Даже в коридоре был слышен треск его черепа.
Миссис Маркис забилась в моих руках и стала громко звать сына. Я не знал, что делать. Можно ли найти слова утешения для матери, за полчаса потерявшей двоих взрослых детей? Сколько еще комнат в доме ее души, доверху наполненных горем?
И вдруг миссис Маркис замолчала. Нет, она не обессилела. Просто зрелище, открывшееся всем нам, было настолько ошеломляющим, что временно отодвинуло ее горе. Сквозь падающий лед мы увидели медленно поднимающуюся фигуру.
Первой моей мыслью было: «Артемус». Неужели у него еще хватило сил встать? Нет, это не Артемус: он лежал там, где упал. Это вставала… Лея. Она покачивалась, будто завсегдатай питейного заведения, проспавшийся на полу… Потом она встала и направилась к нам. Голубоглазая, розовощекая Лея Маркис с локонами каштановых волос.
Призрак? Нет, человек из плоти и крови. Крови. Одна рука Леи была протянута к нам, другой она зажимала рану на своем горле. Еще через мгновение мы услышали ее крик. Мне не с чем сравнить этот крик, ибо я никогда не слышал ничего подобного ни от людей, ни от животных.
В ответ По тоже закричал. Их голоса слились в единую песнь ужаса – хриплый не то вопль, не то стон. Разбуженные летучие мыши заметались у нас над головами, задевая когтями наши волосы.
– Лея!
Преодолевая слабость, По рванулся к ней. Он хотел было оттолкнуть меня, но не сумел. Тогда он попытался обогнуть меня. Когда ему и это не удалось, По стал карабкаться на меня, как на холм. Он был готов на все, только бы добраться до нее. Он не хотел жить. Он хотел умереть вместе с нею.
Миссис Маркис порывалась сделать то же самое. Мне приходилось удерживать их обоих. Сам не зная почему, я ухватил каждого за талию и потащил к выходу. Они почти не сопротивлялись – не было сил. Их головы были повернуты назад – туда, где в тускнеющем свете виднелся женский силуэт.
– Лея!
Понимала ли она происходящее вокруг? Знала ли, какая стихия торопится опрокинуть ее и погубить в первую минуту возрождения? Сомневаюсь. В крике Леи не ощущалось ни намека на понимание. Лед уничтожал ее – это все, что я могу сказать. Уничтожал, как летучих мышей, запертых между ледяным молотом и каменной наковальней.
А глыбы все падали… Они подминали факелы, срывали канделябры, выбрасывая из них свечи. Они терзали тело Леи Маркис, словно мстили ей за попытку переиграть судьбу.
Вскоре вход в зал был полностью забит льдом, осколки которого теперь выносило в коридор. Каждая минута промедления могла погубить и нас троих. А мы стояли, веря и не веря в это жестокое возмездие природы. Судя по глухим ударам, лед продолжал падать, пока было куда. И он падал, окончательно погребая под собой Лею и Артемуса Маркисов.
Рассказ Гэса Лэндора
40
С 14 по 19 декабря
Самое удивительное, что грохот падающих ледяных глыб не разбудил академию. Наверху его попросту не услышали. Никто не поднял тревоги, и кадеты спокойно проспали до утра. Ночное происшествие не нарушило движения колесиков и шестеренок академического механизма. С рассветом на площадке между Северной и Южной казармами, как всегда, появился барабанщик. Кадетский адъютант махнул рукой, и барабанщик принялся отбивать сигнал побудки. Вскоре эхо уже повторяло его дробь, донося ее до уха каждого кадета, офицера и солдата.
За все время, проведенное в Вест-Пойнте, я впервые увидел барабанщика. До сих пор, слушая звуки побудки в своем гостиничном номере, я воспринимал их как некий внутренний призыв. Мне бывало даже совестно, что я позволяю себе спать дальше, когда у кадетов уже начался новый день.
Но этим утром моя совесть была чиста, ибо остаток ночи я провел в караульном помещении Северной казармы, отвечая на вопросы Хичкока, а затем излагая на бумаге отчет о случившемся. Я подробно написал обо всем. Точнее, почти обо всем.
