И он заверил меня, что беспокоиться не о чем. Сказал, что если ты попытаешься что-либо предпринять, он сам с тобой все уладит...
Ошеломленный, Марш смотрел на жену.
– Уладит со мной? Он действительно сказал это?
Эллен кивнула.
– Значит, тебя ничуть не смутило, что в его глазах я – всего лишь некий малоприятный тип, с которым нужно что-то улаживать?
Несколько секунд Эллен молчала.
– Нет, – произнесла она наконец. – Не смутило. Я даже почувствовала какое-то облегчение...
Такой боли всего лишь от нескольких слов Марш никогда ранее не испытывал. Он тяжело опустился на стул, а Эллен встала и вышла из гостиной.
* * *
Алекс не слышал спора, происходившего в гостиной. Все его внимание с той минуты, как он вернулся домой, было поглощено книгой, которую он взял в городской библиотеке.
Он просмотрел ее всю, проявив особый интерес к седьмой главе, в которой говорилось о механизме обучения и о памяти. Но чем внимательнее читал он эту главу, тем менее понятным становилось происходящее с ним.
Ясно было одно – ничего подобного не может быть в принципе.
Он уже собирался перечитать главу в третий раз, уверенный в том, что что-то пропустил или не так понял, когда в дверь его комнаты тихонько постучали. Секунду спустя дверь приоткрылась и Эллен, заглянув в комнату, улыбнулась ему.
– Привет.
– Привет, ма. – Алекс поднял голову от книги. – Вы с отцом все еще там спорите?
Эллен вгляделась в лицо сына – может быть, он слышал их с Маршем спор и это расстроило его, но лицо Алекса оставалось, как всегда, безучастным. Вопрос он задал таким же тоном, каким спрашивал перед уходом в школу «который час».
– Уже нет, – покачала она головой. – Да мы, в общем-то, и не спорили. Просто говорили о докторе Торресе, милый.
– Папа, по-моему, не очень-то его любит?
– Да, не очень, – согласилась Эллен. – Но это не так важно, в общем-то. Важно только одно – что ты поправляешься.
– А вдруг нет?
Эллен вошла в комнату и плотно закрыла за собой дверь.
– Но ты ведь поправляешься, Алекс.
– Ты правда так думаешь?
– Конечно. Ты ведь начал кое-что вспоминать?
– Не знаю, – пожал плечами Алекс. – Иногда мне кажется, что вспоминаю, но воспоминания по большей части... бессмысленные. То есть... я вспоминаю вещи, которые на самом деле помнить просто не могу.
– Как это, Алекс?
Алекс попытался объяснить матери, что произошло с ним за последние несколько недель, ни словом не упомянув, однако, о голосах, шепчущих в сознании. Про это он не скажет никому, пока не поймет, что же все это значит. Эллен внимательно слушала и, когда Алекс закончил, ободряюще улыбнулась ему.
– Но это же просто, милый. Эту книгу по истории города ты наверняка читал раньше.
– Мисс Прингл говорит – я ее никогда не брал.
– Память Арлетт Прингл уже далеко не так хороша, как она сама в том до сих пор уверена, – заметила Эллен. – И даже если ты не брал именно эту книгу в библиотеке, ты мог где-нибудь видеть такую же. У бабушки с дедушкой, например.
– У бабушки с дедушкой? Но я ведь никогда не бывал у них. Как же я могу помнить их дом и книги, которые там были?
– Хорошо. Мы обо всем спросим у доктора Торреса. Но все равно мне кажется, что к тебе понемногу возвращается память, пусть даже очень медленно. И, по-моему, чем беспокоиться по поводу этих воспоминаний, лучше попытайся вспомнить что-нибудь еще. – Неожиданно взгляд ее упал на обложку книги в руках Алекса – увеличенная клетка серого вещества на ярко-синем фоне. – Что это ты читаешь? Зачем тебе?
– Я подумал, что если узнаю больше о структуре мозга, то, может быть, пойму в конце концов, что происходит со мной.
– Ну и как?
– Еще не знаю. По-моему, мне нужно еще очень много прочесть.
Отложив книгу, Эллен взяла в свои руки прохладные пальцы Алекса. Алекс никак не реагировал – не попытался высвободиться, но и не ответил на ласковое пожатие Эллен.
