— Послушайте. Он непременно должен мне позвонить на днях, сказать, когда вернется. Хотите, я ему скажу, чтобы он вам перезвонил?
— Да, пожалуйста! — с жаром ответил я. — Или спросите, где его можно найти, я ему сам перезвоню. Скажите ему, что это действительно срочно. Попросите за меня, ладно? Скажите, что это нужно Джонатану, а не мне.
— Я ему скажу, как только он позвонит, — пообещала она.
— Это нечестно, — заметила Касси, когда я повесил трубку. — Это ведь нужно тебе, а не Джонатану.
— Ну, я не думаю, что Джонатану захочется рыдать на моей могилке...
— Вильям!!!
— Шутка! — поспешно сказал я. — Это шутка.
Однако Касси дрожала.
— Что ты собираешься делать?
— Думать, — ответил я.
Думал я в основном о том, что, чем больше Анджело проиграет, тем больше он разозлится, и что поэтому первым делом надо помешать ему играть.
Вряд ли мне удалось бы убедить Тэффа и остальных букмекеров принимать ставки от такой дойной коровы. Значит, остается источник финансирования — Гарри Гилберт. И что бы такое ему сказать, чтобы Анджело остался без денег и при этом не разъярился бы настолько, чтобы выместить свой гнев на мне?
Я могу сказать ему, что системы Лайэма О'Рорке более не существует.
Что я считал кассеты настоящими, но меня самого надули. Короче, я мог бы рассказать ему какую-нибудь полуправду, но неизвестно, поверит ли он мне и, даже если поверит, сможет ли он сдержать Анджело? Непредсказуемо.
Но на самом деле ничего другого мне не оставалось. Мне не особенно хотелось устраивать так, чтобы Анджело снова угодил за решетку. Четырнадцати лет любому за глаза хватит. Я с самого начала хотел только, чтобы он оставил меня в покое. Я хотел, чтобы он сдался, отступил, смирился... Блажен, кто верует...
За ночь я ничего умного не придумал. Голова у меня была занята более приятными вещами. Статья в «Спортивной жизни», прочитанная за завтраком, после часа, проведенного с лошадьми на Поле, заставила меня пожелать, чтобы Анджело сам разрешил мои проблемы, стукнув по голове кого-нибудь еще. В статье сообщалось, что букмекер Лансер, возвращаясь в пятницу вечером со скачек в Ньюбери, был ограблен на пороге собственного дома. У него украли бумажник, в котором было примерно пятьдесят три фунта. С Лансером все в порядке, полиция никаких следов не обнаружила. Бедный Лансер!
Я вздохнул. Ну, и кого подсунуть Анджело в качестве жертвы? Кроме меня самого, разумеется. Принимая во внимание джентльмена, который имел обыкновение лапать Касси за колени, я старался по возможности отвозить ее на работу сам. И в то утро, забросив ее на работу, я поехал прямиком в Уэлин-Гар-ден-Сити. Перспективы не радовали, но выбора не было. Я надеялся убедить Гарри Гилберта и Анджело, что годы нанесли системе Лайэма О'Рорке непоправимый ущерб, что ее больше не существует, что она накрылась раз и навсегда. Я собирался еще раз сказать им, что в случае любой попытки Анджело применить насилие он тут же окажется за решеткой; заставить их бояться этого...
Я был выше Анджело, а над стариком в коляске я буквально нависал. Я намеревался немного запугать их, убедить в своем физическом превосходстве и, во всяком случае, вселить в них ощущение, что пора отступить. Возможно, это окажет влияние даже на Анджело, хотя он-то наверняка сам с детства умеет запугивать людей.
Эдди отворил дверь и сразу попытался ее захлопнуть, когда увидел, кто к ним пожаловал. Я отпихнул его с дороги.
— Гарри не одет, — опасливо сказал он, хотя непонятно было, кого он боится, меня или Гарри.
— Он меня примет, — сказал я.
— Нет! Это невозможно! — Эдди преградил мне путь к одной из широких дверей, ведущих в холл, и таким образом указал мне, куда идти. Я решительно направился туда. Эдди попытался встать у меня на дороге.
Я отодвинул его, открыл дверь и оказался в коротком коридорчике, который привел меня в большую спальню. Первым делом в глаза бросалось большое окно, тоже выходящее на поле для гольфа. Гарри Гилберт лежал в большой кровати и смотрел в окно. Больной, стареющий, он все же почему-то не казался беззащитным даже в пижаме.
