Я посмотрел на Весы – стрелка стояла точно на нуле. Ничего больше я не мог ни прибавить, ни убавить.
Из моего дневника
Эти записи я вел все время, пока писал свой дневник. Мне хотелось не только осмыслить все факты и события своего двойного существования, но, если можно, подвести их под одну общую идею или свести на одну общую принципиальную основу. Поэтому меня меньше всего интересовала наука, я просто хотел объяснить самого себя, главным образом, свое поведение. И в то же время я не считаю себя полным дилетантом, потому что мой личный опыт весьма богат, уже все то, что я пережил, – само по себе целое открытие, точность которого я гарантирую.
Эти мысли были во множестве разбросаны по разным страницам моего дневника. Я не видел никакой нужды систематизировать или дополнять их. Я отобрал малую часть, главным образом те из них, которые носят более общий характер. Остальные были бы интереснее для любого читателя, но я боюсь, что они отклонили бы его мысль в ненужном направлении. А мне хочется, чтобы мои Весы были как можно лучше сбалансированы. Переписывая эти заметки, я увидел, что они не всегда достаточно точны, а подчас противоречивы и бездоказательны. Но это вовсе меня не волнует. Вы, наверное, замечали, что у любой противоречивой, даже парадоксальной мысли больше шансов добраться до истины, чем у прямолинейного и плоского логического мышления.
Чувство – неотменное свойство жизни, основа его существования. Через чувство (эмоцию) жизнь определяет свое самое спонтанное отношение к находящейся вне ее среде (действительности). В этом смысле чувство опережает даже восприятие и становится основой его создания. Логически отсюда следует, что эмоциональная память, по своей сущности, предваряет любую другую память, но это следовало бы доказать и опытным путем. Онтологически цепь намечается следующим образом: чувство (возможность чувства) – восприятие (возможность дифференциации) – память (возможность сохранения опыта).
Очень трудно определить человеческими словами основное (первичное) чувство жизни. Но в любом случае его следует определить как положительную категорию. Иначе жизнь должна бы непрерывно саморазрушаться (распадаться), потому что у нее не было бы стимулов для существования. Через чувство (эмоцию) жизнь разграничивается от мертвого существования и определяет собственное существование как привилегию, присущую ей одной.
Самое общее первичное чувство следовало бы определить как приятность (позднее – удовольствие, радость). Но контакты с внешней, неживой средой (химические, тепловые) породили и первую отрицательную категорию – неприятность (боль).
… Самое простое проявление чувства у живого организма – ощущение (Аристотель). Самое сложное (у человека) – переживание. Но у человека эмоции связаны и с мышлением и потому придают чувству новые свойства. У высших животных чувства тесно связаны с развитием нервной системы и некоторых соматических органов, цель которых – дифференцировать чувства, усиливать или ослаблять их силу. Но объяснять происхождение чувств этими органами – значит грубо подменить следствие причиной.
… Чувство – не только способ отношения, но и способ осознания (оценка). В этом смысле оно является первопричиной или первоосновой создания, исходной точкой его онтогенеза.
… А что такое разум? Одновременно и покой, и действие. И содержание, и изменение содержания. И память, и процесс мышления. Цель разума прежде всего выяснить обстановку, в которой находится живой организм. И решить, какие действия возбудить,чтобы поставить своего хозяина в наиболее благоприятноеположение. Потому что импульсы разума возникают в первую очередь на эмоциональной основе. И все-таки разум способен побудить себя и к внутренним действиям, которые мы в принципе называем логическим мышлением. Иногда результаты логического мышления могут оказаться в разрезе с прямыми, тоже разумными реакциями человека. Стремление к воспроизведению (например) может быть опровергнуто результатами логического мышления. И все же следует иметь в виду, что все эти процессы на практике так взаимосвязаны и обусловлены, что разграничить их в поведении человека чаще всего бессмысленно.