– Милый, запомни: важно только одно – что ты поправляешься. Понимаешь? Неважно как и почему. Ты понимаешь меня?
– В том-то и дело – я вовсе не уверен, что выздоравливаю. И мне хочется знать, так ли это. И мне вообще кажется, что лучше попытаться понять, что происходит с моим собственным мозгом.
Снова легонько сжав пальцы сына, Эллен выпустила их и поднялась.
– Разумеется, ни я, ни отец не станем отговаривать тебя от чтения этой книги. Учиться – это очень полезно и здорово. Только... не засиживайся допоздна. Ладно?
Кивнув, Алекс уткнулся в книгу. Когда Эллен, наклонившись, поцеловала его, он в ответ заученно ткнулся губами в щеку матери.
Но когда Эллен вышла из комнаты, он подумал – почему мать так часто целует его, интересно, что она чувствует при этом?
Сам он ничего, совсем ничего не чувствовал...
* * *
Марш все еще сидел в своем кресле, неподвижно глядя в холодный камин, когда в комнату, неслышно ступая, вошел Алекс.
– Па?
Марш вскинул голову.
– Алекс?.. Я думал, ты уже спишь.
– Нет, я читал... и хотел поговорить с тобой. Я читаю одну книгу – о мозге. Кое-что в ней я не могу понять...
– И решил обратиться к домашнему доктору? – Марш указал сыну на диван. – Не знаю, смогу ли тебе помочь, но постараюсь. Так в чем проблема?
– Мне нужно точно знать, как сильно был поврежден мой мозг, – ответил Алекс. Затем, словно опомнившись, покачал головой: – Нет, не совсем это. Я имею в виду – насколько глубоки были эти повреждения. Сама по себе кора меня не очень волнует – с ней как раз все в порядке, я думаю.
Марш почувствовал, что его усталость как рукой сняло.
– Ты думаешь, с ней все в порядке? – повторил он. – Полистав два часа какую-то книжку, ты прямо-таки уверен, что кора...
Алекс молча кивнул, скептический тон отца ничуть его не тронул.
– Мне кажется, что повреждения проникли гораздо глубже. Но кое-что у меня вообще... не сходится.
– Что например?
– Миндалевидное тело.
Марш с неподдельным изумлением посмотрел на сына. Откуда-то из глубин студенческой памяти ему удалось извлечь значение слова – небольшой, миндалевидной формы орган в глубине мозга. Если он и знал когда-то функции этой самой миндалины, это было курсе на третьем...
– Припоминаю, – кивнул он. – Так что с ним?
– Похоже, что повреждено именно оно, но по книжке выходит, что этого не могло случиться.
Уперев локти в колени, Марш наклонился к сыну.
– Я не успеваю за тобой. Почему ты думаешь, что повреждена именно миндалина?
– Потому что если рассуждать по книжке – то, что со мной происходит, связано именно с ней. Я полностью лишен каких-либо эмоций, и... ты знаешь, что случилось с моей памятью. Но сейчас я начинаю вспоминать кое-что... только дело все в том, что вещи вспоминаются мне не такими, какие они сейчас, а какими были раньше.
Марш кивнул, хотя с трудом понимал, что Алекс имеет в виду.
– О'кей. И что это может означать, по-твоему?
– Похоже, что это... как бы сказать... воображаемые воспоминания. Я помню вещи, которые помнить просто не могу.
– Это не обязательно, – заметил Марш. – Может быть, твои воспоминания просто несколько... искажаются.
– Об этом я тоже думал, – кивнул Алекс. – Но мне так не кажется. Я вспоминаю события, которые случились задолго до моего рождения. Значит, я их просто придумал.
– А какое отношение все это имеет к миндалине?
– В книжке, которую я читаю, сказано, что миндалина как раз и отвечает за упорядоченную работу памяти – за образы и все такое. Вот и получается, что раз работа ее нарушена, она как бы выдает воображаемые образы за воспоминания о реальных вещах.
Марш скептически поднял брови.
– А мне кажется, ты делаешь довольно смелые и своеобразные выводы.
– И еще, – словно не слыша отца, продолжал Алекс. – В книге написано, что миндалина руководит еще и эмоциональной памятью. А ее у меня нет совсем. Никаких эмоций и никаких воспоминаний об эмоциях.
Чтобы сохранить умиротворенное выражение на лице, Маршу потребовалось немало усилий.
