Кен обсуждал с Зои старые травмы, а старик Макинтош буквально извергал фонтаны инструкций главному конюху, которые были выслушаны с признательностью, но мне показались весьма противоречивыми.
По ходу дела я спросил у Зои, в каких стойлах были лошади с атропиновыми коликами.
— Редж, — обратилась она к главному конюху, — поговори с моим другом, ладно? Ответь на любой вопрос.
— На любой? — удивился конюх. Она кивнула:
— Да, ему можно доверять.
Редж, такой же маленький и проворный, как и Макинтош, подозрительно и изучающе взглянул на меня и, судя по всему, остался недоволен. «Уж его-то точка зрения никак не совпадает с моей», — подумал я.
Тем не менее я его спросил о стойлах. Он очень неохотно указал их мне: шестое и шестнадцатое. Номера были написаны черной краской на белой стене над дверьми каждого стойла. Больше никаких различий.
Реджу, который нес сумку с морковками и вручал их Зои и ее отцу в каждом стойле, не хотелось, чтобы я путался у него под ногами.
— Вы знаете кого-нибудь по имени Винн Лиз? — спросил я его.
— Нет, — ответил он, ни секунды не раздумывая. Но старик Макинтош, взяв морковку, тоже услышал вопрос, и его ответ был прямо противоположным.
— Винн Лиз? — весело взвизгнул он. — Он прибил мужику штаны прямо к яйцам! — Старик долго и натужно смеялся, слегка задыхаясь. — Строительным пистолетом, — добавил он.
Я мельком взглянул на Кена. У того отвисла челюсть. Он был шокирован.
— Папа, — машинально запротестовала Зои.
— Правда, — сказал ее отец. — Ты знаешь, что это правда. — Он тревожно вздрогнул, и воспоминания улетучились. — Мне, должно быть, что-то пригрезилось.
— Вы знаете его, сэр? — спросил я.
— Кого?
— Винна Лиза.
Он взглянул на меня. Синие глаза сверкнули.
— Он уехал… Наверно, умер. Шестой — это Виндермэн.
— Пойдем, папа, — сказала Зои, направляясь вдоль стойл.
Шаловливо, будто рассказывая детский стишок, он говорил:
— Исправленное издание, Уишиуоши, Пенни-крэкер, Глу.
— Папа, это никому не интересно, — заметила Зои.
— А кто там идет после Глу? — лениво поинтересовался я.
— Фолди, Виндермэн, Кодак, Бой Блу.
Я широко улыбнулся. Он радостно засмеялся, польщенный.
— Так звали лошадей, которых он тренировал давным-давно, — пояснила Зои, — а сегодняшние имена он все забывает. — Она взяла его за руку: — Пошли, папа, конюхи ждут.
Он послушался, и мы подошли к лошади, которая, как заметила Зои, стала куда сильнее и выносливее после того, как ее обрезали. «Читай: кастрировали», — подумал я. Большинство лошадей-стиплеров были меринами.
— Это сделал Оливер Квинси, — сказала Зои. Кен кивнул:
— Да, он мастер по таким делам.
— Его выпускали несколько раз, он выиграл три или четыре забега. Папа его обожает.
— Оливер — хорошая компания, когда он выбирает, — безразлично заметил Кен.
— Оливер? — Спросил Макинтош. — Вы сказали Оливер?
— Да, сэр. Оливер Квинси.
— Он рассказал мне шутку. Я так смеялся. Но не могу ее вспомнить.
— Он большой шутник, — согласился Кен.
Шутка Оливера была бы неуместной для воскресного утра: «Каких четырех животных больше всего любит женщина?» Но моей матери она бы понравилась.
Мы подошли к последнему стойлу.
— Бедняга, — сказал Макинтош, скармливая морковку гнедой лошади с белой звездой во лбу, — как она, Редж?
— Неплохо, сэр.
— Она все еще бегает? — спросила Зои. Редж покачал головой:
— К субботе она будет в порядке.
— Как ее зовут? — спросил я. — Можно на нее поставить?
— Метрелла, — ответила Зои, — но лучше не надо. Ну что ж, Редж, спасибо. Это, пожалуй, все. Я подъеду позже.
Редж кивнул, и Зои потащила всех обратно к «Лендроверу», кроме собак, которые помчались домой на разных скоростях следом за машиной.
Зои сдержанно пригласила нас выпить и не огорчилась нашим отказом.
