Без него ФБР будет копать самостоятельно и до конца. Поймите, Фрэнк, Кайсеру и Ленцу плевать, геи вы или не геи. Им плевать, есть у вас отношения с Уитоном или нет. Их интересует другое.
– Что именно?
– Что это действительно никак не связано со «Спящими женщинами».
– Смешно даже говорить об этом.
– Согласна. Но не я руковожу расследованием. Фрэнк, ну я прошу вас! Ответьте честно, и мы больше не вернемся к этому вопросу! Роджер Уитон гей?
– Вы его самого спрашивали?
– Он уклонился от ответа.
– Меня это не удивляет.
– Но вы же не скрываете своей ориентации!
– Не стоит проводить параллелей, Джордан. Уитон вырос в Вермонте, ему пятьдесят восемь лет, черт возьми! Он представитель совершенно другого поколения!
– Так он гей?
– Гей!
«Гей...»
Смит пальцем рисовал на столешнице невидимые узоры.
– Нас не надо сравнивать... Я отношусь к этому просто, а Уитон... Ему и помыслить страшно о том, что это вдруг выплывет наружу. К тому же он ведь не рядовой обыватель, до которого никому нет дела, будь он хоть трижды геем. Уитон – известный художник.
– Вы с ним любовники?
Смит качнул головой:
– Нет.
Я уловила в его голосе оттенок сожаления.
– Откуда же вы знаете, что он гей? Он сам вам говорил?
– Роджер уехал в Нью-Йорк в семнадцать лет. Как вы думаете, на что он там жил? Уж, наверное, не на гроши от своих портретов.
– Вы хотите сказать, что он торговал собой?
– Все мы так или иначе торгуем собой. Особенно в тот период жизни, когда больше торговать нечем. Талантливый симпатичный паренек, провинциал... Мыкался по галереям. Его, конечно, заметили, но вовсе не благодаря картинам. Прошло совсем немного времени, и влиятельные нью-йоркские геи уже оспаривали друг у друга право дать ему кров и работу. Так продолжалось до тех пор, пока он не ушел в армию.
– Вы многое знаете о нем. Больше, чем ФБР.
– Роджер делился этими воспоминаниями только со мной. Знал, что я пойму. А вам я рассказываю все это с одной целью: чтобы вы отвадили от него ваших друзей из ФБР. У него и без вас забот хватает.
– Я постараюсь. Но прошу вас уточнить еще кое-что. Если вы дружите, то почему же ссорились?
Смит положил ладони на стол и качнул головой.
– Не спрашивайте меня, Джордан. Вы не получите ответа. Есть вещи, которые ФБР знать не следует.
– Господи, Фрэнк, я не буду им ничего рассказывать! Просто скажу, что меня ваши ответы удовлетворили и нет смысла вас больше мучить!
– Нет, не просите меня...
Я боролась с раздражением и сочувствием. Понимала, что это тайна Уитона, а не Фрэнка. Он не мог говорить о ней.
Не успев осознать, что делаю, я поднялась и, нимало не смущаясь присутствия Фрэнка, сняла с себя всю шпионскую амуницию и бросила ее на стол.
– Все! Я отключаюсь! – сказала я в микрофон. – Пожалуйста, не лезьте сюда!
В этот самый момент Дэниел Бакстер наверняка ругался в фургончике последними словами. Ничего, это я переживу. Только бы он не помешал мне...
Я разъединила провода. Смит смотрел на меня открыв рот и не верил своим глазам.
– Теперь нас никто не услышит, Фрэнк.
Лицо его потемнело. Мне показалось, что он сейчас схватит меня за шиворот и вышвырнет из своего дома как котенка. Опережая его, я сказала:
– Послушайте, уважаемый художник! У моей сестры двое маленьких детей! Она любила их больше жизни! И они не мыслили себе жизни без нее! Но нашелся мерзавец, который отнял у них Джейн и упрятал в свою вонючую нору! А сейчас она, возможно, гниет в одной из окрестных трясин! И таких, как она, еще одиннадцать! В том числе и женщина, которую вы называли своим другом! Где она теперь? Что с ней? Если еще жива, сколько времени ей отпущено? – Я перевела дух, но не остановилась: – ФБР хочет узнать, является ли Роджер Уитон геем или нет! Это вмешательство в его личную жизнь? Безусловно! Это трагедия? Нет. А то, что происходит или уже произошло с Талией? Это трагедия?! Если ваши ссоры с Уитоном на самом деле никак не связаны с нашим расследованием, ФБР только напрасно потратит силы и время, выясняя это! А если мы потом узнаем, что отработка ложной версии стоила Талии Лаво жизни? А?!