– Продолжай, пожалуйста.
Алекс пожал плечами.
– Да, в общем, все. Поскольку у меня нет ни эмоций, ни воспоминаний об эмоциях, а большая часть моих воспоминаний – плод воображения, я и прихожу к выводу, что миндалина была повреждена.
– Если ты правильно понял все, что написано в этой книге, и если информация, приведенная в ней, верна, – что, откровенно говоря, под большим вопросом, учитывая, как мало изучен мозг до сих пор – твой вывод может оказаться и верным.
– Но тогда, – пожал плечами Алекс, – я должен был умереть.
Марш молчал. Если бы Алекс знал, как близок его вывод к действительности...
– Ведь миндалина расположена слишком глубоко, – Алекс говорил примерно с той же интонацией, с какой обсуждают прогноз погоды. – И если повреждения коснулись ее, остальную часть мозга они должны были просто уничтожить. Понимаешь, папа, если бы это и вправду случилось со мной, я бы уже давно умер или находился... как это говорят... в состоянии овоща. Я не мог бы даже восстановить сознание, не говоря уже о способности ходить, говорить, видеть, слышать... в общем, делать все, что я сейчас делаю.
Марш кивнул, по-прежнему не говоря ни слова. Он понимал, что Алекс во многом прав.
– Поэтому я хочу знать точно, что именно случилось со мной. Как сильно был поврежден на самом деле мой мозг и что делал доктор Торрес для того, чтобы его... вылечить. И почему одни части моего мозга работают так хорошо, а другие – почти не действуют.
Откинувшись в кресле, Марш на секунду прикрыл глаза, пытаясь сообразить, что ему сказать сыну. Похоже, остается только одно. Тем более что он может уже знать правду.
– Признаюсь тебе, – Марш откашлялся, – что меня мучают те же вопросы. И сегодня я пытался найти историю твоей болезни в нашем компьютере. Оказалось, ее там нет. Доктор Торрес забрал все записи, хранит их у себя и почему-то не хочет, чтобы к ним получили доступ ни я, ни кто-либо другой.
Некоторое время Алекс молчал, обдумывая слова отца. Когда он заговорил, его голос оставался по-прежнему бесстрастным:
– Это ведь значит – что-то не так, верно, па? Марш изо всех сил старался сохранять ровный тон.
– Мама, например, так не думает. Ей кажется, что все, напротив, в полном порядке, и доктор Торрес просто... м-м... охраняет нужную ему информацию.
Алекс покачал головой.
– Но она неправа, если и правда так думает.
– А может быть, мы неправы, – предположил Марш. Он не сводил глаз с Алекса, пытаясь угадать на его лице хоть какой-нибудь проблеск чувства... Нет, ничего. С тем же бесстрастным выражением лица Алекс пожал плечами.
– Нет, мы как раз правы. Того, что происходит со мной, просто не может быть – по крайней мере, с живым человеком. Но я ведь жив. Значит, что-то не так. И я должен узнать – что именно.
– Мы должны узнать, – мягко поправил Марш. Поднявшись, он подошел к Алексу и положил ему руку на плечо. – Алекс, – произнес он тихо. Тот поднял голову. – Тебе страшно, сынок?
Помолчав несколько секунд, Алекс покачал головой.
– Нет. Не страшно. Скорее любопытно. А что?
– А мне страшно, – так же тихо произнес Марш.
– Ты счастливый, – голос Алекса тоже звучал теперь еле слышно. – Мне тоже хочется испытывать страх... или даже ужас... хоть что-то...
* * *
Весь первый урок Алекс просидел за своей партой один. Он понял, что что-то случилось, еще когда зашел, как всегда, утром за Лайзой, но ее сестренка Ким сказала ему, что Лайза уже ушла.
– Она говорит – ты сумасшедший, – сообщила девчушка. – И что она больше не хочет никуда ходить с тобой. Только это из-за того, что она сама дурочка.
Появившаяся на крыльце Кэрол Кокрэн шлепком отправила младшую дочку в дом и, извинившись, поздоровалась с Алексом.
– Мне ужасно неудобно, Алекс... Это пройдет у нее, поверь. Она просто испугалась, когда ты вчера сказал, будто убийца миссис Льюис до сих пор на свободе.