Это были последние листы, врученные мною Хичкоку. Он с серьезным видом принял мой отчет, сложил пополам и запихнул в кожаную сумку, чтобы передать полковнику Тайеру. Затем Хичкок столь же серьезно кивнул, заменяя кивком свои обычные слова: «Хорошо поработали». Теперь я мог с чистой совестью отправляться в гостиницу.
Нет, еще не мог. У меня оставался вопрос. Всего один вопрос, требующий ответа.
– Наверное, это был доктор Маркис?
Взгляд Хичкока выражал, я бы сказал, типично штатское недоумение.
– Я вас не понимаю.
– Вам ведь кто-то сообщил, где мы. Думаю, доктор Маркис.
Капитан слегка покачал головой.
– Нет, мистер Лэндор. Когда мы прибыли, наш дорогой доктор сидел возле ледника. Он стонал, скрежетал зубами и бормотал что-то маловразумительное.
– Тогда кто?
Лицо Хичкока тронула едва заметная улыбка.
– Цезарь, – ответил он.
Я мог бы и сам догадаться. Помнится, меня удивило, с чего это он разгуливает в столь поздний час по Равнине? Но тогда мне было не до размышлений о Цезаре. И я никак не мог представить, что этот неизменно приветливый, вежливый слуга – агент Хичкока, приставленный следить за Артемусом Маркисом. Цезарь видел, как Артемус шел к леднику. Когда он заметил нас с доктором, бежавших в том же направлении, он поспешил к коменданту и доложил обо всех подозрительных перемещениях.
– Значит, Цезарь, – сказал я, со смехом почесывая затылок. – Вам не откажешь в проницательности, капитан.
– Благодарю вас, – ответил он сухим, ироничным тоном.
Я знал его манеру говорить, но сейчас за нею ощущалось что-то еще. Интересно, что?
– Мистер Лэндор, – наконец произнес он.
– Да, капитан.
Он отвернулся, думая, что так ему будет легче, однако слова все равно давались Хичкоку с трудом.
– Я хочу заявить: если непростые обстоятельства этого расследования побуждали меня… то есть если я, поддавшись порыву раздражения, вдруг усомнился в вас… в вашей честности или профессиональных качествах, мне очень… Мне очень.
– Благодарю вас, капитан. Я тоже сожалею о том, что не всегда вел себя надлежащим образом.
Это была крайняя черта, до которой мы могли дойти, не ставя друг друга в неловкое положение. Затем мы понимающе кивнули и в последний раз пожали друг другу руки. Так мы расстались с капитаном Хичкоком.
Когда я выходил из казармы, барабанщик заиграл побудку. Казармы оживали. Сонные кадеты вскакивали с подстилок, хватали форму и торопились одеться. В академии начинался новый день.
Миссис Маркис посчитала, что сигнал побудки касается и ее. Груз горя заставил ее забыть о сне. Несколько раз миссис Маркис хотели отвести домой, но она упрямо отказывалась и все кружила между казармами… Вскоре двоих кадетов третьего класса, возвращавшихся из караула, остановила женщина в серой монашеской сутане. Вымученно улыбаясь, она спросила их, не помогут ли они… «поднять ее детей». Кадеты опасливо покосились на нее и ответили, что начальство не любит, когда опаздывают. Женщина уверила их, что «там работы на несколько минут».
На самом деле эта работа требовала нескольких дней. А пока нужно было заниматься и другой работой. Работа стала лучшим ответом доктора Маркиса на свалившееся горе. Прежде чем написать прошение об отставке, он перевязал раны кадета четвертого класса По. Затем доктор проверил его пульс и объявил, что молодой человек потерял не больше крови, чем при обычной процедуре кровопускания.
– Возможно, это даже пошло ему на пользу, – добавил Маркис.