— Приходите еще, — тепло попрощался Макинтош.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил Кен.
Я посмотрел на берег реки, на мельничное колесо вдалеке, на высохшую речку.
— Прекрасный дом, — сказал я, — обломок истории. Интересно, кто жил здесь раньше?
— Ему уже двести лет, и я не могу знать всех, — ответила Зои, — но папа купил его у семьи по фамилии Трэверс.
Кену хотелось поговорить не о Макинтошах, а о своей беседе со старшим полицейским офицером, которая прочно засела у него в мозгу. Мы еще некоторое время посидели в моей машине, и он рассказал о том, что произошло в офисе после моего ухода.
— Офицер Рэмзи хотел узнать, не терялись ли какие-нибудь хирургические перчатки. Ну подумай, как мы можем знать? Мы покупаем их сотнями. Чем ниже качество, тем больше мы заказываем. Кэри попросил его не спрашивать, все равно никто не знает.
— Вы были там вместе с Кэри?
— Да, какое-то время. Я сказал Рэмзи, что у нас несколько размеров перчаток. У Айвонн размер шесть с половиной. У меня — намного больше. Он задал десятки вопросов. Из чего делают перчатки? Где мы их покупаем? Как часто мы их считаем? Где мы их храним? Я спросил, не нашел ли он использованные перчатки, но он не ответил.
Пока Кен переводил дух, я спросил:
— А из чего их делают?
— Из латекса. Ты их видел. Каждая пара в отдельной стерильной упаковке. Ты видел, как я бросал их в мусорное ведро. Иногда во время операции приходится использовать по три пары. По-всякому бывает. Затем Рэмзи прицепился к халатам, колпакам и маскам. Все то же самое, только не так много размеров. Мы их выбрасываем. Мы выбрасываем упаковки. Единственное, за что можно ручаться, так это то, что все лабораторные халаты оказались на месте, потому что те, что не используются, сдаются в прачечную. Рэмзи спросил, не слишком ли много мы выбрасываем. Никакого понятия о стерильности. Он даже ничего не слышал об операционных чехлах для обуви. Хочу сказать, что, после того как через операционную протопали толпы врачей, полицейских и фотографов, испарилась всякая надежда узнать, кто же там побывал.
— М-м-м…
— И с чего это он взял, что для совершения убийства кому-то понадобилась стерильность?
— Ты сам мне об этом сказал.
— О чем это ты?
— Чтобы не оставить на теле Скотта ничего, что могло выдать убийцу. Ни волос, ни частичек кожи, ни ворсинок, ничего.
Кен прищурился.
— Ты действительно веришь в это?
— Я не знаю, но могу предположить, что они не обнаружили никаких отпечатков пальцев на степлере и убрали его оттуда.
— Звучит ужасно, — сказал Кен.
— Что еще они спрашивали?
— Они спрашивали, не считаю ли я, что лошадей убивал Скотт.
— М-м-м…
— Что ты хочешь сказать этим своим «м-м-м»? Конечно же, нет. — Кен был возмущен моим мычанием. — Он был братом милосердия.
— И анестезиологом.
— Ты глуп, как и полицейские.
— У Скотта всегда была такая возможность, — резонно заметил я. — Я не говорю, что он убивал, я говорю, что он сумел бы это сделать, и возможность у него была. Так же, как и у тебя.
Он задумался.
— О-ох…
— А может, он узнал, кто их убивал, — предположил я.
Кен сглотнул:
— Я не верил тебе, когда ты предупреждал об опасности. Мне кажется, убивать лошадей — это одно, а убивать людей — совсем другое.
— Если ты имеешь в виду убийство без следов, то это очень опасно.
— Да, конечно.
— Скотт был вторым, кто погиб здесь.
— Вторым? А, еще этот поджигатель?
— Все о нем забыли, — сказал я. — Или, может, о ней.
— О ней?
— А медсестра, которая ушла в гневе?
— Полиция, конечно же, ее проверила.
— Надеюсь, — ответил я. — Как насчет того, чтобы навестить Нэгребба?
Эта идея пришлась Кену явно не по душе:
— Нэгребб — мерзавец, но его сын еще хуже.
— Мне казалось, ты говорил, что у него дочь.
— Правильно. Два сына и дочь. Один из сыновей тоже выступает на лошадях в конкуре, и он самый отпетый ублюдок из всех, кто когда-либо сидел в седле.
— Это уже кое-что, прибавь еще Винна Лиза.