– Но я вовсе не хотел пугать ее, – пожал плечами Алекс. – Она только спросила меня – не думаю ли я, что это дело рук мистера Льюиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Ошеломленный, Марш смотрел на жену.
– Уладит со мной? Он действительно сказал это?
Эллен кивнула.
– Значит, тебя ничуть не смутило, что в его глазах я – всего лишь некий малоприятный тип, с которым нужно что-то улаживать?
Несколько секунд Эллен молчала.
– Нет, – произнесла она наконец. – Не смутило. Я даже почувствовала какое-то облегчение...
Такой боли всего лишь от нескольких слов Марш никогда ранее не испытывал. Он тяжело опустился на стул, а Эллен встала и вышла из гостиной.
* * *
Алекс не слышал спора, происходившего в гостиной. Все его внимание с той минуты, как он вернулся домой, было поглощено книгой, которую он взял в городской библиотеке.
Он просмотрел ее всю, проявив особый интерес к седьмой главе, в которой говорилось о механизме обучения и о памяти. Но чем внимательнее читал он эту главу, тем менее понятным становилось происходящее с ним.
Ясно было одно – ничего подобного не может быть в принципе.
Он уже собирался перечитать главу в третий раз, уверенный в том, что что-то пропустил или не так понял, когда в дверь его комнаты тихонько постучали. Секунду спустя дверь приоткрылась и Эллен, заглянув в комнату, улыбнулась ему.
– Привет.
– Привет, ма. – Алекс поднял голову от книги. – Вы с отцом все еще там спорите?
Эллен вгляделась в лицо сына – может быть, он слышал их с Маршем спор и это расстроило его, но лицо Алекса оставалось, как всегда, безучастным. Вопрос он задал таким же тоном, каким спрашивал перед уходом в школу «который час».
– Уже нет, – покачала она головой. – Да мы, в общем-то, и не спорили. Просто говорили о докторе Торресе, милый.
– Папа, по-моему, не очень-то его любит?
– Да, не очень, – согласилась Эллен. – Но это не так важно, в общем-то. Важно только одно – что ты поправляешься.
– А вдруг нет?
Эллен вошла в комнату и плотно закрыла за собой дверь.
– Но ты ведь поправляешься, Алекс.
– Ты правда так думаешь?
– Конечно. Ты ведь начал кое-что вспоминать?
– Не знаю, – пожал плечами Алекс. – Иногда мне кажется, что вспоминаю, но воспоминания по большей части... бессмысленные. То есть... я вспоминаю вещи, которые на самом деле помнить просто не могу.
– Как это, Алекс?
Алекс попытался объяснить матери, что произошло с ним за последние несколько недель, ни словом не упомянув, однако, о голосах, шепчущих в сознании. Про это он не скажет никому, пока не поймет, что же все это значит. Эллен внимательно слушала и, когда Алекс закончил, ободряюще улыбнулась ему.
– Но это же просто, милый. Эту книгу по истории города ты наверняка читал раньше.
– Мисс Прингл говорит – я ее никогда не брал.
– Память Арлетт Прингл уже далеко не так хороша, как она сама в том до сих пор уверена, – заметила Эллен. – И даже если ты не брал именно эту книгу в библиотеке, ты мог где-нибудь видеть такую же. У бабушки с дедушкой, например.
– У бабушки с дедушкой? Но я ведь никогда не бывал у них. Как же я могу помнить их дом и книги, которые там были?
– Хорошо. Мы обо всем спросим у доктора Торреса. Но все равно мне кажется, что к тебе понемногу возвращается память, пусть даже очень медленно. И, по-моему, чем беспокоиться по поводу этих воспоминаний, лучше попытайся вспомнить что-нибудь еще. – Неожиданно взгляд ее упал на обложку книги в руках Алекса – увеличенная клетка серого вещества на ярко-синем фоне. – Что это ты читаешь? Зачем тебе?
– Я подумал, что если узнаю больше о структуре мозга, то, может быть, пойму в конце концов, что происходит со мной.
– Ну и как?
– Еще не знаю. По-моему, мне нужно еще очень много прочесть.
Отложив книгу, Эллен взяла в свои руки прохладные пальцы Алекса. Алекс никак не реагировал – не попытался высвободиться, но и не ответил на ласковое пожатие Эллен.
– Милый, запомни: важно только одно – что ты поправляешься. Понимаешь? Неважно как и почему. Ты понимаешь меня?
