– Не переживайте. Такова американская образовательная система. В Штатах этому не учат. Даже в университетах. Если, конечно, специально не попросить.
– Я даже школу не закончила.
– В самом деле? Оригинально. Как же так вышло? Образование для американцев идея фикс, даже такое, каким они его себе представляют. Образование и еще деньги.
– А почему вы говорите об американцах в третьем лице?
Чуть смущенная улыбка.
– А вы сами как думаете?
– Не знаю, что и подумать. Вы вообще откуда?
– Когда мне задают этот вопрос, я всегда лгу. Давайте лучше обойдем стороной мою биографию.
– Любите окружать себя загадками?
– Легкая завеса тайны придает мне больший вес. Коллекционерам нравится иметь дело с таинственными людьми. Про меня разное болтают. Например, что я работаю на мафию и среди моих клиентов полно криминальных авторитетов.
– Скажете, не так?
– Я бизнесмен. А слухи... вы знаете, в Нью-Йорке они моему бизнесу даже помогают.
– У вас есть копии или репродукции других «Спящих женщин», на которые я могла бы взглянуть?
– Никаких копий «Спящих женщин» в природе не существует. Я всегда гарантирую это покупателям.
– Хорошо, а фотографии? У вас не может не быть фотографий!
Он покачал головой.
– Может. Постарайтесь понять: ни копий, ни репродукций, ни фотографий – ничего.
– Но почему?
– Эксклюзив должен оставаться эксклюзивным.
– А давно у вас эта картина?
Вингейт скосил на нее взгляд, потом вновь посмотрел на меня.
– Не так давно.
– А долго она еще у вас пробудет?
– До завтра. У меня есть постоянный клиент, который покупает картины этого автора. Его зовут Такаги. Он из Японии. За любое полотно он готов платить по полтора миллиона фунтов стерлингов. Но на сей раз у меня другие планы.
Он вернул картину на место, а я, вновь помогая ему, задвинула крышку.
– Так вот, вернемся к нашему разговору. Восемь полотен были написаны в технике «пророков». Но потом она вновь изменилась. «Спящие женщины» выглядели все более и более реалистично, при этом в них оставалось все меньше жизни. И сейчас он пишет один в один как старые голландцы. Невероятная техника.
– Так вы в самом деле не знаете, живые у него модели или мертвые?
– Послушайте, Джордан, если какому-то японскому извращенцу нравится думать, что они мертвые, и за это он отваливает миллионы – меня это более чем устраивает!
– Значит, вы верите, что они живые?
Он не смотрел на меня.
– Верю ли я во что-то или не верю, это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что я знаю наверняка. А я ничего не знаю!
Если Вингейт и не подозревал до этой минуты, что речь шла не о профессиональных моделях, а о реальных женщинах, сейчас он это узнает. Он наконец закончил возиться с ящиком и выпрямился. Я подошла к нему почти вплотную и сняла очки.
– А что вы скажете теперь?
Ни один мускул не дрогнул на его лице, но мой жест произвел на него впечатление, я это чувствовала.
– Странно... весьма странно...
– Что тут странного?
– Я продал картину, на которой вы были изображены. Вы – одна из них. Одна из «Спящих».
Выходит, он ничего не слышал о происшествии в Гонконге?.. Неужели директор музея не рискнул ему сообщить, боясь лишиться экспозиции?..
– Нет, это не я. Это моя сестра.
– Но... у той женщины было ваше лицо! Безусловно, ваше!
– Мы с ней двойняшки.
В глазах его я читала неподдельное изумление.
– Ну, Кристофер?.. Теперь понимаете?
– Мне кажется, вы больше меня знаете обо всем этом. Ваша сестра в порядке?
Я так и не смогла понять, насколько он искренен.
– Не знаю. Скорее всего нет. Ее похитили тринадцать месяцев назад. Когда вы продали картину, на которой она была изображена?
– Примерно год назад.
– Тому японцу?
– Да, Такаги. Его цена перебила все другие.
– А были еще желающие?
– Разумеется. Были, есть и будут. Но, вы уж простите меня, Джордан, я не могу назвать их имена.
– Поймите, я не из полиции и не имею к ней никакого отношения. Меня волнует только моя сестра. Я заплачу вам за любую информацию, которая поможет мне напасть на ее след.