— Я пытался его остановить! — беспомощно вякнул Эдди.
— Забери поднос и выйди, — приказал Гарри Гильберт. Эдди взял с одеяла поднос с едой — видимо, я помешал Гилберту завтракать. — Закрой дверь!
Гилберт дождался, пока Эдди уйдет, и ледяным голосом осведомился:
— Ну?
— Я обнаружил, — начал я самым настойчивым и убедительным тоном, что система Лайэма О'Рорке несет в себе нечто вроде вируса. Она опаснее чумы. У всех, кто имеет с ней дело, случаются неприятности. Старая система прошла через слишком много рук и изменилась с годами. Так что, если хотите сберечь деньги, скажите Анджело, чтобы он больше ею не пользовался. На меня злиться бесполезно. Я добыл вам систему в полной уверенности, что она в порядке, и сам был в ярости, когда обнаружил, что она не действует. Позовите сюда Анджело, я ему сам это скажу.
Гарри Гилберт посмотрел на меня со своим обычным непроницаемым выражением и без всякого видимого замешательства сказал, как всегда, немного невнятно:
— Анджело здесь нет. Он поехал в банк, получить деньги по моему чеку. Он собирался на скачки в Лестер.
— Он проиграет! — воскликнул я. — Я не был обязан предупреждать вас, но я вас предупреждаю. Ваши деньги пропадут.
Возможно, он про себя что-то обдумывал, но в холодных глазах не отражалось ничего. В конце концов, должно быть сделав над собой усилие, он сказал:
— Не могли бы вы остановить его?
— Позвоните в банк, чтобы ему не выдавали денег, — сказал я.
Он взглянул на часы рядом с кроватью.
— Поздно.
— Я могу съездить в Лестер, — сказал я. — Попробую его найти.
Он помолчал и ответил:
— Хорошо.
Я коротко кивнул и ушел. По дороге в Лестер я думал, что, даже если мне удалось убедить Гарри — что само по себе не факт, — убедить Анджело невозможно. И все же следовало хотя бы попытаться: по крайней мере, подумал я, напасть на меня посреди людного ипподрома он не посмеет.
В этот холодный осенний день лестерский ипподром оказался не более оживленным, чем выкуренный улей: лишь кучка людей в темных пальто бродила вдоль скаковой дорожки, пряча голову от ледяного ветра. Народу было очень мало, как часто случается на городских ипподромах по рабочим дням, и все обычные приготовления носили небрежный и поверхностный вид ритуала, соблюдаемого без особого рвения.
Тэфф переминался с ноги на ногу у своего ящика из-под пива, дуя в кулак и сожалея вслух, что не поехал сегодня в Бат.
— Хотя, с другой стороны, сегодня ведь Мидлендский Кубок разыгрывается, — говорил он. — Это хорошая скачка. Я думал, это привлечет публику — а вы поглядите, за столом в трактире и то народу больше собирается!
В голосе его звучало разочарование и раздражение.
— Кто у нас сегодня фаворит? — спросил я, улыбаясь.
— Пинк Флауэр.
— А как насчет Террибау?
— Кого-кого?
— Это лошадь, которая участвует в Мидлендском Кубке, — терпеливо пояснил я. Террибау, избранник компьютера, набрал больше всего очков. Он обычно приходил десятым из двенадцати, или седьмым из восьми, или пятнадцатым из двадцати — не то чтобы в самом хвосте, но и далеко не в числе первых.
— А, Террибау... — он заглянул в свой блокнот. — Двадцать, если хотите.
— Двадцать к одному?
— Ну, двадцать пять. Больше двадцати пяти не дам. Согласны?
— А сколько вы возьмете?
— Да сколько хотите! — весело ответил он. — Без ограничений. А что такое сделали с этим Террибау, что вы на него ставите? Порохом зарядили?
Я покачал головой и оглядел ряд замерзших унылых букмекеров. Дело у них явно не шло. Если бы Анджело был среди них, я бы его сразу заметил. Но Анджело не было. Мидлендский Кубок стоял в программе четвертым, до него было еще час. Если Анджело по-прежнему держится за эту несчастную систему, он непременно поставит на Террибау.
— Тэфф, Анджело Гилберт не появлялся? — спросил я.