Сам доктор на удивление хорошо выглядел. Никогда еще я не видел его таким румяным. Только однажды его лицо побледнело – во дворе, когда он увидел жену. Они оба уклонились от встречи, однако в тот момент они как бы заново обрели друг друга. Их глаза встретились; они оба наклонили головы, будто соседи, давно живущие на одной улице. И я вдруг увидел проблеск будущего, которое их ожидало. Отнюдь не лучезарного будущего. О продолжении карьеры военного врача нечего было и мечтать. Учитывая прежние заслуги доктора Маркиса, он, скорее всего, избежит трибунала, однако пятно на репутации повлияет и на его гражданскую карьеру. Во всяком случае, в Нью-Йорке, куда так мечтала вернуться миссис Маркис. Доктор будет рад, если сумеет найти практику в каком-нибудь городишке на западной границе Иллинойса. Но Маркисы выдержат этот удар судьбы. И в присутствии других людей, и наедине они будут редко говорить о своих погибших детях (или вообще предпочтут хранить молчание). Они будут относиться друг к другу с подчеркнутым вниманием и терпеливо ждать, когда жизнь подведет итог их пребыванию в этом мире. Во всяком случае, мне так казалось.
По определили все в ту же палату Б-3, служившую пристанищем Лерою Фраю и Рендольфу Боллинджеру. В отличие от них, он попал сюда живым и собирался выйти на своих ногах. При иных обстоятельствах По не упустил бы шанса побеседовать с духами погибших и, быть может, даже написал бы стихотворение о переселении душ. Но в своем нынешнем состоянии он тут же уснул и проспал до самого вечера.
Я вернулся в гостиницу и тоже лег спать. Где-то часа через четыре меня разбудил посыльный Тайера.
– Полковник Тайер приглашает вас на беседу.
Мы встретились в артиллерийском парке. Вокруг замерли орудия, когда-то стрелявшие по крепостным стенам и по пехоте на полях сражений. Здесь было немало трофейных английских пушек. Надписи на стволах перечисляли сражения, в которых они участвовали. Я представил, какой поднялся бы грохот, если бы все они разом выстрелили. Но старые орудия молчали. На ветру бился приспущенный флаг – это был единственный звук, который слышали мы с Тайером.
– Вы прочли мой отчет? – спросил я его. Полковник кивнул.
– Вы хотите… у вас еще есть ко мне вопросы?
– Нет, мистер Лэндор.
Казалось, что у Тайера болит горло. Каждое слово давалось ему с трудом.
– У меня есть вопросы к себе. Как я мог столько лет находиться с человеком в приятельских отношениях, часто бывать у него дома, считаться в его семье чуть ли не своим… и даже не подозревать, какая беда довлеет над этой семьей?
– Они намеренно скрывали это от всех.
– Да. И очень умело скрывали.
Мы оба смотрели туда, где в дыму литейного завода Кембла скрывался Колд-Спринг. Наши глаза путешествовали к Вороньему Гнезду, Буйволиному холму и дальше – до самых Шавангункских гор. Все эти места серебристой нитью связывала река. Я заметил, что Гудзон почти замерз.
Нет больше ни Леи, ни Артемуса, – вновь заговорил Тайер.
– Да, полковник.
– Мы так и не узнаем, почему они это сделали. Мы даже не узнаем, что они сделали и где кончается одно преступление и начинается другое.
– Вы правы. Хотя у меня есть кое-какие соображения на этот счет.
Тайер чуть наклонил голову.
– Я вас внимательнейшим образом слушаю, мистер Лэндор.
Я начал не сразу, поскольку еще сам мысленно упорядочивал недавние события.
– Сердца у кадетов вырезал Артему с. Говорю об этом с уверенностью, поскольку собственными глазами видел, как мастерски он владеет ланцетом. Добавлю, он – прирожденный хирург и мог бы стать блестящим медиком, если бы избрал… Артемус очень любил сестру и был готов на все, только бы она выздоровела.
– Продолжайте, мистер Лэндор.
– Могу побиться об заклад: именно Артемус переоделся офицером. Причем формой покойного дяди он пользовался неоднократно. Скорее и Кокрейна из палаты, где лежало тело Фрая, удалил тоже он.
– А что вы скажете про Лею?
Лея. Сам звук ее имени заставил меня медлить с ответом.
– Я вполне уверен, что это она встретилась мне в окрестностях заведения Бенни Хейвенса. Они там были вдвоем с Артемусом. Наверное, она следила за По, стремясь узнать, связан ли он со мной. И, узнав, что связан…
Что сделала Лея? Этого я и сам не знал. Возможно, она решила избавиться от По. Возможно, это подхлестнуло ее и заставило спешно приступить к осуществлению своих замыслов. А может, она искренне влюбилась в По, и такое «предательство» с его стороны только укрепило ее любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Миссис Маркис забилась в моих руках и стала громко звать сына. Я не знал, что делать. Можно ли найти слова утешения для матери, за полчаса потерявшей двоих взрослых детей? Сколько еще комнат в доме ее души, доверху наполненных горем?