– Я не располагаю никакой информацией. Ваша сестра исчезла больше года назад, на что вы надеетесь? Вы думаете, она все еще жива?
– Нет, я думаю, что она скорее всего мертва. Как и другие женщины, изображенные в серии «Спящие». И вы думаете точно так же. Но я не смогу жить дальше, пока не узнаю точно! Я обязана выяснить, что случилось с моей сестрой. Это мой долг перед ней.
Вингейт постучал пальцами по крышке ящика.
– Я вас прекрасно понимаю и сочувствую вам. Но не рассчитывайте на мою помощь. Я действительно ничего не знаю.
– Вы меня за дурочку держите? Вы! Обладатель эксклюзивных прав на реализацию картин этого художника!
– Я с ним даже не встречался.
– Но вы ведь знаете, кто он?
– Я даже не знаю точно, он это или она. Мы не виделись. Картины поступают ко мне по почте. Записки я нахожу в ящике для писем, а деньги оставляю в ячейках камеры хранения на вокзале. Как в шпионских романах: связь осуществляется без непосредственного контакта, при помощи тайников.
– Я даже не могу себе представить, что все это делает женщина. А вы, стало быть, можете?
Вингейт криво усмехнулся.
– Я встречал на своем веку разных женщин и многое мог бы вам про них рассказать. Я такое видел в их исполнении, что вам и не снилось, дорогая моя Джордан.
– Вы всегда получаете картины в таких вот ящиках по почте?
– Не всегда. Иногда они доставляются прямо в галерею и ждут меня в холле.
– Но зачем, зачем такая скрытность и такие сложности?
– Понятия не имею. Возможно, это «синдром Хельги».
– Кого?
– Хельги. Слыхали про Эндрю Уайета?
– Да.
– Все думали, что он способен рисовать только пейзажи в сельской глубинке, а он тем временем писал портреты своей соседки Хельги. Обнаженной. Эти картины нашлись лишь спустя многие годы. Теперь возьмем наших «Спящих». Первую картину я обнаружил у себя в холле. Это вовсе не значит, что она была первой в серии. Просто я увидел ее раньше остальных. Судя по технике, она относилась к тому периоду творчества неизвестного художника, когда он писал в манере «пророков». И я сразу почуял, что за этой работой стоит большой мастер. Поначалу я решил, что это экспериментирует кто-то из известных художников, не желая до поры до времени раскрывать инкогнито. По крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, что эксперименты удались.
– Как вы переводите ему деньги? Вы же не можете оставить миллион в ячейке камеры хранения! Вы явно переводите средства на его банковский счет, не отпирайтесь!
Вингейт хмыкнул и поджал губы.
– Могу лишь повторить, что хорошо вас понимаю и сочувствую. Но не уверен, что у вас есть право вмешиваться в мои дела. Если ваши подозрения имеют под собой основания, пусть меня допрашивает полиция. Я даже советую вам обратиться к ней за помощью. А я тем временем поболтаю со своим адвокатом. Договорились?
– Хорошо, я снимаю свой вопрос относительно банковского счета. Не сердитесь. Я уже сказала, что меня волнует лишь судьба сестры, на остальное мне плевать. Но вы тоже меня поймите. Все эти женщины были похищены из Нового Орлеана. И как в воду канули! А тут я вдруг натыкаюсь на «Спящих» в Гонконге, где даже диктор-экскурсовод высказывает догадку про мертвых моделей. А если они не мертвые?! Вы понимаете, как много это для меня значит? Я должна, просто обязана разыскать человека, который написал все эти полотна!
Он пожал плечами. Ох уж этот его жест!
– Могу лишь повторить, что лучше доверить все это дело полиции.
И вот тогда-то у меня в мозгу и прозвенел звоночек. Кристофер Вингейт не походил на человека, добровольно привлекающего к своей персоне внимание служителей закона. И все же он настойчиво предлагал мне это. С чего вдруг?
– Кто еще знает о том, что вы мне рассказали? – неожиданно спросил он. – Вы с кем-нибудь делились своими открытиями?
