— В самом деле? — уклончиво отозвался я. — Да. Она говорила, что увидела ребенка, лежащего в коляске, и ей вдруг ужасно захотелось взять его на руки и покачать. Она так и сделала. Она просто взяла его на руки. И когда она прижала его к себе, у нее возникло такое чувство, будто это ее ребенок, он принадлежит ей. И она взяла его в машину — машина была рядом, в нескольких шагах. Она положила ребенка на переднее сиденье, рядом с собой, и уехала. Она не знала, куда едет. Она говорила, это было как во сне: она так давно мечтала о ребенке, и теперь у нее есть ребенок.
Сара остановилась. Мне вспомнились девочки Теда Питтса и то, как он брал на руки свою младшенькую... Я готов был разрыдаться от жалости к Саре, к Донне, ко всем людям, не по своей вине лишенным детей...
— Донна ехала довольно долго, — продолжала Сара. — Она доехала до моря и остановилась. Она взяла ребенка на руки, села на заднее сиденье, и все было прекрасно. Она была совершенно счастлива. И все по-прежнему было как во сне. А потом ребеночек проснулся. — Сара помолчала. — Он, наверно, есть захотел. Его было пора кормить. В общем, он начал кричать и никак не успокаивался. Он орал, орал, орал... Донна говорила, он орал не меньше часа. Она сходила с ума от этого крика. Она попыталась зажать ему рот, но он заорал еще громче. Она пыталась прижать его лицом к своему плечу, чтобы он перестал плакать, но он все равно кричал. А потом она обнаружила, что у него мокрые пеленки и что по его ноге течет что-то коричневое и капает ей на платье...
Еще одна долгая пауза, потом снова голос Сары:
— Донна говорила, она не знала, что дети — такие. Что они орут и воняют. Ей всегда представлялось, что ребенок такой нежный и что он все время будет ей улыбаться. Она почувствовала, что не любит этого ребенка, что она его ненавидит. Она почти швырнула его на сиденье, выскочила из машины и убежала. Она говорила, крик ребенка преследовал ее до самого пляжа.
На этот раз молчание тянулось куда дольше.
— Ты еще не спишь? — спросила Сара.
— Нет.
— Ты знаешь, я теперь смирилась с тем, что у меня не будет детей.
Очень жаль, конечно... но с этим ничего не поделаешь. — Она помолчала, потом сказала:
— Я многое узнала о себе за эти недели благодаря Донне.
«И я тоже, — подумал я, — благодаря Анджело». После еще одной долгой паузы она снова спросила:
— Ты еще не спишь?
— Нет.
— Ты знаешь, я ведь так и не поняла, что произошло. В смысле я, конечно, знаю, что этот ужасный Анджело арестован и что тебя вызывали в полицию, но ты мне не говорил, что там было.
— Тебе действительно интересно?
— Конечно. А то бы я не спрашивала! — В ее голосе прозвенела знакомая раздраженная нотка. Она, должно быть, и сама ее услышала, потому что тут же сказала куда более миролюбиво:
— Мне хочется, чтобы ты рассказал.
Правда.
— Ладно.
Я рассказал ей почти все, начав с того, как Крис Норвуд заварил всю эту кашу, украв записи Лайэма О'Рорке. Я пересказал ей все события в хронологической последовательности, а не так вразброс, как узнавал о них я сам, так что получилась четкая картина путешествий Анджело в поисках кассет.
Когда я закончил, она медленно произнесла:
— Значит, в тот день, когда он взял нас в заложницы, ты знал, что он убийца?
— Угу.
— Господи... — Она помолчала. — А ты не думал, что он может убить нас? Донну и меня?
— Думал. Я думал, что он может сделать это в тот же миг, как только узнает, что кассеты у его отца. Я думал, что он может убить нас всех, если ему заблагорассудится. Я не знал наверное... но не мог рисковать.
Долгая пауза. Потом она сказала:
— Ты знаешь, теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что он собирался это сделать. Он такое говорил... — Она помолчала. — Я была так рада, когда ты пришел!
— И зла.
— Да, очень зла. Тебя так долго не было... а этот чертов Анджело был такой жуткий...
— Я знаю.
— Я слышала, как ты стрелял. Я была на кухне, готовила.
— Я боялся, что ты скажешь о выстрелах Анджело.
— Я говорила с ним, только когда без этого никак нельзя было обойтись. Он был отвратителен. Такой надменный!
