– Кэролайн, это несправедливо.
– Но это же правда, – снова пожала плечами Кэролайн. – Я серьезно говорю тебе – с каждым днем о нем говорят все более ужасные вещи. А Лайза рассказывала, будто он сказал ей, что не думает, будто миссис Льюис погибла от рук своего мужа, и что, мол, скоро еще кого-нибудь убьют. А ночью убили миссис Бенсон!
Синтия сбавила скорость, чтобы не прозевать поворот на Гасиенда-драйв.
– Если ты хочешь убедить меня, что их убил Алекс Лонсдейл, то слушать тебя я попросту не желаю. Во-первых, Эллен Лонсдейл моя еще подруга...
– Ну да, со школы! Ну так и что? Будь она хоть золотом осыпана – сынок-то ее полный придурок!
– Кэролайн, достаточно!
– Ах, да перестань, мама...
– Это ты изволь перестать! Мне надоело, что ты поливаешь помоями всех и каждого, и впредь я тебе этого не намерена позволять! – Вспомнив о собственном порыве позвонить прямо перед уходом из дома в полицию, Синтия немного смягчилась. – Слушай, что я скажу тебе. Ты обещаешь – больше о нем ни слова, а я, если он еще будет сидеть там и глазеть на наш дом, когда мы приедем, непременно вызову полицию. О'кей?
В ответ Кэролайн лишь пожала плечами, остаток пути они провели в молчании. Миновав последний поворот, Эллен снова сбавила газ, и тут услышала негодующее стенание дочери.
Синтия повернулась к ней.
– Теперь в чем дело?
– Ворота! – Кэролайн закатила глаза. – Если бы я оставила их открытыми, ты бы неделю меня пилила.
Увидев, что ворота и правда открыты, Синтия чуть слышно, сквозь зубы, выругалась, поспешив, однако, успокоить себя тем, что отсутствовала она не больше часа. Кроме того, во дворе, насколько она могла видеть, никого не было. Машина въехала во двор, Синтия, заглушив мотор, вышла.
– По крайней мере, в полицию нам звонить не придется, – она кивнула в сторону соседнего холма. – Он ушел.
– Грабители, – тихий голос раздался из густой тени под балконом, проходившим через весь фасад здания. – Грабители и убийцы.
Синтия застыла на месте.
– Кто это... кто здесь?
– О, Боже, – услышала она рядом шепот дочери. – Это Алекс, ма. Это Алекс...
– Тихо, – шепнула ей Синтия. – Только не говори ничего. Все будет в порядке. – Громким, ровным голосом она произнесла: – Кто там? Это ты, Алекс?
Шагнув вперед из тени, Алекс вскинул ружье.
– Soy mim, – прошептал он. – Soy Alejandro.
По лицу его текла кровь из порезов, которые оставили осколки стекла, алые капли падали на рубашку, но боли он, как видно, не чувствовал. Он снова шагнул вперед и повел в сторону дулом ружья.
– Туда, – он говорил по-прежнему шепотом. – Вон к той стене.
– Делай все, что он говорит, – шепнула Синтия дочери. – Не спорь с ним, и все кончится нормально...
– Мама, но он маньяк!
– Тихо! Ни слова, и делай, что он сказал. – Минуту, которая показалась ей вечностью, она ждала, пока Кэролайн подойдет к стене, молясь про себя, чтобы она не бросилась бежать к машине или к воротам. Затем, медленно, сама подошла к Кэролайн и встала рядом, взяв ее за руку.
– Главное – не спорить с ним, – шепнула она. – Если мы будем слушаться его, он ничего нам не сделает.
Держа Кэролайн за руку, чтобы та не отставала от нее, Синтия начала осторожно продвигаться к воротам.
– В чем дело, Алекс? – спросила она, чтобы отвлечь его внимание. – Что тебе от нас нужно?
– Venganza, – тем же шепотом ответил Алекс. – Venganza para mi familia.
– Месть? За твою семью?!
– Si. – Алекс шагнул к воротам, отрезая им путь к отступлению.
* * *
Стена была совсем такой, как в тот самый день, хотя они замазали дыры от пуль и смыли со штукатурки кровь его близких. Но для него это все осталось – он видел выбоины и алые пятна так же ясно, как в день смерти сестер и матери.
Теперь настал его день.
Он подумал – сможет ли эта женщина встретить смерть так же храбро, как его мать, сможет ли крикнуть ему проклятие в последнюю секунду собственной жизни.