В эту минуту я пожалела о том, что газовый баллончик по-прежнему лежит у меня в кармане, а не плюется ядом ему в лицо. Вингейт стоит в двух шагах от меня и в одном шаге от гвоздодера. И не спускаете меня своего цепкого взгляда.
– Кое с кем, скажем так.
– А именно?
– С ФБР.
Вингейт закусил губу, словно пытался быстро принять какое-то решение. Потом вдруг усмехнулся.
– Вы хотите запугать меня, Джордан?
Он небрежно протянул руку и поднял с крышки ящика гвоздодер. Я инстинктивно подалась назад. Вингейт хмыкнул, достал пригоршню гвоздей, зажал несколько между зубами и принялся неторопливо приколачивать крышку на место.
– В любом деле можно найти и хорошую сторону, – сказал он. – ФБР начнет свое расследование, коллекция мгновенно попадет на страницы газет. Помнится, мы уже что-то подобное проходили однажды. Какой-то испанец убивал женщин и располагал трупы в позах, известных каждому любителю Сальвадора Дали.
– Вас радует эта перспектива?
– Бог мой, а то нет! Ведь это сулит деньги, понимаете, Джордан? Хорошие деньги.
– Ну и мерзавец же вы!
– А что, хотеть денег – это преступление? Да, я собираюсь поднять цену за эту картину. Может быть, даже в два раза.
– Какой процент вы заберете себе? – спросила я, стараясь держаться подальше от Вингейта с его гвоздодером и вновь опуская руку в карман, где дожидался своей очереди баллончик.
– Пусть это вас не волнует.
– Хорошо, а какова ваша стандартная комиссия?
– Пятьдесят процентов.
– Стало быть, одна эта картина, если она уйдет по новой расценке, принесет вам миллион?
– Хорошо считаете. Хотите на меня работать?
Он почти приколотил крышку. Через пару минут закончит, попросит меня очистить помещение, а сам бросится к телефону и начнет активно рекламировать новые расценки.
– Скажите, а почему вы продаете эти картины именно в Азию? А не, скажем, в Америку? Может, вы тем самым хотите оттянуть момент их неизбежного разоблачения?
Он весело расхохотался.
– Все гораздо проще. Первые пять купил один француз с Каймановых островов, который, по моим сведениям, большую часть жизни прожил во Вьетнаме. Потом на горизонте появился Такаги. За ним малазиец и китаец. Мне все равно, от кого получать свои проценты, но, видимо, сюжеты неизвестного художника больше по сердцу именно восточным людям.
– Странные вкусы у восточных людей, не находите? Любоваться прелестями мертвых женщин.
Вингейт обратил на меня долгий внимательный взгляд.
– Речь идет об искусстве. Не пытайтесь принизить значение истинного искусства.
– А куда завтра отправится эта картина?
– На аукцион в Токио.
– К чему такие сложности, Кристофер? Не проще ли выставить ее в Нью-Йорке или в Лондоне?
Еще одна усмешка.
– А не проще ли было Брайану Эпштейну удовлетвориться тем фактом, что «Битлз» стали первой группой у себя на родине, в Beликобритании? Зачем он повез их в Штаты? Затем, что всему в этой жизни есть свое место и время, Джордан.
Вингейту все-таки удалось взбесить меня. Я смотрела на него и еле сдерживалась.
– Я соврала насчет ФБР, – холодно сообщила я. – Я им пока не рассказывала о картинах. Рассчитывала на вашу помощь. Но раз вы мне в этом отказываете, у меня не остается выбора. А знаете, Кристофер, что случится после того, как я обращусь в ФБР? Полотно, над которым вы так трясетесь, будет подшито к делу в качестве вещественного доказательства. То есть конфисковано. И вы уже не заработаете на нем ни цента. Во всяком случае, вновь увидите его очень не скоро. Если вообще увидите.
Вингейт резко повернулся ко мне, не выпуская из рук гвоздодера.
– Что вам все-таки от меня нужно? – хмуро спросил он.
– Имя. Имя человека, кисти которого принадлежат эти чертовы картины.
Он машинально – а машинально ли? – стал поигрывать гвоздодером, отбивая тупым тяжелым кончиком такт на ладони другой руки.
– Знаете, если вы еще ничего не говорили ФБР, то мне кажется, вы сейчас не в том положении, чтобы выдвигать какие-либо требования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76