И вдруг миссис Маркис замолчала. Нет, она не обессилела. Просто зрелище, открывшееся всем нам, было настолько ошеломляющим, что временно отодвинуло ее горе. Сквозь падающий лед мы увидели медленно поднимающуюся фигуру.
Первой моей мыслью было: «Артемус». Неужели у него еще хватило сил встать? Нет, это не Артемус: он лежал там, где упал. Это вставала… Лея. Она покачивалась, будто завсегдатай питейного заведения, проспавшийся на полу… Потом она встала и направилась к нам. Голубоглазая, розовощекая Лея Маркис с локонами каштановых волос.
Призрак? Нет, человек из плоти и крови. Крови. Одна рука Леи была протянута к нам, другой она зажимала рану на своем горле. Еще через мгновение мы услышали ее крик. Мне не с чем сравнить этот крик, ибо я никогда не слышал ничего подобного ни от людей, ни от животных.
В ответ По тоже закричал. Их голоса слились в единую песнь ужаса – хриплый не то вопль, не то стон. Разбуженные летучие мыши заметались у нас над головами, задевая когтями наши волосы.
– Лея!
Преодолевая слабость, По рванулся к ней. Он хотел было оттолкнуть меня, но не сумел. Тогда он попытался обогнуть меня. Когда ему и это не удалось, По стал карабкаться на меня, как на холм. Он был готов на все, только бы добраться до нее. Он не хотел жить. Он хотел умереть вместе с нею.
Миссис Маркис порывалась сделать то же самое. Мне приходилось удерживать их обоих. Сам не зная почему, я ухватил каждого за талию и потащил к выходу. Они почти не сопротивлялись – не было сил. Их головы были повернуты назад – туда, где в тускнеющем свете виднелся женский силуэт.
– Лея!
Понимала ли она происходящее вокруг? Знала ли, какая стихия торопится опрокинуть ее и погубить в первую минуту возрождения? Сомневаюсь. В крике Леи не ощущалось ни намека на понимание. Лед уничтожал ее – это все, что я могу сказать. Уничтожал, как летучих мышей, запертых между ледяным молотом и каменной наковальней.
А глыбы все падали… Они подминали факелы, срывали канделябры, выбрасывая из них свечи. Они терзали тело Леи Маркис, словно мстили ей за попытку переиграть судьбу.
Вскоре вход в зал был полностью забит льдом, осколки которого теперь выносило в коридор. Каждая минута промедления могла погубить и нас троих. А мы стояли, веря и не веря в это жестокое возмездие природы. Судя по глухим ударам, лед продолжал падать, пока было куда. И он падал, окончательно погребая под собой Лею и Артемуса Маркисов.
Рассказ Гэса Лэндора
40
С 14 по 19 декабря
Самое удивительное, что грохот падающих ледяных глыб не разбудил академию. Наверху его попросту не услышали. Никто не поднял тревоги, и кадеты спокойно проспали до утра. Ночное происшествие не нарушило движения колесиков и шестеренок академического механизма. С рассветом на площадке между Северной и Южной казармами, как всегда, появился барабанщик. Кадетский адъютант махнул рукой, и барабанщик принялся отбивать сигнал побудки. Вскоре эхо уже повторяло его дробь, донося ее до уха каждого кадета, офицера и солдата.
За все время, проведенное в Вест-Пойнте, я впервые увидел барабанщика. До сих пор, слушая звуки побудки в своем гостиничном номере, я воспринимал их как некий внутренний призыв. Мне бывало даже совестно, что я позволяю себе спать дальше, когда у кадетов уже начался новый день.
Но этим утром моя совесть была чиста, ибо остаток ночи я провел в караульном помещении Северной казармы, отвечая на вопросы Хичкока, а затем излагая на бумаге отчет о случившемся. Я подробно написал обо всем. Точнее, почти обо всем.