… Есть ли некое внутреннее противоречие между основой жизни и разумом? Оно должно существовать и действительно существует. Чтобы возникнуть и совершенствоваться, разум должен активно упражнять свои функции, иначе он увязнет и атрофируется. И поскольку его деятельность все сложнее и труднее, он овладевает все большими участками центральной нервной системы(мозга). И здесь, наверное, физиологи правы – постепенно он вытеснил все прочие основы и распределительные функции в полкорку(разумеется, здесь можно допустить, что жизнь припрятала в безопасное место центры этих функций). Так или иначе, разум расширил свою деятельность и эта агрессия продолжается. Он все чаще бывает шокирован (и по праву) силой и состоянием чувств и их видоизменениями, главным образом, на основе общественных и социальных условий. Выросли и умножились чувства отрицательнойкатегории. Разум попытался контролировать их и овладеть ими. В принципе, эту деятельность следует оценивать как положительную. Но тут разум очень часто переоценивает свою роль и возможности. Он начинает презирать многие существенные человеческие чувства, считая их малоценными. И терпит чувства, появившиеся в более поздние исторические эпохи, которые он считает более совершенными(человеческими). При самом оптимальном варианте, стремясь к высшим проявлениям чувств, например, моральному и эстетическому удовлетворению, он лишает чувства их первичной жизненности, силы и яркости.
Над человеческой жизнью (существованием) повисла фатальная, все еще не вполне осознанная угроза. Разрастаясь далее, разум может полностью лишить смысла основу жизни, стать ее отрицанием. И тем самым превратиться в некое своеобразное раковоезаболевание, которое во имя собственного существования уничтожает единственно возможную основу этого существования. Потому что, по крайней мере на нынешнем этапе, разрушая основы жизни, разум не в состоянии предложить взамен ничего реального и жизненного вне основы жизни – чувства.
…У живого существования есть одна особенность, которая не может не произвести впечатления на любого непредубежденного мыслителя. Жизнь не только не любит подчиняться некоторым основным физическим законам, но и активно противостоит им. Так, например, закону тяготения (деревья растут не вниз, а вверх), закону инерции (живые существа движутся по им избранным направлениям, создают собственные ускорения и торможения), законам термодинамики и энтропии (живые существа идеально поддерживают внутренний энергетический порядок и за свой счет увеличивают запасы энергии). Эти факты неопровержимы и все еще не поддаются объяснению путем иных физических или химических законов и закономерностей. Однако разумное объяснение этому можно найти, если принять следующее гипотетическое положение: жизнь – не продукт материи, а способ ее существования (в сущности, третий из известных пока науке). Тогда как по чуду все звенья цепи получают общую связь и смысл. Прежде всего, Исчезает бессмыслие существования вселенной (без наличия жизни у нее было бы все, кроме смысла). Отпадает вопрос о том, что происходит с жизнью, когда она уничтожена (она превращается в неживую материю, но это совсем не решение проблемы). Открывается совсем новая цепь существования и движения: протоматерия – материя – поле – жизнь. Тогда гипотетически допустимо, что они будут находиться в естественном круговороте. Или что цепь пока не замкнута и все больше совершенствуется.
На этом я кончаю свои записки. Книга жизни всегда завершается тихим вздохом, подавленным рыданием, последним криком того, кто остался должником перед собой и перед миром. А чем мне закончить свой дневник? Чем захочется – можно точкой, можно двоеточием, можно даже запятой. Не люблю книг, которые кончаются многоточием – они чересчур глубокомысленны. И точка мне не нравится. Когда человек стоит в самой точке, в центре своего существования, он видит, что угодно, кроме самого себя.
Опишу только следующий день. Просто не хочется бросать читателя посреди столь мизерного эпизода – давно неметенная машина, пропахшая бензином, жалкий семейный скандал, нерешенные проблемы. Но что делать, проблемы решаются не в книгах, проблемы решаются в жизни.
Итак, я проснулся на заре. Я был страшно подавлен и в то же время чувствовал большое облегчение. Когда законы жизни ясны, самую сложную ее проблему можно решить как математическое уравнение. Правильным такое решение быть не может, зато совесть по крайне мере будет чиста.
Я принял душ и отправился на утреннюю прогулку, чего так давно не делал. Небо показалось мне угасшим. Легкая серая дымка, за ней – выцветшее небо, за небом – окаменелая вечность. По пустым улицам шныряли кошки – тоже унылые и невеселые. Одна из них держала в зубах мертвого мышонка – наверное, несла оголодавшему потомству. Как все же ни трудна у них жизнь, они по крайней мере не потеряли надежды. Надежда и жизнь – единое целое, пока есть надежда, жизнь будет держаться за самое себя даже в нейтронной пустыне.
Кто-то успел посидеть на моем пне. Кто-то погасил об него сигарету. Этот кто-то не был один – рядом валялся дамский носовой платок, побывавший в употреблении у мужчины и потом брошенный. В других доказательствах не было нужды – в сумраке все еще висели их призрачные тени, сотворенные из мертвенно белой глины, слюны и грязи. Потом он выкурил свою победную сигарету, а она со страхом прислушивалась к шуму листвы. Победа обратилась в поражение.