Нет, не сможет. Гринго – они совсем другие.
Она умрет, как и все они, умоляя его о пощаде. И она уже начала...
– Но за что, Алекс? – услышал он ее голос. – Разве мы что-нибудь тебе сделали?
Разве сделали вам что-нибудь мои мать и сестры, которых убили ваши солдаты у этой самой стены? Но он не задал этого вопроса. Сейчас – не время спрашивать.
Наступил час расплаты...
Он нажал на курок. В уши ударил грохот, лицо женщины превратилось в кровавую маску, а брызнувшая на стену кровь, смыла кровь его близких. Колени женщины подогнулись, и она медленно осела на землю – совсем как в тот самый день...
Двор заполнил пронзительный крик ее дочери.
Нажимая на курок второй раз, Алекс подумал – двор навсегда останется таким, как тогда, кровь его родных вечно будет на этих стенах, а кровь гринго смешается с пылью, уйдет в ту землю, которую они отняли...
* * *
Свернув на Гасиенда-драйв, Хосе Карильо сбросил скорость, слушая, как сердито чихает мотор его грузовичка. Ладно – только бы эта развалюха продержалась то время, пока он будет работать на этих Эвансов. На деньги, которые они ему заплатят, он сможет купить себе новый грузовик. Сегодня, однако, первый день, а он опоздал – не дай Бог, потеряет, еще не получив, такое классное место. Он прибавил газу, и машина, закашляв, нехотя поползла вверх по склону холма.
Потом он вспоминал – именно перед последним поворотом он увидел этого парня, бредущего по обочине с громадным ружьем в руке, рубашка и лицо – в крови. Затормозив, он высунулся и окликнул его. Парень, казалось, его не слышал. Хосе позвал громче, парень повернул голову в его сторону.
– С тобой все в порядке? – спросил Хосе. – Может, тебе какая-нибудь помощь нужна?
Несколько секунд парень в упор смотрел на него, затем отрицательно мотнул головой и, отвернувшись, зашагал по дороге. Наблюдая за ним, Хосе увидел, как, пройдя еще несколько домов, парень исчез за воротами в высокой белой стене, с которой – Хосе как садовник сразу заметил – кто-то недавно срезал роскошные виноградные лозы. Задумчиво покачав головой, Хосе с силой нажал на газ. Он и так опаздывал.
Въехав во двор, он сразу увидел алые пятна на южной стене и на земле, а у стены – два окровавленных женских трупа.
– Иисус, Мария и святой Иосиф... – пробормотал садовник, чувствуя, как к горлу подступает горячий ком. Выскочив из машины, он кинулся в дом. Еще бы знать, где телефон в домах этих гринго...
* * *
Алекс разглядывал себя в зеркало. Из глубокого пореза над правым глазом все еще текла кровь, рубашка высохла, стала бурой и жесткой.
Проверив магазин ружья, он удовлетворенно кивнул. Три из пяти патронов он уже израсходовал. Два оставшихся – вот они, поблескивают в своих гнездах.
И хотя память почти не сохранила происшедшее, он помнил, в каком именно месте голоса снова начали шептать ему по-испански, помнил он, и где они его оставили.
Услышал он их на склоне холма рядом с большой гасиендой, сидя там, он вспоминал рассказы Марии Торрес о давно минувших днях.
А перестали они шептать, когда он уже уходил с гасиенды и в воздухе сильно пахло порохом, по лицу его текла кровь, и хотя все тело болело, сердце его оставалось по-прежнему бесчувственно-пустым.
Пустым и холодным.
Но он знал – ночью ему снова приснится сон, и он увидит все, что случилось днем, и будет снова разрываться от той нестерпимой, неведомой боли, которую другие люди называют чувствами.
Но это будет в последний раз, потому что теперь он знал, откуда приходит к нему эта боль, и знал, как с этим справиться.
И еще он знал – он, Алекс Лонсдейл, не имеет никакого отношения к происшедшему.
Того, кто все это совершил, зовут Алехандро де Мелендес-и-Руис. Это он превратил его жизнь в цепочку кошмаров, это он не дает ему уснуть по ночам.
Значит, Алехандро надо убить. У Алекса просто нет другого выхода.
Алекс сменил рубашку, порез на лбу можно и не заклеивать.
Взяв ружье, он спустился вниз, вошел в кухню, пошарив в нижнем ящике, без труда отыскал комплект запасных ключей от машины.