Это были последние листы, врученные мною Хичкоку. Он с серьезным видом принял мой отчет, сложил пополам и запихнул в кожаную сумку, чтобы передать полковнику Тайеру. Затем Хичкок столь же серьезно кивнул, заменяя кивком свои обычные слова: «Хорошо поработали». Теперь я мог с чистой совестью отправляться в гостиницу.
Нет, еще не мог. У меня оставался вопрос. Всего один вопрос, требующий ответа.
– Наверное, это был доктор Маркис?
Взгляд Хичкока выражал, я бы сказал, типично штатское недоумение.
– Я вас не понимаю.
– Вам ведь кто-то сообщил, где мы. Думаю, доктор Маркис.
Капитан слегка покачал головой.
– Нет, мистер Лэндор. Когда мы прибыли, наш дорогой доктор сидел возле ледника. Он стонал, скрежетал зубами и бормотал что-то маловразумительное.
– Тогда кто?
Лицо Хичкока тронула едва заметная улыбка.
– Цезарь, – ответил он.
Я мог бы и сам догадаться. Помнится, меня удивило, с чего это он разгуливает в столь поздний час по Равнине? Но тогда мне было не до размышлений о Цезаре. И я никак не мог представить, что этот неизменно приветливый, вежливый слуга – агент Хичкока, приставленный следить за Артемусом Маркисом. Цезарь видел, как Артемус шел к леднику. Когда он заметил нас с доктором, бежавших в том же направлении, он поспешил к коменданту и доложил обо всех подозрительных перемещениях.
– Значит, Цезарь, – сказал я, со смехом почесывая затылок. – Вам не откажешь в проницательности, капитан.
– Благодарю вас, – ответил он сухим, ироничным тоном.
Я знал его манеру говорить, но сейчас за нею ощущалось что-то еще. Интересно, что?
– Мистер Лэндор, – наконец произнес он.
– Да, капитан.
Он отвернулся, думая, что так ему будет легче, однако слова все равно давались Хичкоку с трудом.
– Я хочу заявить: если непростые обстоятельства этого расследования побуждали меня… то есть если я, поддавшись порыву раздражения, вдруг усомнился в вас… в вашей честности или профессиональных качествах, мне очень… Мне очень.
– Благодарю вас, капитан. Я тоже сожалею о том, что не всегда вел себя надлежащим образом.
Это была крайняя черта, до которой мы могли дойти, не ставя друг друга в неловкое положение. Затем мы понимающе кивнули и в последний раз пожали друг другу руки. Так мы расстались с капитаном Хичкоком.
Когда я выходил из казармы, барабанщик заиграл побудку. Казармы оживали. Сонные кадеты вскакивали с подстилок, хватали форму и торопились одеться. В академии начинался новый день.
Миссис Маркис посчитала, что сигнал побудки касается и ее. Груз горя заставил ее забыть о сне. Несколько раз миссис Маркис хотели отвести домой, но она упрямо отказывалась и все кружила между казармами… Вскоре двоих кадетов третьего класса, возвращавшихся из караула, остановила женщина в серой монашеской сутане. Вымученно улыбаясь, она спросила их, не помогут ли они… «поднять ее детей». Кадеты опасливо покосились на нее и ответили, что начальство не любит, когда опаздывают. Женщина уверила их, что «там работы на несколько минут».
На самом деле эта работа требовала нескольких дней. А пока нужно было заниматься и другой работой. Работа стала лучшим ответом доктора Маркиса на свалившееся горе. Прежде чем написать прошение об отставке, он перевязал раны кадета четвертого класса По. Затем доктор проверил его пульс и объявил, что молодой человек потерял не больше крови, чем при обычной процедуре кровопускания.
– Возможно, это даже пошло ему на пользу, – добавил Маркис.