– Мне кажется, вы придаете нашим с Уитоном делам преувеличенное значение.
– У ФБР почти нет улик, нет зацепок. Ваши ссоры вызывают интерес. Объяснения им пока нет. Они ухватятся за эту ниточку и раскрутят ее до конца, можете не сомневаться. Но на это уйдет масса времени! Докажите мне, что эти ссоры никак не связаны с нашим делом, и мы потратим время ФБР с большей пользой!
Смит прикрыл глаза и долго молчал, наконец прерывисто выдохнул и взглянул на меня:
– Дайте мне слово, что это останется между нами и ФБР больше не будет копать в этом направлении?
– Если я пойму, что это никак не связано с похищениями, то да, даю слово. Раскрою вам небольшой секрет: мне плевать на ФБР. Меня интересует только моя сестра. И судьбы остальных похищенных женщин.
Смит снова вздохнул и принялся пристально разглядывать задремавшего на фонтане дрозда, словно прикидывая, стоит ли запечатлеть эту сцену маслом на холсте.
– Все просто, – обернувшись ко мне, наконец произнес он. – Роджер хочет, чтобы я его убил.
Сначала мне показалось, что я ослышалась. Потом глаза мои округлились.
– Что?!
– Его болезнь прогрессирует. Уже добралась до легких и других жизненно важных органов. Если так и будет продолжаться – а поводов для оптимизма нет, – конец Роджера, мягко говоря, ужасен. Он хочет, чтобы я избавил его от этого.
Уши и щеки мои горели огнем. Все вдруг встало на свои места. И прежде всего я поняла, почему Уитон упрямо не желает рассказывать об этом. Если их с Фрэнком тайна станет известна полиции, это может остановить Смита и тогда ничто уже не поможет пожилому художнику достойно уйти из жизни.
– Теперь ясно? – неприязненно спросил он.
– Отчасти. Но почему вы ссорились? Вы отказывались?
– Разумеется! Я думал, что Роджер не вполне отвечает за свои слова, что он раздавлен навалившейся на него депрессией. А еще я считаю, что ему рано умирать. Он многого не сделал. И много может подарить миру. – Смит ожесточенно потер ладонями свое красивое лицо. – Но в какой-то момент он меня почти уговорил. Показывал мне синяки на своем теле, тыкал в нос историю болезни... Его положение очень серьезно, спору нет. С другой стороны, соучастие в эвтаназии закон фактически приравнивает к убийству. А это десять лет тюрьмы. Сами понимаете...
– Понимаю...
Смит недоверчиво хмыкнул.
– Нет, правда. Я однажды стала свидетельницей ужасной сцены. В Афганистане. Моджахеды совершили налет на советский блокпост, в ходе которого один из них был тяжело ранен. Он не мог передвигаться самостоятельно и стал обузой для своих товарищей, когда им пришлось спасаться бегством. Он умолял своего брата убить его, а тот все не мог решиться. Остальные не вмешивались. А когда русские подобрались совсем близко, брат все-таки убил брата. Перерезал ему горло. И потом плакал...
– В моем случае эта история выглядит поучительной...
– Извините. Я просто хотела показать вам, что все понимаю. Скажите, а как именно это должно было случиться? Он предлагал какой-нибудь конкретный способ?
– Какая вам разница, Джордан?
– Я просто спрашиваю.
– Инсулин.
– Инсулин?
– Это спокойная смерть. Он досконально изучил вопрос. Сначала человек засыпает, потом впадает в кому и, наконец, умирает. Проблема в том, что смерть наступает не всегда. Порой все заканчивается лишь органическими поражениями головного мозга.
– И поэтому он просил у вас помощи?
– Да. Он хотел, чтобы я нашел средство, которое остановит его сердце во время комы. Сказал это после того, как я отказался задушить его подушкой...
– Господи... Ну хорошо... Спасибо вам, Фрэнк. Можете не сомневаться, теперь я потребую, чтобы ФБР от вас отстало.
– Вам спасибо. – Он выдавил из себя улыбку. – Хотите выпить? Я могу приготовить «Кровавую Мэри». Или, может, кофе?