– В том-то и дело – я вовсе не уверен, что выздоравливаю. И мне хочется знать, так ли это. И мне вообще кажется, что лучше попытаться понять, что происходит с моим собственным мозгом.
Снова легонько сжав пальцы сына, Эллен выпустила их и поднялась.
– Разумеется, ни я, ни отец не станем отговаривать тебя от чтения этой книги. Учиться – это очень полезно и здорово. Только... не засиживайся допоздна. Ладно?
Кивнув, Алекс уткнулся в книгу. Когда Эллен, наклонившись, поцеловала его, он в ответ заученно ткнулся губами в щеку матери.
Но когда Эллен вышла из комнаты, он подумал – почему мать так часто целует его, интересно, что она чувствует при этом?
Сам он ничего, совсем ничего не чувствовал...
* * *
Марш все еще сидел в своем кресле, неподвижно глядя в холодный камин, когда в комнату, неслышно ступая, вошел Алекс.
– Па?
Марш вскинул голову.
– Алекс?.. Я думал, ты уже спишь.
– Нет, я читал... и хотел поговорить с тобой. Я читаю одну книгу – о мозге. Кое-что в ней я не могу понять...
– И решил обратиться к домашнему доктору? – Марш указал сыну на диван. – Не знаю, смогу ли тебе помочь, но постараюсь. Так в чем проблема?
– Мне нужно точно знать, как сильно был поврежден мой мозг, – ответил Алекс. Затем, словно опомнившись, покачал головой: – Нет, не совсем это. Я имею в виду – насколько глубоки были эти повреждения. Сама по себе кора меня не очень волнует – с ней как раз все в порядке, я думаю.
Марш почувствовал, что его усталость как рукой сняло.
– Ты думаешь, с ней все в порядке? – повторил он. – Полистав два часа какую-то книжку, ты прямо-таки уверен, что кора...
Алекс молча кивнул, скептический тон отца ничуть его не тронул.
– Мне кажется, что повреждения проникли гораздо глубже. Но кое-что у меня вообще... не сходится.
– Что например?
– Миндалевидное тело.
Марш с неподдельным изумлением посмотрел на сына. Откуда-то из глубин студенческой памяти ему удалось извлечь значение слова – небольшой, миндалевидной формы орган в глубине мозга. Если он и знал когда-то функции этой самой миндалины, это было курсе на третьем...
– Припоминаю, – кивнул он. – Так что с ним?
– Похоже, что повреждено именно оно, но по книжке выходит, что этого не могло случиться.
Уперев локти в колени, Марш наклонился к сыну.
– Я не успеваю за тобой. Почему ты думаешь, что повреждена именно миндалина?
– Потому что если рассуждать по книжке – то, что со мной происходит, связано именно с ней. Я полностью лишен каких-либо эмоций, и... ты знаешь, что случилось с моей памятью. Но сейчас я начинаю вспоминать кое-что... только дело все в том, что вещи вспоминаются мне не такими, какие они сейчас, а какими были раньше.
Марш кивнул, хотя с трудом понимал, что Алекс имеет в виду.
– О'кей. И что это может означать, по-твоему?
– Похоже, что это... как бы сказать... воображаемые воспоминания. Я помню вещи, которые помнить просто не могу.
– Это не обязательно, – заметил Марш. – Может быть, твои воспоминания просто несколько... искажаются.
– Об этом я тоже думал, – кивнул Алекс. – Но мне так не кажется. Я вспоминаю события, которые случились задолго до моего рождения. Значит, я их просто придумал.
– А какое отношение все это имеет к миндалине?
– В книжке, которую я читаю, сказано, что миндалина как раз и отвечает за упорядоченную работу памяти – за образы и все такое. Вот и получается, что раз работа ее нарушена, она как бы выдает воображаемые образы за воспоминания о реальных вещах.
Марш скептически поднял брови.
– А мне кажется, ты делаешь довольно смелые и своеобразные выводы.
– И еще, – словно не слыша отца, продолжал Алекс. – В книге написано, что миндалина руководит еще и эмоциональной памятью. А ее у меня нет совсем. Никаких эмоций и никаких воспоминаний об эмоциях.
Чтобы сохранить умиротворенное выражение на лице, Маршу потребовалось немало усилий.
– Продолжай, пожалуйста.
Алекс пожал плечами.
