Не смей давить на меня, прикрываясь детьми! Скажи им, что меня срочно вызвали. По работе. Что я вернусь днем. Обязательно.
Марк молча опустил голову и отошел в сторону. Руки его безвольно висели. Казалось, он вот-вот снова заплачет или упадет на колени и будет вымаливать прощение. Я не стала ждать, молча прошла мимо, распахнула дверь и выбежала на крыльцо.
Едва я вышла из дома, как дверца моего «мустанга» распахнулась.
– Джордан? – услышала я голос Венди. – Что случилось?
– Все в порядке, Венди. Просто я здесь сегодня не ночую.
– Почему?
Я вдруг вспомнила о своей грубой шутке насчет того, что Венди начнет приставать ко мне. Ко мне сегодня действительно приставали, но если бы мне утром кто-то сказал, что это будет муж моей несчастной сестры...
– Да так, мужской бред.
– А-а... Бывает. Куда мы сейчас?
– В отель.
Она забрала у меня сумку и бросила на заднее сиденье «мустанга».
– Знаете... Может, вы фанатка гостиничного сервиса, но если нет, то у меня дома есть свободная комната. Мне по-любому вас опекать круглосуточно, где бы вы ни ночевали. Так что решайте. Но дома по крайней мере у нас будет ужин и кофе. И нормальные туалетные принадлежности.
Я много раз за свою карьеру мечтала о гостиничном номере как о манне небесной. Мне приходилось ночевать в таких местах, что и вспоминать-то жутко... Но сейчас совершенно не улыбалась перспектива оказаться в стерильной обстановке накрахмаленных простыней и казенного гостиничного запаха. Хотелось, чтобы меня окружали человеческие вещи. Нормальная кухня, продавленный диванчик, раскиданные повсюду компакт-диски... Я взглянула на Венди, взмолившись, чтобы она не оказалась такой же чистюлей, как Марк.
– Спасибо. Пожалуй, не откажусь. Поехали.
Я завела «мустанг» и вдруг услышала противный тонкий писк.
– Что это? – растерянно уставилась я на приборную панель.
– Сотовый, – тут же отозвалась Венди. – «Нокия», только у них такие отвратительные звонки. У нас все такие в офисе.
Я нашарила свою сумочку и действительно обнаружила в ней надрывающийся телефон, который Кайсер дал мне днем.
– Да? – сказала я, ответив на вызов.
– Мисс Гласс? Это Бакстер.
– Слушаю вас.
– Я тут опять пообщался с месье де Беком.
– И?..
– Мы ударили по рукам на том, что вы полетите на нашем самолете и сможете захватить с собой одного помощника, который потащит за вас снаряжение.
– Прекрасно. Когда я отправляюсь?
– Завтра. Последние полчаса мы препирались между собой по поводу кандидатуры вашего помощника. Я считаю, что надо выбрать толкового паренька из группы по спасению заложников. Если события примут неожиданный оборот, у него будет больше шансов вызволить вас оттуда.
– А кто-то с вами не согласен?
– И это еще мягко сказано. Агент Кайсер.
Я про себя усмехнулась.
– А кого рекомендует господин шериф?
Бакстер прикрыл трубку ладонью и кому-то сказал:
– Она только что назвала тебя «господином шерифом». – И после паузы: – Господин шериф хочет лететь сам.
– Ну что ж, пусть так.
– Вы не возражаете?
– Абсолютно. Сам факт его желания уже наполнил мое сердце ощущением безопасности.
– Стало быть, по рукам. Завтра утром я снова позвоню и сообщу, когда вы вылетаете.
– Договорились. Спасибо, что отрядили ко мне Венди. Она профессионал.
– У нас все такие. До завтра.
– Что там? – спросила Венди, терпеливо дождавшись, пока я закончу разговор.
– Я отправляюсь завтра на Каймановы острова.
– Ого... – Она поерзала на своем сиденье. – А что это вы говорили про господина шерифа?
– Это шутка. Я имела в виду Кайсера.
Венди мгновенно сопоставила в уме услышанное.
– Он едет с вами?
– Да. В качестве телохранителя.