– Мне пора. – Я поднялась из-за стола и сгребла с него все свои шпионские железки. – Шериф округа Джефферсон сообщил сегодня в «Новостях», что у полиции уже есть подозреваемые. У него хватило ума не называть имен, но... На всякий случай считайте, что я вас предупредила. На вашем месте я переселилась бы в гостиницу.
На щеках Смита выступили красные пятна.
– Я последую вашему совету. Но сначала позвоню своему адвокату и потребую от него спустить на этого шерифа всех собак.
Он проводил меня. Когда мы проходили столовую, я кивнула на портрет Оскара Уайльда.
– Мне это очень нравится.
– Спасибо за похвалу.
Он уже взялся было за дверную ручку, но я его остановила.
– Фрэнк, скажите... Собольи щетинки, будь они неладны, позволили ФБР назвать четверых подозреваемых. Вас, Роджера Уитона, Талию Лаво и Леона Гейнса. Талия уже вне игры. Себя вы, понятное дело, не рассматриваете. Остаются Уитон и Гейнс. Что вы думаете по этому поводу?
– Вы издеваетесь надо мной, Джордан? Скажите лучше, вы держали Леона под колпаком в тот момент, когда исчезла Талия?
– Да.
– М-м... А Роджера?
– И его тоже. – Мне вдруг пришла в голову одна мысль. – Роджер никогда не рассказывал вам о насилии, которому он подвергался в детстве?
Смит вместо ответа распахнул дверь.
– Я не ради любопытства спрашиваю.
– Нет, он никогда мне об этом не рассказывал. А если вы сейчас спросите, не подвергался ли я сам в детстве насилию, я выставлю вас вон. Договорились? – Он галантно поклонился. – До новых приятных встреч, Джордан.
Не успела я спуститься с крыльца, как за моей спиной громко хлопнула дверь. Давненько на душе не было так гадко... Меня всегда приводили в бешенство любые попытки вторгнуться в мою личную жизнь. А теперь я сама участвую в чем-то подобном. Дожила! Строго говоря, фотожурналистика изначально предполагает подглядывание в чужие замочные скважины. Но по крайней мере в фотожурналистике такие вещи делаются на расстоянии и не столь грубо. Ни бестактных вопросов, ни обращенных на тебя негодующих или презрительных взглядов – просто щелк, щелк, щелк...
Я пошла вдоль набережной, зная, что меня вот-вот нагонит машина с Бакстером, Ленцем и Джоном. Первым делом они обругают меня за прерванную запись разговора с Фрэнком на самом интересном месте. Ничего, утрусь. Меня тоже возмущает и оскорбляет придуманная мне роль «приманки», но я же не говорю им об этом...
Возможно, я пребывала бы в более приподнятом настроении, если бы разговор с Уитоном и Ленцем принес обнадеживающие результаты. Так ведь нет – не принес.
Машина медленно ползла справа от меня, прижимаясь почти к самому тротуару. Мне не хотелось останавливаться. Не хотелось даже оборачиваться в их сторону. Я лишь заметила боковым зрением, что за рулем агент Венди Трэвис. Значит, Джон занят сегодня весь день и предоставит меня ее заботам.
Наконец терпение Бакстера лопнуло.
– Могу я узнать, какого черта вы сорвали микрофон? – ядовито спросил он.
– Вы знаете это не хуже меня, – не глядя ответила я.
– Ну и что он вам поведал?
– Он доказал мне, что их встречи с Уитоном и их ссоры не имеют никакого касательства к нашим похищениям.
Бакстер оглянулся на сидевших сзади Ленца и Джона, затем вновь посмотрел в окно машины.
– Вы полагаете, что способны адекватно оценить убедительность его доказательств?
– В той же степени, что и вы.
Он снова глянул на Кайсера, словно призывая его повлиять на меня. Бакстеру явно не понравились возникшие между нами отношения, но он был не прочь их использовать. Оставалось лишь надеяться, что Джон не поддастся на провокацию.
Машина вдруг остановилась, Джон вылез из нее и подошел ко мне.
– Что ты сейчас собираешься делать? – спросил он. – Только скажи! Я все исполню!
– Собираюсь немного прогуляться.
– Я провожу тебя?
– Нет.
– Считаешь, что Уитон и Смит невиновны?
– Да, я так считаю.
– Хорошо. Я сейчас поеду обратно в офис, буду изучать снимки наших вертолетчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76