— Нет. — Он принял ставку у человека с хитрой физиономией в дождевике и выдал ему квитанцию. — Десять на один к трем, Уоки-Токи, — сказал он секретарю.
— Как Лансер? — спросил я. — Что-то его не видно.
— Трет свою шишку и на чем свет ругает грабителей. — Тэфф взял еще десятку у решительной дамы в очках. — Десять на один к восьми, Инженер.
Да, какие-то сопляки обчистили Лансера прямо на пороге собственного дома.
Нет, ты гляди, а! Он ведь тысячи с собой носит. Сдал деньги в конце дня в свою фирму, а потом пришел домой и получил по башке за какие-то паршивые пятьдесят фунтов!
— Он не видел, кто его ограбил?
— Один из ребят Джо Глика говорит, что это была банда подростков.
"Значит, не Анджело, — подумал я. — Ну, разумеется, зачем бы ему...
Но если бы..."
Я задумчиво посмотрел на Тэффа. Он работал на себя и в конце дня все свои деньги приносил домой. Какая жалость, что нельзя поймать Анджело в тот момент, когда он попытается вернуть себе деньги, проигранные на Террибау...
Что нельзя привести полицию, чтобы застать Анджело в тот момент, когда он будет грабить Тэффа, возвращающегося домой... «Это уже фантазии, — подумал я. — Нехорошо».
Время шло, а Анджело, который был так вездесущ, когда я пытался от него скрыться, нигде не было видно. Я походил между букмекеров, порасспрашивал других, кроме Тэффа, но никто из них в тот день Анджело не видел.
Наступило время заезда на Мидлендский Кубок, а он так и не появился. «Ну, — подумал я, — если он все-таки отправился в Бат, я тут только даром время трачу». Но единственная скачка в этот день, для которой была программа в системе Лайэма О'Рорке, — это Мидлендский Кубок; и единственной лошадью, на которую мог поставить Анджело, был Террибау.
Оставалось пять минут до старта, и лошади уже нетерпеливо переминались, готовясь рвануться вперед. Людей в белых перчатках наверху, на вышках, — их обязанностью было сообщать о перемене шансов, — охватил приступ бурной деятельности. У букмекеров не было ни радио, ни телефонов, поэтому им приходилось полагаться на эти примитивные сигналы. Когда они узнавали, что на какую-то лошадь поставлены значительные суммы, они снижали ставки.
Тэфф, глядя на своего человека, отчаянно размахивающего руками, стер цифру «20», стоявшую на его грифельной доске против клички Террибау, и написал «14». Прочие букмекеры в ряду занимались тем же. Потом ставка на Террибау снизилась еще раз, до двенадцати.
— В чем дело? — настойчиво спросил я у Тэффа.
Он рассеянно взглянул в мою сторону.
— Кто-то в дешевых рядах поставил на Террибау кучу денег.
— Ч-черт! — с горечью выдохнул я. Я искал Анджело там, где он сшивался обычно, и даже не подумал заглянуть в неудобный дальний угол, где была низкая плата за вход, скачки было видно плохо, и надежды нескольких торчащих там букмекеров были столь малы, что вряд ли стоило ради этого весь день мерзнуть на ветру. И даже если бы я подумал, что Анджело может быть там, вряд ли бы я пошел туда — побоялся бы проворонить его в паддоке.
«Черт побери! — яростно думал я. — Черт побери этого Анджело, ныне, присно и во веки веков!»
— Вы что-то знали про этого Террибау! — обвиняюще сказал Тэфф.
— Я на него не ставил, — ответил я. — Да, это верно. Не ставили.
Так в чем же дело?
— Анджело Гилберт, — ответил я. — Он сделал ставку там, где его не знают, потому что вы бы ему много не дали.
— Что, правда? — Тэфф расхохотался, стер с доски цифру «12», стоявшую против клички Террибау, и снова написал «20». К нему бросилась кучка игроков, и он с радостью принял у них деньги.
Я подошел к барьеру и с бессильной яростью смотрел, как Террибау финишировал в полном соответствии со своей формой: двенадцатым из пятнадцати.
Я уныло подумал, что Тед Питтс мог с тем же успехом пихнуть меня под грузовик.
Я все-таки видел Анджело в тот вечер. Как и все, кто не ушел домой после шестой скачки.
Анджело находился в эпицентре скандала возле весовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43