Я вздохнул и сел. Обезьяна обезьяной и останется, не вес мозга будет решать проблемы жизни. Вскоре первые лучи солнца пробились сквозь листву, призрачные паяцы как будто испарились в воздухе. И все-таки я хорошо знал, что они будут идти за мной следом до конца жизни. Или по меньшей мере до той поры, когда старость погасит все страсти и в сумраке останется только дотлевающий огонек разума. Нет, я не доживу до этой страшной поры, я попытаюсь до конца быть жи вым, безо всяких мистических просветлений. Кто умеет читать книгу жизни, какую-нибудь дорогу да найдет.
Тогда – что же? Тогда надо идти. Я встал и пошел наугад, не выбирая направления. И вышел к теннисному корту. Еще не видя людей, я услышал твердые удары по мячу. Их было двое на всей площадке. Мужчина был высок, атлетического сложения, с сединой в очень густых волосах, кожа его рук была темная как каштан, до того они загорели за лето. Против него играла совсем молодая девушка, почти девочка. Еще не налившиеся, тоненькие ноги, чуть намечающийся бюст. Овальное личико показалось мне таким чистым и вдохновенным, что я невольно засмотрелся. Мужчина, наверное, был тренером, он отбивал мячи не торопясь и не напрягаясь, не делал ошибок, но девушка их делала. Как положено профессионалу, он не раздражался, только иногда делал замечания, которых я не слышал. Но девушка злилась, она играла все с большей яростью и страстью. Ее личико утратило детское выражение, обострилось, я видел, как она кусает свои тонкие губы. Наконец, совсем неудачный хэндбек перебросил мяч через высокую ограду. Мяч упал довольно близко от меня.
– Дядя, подай мне, пожалуйста, мяч.
Тон у нее был властный и безапелляционный. Ах ты, маленькая нахалка, господское исчадие! – проговорил во мне какой-то голос. Я ничего не ответил и пошел своей дорогой. Мужчина, стоявший ближе ко мне, разозлился:
– Слушай, дурак, у тебя что, руки отвалятся?
Не будь высокой проволочной ограды, я бы сделал из него котлету. Но я быстро овладел собой, к собственному удивлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Из моего дневника
Эти записи я вел все время, пока писал свой дневник. Мне хотелось не только осмыслить все факты и события своего двойного существования, но, если можно, подвести их под одну общую идею или свести на одну общую принципиальную основу. Поэтому меня меньше всего интересовала наука, я просто хотел объяснить самого себя, главным образом, свое поведение. И в то же время я не считаю себя полным дилетантом, потому что мой личный опыт весьма богат, уже все то, что я пережил, – само по себе целое открытие, точность которого я гарантирую.
Эти мысли были во множестве разбросаны по разным страницам моего дневника. Я не видел никакой нужды систематизировать или дополнять их. Я отобрал малую часть, главным образом те из них, которые носят более общий характер. Остальные были бы интереснее для любого читателя, но я боюсь, что они отклонили бы его мысль в ненужном направлении. А мне хочется, чтобы мои Весы были как можно лучше сбалансированы. Переписывая эти заметки, я увидел, что они не всегда достаточно точны, а подчас противоречивы и бездоказательны. Но это вовсе меня не волнует. Вы, наверное, замечали, что у любой противоречивой, даже парадоксальной мысли больше шансов добраться до истины, чем у прямолинейного и плоского логического мышления.
Чувство – неотменное свойство жизни, основа его существования. Через чувство (эмоцию) жизнь определяет свое самое спонтанное отношение к находящейся вне ее среде (действительности). В этом смысле чувство опережает даже восприятие и становится основой его создания. Логически отсюда следует, что эмоциональная память, по своей сущности, предваряет любую другую память, но это следовало бы доказать и опытным путем. Онтологически цепь намечается следующим образом: чувство (возможность чувства) – восприятие (возможность дифференциации) – память (возможность сохранения опыта).
Очень трудно определить человеческими словами основное (первичное) чувство жизни. Но в любом случае его следует определить как положительную категорию. Иначе жизнь должна бы непрерывно саморазрушаться (распадаться), потому что у нее не было бы стимулов для существования. Через чувство (эмоцию) жизнь разграничивается от мертвого существования и определяет собственное существование как привилегию, присущую ей одной.