— Ты его вышибла из седла, когда сказала, что я участвовал в Олимпийских играх. Это был решающий довод.
— Я просто хотела... хотела уязвить его самолюбие.
Я улыбнулся в темноте. Ох и досталось же самолюбию Анджело от семейства Дерри!
— Слушай, — сказал я, — а ведь мы уже много месяцев не разговаривали так, как сейчас!
— Но столько всего случилось... И я чувствую, что... изменилась, понимаешь?
«Да, — подумал я, — иногда для того, чтобы изменить свою точку зрения на мир, требуется побывать в руках убийцы. Однако неплохо же он для нас потрудился!»
— Ну так что, — спросил я, — поехали в Америку?
В Америку. Вместе. Попробовать еще раз... На самом деле я сам не знал, чего хочу: перемениться, освободиться, развестись, начать все сначала, жениться на другой, завести детей — или попытаться воскресить прежнюю любовь, укрепить пошатнувшийся фундамент преданностью, отстроить все заново. И я подумал, что решать придется Саре.
— Ты хочешь, чтобы мы остались вместе? — спросил я.
— Ты думал о разводе?
— А ты?
— Думала, — она вздохнула. — В последнее время — довольно часто.
— Если мы разведемся — тогда всему конец, — сказал я.
— А что ты предлагаешь?
— Давай подождем, — задумчиво сказал я. — Посмотрим, как у нас пойдет дальше. Подумаем, чего мы оба хотим на самом деле. Поговорим.
— Ладно, — сказала Сара. — Идет.

Интерлюдия
Письмо Джонатану Дерри от Винса Аккертона.
«Кухня богов», Ньюмаркет, 12 июля Уважаемый мистер Дерри!
Помните, как вы расспрашивали меня про Криса Норвуда тогда в мае? Не знаю, интересуют ли вас все еще те компьютерные кассеты, о которых мы говорили, но они нашлись здесь, у нас на фабрике-кухне. Мы разбирали раздевалку перед тем, как ее красить, и нашли сумку, которая была вроде бы ничья. Я в нее заглянул, и в ней была пачка рукописных листов и три кассеты. Я хотел их послушать на своем магнитофоне, потому что на них не было никаких ярлыков, но там не оказалось ничего, кроме скрипа и визга. Ну, и один мой приятель, когда услышал, сказал, чтобы я их не выкидывал, а то я собирался, но он сказал, что это компьютерный шум. И я отнес их к Дженет, чтобы посмотреть, что там такое, но она сказала, что старый компьютер поменяли, потому что он был слишком маломощный для нашей фирмы, и у них теперь какая-то штука с дисками, а кассеты к нему не годятся.
И тут я вдруг вспомнил про вас и обнаружил, что у меня остался ваш адрес, и я решил узнать, не те ли это кассеты, про которые вы говорили. Бумаги я сразу выкинул, так что они пропали, но если вам нужны эти кассеты, пришлите мне десятку за труды, и я вам их перешлю.
Искренне ваш, Винс Аккертон.
Письмо Джонатану Дерри от душеприказчиков миссис Морин О'Рорке.
1 сентября Уважаемый господин!
Мы возвращаем письмо, отправленное Вами миссис О'Рорке, вместе с присланными Вами тремя кассетами.
К сожалению, миссис О'Рорке тихо скончалась во сне за три дня до того, как был получен Ваш дар. Поэтому мы сочли, что содержимое посылки по праву принадлежит Вам, и возвращаем его.
Искренне Ваши, адвокатская контора «Джонс, Пирс и Блок».
Письму Джонатану Дерри от отборочной комиссии Университета Восточной Калифорнии.
Лондон 20 октября Уважаемый мистер Дерри!
Имеем честь сообщить Вам, что в результате собеседования, имевшего место в Лондоне на прошлой неделе, Вам предложено место преподавателя на кафедре физики сроком на три года. В течение первого года Вам будет выплачиваться жалованье второй категории (таблица ставок прилагается). Позднее ставка будет пересмотрена.
Предполагается, что Вы приступите к работе с 1 января. Ждем Вашего подтверждения о согласии.
Дальнейшие детали и инструкции будут присланы Вам вместе с официальным уведомлением о приеме на работу.
Добро пожаловать в наш университет!
Ланс К. Баровска, доктор наук, председатель отборочной комиссии факультета естественных наук, Университет Восточной Калифорнии.
