контексте, как бы между прочим. О чем прямо и сказал Наджи. «Надо подумать», — покачал он кудрявой головой, и у меня мелькнуло, а не педик ли мой новый друг, что мне без разницы. Из античных фрагментов он больше всего гордился кистью восьмиметрового Аполлона с Делоса, чья ступня находилась в Британском музее, — больше ничего от этой знаменитой в древности статуи не сохранилось.
Он счел нужным оправдаться за интерес к пикантным сюжетам.
— Взять те же гермы. Это не столько эротический, сколько апотропаический символ. Само собой, посвящены они были Гермесу, покровителю торговцев и странников — таких, как я, — добавил он, опустив почему-то, что Гермес покровительствовал также ворам и плутам, — а ставили их на перекрестках дорог, чтоб отвратить от опасности, от сглазу. Фалл на этих каменных столбах суеверный образ противостояния напастям. Вот разгадка встречающихся иногда герм с женскими лицами, но все равно с мужскими гениталиями — к сожалению, мне такую раздобыть не удалось. Зато посмотрите, что у меня есть. — И он подвел меня к склеенной гидрии, в центре которой был изображен огромный фалл с двумя глазами.
— Всевидящий х…! — предложил я свою трактовку. С вежливой улыбкой он отверг ее:
— У греков было два апотропаических символа: один — член, а другой глаз. Этот глазастый пенис — сдвоенный образ. Вот до какой степени заказчик боялся несчастья.
— Интересно, помогло или нет?
— Либо вот этот кратер.
На чернофигурной вазе были изображены два воина: один — поверженный, кверху голым задом, другой — наступающий на него с членом наперевес.
— Понятно, что сейчас произойдет, — хмыкнул я.
— Думаете, не сцена ли из жизни голубых? Всмотритесь в их доспехи. Наступающий — грек, а раскоряка — перс. И то, что сейчас произойдет, будет дополнительным унижением поверженного варвара.
Хоть я и не был уверен в такой трактовке, но спорить со своим работодателем не стал. Мой рассказ о Зубовском корпусе Екатерининского дворца в Царском Селе не только позабавил, но и заинтриговал его. Пришлось чуть подробнее рассказать о шлюхе на русском престоле, ее оргиях и сексуальных странностях. Его, однако, больше интересовали сами экспонаты, и я перечислил по памяти: фарфоровые пары в любовных сочленениях, позолоченные чайники с ручками в виде пенисов, той же формы дверные ручки, бычьи жилы, служившие когда-то презервативами, снадобья для задержки эрекции, кресла для женщин с особым механизмом — стоило на них сесть, как из сиденья выскакивал огромный фалл. Еще вопрос, что б он выбрал, будь у него выбор, — «Данаю» Рембрандта или фарфоровые фигурки в непристойных позах. А что, если и «Даная» интересует его вовсе не эстетически? Как и меня.
Наджи огорчился, узнав, что часть экспонатов этой коллекции уже растащили. Я его успокоил, сказав, что самый ценный экспонат Екатерининского дворца у него уже есть. Он сказал, что не совсем уверен в этом, и поведал мне удивительную историю Янтарной комнаты. Опускаю то, что общеизвестно — как в начале XVIII века она была изготовлена немецкими мастерами и спустя несколько лет подарена прусским монархом русскому.