Венди отвернулась к окну, за которым стояла ночь, и тихо произнесла:
– Везет вам...
Вот она, женская переменчивость. Минуту назад мы были чуть ли не лучшими подругами. А сейчас она уже готова забрать обратно слова о свободной комнате в своей квартире и кофе. И лишь из вежливости этого не делает. Украдкой посмотрев на нее, я едва не сказала, что она может спать спокойно – я не собираюсь вставать у них с Кайсером на пути. Хорошо, что удержалась, иначе Венди могла расценить это как издевательство. Я вздохнула и начала выруливать на Сен-Шарль-авеню.
– Куда ехать? Скорее бы забраться в постель.
– Прямо, – отозвалась Венди, по-прежнему глядя в окно. – Я скажу, где поворачивать.
Я ехала по трамвайным путям, которые блестели в огне фар и исчезали под колесами «мустанга». По сторонам дороги темнели деревья. Впереди горели ночные светофоры. Над головой чернело небо. Но я всего этого не замечала. Перед мысленным взором снова и снова прокручивалась недавняя сцена, едва меня не убившая.
Марк подмигивает и говорит: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?» И тут же в сознании всплыла реплика доктора Ленца: «Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни».
И совесть в тысячный, наверное, уже раз больно кольнула меня в самое сердце.
9
Большинство рейсов на Кайманы летают из Хьюстона и Майами, но у ФБР, слава Богу, есть возможности не подстраиваться под общий пассажиропоток. И вот мы с Кайсером оторвались от земли в аэропорту Нового Орлеана и взяли курс на Большой Кайман – самый крупный из трех островов британского архипелага, до которого всего два часа лету. Когда я в последний раз летела этим маршрутом, у меня коленки тряслись от страха. Я сопровождала американскую воздушную группу, которая направлялась на ежегодный авиасалон на Кайманах. Одним из обязательных «пунктов программы» был партизанский облет территории коммунистической Кубы. Пятнадцать лет назад это считалось наглостью, граничащей с безрассудством. Как хорошо, что теперь я не жду каждую секунду себе в задницу советской ракеты класса «земля-воздух», а наслаждаюсь комфортным полетом. И лишь на самом краю сознания дает о себе знать тревога, вызванная личностью одного богатого пожилого француза, который по неизвестной причине захотел видеть меня в своей резиденции на Большом Каймане.
Мы находились в воздухе уже больше часа, а Кайсер все молчал. Хотя, собственно, о чем нам было сейчас говорить? А может, после вчерашнего происшествия от меня исходили флюиды неприязни к мужчинам, и Кайсер, поставленный этим в тупик, не хотел рисковать и нарываться. На душе у меня и в самом деле было неуютно. Все время хотелось провести ладонью по шее и смахнуть невидимый след влажного пьяного поцелуя. Но не в силах обмануть саму себя, я хорошо понимала, что дело не в поцелуе, а в реплике, оброненной Марком в ответ на мой от ворот поворот: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?»
Я наивно полагала, что единственной читательницей этой позорной главы моей жизни была сестра. Но, как видно, ошиблась. И то, что Джейн рассказала обо всем мужу, свидетельствовало об одном: она так и не поверила до конца в мою версию событий. И не простила.
«Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни». Этот вопрос доктор Ленц, по его собственному признанию, всегда задавал своим собеседникам. Какой простой и ужасный вопрос. И второй такой же: «Вспомните самое отвратительное событие, которое с вами случилось». На самом деле мне было что вспомнить и по первому, и по второму вопросам. Разумеется, я старалась вычеркнуть это из памяти. И лишь иногда, под влиянием обстоятельств – или даже без всякого повода, – воспоминания всплывали в моем сознании. И самый отвратительный случай, который произошел, когда мне было всего восемнадцать, тоже.
Как странно. С тех пор я прожила, можно сказать, целую жизнь, но все, что совершила за эти годы, вместе взятое, не перевесит того единственного события, случившегося в юности. Юность – ужасное время. Возможно, самый нелегкий период в жизни каждого человека. Именно в юности тебе наносятся раны, которые потом остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь.