Самое общее первичное чувство следовало бы определить как приятность (позднее – удовольствие, радость). Но контакты с внешней, неживой средой (химические, тепловые) породили и первую отрицательную категорию – неприятность (боль).
… Самое простое проявление чувства у живого организма – ощущение (Аристотель). Самое сложное (у человека) – переживание. Но у человека эмоции связаны и с мышлением и потому придают чувству новые свойства. У высших животных чувства тесно связаны с развитием нервной системы и некоторых соматических органов, цель которых – дифференцировать чувства, усиливать или ослаблять их силу. Но объяснять происхождение чувств этими органами – значит грубо подменить следствие причиной.
… Чувство – не только способ отношения, но и способ осознания (оценка). В этом смысле оно является первопричиной или первоосновой создания, исходной точкой его онтогенеза.
… А что такое разум? Одновременно и покой, и действие. И содержание, и изменение содержания. И память, и процесс мышления. Цель разума прежде всего выяснить обстановку, в которой находится живой организм. И решить, какие действия возбудить,чтобы поставить своего хозяина в наиболее благоприятноеположение. Потому что импульсы разума возникают в первую очередь на эмоциональной основе. И все-таки разум способен побудить себя и к внутренним действиям, которые мы в принципе называем логическим мышлением. Иногда результаты логического мышления могут оказаться в разрезе с прямыми, тоже разумными реакциями человека. Стремление к воспроизведению (например) может быть опровергнуто результатами логического мышления. И все же следует иметь в виду, что все эти процессы на практике так взаимосвязаны и обусловлены, что разграничить их в поведении человека чаще всего бессмысленно.
… Есть ли некое внутреннее противоречие между основой жизни и разумом? Оно должно существовать и действительно существует. Чтобы возникнуть и совершенствоваться, разум должен активно упражнять свои функции, иначе он увязнет и атрофируется. И поскольку его деятельность все сложнее и труднее, он овладевает все большими участками центральной нервной системы(мозга). И здесь, наверное, физиологи правы – постепенно он вытеснил все прочие основы и распределительные функции в полкорку(разумеется, здесь можно допустить, что жизнь припрятала в безопасное место центры этих функций). Так или иначе, разум расширил свою деятельность и эта агрессия продолжается. Он все чаще бывает шокирован (и по праву) силой и состоянием чувств и их видоизменениями, главным образом, на основе общественных и социальных условий. Выросли и умножились чувства отрицательнойкатегории. Разум попытался контролировать их и овладеть ими. В принципе, эту деятельность следует оценивать как положительную. Но тут разум очень часто переоценивает свою роль и возможности. Он начинает презирать многие существенные человеческие чувства, считая их малоценными. И терпит чувства, появившиеся в более поздние исторические эпохи, которые он считает более совершенными(человеческими). При самом оптимальном варианте, стремясь к высшим проявлениям чувств, например, моральному и эстетическому удовлетворению, он лишает чувства их первичной жизненности, силы и яркости.
Над человеческой жизнью (существованием) повисла фатальная, все еще не вполне осознанная угроза. Разрастаясь далее, разум может полностью лишить смысла основу жизни, стать ее отрицанием. И тем самым превратиться в некое своеобразное раковоезаболевание, которое во имя собственного существования уничтожает единственно возможную основу этого существования. Потому что, по крайней мере на нынешнем этапе, разрушая основы жизни, разум не в состоянии предложить взамен ничего реального и жизненного вне основы жизни – чувства.
…У живого существования есть одна особенность, которая не может не произвести впечатления на любого непредубежденного мыслителя. Жизнь не только не любит подчиняться некоторым основным физическим законам, но и активно противостоит им. Так, например, закону тяготения (деревья растут не вниз, а вверх), закону инерции (живые существа движутся по им избранным направлениям, создают собственные ускорения и торможения), законам термодинамики и энтропии (живые существа идеально поддерживают внутренний энергетический порядок и за свой счет увеличивают запасы энергии). Эти факты неопровержимы и все еще не поддаются объяснению путем иных физических или химических законов и закономерностей. Однако разумное объяснение этому можно найти, если принять следующее гипотетическое положение: жизнь – не продукт материи, а способ ее существования (в сущности, третий из известных пока науке). Тогда как по чуду все звенья цепи получают общую связь и смысл. Прежде всего, Исчезает бессмыслие существования вселенной (без наличия жизни у нее было бы все, кроме смысла). Отпадает вопрос о том, что происходит с жизнью, когда она уничтожена (она превращается в неживую материю, но это совсем не решение проблемы). Открывается совсем новая цепь существования и движения: протоматерия – материя – поле – жизнь. Тогда гипотетически допустимо, что они будут находиться в естественном круговороте. Или что цепь пока не замкнута и все больше совершенствуется.