— Она словно была создана, чтобы ее дарить — на мо-наршьем, понятно, уровне. Вот Сталин и решил преподнести ее Гитлеру в годовщину заключения с ним пакта о ненападении, а себе оставить копию. Ее изготовлял царский резчик по янтарю; хотите — верьте, хотите — нет, но его реплика вышла лучше оригинала: по соотношению янтарных тонов, по игре света — светлее, мажорнее и музыкальнее. Тогда Сталин потребовал, чтоб была сделана еще одна копия — точная. Работа затянулась, а когда заказ был выполнен и в Екатерининском дворце оказались сразу три Янтарные комнаты, необходимость в подарке Гитлеру отпала: он напал на Россию, получив возможность взять силой то, чего так и не дождался в качестве подарка. Царское Село было оккупировано, немцы упаковали Янтарную комнату в ящики и вывезли ее в Кенигсберг. Там она и погибла три года спустя, когда русские взорвали бункер, куда немцы ее припрятали. Вопрос в том — какая из трех? Оказывается, в самом начале войны в Кремль к Сталину прибыл Арманд Хаммер, который, кроме того что возглавлял «Петролеум», был еще страстным коллекционером, и от советских вождей — а он дружил со всеми, начиная с Ленина и кончая Горбачевым, — ему кое-что перепадало. К тому времени Гитлер уже подступал к обеим русским столицам, выбор у Сталина был невелик, и если он мог продать лучшие картины Эрмитажа Америке, чтоб осуществить индустриализацию страны, то тем более, чтоб спасти ее от Гитлера, мог пожертвовать Янтарной комнатой. Короче, Хаммер вернулся домой не с пустыми руками и сразу же приступил к лоббированию американского президента, чтоб тот начал поставку России английских истребителей «Спитфайр-1», которые в США выпускали по британской лицензии. Двигатель у «Спитфайра» был в полтора раза мощнее, чем у самых последних модификаций «Мессершмитта-110», а против пулеметов немецких истребителей «Спитфайр» был оснащен двумя пушками калибра 20 миллиметров. Американо-британские истребители были поставлены Сталину в срочном порядке и на безвозмездной основе, на крыльях были пририсованы пятиконечные звезды, и они круглосуточно зависли над Москвой и Ленинградом. Благодаря огневой мощи, высокой маневренности и силе двигателя «Спитфайров» и была обеспечена оборона обоих городов: немецкие бомбардировщики хоть и прорывались к целям, но вести прицельное бомбометание не могли, тратя горючее и силы на ведение воздушного боя. С моей точки зрения, Янтарная комната — не такая уж большая цена за спасение отечества.
— Тем более их у Сталина было три, — сказал я, скрыв удивление, откуда у Наджи все эти сведения: изготовление реплик Янтарной комнаты велось в строжайшей тайне, а о Сделке Сталина с Хаммером я и вовсе слышал впервые.
— Весь вопрос, какую из трех Сталин отдал Хаммеру, — сказал Наджи, не оставив сомнений, откуда у него Янтарная комната.
— Мне кажется, в таких делах Сталин был честен, — успокоил я его.
— У меня такой уверенности нет. Но я не огорчусь, если это окажется одна из моделей — точная или превосходящая оригинал.
— А почему тщеславный Хаммер не растрезвонил по всему свету, что Янтарная комната в его коллекции? Наджи улыбнулся:
— По той же причине, что и я.
— Если одна Янтарная комната погибла, а другая у вас, то где находится третья?
— Меня это как-то не очень волнует, — удивился моему вопросу Наджи. Лично мне еще одна Янтарная комната ни к чему, и я бы предпочел, чтоб мой экземпляр был единственным. Так что если вам попадется, уничтожьте немедля. Как-никак у нас теперь общие интересы.
Мы обговорили условия, включая мой взнос в его коллекцию. Его приятно поразило, что я могу отличить ойно-хойю от стамноса, а стамнос от скифоса, не говоря уже о лекифах, пеликах и киликах. Рассказал ему на эту тему студенческий анекдот — какими непристойными метафорами мы пользовались, идя на экзамен, чтобы запомнить отличия одной вазы от другой. Вообще хоть я и являюсь одним из трех главных мировых экспертов по древнему оружию, но эрудиции мне не занимать и в соседних областях искусствознания — благодаря не столько полученному образованию, сколько рано обнаруженным (спасибо «Данае») эстетическим склонностям. Мир художеств всегда привлекал меня сильнее, чем голая, необработанная реальность. Потому и влюблен в греков, что они с помощью архитектуры и скульптуры улучшали природу, считая ее недостаточно совершенной без человеческого вмешательства. Взять тот же Акрополь — пустой, безжизненный, лысый, заурядный холм, если б на нем не стояли Парфенон, Эрехтейон, Пропилеи и прочие рукотворные объемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33