— Так вот кого ты захочешь увидеть в следующий раз!
— Вовсе нет.
— Рад слышать, что ты не потерял остатков разума.
— Ладно, — сказал я, — кто тренировал лошадь Фитцуолтера?
— Он сам. У него есть разрешение.
— Правда? — Я знал, что здесь нет ничего удивительного. Многие владельцы стиплеров тренируют собственных лошадей. — По-моему, ты говорил, что это был жеребчик.
— Да, трехлетний жеребчик. Он выиграл соревнования на слабопересеченной местности еще двухлеткой, и Фитцуолтер купил его, потому что он любит их тренировать на бег с барьерами в три-четыре года, а позже — выставлять в этих состязаниях.
— Что он из себя представляет?
— Фитцуолтер? Самоуверенный, но не так уж и плох как тренер. Если ты подумываешь навестить его, я мог бы поехать с тобой. Он достойно перенес смерть своей лошади.
— Где он живет?
— Милях в пяти отсюда. Давай позвоним и узнаем, дома ли он.
— Пожалуй.
— Он не перестал обращаться ко мне. То есть его не нужно уговаривать, как остальных. А как тебе удалось так быстро приручить Зои? Она была мягкой, как воск. Смирной, как никогда.
— Сам не знаю. Мне она показалась привлекательной. Вероятно, она это почувствовала.
— Привлекательной!
— В некотором роде.
— Поразительно. Кстати, Фитцуолтер нанял нас по контракту, который все еще действует.
— Прекрасно, значит, ты можешь заглянуть к нему без специального вызова?
Он утвердительно кивнул:
— Я часто заскакиваю к нему, когда проезжаю мимо.
— Тогда давай заскочим вместе.
Кен пролистал маленькую записную книжку, позвонил, получил утвердительный ответ, пересел из моей машины в свою, и мы направились по сельским долинам, а затем вверх по дороге, вьющейся вокруг холма, к серому каменному дому на голой возвышенности. Дом, с виду ничем не примечательный, располагался возле кладбища сломанных автомобилей, где на трех акрах земли в унынии ржавели чьи-то старые мечты.
Мы свернули с дороги на прямую аллею, которая проходила возле дома и упиралась в маленький открытый двор конюшни, образованный старыми сараями, амбаром, парой гаражей и курятником.
— Фитцуолтер торгует металлоломом, — вскользь заметил Кен, когда мы вышли из машин. — В выходные по этой куче старья ползают толпы народа в поисках запчастей, колес, клапанов, сидений, поршней и так далее. Он продает все. Затем он спрессовывает каркасы и отправляет их на переплавку. Зашибает неплохие деньги.
— Странное сочетание — металлолом и лошади, — заметил я.
Кена это позабавило.
— А что бы ты сказал, если бы узнал, что половина парней, которых ты видел в охоте за призами на лошадиных шоу и спортивных играх, получают деньги из подобных источников? Ну, ладно, не половина, но некоторые из них — определенно.
Двери боксов были открыты, и конюхи носились с ведрами — вечерняя уборка шла полным ходом. Фитцуолтер, которого Кен окликнул и представил просто как Фитца, вышел из гаражеподобного стойла и приветствовал нас взмахом руки. Он был одет в латаные вельветовые брюки, засаленные до черноты, большую клетчатую рубашку из грубой шерсти и без куртки, хотя было довольно прохладно. У него были прямые черные волосы и темные глаза. Это был загорелый, худощавый, энергичный мужчина лет под шестьдесят.
— Ты, вероятно, видел его на скачках, — шепотом сказал Кен, когда мы шли по двору к Фитцуолтеру. — Он шьет костюмы на заказ. Выглядит как городской франт.
Сейчас он выглядел скорее как цыган, однако его английский был безукоризненным, а манеры — превосходными. Он извинился за то, что не подал руки, поскольку его руки были измазаны сульфаниламидным порошком, и он небрежно вытер их о брюки. Казалось, он даже рад видеть Кена, а вместе с ним и меня. Он попросил посмотреть сыпь на коленном суставе у кобылы.
Мы вошли в стойло, из которого он только что вышел, где расположились пара огромных гнедых ног и машущий хвост. Вероятно, у нее была голова и передняя половина туловища, но они оказались недоступны глазу. Кен и Фитц беззаботно пробрались боком к таящим в себе угрозу копытам, но я благоразумно остался вне поля их досягаемости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47