Трещина отчуждения между мной и Джейн. Поначалу маленькая, но год от года ширившаяся, она в одночасье разверзлась между нами пропастью за несколько недель до того, как были преданы огласке мои отношения с Дэвидом Грэшемом. Джейн в те дни была особенно несносна, без конца трещала о своем грядущем членстве в элитном женском клубе и ежедневно пилила меня – уговаривала «взяться за ум», «поработать над собой» и попытаться стать «хотя бы внешне нормальной». А я отмахивалась от ее приставаний, трудилась в своей фотостудии, а по вечерам тайком пробиралась к дому учителя истории. Сейчас, с высоты прожитых лет, я бы сказала, что вела жизнь привидения. На уроках тушевалась, после школы сразу исчезала из поля зрения всех знакомых, не присутствовала ни на матчах школьной команды, ни на шумных школьных вечеринках.
Джейн раньше всех заподозрила, что я с кем-то встречаюсь. Но мне и в страшном сне не могло присниться, что она тогда обо мне думала. И выяснилось это совершенно случайно – во время нашей очередной глупой ссоры. Джейн, оказывается, пребывала в полной уверенности, что я... лесбиянка! Что я встречаюсь где-то с женщиной и поэтому так ото всех таюсь. Эта догадка была настолько дикой, что даже рассмешила меня. Но, увидев мою усмешку, Джейн распалилась еще больше и заявила, что мое «присутствие» в ее жизни все портит, мешает вступить в клуб и вообще не дает ей нормально существовать. На это я ей ответила, что у нас разные представления о нормальной жизни. А еще сказала, что никогда не была лесбиянкой и о мужчинах знаю уже гораздо больше, чем она узнает до пенсии. Джейн попыталась высмеять последнее утверждение, и тут я не сдержалась. Сказала, что лишь слепое стечение обстоятельств привело к тому, что это она, а не я, встречается с Бобби Эвансом, а не корпит в фотостудии, зарабатывая семье на свет и хлеб.
Джейн выпучила на меня глаза и долго не могла произнести ни звука. А потом воскликнула: «Бобби и ты?! Вместе?! Ты что, с дуба упала?!» И рассмеялась. Меня никогда не задевали ее глупые детские насмешки. Но в тот раз я была уязвлена. «А почему нет?» – поинтересовалась я. «Да потому что ты ненормальная», – с жалостью проговорила Джейн. И я поняла, что даже родная сестра видит во мне белую ворону. А оплаченные мной счета и пакеты из магазина воспринимает как нечто само собой разумеющееся.
Через два дня я, вернувшись домой, увидела записку, прилепленную к стеклу спальни Джейн. Записка была, конечно, от Бобби, и в ней он предлагал встретиться вечером в роще за школой. Я не долго думая сорвала записку, собрала волосы в «конский хвост», надела сестрины сережки, ее драгоценный свитер от «Лакост» – купленный на мои деньги – и в назначенное время отправилась на велосипеде к месту встречи. Бобби уже заждался. В своем кожаном пиджаке он здорово смахивал на молодого Роберта Редфорда, хотя, честно скажу, не блистал интеллектом.
Я старательно играла роль сестры, и мне это блестяще удалось. В детстве мы забавы ради часто выдавали себя друг за друга. Что бы там ни думала про меня Джейн, но лицедейство далось мне легко. Зачем я это сделала? Наверное, просто хотела понять, почему, с какой стати Джейн позволяет себе смотреть на меня свысока? А еще меня немного задевала ее популярность. Судьба нонконформиста – быть отшельником. Если ты настолько независим, что никто тебе не указ, то идешь по жизни в гордом одиночестве. А я уже тогда была сыта этим одиночеством по горло. А Бобби Эванс... Он был одной из тех «наград», которые полагались примерным девочкам – таким, как все.
За разговором я и не заметила, как Бобби увлек меня в самую чащу и стал целовать. Поначалу трепетно и нежно, а потом со страстью. Наверное, так принято было «любить» у местных малолетних ловеласов. В отличие от Джейн я столкнулась с этим впервые, все для меня было внове. Пыхтение, захлебывающийся шепот, горячее дыхание на лице, грубоватые неумелые ласки – Бобби залез рукой под сестрин свитер, изо всех сил прижимая меня к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Марк молча опустил голову и отошел в сторону. Руки его безвольно висели. Казалось, он вот-вот снова заплачет или упадет на колени и будет вымаливать прощение. Я не стала ждать, молча прошла мимо, распахнула дверь и выбежала на крыльцо.