Письмо от Гарри Гилберта в брокерскую контору Марти Голдмена.
15 октября Дорогой Марти!
Ввиду того, что произошло, прошу тебя считать наш договор о передаче имущества расторгнутым. У меня, дружище, просто не осталось сил завоевывать новые империи. Теперь, когда Анджело приговорен к пожизненному заключению, мне просто нет смысла приобретать все твои брокерские конторы. Ты ведь знал, что я хотел их приобрести для него — по крайней мере, для того, чтобы он ими распоряжался.
Я знаю, что у тебя были и другие предложения, так что, надеюсь, ты не станешь требовать с меня компенсации.
Твой старый друг Гарри.
Отрывок из частного письма начальника тюрьмы Олбани в Паркурсте, на острове Уайт, его другу, начальнику тюрьмы Уэйкфилд в Йоркшире.
Ну вот, Фрэнк, на этой неделе мы отпускаем на поруки Анджело Гилберта. И, скажу тебе по секрету, мне это ужасно не по душе. Я бы выступил против этого, но он отсидел уже четырнадцать лет, и группа реформаторов из общества по борьбе с преступностью очень настаивает на том, чтобы освободить его. Не то чтобы этот Гилберт открыто проявлял агрессивность или хотя бы недовольство: в последние два года он так энергично добивался, чтобы его освободили, что был тише воды ниже травы.
Но ведь ты знаешь, что среди них попадаются типы, в которых никогда нельзя быть уверенным, как бы тихо они себя ни вели. И у меня такое ощущение, что Гилберт как раз из этой породы. Помнишь, когда он сидел у тебя, лет пять тому назад, у тебя было такое же чувство. Наверно, держать его за решеткой до конца жизни невозможно; но я молю бога, чтобы он не пристрелил первого же человека, который встанет ему поперек дороги. Ну, Фрэнк, до встречи!
Дональд.
Часть II
Вильям
Глава 12
Я положил руку на грудь Касси.
— Нет, Вильям! — сказала она. — Не надо.
— А почему? — спросил я.
— Потому что мне не нравится заниматься этим два раза подряд, без перерыва. Ты же знаешь.
— Ну дава-ай! — протянул я.
— Нет.
— Лентяйка! — сказал я.
— А ты ненасытный!
Она сняла мою руку со своей груди. Я положил руку на прежнее место.
— Ну дай хоть подержусь! — сказал я.
— Нет! — Она снова сбросила мою руку. — У тебя одно без другого не бывает. Я пойду налью себе соку и приму душ. И ты вставай, а то опоздаешь.
Я перевернулся на спину и смотрел, как она ходит по комнате — высокая, худая, с очень длинными ногами. Даже сейчас, в своей угловатой наготе, она обладала неким шармом, который нравился мне в ней с самого начала: ярко выраженной независимостью, отсутствием необходимости к комуто прислоняться.
Свои комплексы, если у нее таковые имелись, она очень хорошо скрывала, даже от меня. Касси спустилась вниз и вернулась с двумя стаканами апельсинового сока.
— Вильям, кончай глазеть! — сказала она.
— А мне нравится!
Она вошла в ванную, отвернула краны и вернулась обратно, чистя зубы.
— Уже семь! — сообщила она. — Да я и сам вижу.
— Если ты через десять минут не отправишься на тренинг, тебя выкинут с твоего тепленького места.
— Ничего, подождут.
Однако я все же встал и первым проскочил в ванную, залпом выхлебав по дороге свой сок. «А я все-таки везучий, — думал я, намыливаясь. — У меня есть Кассандра Моррис, замечательная девушка. Мы вместе уже семь месяцев и с каждым днем все больше нравимся друг другу. У меня есть работа, какую мало кому удается отхватить в двадцать девять лет. У меня есть деньги — достаточно, чтобы купить настоящую машину, а не какую-нибудь никому не нужную развалюху, ездящую на соплях и на честном слове».
Старую мечту сделаться жокеем я благополучно похоронил, хотя сожаления, наверное, будут мучить меня до конца дней. Не то чтобы мне так и не пришлось поучаствовать в скачках: я в них участвовал, и не раз, сперва как любитель, потом и как профессионал, с шестнадцати до двадцати лет. За это время я выиграл восемьдесят четыре стипль-чеза, двадцать три скачки с препятствиями и непрестанно страдал оттого, что непрерывно расту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43