Сам доктор на удивление хорошо выглядел. Никогда еще я не видел его таким румяным. Только однажды его лицо побледнело – во дворе, когда он увидел жену. Они оба уклонились от встречи, однако в тот момент они как бы заново обрели друг друга. Их глаза встретились; они оба наклонили головы, будто соседи, давно живущие на одной улице. И я вдруг увидел проблеск будущего, которое их ожидало. Отнюдь не лучезарного будущего. О продолжении карьеры военного врача нечего было и мечтать. Учитывая прежние заслуги доктора Маркиса, он, скорее всего, избежит трибунала, однако пятно на репутации повлияет и на его гражданскую карьеру. Во всяком случае, в Нью-Йорке, куда так мечтала вернуться миссис Маркис. Доктор будет рад, если сумеет найти практику в каком-нибудь городишке на западной границе Иллинойса. Но Маркисы выдержат этот удар судьбы. И в присутствии других людей, и наедине они будут редко говорить о своих погибших детях (или вообще предпочтут хранить молчание). Они будут относиться друг к другу с подчеркнутым вниманием и терпеливо ждать, когда жизнь подведет итог их пребыванию в этом мире. Во всяком случае, мне так казалось.
По определили все в ту же палату Б-3, служившую пристанищем Лерою Фраю и Рендольфу Боллинджеру. В отличие от них, он попал сюда живым и собирался выйти на своих ногах. При иных обстоятельствах По не упустил бы шанса побеседовать с духами погибших и, быть может, даже написал бы стихотворение о переселении душ. Но в своем нынешнем состоянии он тут же уснул и проспал до самого вечера.
Я вернулся в гостиницу и тоже лег спать. Где-то часа через четыре меня разбудил посыльный Тайера.
– Полковник Тайер приглашает вас на беседу.
Мы встретились в артиллерийском парке. Вокруг замерли орудия, когда-то стрелявшие по крепостным стенам и по пехоте на полях сражений. Здесь было немало трофейных английских пушек. Надписи на стволах перечисляли сражения, в которых они участвовали. Я представил, какой поднялся бы грохот, если бы все они разом выстрелили. Но старые орудия молчали. На ветру бился приспущенный флаг – это был единственный звук, который слышали мы с Тайером.
– Вы прочли мой отчет? – спросил я его. Полковник кивнул.
– Вы хотите… у вас еще есть ко мне вопросы?
– Нет, мистер Лэндор.
Казалось, что у Тайера болит горло. Каждое слово давалось ему с трудом.
– У меня есть вопросы к себе. Как я мог столько лет находиться с человеком в приятельских отношениях, часто бывать у него дома, считаться в его семье чуть ли не своим… и даже не подозревать, какая беда довлеет над этой семьей?
– Они намеренно скрывали это от всех.
– Да. И очень умело скрывали.
Мы оба смотрели туда, где в дыму литейного завода Кембла скрывался Колд-Спринг. Наши глаза путешествовали к Вороньему Гнезду, Буйволиному холму и дальше – до самых Шавангункских гор. Все эти места серебристой нитью связывала река. Я заметил, что Гудзон почти замерз.
Нет больше ни Леи, ни Артемуса, – вновь заговорил Тайер.
– Да, полковник.
– Мы так и не узнаем, почему они это сделали. Мы даже не узнаем, что они сделали и где кончается одно преступление и начинается другое.
– Вы правы. Хотя у меня есть кое-какие соображения на этот счет.
Тайер чуть наклонил голову.
– Я вас внимательнейшим образом слушаю, мистер Лэндор.
Я начал не сразу, поскольку еще сам мысленно упорядочивал недавние события.
– Сердца у кадетов вырезал Артему с. Говорю об этом с уверенностью, поскольку собственными глазами видел, как мастерски он владеет ланцетом. Добавлю, он – прирожденный хирург и мог бы стать блестящим медиком, если бы избрал… Артемус очень любил сестру и был готов на все, только бы она выздоровела.
– Продолжайте, мистер Лэндор.
– Могу побиться об заклад: именно Артемус переоделся офицером. Причем формой покойного дяди он пользовался неоднократно. Скорее и Кокрейна из палаты, где лежало тело Фрая, удалил тоже он.
– А что вы скажете про Лею?
Лея. Сам звук ее имени заставил меня медлить с ответом.
– Я вполне уверен, что это она встретилась мне в окрестностях заведения Бенни Хейвенса. Они там были вдвоем с Артемусом. Наверное, она следила за По, стремясь узнать, связан ли он со мной. И, узнав, что связан…
Что сделала Лея? Этого я и сам не знал. Возможно, она решила избавиться от По. Возможно, это подхлестнуло ее и заставило спешно приступить к осуществлению своих замыслов. А может, она искренне влюбилась в По, и такое «предательство» с его стороны только укрепило ее любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72