На этом я кончаю свои записки. Книга жизни всегда завершается тихим вздохом, подавленным рыданием, последним криком того, кто остался должником перед собой и перед миром. А чем мне закончить свой дневник? Чем захочется – можно точкой, можно двоеточием, можно даже запятой. Не люблю книг, которые кончаются многоточием – они чересчур глубокомысленны. И точка мне не нравится. Когда человек стоит в самой точке, в центре своего существования, он видит, что угодно, кроме самого себя.
Опишу только следующий день. Просто не хочется бросать читателя посреди столь мизерного эпизода – давно неметенная машина, пропахшая бензином, жалкий семейный скандал, нерешенные проблемы. Но что делать, проблемы решаются не в книгах, проблемы решаются в жизни.
Итак, я проснулся на заре. Я был страшно подавлен и в то же время чувствовал большое облегчение. Когда законы жизни ясны, самую сложную ее проблему можно решить как математическое уравнение. Правильным такое решение быть не может, зато совесть по крайне мере будет чиста.
Я принял душ и отправился на утреннюю прогулку, чего так давно не делал. Небо показалось мне угасшим. Легкая серая дымка, за ней – выцветшее небо, за небом – окаменелая вечность. По пустым улицам шныряли кошки – тоже унылые и невеселые. Одна из них держала в зубах мертвого мышонка – наверное, несла оголодавшему потомству. Как все же ни трудна у них жизнь, они по крайней мере не потеряли надежды. Надежда и жизнь – единое целое, пока есть надежда, жизнь будет держаться за самое себя даже в нейтронной пустыне.
Кто-то успел посидеть на моем пне. Кто-то погасил об него сигарету. Этот кто-то не был один – рядом валялся дамский носовой платок, побывавший в употреблении у мужчины и потом брошенный. В других доказательствах не было нужды – в сумраке все еще висели их призрачные тени, сотворенные из мертвенно белой глины, слюны и грязи. Потом он выкурил свою победную сигарету, а она со страхом прислушивалась к шуму листвы. Победа обратилась в поражение.
Я вздохнул и сел. Обезьяна обезьяной и останется, не вес мозга будет решать проблемы жизни. Вскоре первые лучи солнца пробились сквозь листву, призрачные паяцы как будто испарились в воздухе. И все-таки я хорошо знал, что они будут идти за мной следом до конца жизни. Или по меньшей мере до той поры, когда старость погасит все страсти и в сумраке останется только дотлевающий огонек разума. Нет, я не доживу до этой страшной поры, я попытаюсь до конца быть жи вым, безо всяких мистических просветлений. Кто умеет читать книгу жизни, какую-нибудь дорогу да найдет.
Тогда – что же? Тогда надо идти. Я встал и пошел наугад, не выбирая направления. И вышел к теннисному корту. Еще не видя людей, я услышал твердые удары по мячу. Их было двое на всей площадке. Мужчина был высок, атлетического сложения, с сединой в очень густых волосах, кожа его рук была темная как каштан, до того они загорели за лето. Против него играла совсем молодая девушка, почти девочка. Еще не налившиеся, тоненькие ноги, чуть намечающийся бюст. Овальное личико показалось мне таким чистым и вдохновенным, что я невольно засмотрелся. Мужчина, наверное, был тренером, он отбивал мячи не торопясь и не напрягаясь, не делал ошибок, но девушка их делала. Как положено профессионалу, он не раздражался, только иногда делал замечания, которых я не слышал. Но девушка злилась, она играла все с большей яростью и страстью. Ее личико утратило детское выражение, обострилось, я видел, как она кусает свои тонкие губы. Наконец, совсем неудачный хэндбек перебросил мяч через высокую ограду. Мяч упал довольно близко от меня.
– Дядя, подай мне, пожалуйста, мяч.
Тон у нее был властный и безапелляционный. Ах ты, маленькая нахалка, господское исчадие! – проговорил во мне какой-то голос. Я ничего не ответил и пошел своей дорогой. Мужчина, стоявший ближе ко мне, разозлился:
– Слушай, дурак, у тебя что, руки отвалятся?
Не будь высокой проволочной ограды, я бы сделал из него котлету. Но я быстро овладел собой, к собственному удивлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40