Едва я вышла из дома, как дверца моего «мустанга» распахнулась.
– Джордан? – услышала я голос Венди. – Что случилось?
– Все в порядке, Венди. Просто я здесь сегодня не ночую.
– Почему?
Я вдруг вспомнила о своей грубой шутке насчет того, что Венди начнет приставать ко мне. Ко мне сегодня действительно приставали, но если бы мне утром кто-то сказал, что это будет муж моей несчастной сестры...
– Да так, мужской бред.
– А-а... Бывает. Куда мы сейчас?
– В отель.
Она забрала у меня сумку и бросила на заднее сиденье «мустанга».
– Знаете... Может, вы фанатка гостиничного сервиса, но если нет, то у меня дома есть свободная комната. Мне по-любому вас опекать круглосуточно, где бы вы ни ночевали. Так что решайте. Но дома по крайней мере у нас будет ужин и кофе. И нормальные туалетные принадлежности.
Я много раз за свою карьеру мечтала о гостиничном номере как о манне небесной. Мне приходилось ночевать в таких местах, что и вспоминать-то жутко... Но сейчас совершенно не улыбалась перспектива оказаться в стерильной обстановке накрахмаленных простыней и казенного гостиничного запаха. Хотелось, чтобы меня окружали человеческие вещи. Нормальная кухня, продавленный диванчик, раскиданные повсюду компакт-диски... Я взглянула на Венди, взмолившись, чтобы она не оказалась такой же чистюлей, как Марк.
– Спасибо. Пожалуй, не откажусь. Поехали.
Я завела «мустанг» и вдруг услышала противный тонкий писк.
– Что это? – растерянно уставилась я на приборную панель.
– Сотовый, – тут же отозвалась Венди. – «Нокия», только у них такие отвратительные звонки. У нас все такие в офисе.
Я нашарила свою сумочку и действительно обнаружила в ней надрывающийся телефон, который Кайсер дал мне днем.
– Да? – сказала я, ответив на вызов.
– Мисс Гласс? Это Бакстер.
– Слушаю вас.
– Я тут опять пообщался с месье де Беком.
– И?..
– Мы ударили по рукам на том, что вы полетите на нашем самолете и сможете захватить с собой одного помощника, который потащит за вас снаряжение.
– Прекрасно. Когда я отправляюсь?
– Завтра. Последние полчаса мы препирались между собой по поводу кандидатуры вашего помощника. Я считаю, что надо выбрать толкового паренька из группы по спасению заложников. Если события примут неожиданный оборот, у него будет больше шансов вызволить вас оттуда.
– А кто-то с вами не согласен?
– И это еще мягко сказано. Агент Кайсер.
Я про себя усмехнулась.
– А кого рекомендует господин шериф?
Бакстер прикрыл трубку ладонью и кому-то сказал:
– Она только что назвала тебя «господином шерифом». – И после паузы: – Господин шериф хочет лететь сам.
– Ну что ж, пусть так.
– Вы не возражаете?
– Абсолютно. Сам факт его желания уже наполнил мое сердце ощущением безопасности.
– Стало быть, по рукам. Завтра утром я снова позвоню и сообщу, когда вы вылетаете.
– Договорились. Спасибо, что отрядили ко мне Венди. Она профессионал.
– У нас все такие. До завтра.
– Что там? – спросила Венди, терпеливо дождавшись, пока я закончу разговор.
– Я отправляюсь завтра на Каймановы острова.
– Ого... – Она поерзала на своем сиденье. – А что это вы говорили про господина шерифа?
– Это шутка. Я имела в виду Кайсера.
Венди мгновенно сопоставила в уме услышанное.
– Он едет с вами?
– Да. В качестве телохранителя.
Венди отвернулась к окну, за которым стояла ночь, и тихо произнесла:
– Везет вам...