– Да, в общем, все. Поскольку у меня нет ни эмоций, ни воспоминаний об эмоциях, а большая часть моих воспоминаний – плод воображения, я и прихожу к выводу, что миндалина была повреждена.
– Если ты правильно понял все, что написано в этой книге, и если информация, приведенная в ней, верна, – что, откровенно говоря, под большим вопросом, учитывая, как мало изучен мозг до сих пор – твой вывод может оказаться и верным.
– Но тогда, – пожал плечами Алекс, – я должен был умереть.
Марш молчал. Если бы Алекс знал, как близок его вывод к действительности...
– Ведь миндалина расположена слишком глубоко, – Алекс говорил примерно с той же интонацией, с какой обсуждают прогноз погоды. – И если повреждения коснулись ее, остальную часть мозга они должны были просто уничтожить. Понимаешь, папа, если бы это и вправду случилось со мной, я бы уже давно умер или находился... как это говорят... в состоянии овоща. Я не мог бы даже восстановить сознание, не говоря уже о способности ходить, говорить, видеть, слышать... в общем, делать все, что я сейчас делаю.
Марш кивнул, по-прежнему не говоря ни слова. Он понимал, что Алекс во многом прав.
– Поэтому я хочу знать точно, что именно случилось со мной. Как сильно был поврежден на самом деле мой мозг и что делал доктор Торрес для того, чтобы его... вылечить. И почему одни части моего мозга работают так хорошо, а другие – почти не действуют.
Откинувшись в кресле, Марш на секунду прикрыл глаза, пытаясь сообразить, что ему сказать сыну. Похоже, остается только одно. Тем более что он может уже знать правду.
– Признаюсь тебе, – Марш откашлялся, – что меня мучают те же вопросы. И сегодня я пытался найти историю твоей болезни в нашем компьютере. Оказалось, ее там нет. Доктор Торрес забрал все записи, хранит их у себя и почему-то не хочет, чтобы к ним получили доступ ни я, ни кто-либо другой.
Некоторое время Алекс молчал, обдумывая слова отца. Когда он заговорил, его голос оставался по-прежнему бесстрастным:
– Это ведь значит – что-то не так, верно, па? Марш изо всех сил старался сохранять ровный тон.
– Мама, например, так не думает. Ей кажется, что все, напротив, в полном порядке, и доктор Торрес просто... м-м... охраняет нужную ему информацию.
Алекс покачал головой.
– Но она неправа, если и правда так думает.
– А может быть, мы неправы, – предположил Марш. Он не сводил глаз с Алекса, пытаясь угадать на его лице хоть какой-нибудь проблеск чувства... Нет, ничего. С тем же бесстрастным выражением лица Алекс пожал плечами.
– Нет, мы как раз правы. Того, что происходит со мной, просто не может быть – по крайней мере, с живым человеком. Но я ведь жив. Значит, что-то не так. И я должен узнать – что именно.
– Мы должны узнать, – мягко поправил Марш. Поднявшись, он подошел к Алексу и положил ему руку на плечо. – Алекс, – произнес он тихо. Тот поднял голову. – Тебе страшно, сынок?
Помолчав несколько секунд, Алекс покачал головой.
– Нет. Не страшно. Скорее любопытно. А что?
– А мне страшно, – так же тихо произнес Марш.
– Ты счастливый, – голос Алекса тоже звучал теперь еле слышно. – Мне тоже хочется испытывать страх... или даже ужас... хоть что-то...
* * *
Весь первый урок Алекс просидел за своей партой один. Он понял, что что-то случилось, еще когда зашел, как всегда, утром за Лайзой, но ее сестренка Ким сказала ему, что Лайза уже ушла.
– Она говорит – ты сумасшедший, – сообщила девчушка. – И что она больше не хочет никуда ходить с тобой. Только это из-за того, что она сама дурочка.
Появившаяся на крыльце Кэрол Кокрэн шлепком отправила младшую дочку в дом и, извинившись, поздоровалась с Алексом.
– Мне ужасно неудобно, Алекс... Это пройдет у нее, поверь. Она просто испугалась, когда ты вчера сказал, будто убийца миссис Льюис до сих пор на свободе.
– Но я вовсе не хотел пугать ее, – пожал плечами Алекс. – Она только спросила меня – не думаю ли я, что это дело рук мистера Льюиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50