Он уже выезжал из ворот, когда мимо их дома, завывая сиреной и сверкая бело-синей мигалкой, пронеслась патрульная машина полиции.
Он знал, куда они едут, и знал, что именно обнаружат сидящие в машине, когда приедут туда. Поехать за ними и изложить свою версию случившегося... Алекс резко вывернул руль, и машина рванулась в противоположную сторону.
Голова вдруг стала ясной, мысли были словно отлиты из прозрачного хрусталя. Сейчас вниз, потом по центральной улице через город, а дальше – прямо по шоссе. Через полчаса он уже будет в Пало Альто.
* * *
– Говорю тебе, что-то тут не сходится, – в десятый раз бубнил Финнерти. Неожиданно в кухне, где они с Джексоном расположились, чтобы привести в порядок свои записи, зазвонил телефон. Финнерти свирепо посмотрел на аппарат и раздраженно подумал, что эта чертова штука может звонить до тех пор, пока он не выскажет свою мысль, и произнес: – Парень сказал, что он припарковался напротив кафе, через площадь. Именно так у меня и записано.
– А у меня – что он оставил машину совсем рядом с кафе, – не унимался Джексон. Прервавшись, он кивнул на захлебывающийся телефон. – Мы вроде в твоей кухне? Значит, это тебя. Снимай.
– Черт, – плюнул Финнерти, протягивая руку к телефонной трубке. – Да? – На несколько секунд он замолчал, и Джексон видел, как постепенно с лица его сходит краска. – Ах, черт... Да, сейчас будем. Конец связи. – Положив трубку, он глубоко и шумно вздохнул и в упор взглянул на напарника. – Еще двое. Шеф хочет, чтобы мы пришли и проверили – почерк может быть сходным. Хотя по тому, что он рассказал, – ничего похожего. На сей раз – настоящая бойня.
По приезде на место Финнерти понял, что воспользовался слишком мягким сравнением. У одного из лежавших у стены тел почти полностью отсутствовала голова. Однако Финнерти сразу опознал второй труп. Пуля попала ей в грудь, и хотя лицо было искажено гримасой боли, он понял, кто это.
Кэролайн Эванс.
Рядом скорее всего – труп ее матери, Синтии.
– Звони медикам, в Центр, – бросил Финнерти подошедшему Джексону. – И скажи им – пусть сразу захватят с собой мешки. – После чего он занялся садовником Хосе Карильо, который сидел возле бассейна, стараясь не смотреть в сторону лежавших на земле тел и окровавленной белой стены над ними.
– Что-нибудь знаешь обо всем этом, Хосе? – спросил Финнерти, подходя к нему.
Хосе медленно покачал головой.
– Я сюда на работу наниматься приехал. Ну и только заехал во двор... – его голос дрогнул. – Я как их увидел, сразу бросился вам звонить. То есть, значит, в полицию.
– А больше ты ничего не видел? И... никого?
Хосе открыл было рот, чтобы ответить, но замолчал, задумавшись.
– Вспомнил что-то?
– Да вроде того... Я когда ехал сюда, парня какого-то встретил. Вид у него был, как будто дрался с кем-то не один час, и ружье в руках такое здоровое.
– А кто он – не знаешь?
Хосе покачал головой.
– Но дом, в который он вошел, показать могу.
Лицо Финнерти словно окаменело.
– Далеко?
– Нет, рядом. Прямо вниз по дороге... в начале Гасиенда-драйв.
Финнерти взглянул на патрульный автомобиль, сидевший в нем Джексон осипшим голосом кричал что-то в микрофон рации.
– Хосе, а если на твоей тачке, а? Вести сможешь?
Поколебавшись, Хосе кивнул, и Финнерти, крикнув Джексону, что вернется через несколько минут, забрался в кабину. Включив зажигание, Хосе нажал на стартер, молясь, чтобы именно сейчас его пожилой мустанг не капризничал. Двигатель чихнул, кашлянул, затем заработал.
Проехав с полмили вниз по склону холма, Хосе остановил грузовик перед чьими-то воротами.
– Вот, – кивнул он. – Сюда он вошел, Роско.
Несколько секунд Финнерти, не отрываясь, смотрел на дом.
– Ты уверен, Хосе? Дело-то может оказаться серьезным.
Хосе усиленно закивал.
– Именно сюда, точно. Вон, видишь, на тротуаре навалено, такой виноград обрезали – и хоть бы почесались убрать. Я такие вещи не забываю. Именно сюда тот парень и шел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50