Вот она, женская переменчивость. Минуту назад мы были чуть ли не лучшими подругами. А сейчас она уже готова забрать обратно слова о свободной комнате в своей квартире и кофе. И лишь из вежливости этого не делает. Украдкой посмотрев на нее, я едва не сказала, что она может спать спокойно – я не собираюсь вставать у них с Кайсером на пути. Хорошо, что удержалась, иначе Венди могла расценить это как издевательство. Я вздохнула и начала выруливать на Сен-Шарль-авеню.
– Куда ехать? Скорее бы забраться в постель.
– Прямо, – отозвалась Венди, по-прежнему глядя в окно. – Я скажу, где поворачивать.
Я ехала по трамвайным путям, которые блестели в огне фар и исчезали под колесами «мустанга». По сторонам дороги темнели деревья. Впереди горели ночные светофоры. Над головой чернело небо. Но я всего этого не замечала. Перед мысленным взором снова и снова прокручивалась недавняя сцена, едва меня не убившая.
Марк подмигивает и говорит: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?» И тут же в сознании всплыла реплика доктора Ленца: «Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни».
И совесть в тысячный, наверное, уже раз больно кольнула меня в самое сердце.
9
Большинство рейсов на Кайманы летают из Хьюстона и Майами, но у ФБР, слава Богу, есть возможности не подстраиваться под общий пассажиропоток. И вот мы с Кайсером оторвались от земли в аэропорту Нового Орлеана и взяли курс на Большой Кайман – самый крупный из трех островов британского архипелага, до которого всего два часа лету. Когда я в последний раз летела этим маршрутом, у меня коленки тряслись от страха. Я сопровождала американскую воздушную группу, которая направлялась на ежегодный авиасалон на Кайманах. Одним из обязательных «пунктов программы» был партизанский облет территории коммунистической Кубы. Пятнадцать лет назад это считалось наглостью, граничащей с безрассудством. Как хорошо, что теперь я не жду каждую секунду себе в задницу советской ракеты класса «земля-воздух», а наслаждаюсь комфортным полетом. И лишь на самом краю сознания дает о себе знать тревога, вызванная личностью одного богатого пожилого француза, который по неизвестной причине захотел видеть меня в своей резиденции на Большом Каймане.
Мы находились в воздухе уже больше часа, а Кайсер все молчал. Хотя, собственно, о чем нам было сейчас говорить? А может, после вчерашнего происшествия от меня исходили флюиды неприязни к мужчинам, и Кайсер, поставленный этим в тупик, не хотел рисковать и нарываться. На душе у меня и в самом деле было неуютно. Все время хотелось провести ладонью по шее и смахнуть невидимый след влажного пьяного поцелуя. Но не в силах обмануть саму себя, я хорошо понимала, что дело не в поцелуе, а в реплике, оброненной Марком в ответ на мой от ворот поворот: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?»
Я наивно полагала, что единственной читательницей этой позорной главы моей жизни была сестра. Но, как видно, ошиблась. И то, что Джейн рассказала обо всем мужу, свидетельствовало об одном: она так и не поверила до конца в мою версию событий. И не простила.
«Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни». Этот вопрос доктор Ленц, по его собственному признанию, всегда задавал своим собеседникам. Какой простой и ужасный вопрос. И второй такой же: «Вспомните самое отвратительное событие, которое с вами случилось». На самом деле мне было что вспомнить и по первому, и по второму вопросам. Разумеется, я старалась вычеркнуть это из памяти. И лишь иногда, под влиянием обстоятельств – или даже без всякого повода, – воспоминания всплывали в моем сознании. И самый отвратительный случай, который произошел, когда мне было всего восемнадцать, тоже.
Как странно. С тех пор я прожила, можно сказать, целую жизнь, но все, что совершила за эти годы, вместе взятое, не перевесит того единственного события, случившегося в юности. Юность – ужасное время. Возможно, самый нелегкий период в жизни каждого человека. Именно в юности тебе наносятся раны, которые потом остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь.
Трещина отчуждения между мной и Джейн. Поначалу маленькая, но год от года ширившаяся, она в одночасье разверзлась между нами пропастью за несколько недель до того, как были преданы огласке мои отношения с Дэвидом Грэшемом. Джейн в те дни была особенно несносна, без конца трещала о своем грядущем членстве в элитном женском клубе и ежедневно пилила меня – уговаривала «взяться за ум», «поработать над собой» и попытаться стать «хотя бы внешне нормальной». А я отмахивалась от ее приставаний, трудилась в своей фотостудии, а по вечерам тайком пробиралась к дому учителя истории. Сейчас, с высоты прожитых лет, я бы сказала, что вела жизнь привидения. На уроках тушевалась, после школы сразу исчезала из поля зрения всех знакомых, не присутствовала ни на матчах школьной команды, ни на шумных школьных вечеринках.
Джейн раньше всех заподозрила, что я с кем-то встречаюсь. Но мне и в страшном сне не могло присниться, что она тогда обо мне думала. И выяснилось это совершенно случайно – во время нашей очередной глупой ссоры. Джейн, оказывается, пребывала в полной уверенности, что я... лесбиянка! Что я встречаюсь где-то с женщиной и поэтому так ото всех таюсь. Эта догадка была настолько дикой, что даже рассмешила меня. Но, увидев мою усмешку, Джейн распалилась еще больше и заявила, что мое «присутствие» в ее жизни все портит, мешает вступить в клуб и вообще не дает ей нормально существовать. На это я ей ответила, что у нас разные представления о нормальной жизни. А еще сказала, что никогда не была лесбиянкой и о мужчинах знаю уже гораздо больше, чем она узнает до пенсии. Джейн попыталась высмеять последнее утверждение, и тут я не сдержалась. Сказала, что лишь слепое стечение обстоятельств привело к тому, что это она, а не я, встречается с Бобби Эвансом, а не корпит в фотостудии, зарабатывая семье на свет и хлеб.
Джейн выпучила на меня глаза и долго не могла произнести ни звука. А потом воскликнула: «Бобби и ты?! Вместе?! Ты что, с дуба упала?!» И рассмеялась. Меня никогда не задевали ее глупые детские насмешки. Но в тот раз я была уязвлена. «А почему нет?» – поинтересовалась я. «Да потому что ты ненормальная», – с жалостью проговорила Джейн. И я поняла, что даже родная сестра видит во мне белую ворону. А оплаченные мной счета и пакеты из магазина воспринимает как нечто само собой разумеющееся.
Через два дня я, вернувшись домой, увидела записку, прилепленную к стеклу спальни Джейн. Записка была, конечно, от Бобби, и в ней он предлагал встретиться вечером в роще за школой. Я не долго думая сорвала записку, собрала волосы в «конский хвост», надела сестрины сережки, ее драгоценный свитер от «Лакост» – купленный на мои деньги – и в назначенное время отправилась на велосипеде к месту встречи. Бобби уже заждался. В своем кожаном пиджаке он здорово смахивал на молодого Роберта Редфорда, хотя, честно скажу, не блистал интеллектом.
Я старательно играла роль сестры, и мне это блестяще удалось. В детстве мы забавы ради часто выдавали себя друг за друга. Что бы там ни думала про меня Джейн, но лицедейство далось мне легко. Зачем я это сделала? Наверное, просто хотела понять, почему, с какой стати Джейн позволяет себе смотреть на меня свысока? А еще меня немного задевала ее популярность. Судьба нонконформиста – быть отшельником. Если ты настолько независим, что никто тебе не указ, то идешь по жизни в гордом одиночестве. А я уже тогда была сыта этим одиночеством по горло. А Бобби Эванс... Он был одной из тех «наград», которые полагались примерным девочкам – таким, как все.
За разговором я и не заметила, как Бобби увлек меня в самую чащу и стал целовать. Поначалу трепетно и нежно, а потом со страстью. Наверное, так принято было «любить» у местных малолетних ловеласов. В отличие от Джейн я столкнулась с этим впервые, все для меня было внове. Пыхтение, захлебывающийся шепот, горячее дыхание на лице, грубоватые неумелые ласки – Бобби залез рукой под сестрин свитер, изо всех сил прижимая меня к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76