Ее ничто не разбудит, ибо она так решила.
– Все дело в преобразовании энергии, – разъяснил Данглар. – Она ею вертит как хочет.
– Нам от этого не легче, – заметил Адамберг.
– Может быть, они просто на нее пописали, – предположил Жюстен, севший рядом с комиссаром.
– На Ретанкур?
– На могилу, черт побери.
– Слишком муторно и дорого, чтобы просто пописать.
– Да, прошу прощенья. Я так просто сказал, чтобы развеяться.
– Я вас ни в чем не упрекаю, Вуазне.
– Жюстен, – поправил Жюстен.
– Я вас ни в чем не упрекаю, Жюстен.
– Впрочем, развеяться мне все равно не удалось.
– Развеяться можно только двумя способами. Поржать или заняться любовью. А мы сейчас не делаем ни того, ни другого.
– Я заметил.
– А если поспать? – спросил Вейренк. – Не развеешься?
– Нет, лейтенант, просто отдохнешь. Это разные вещи.
В наступившем молчании сторож спросил, может ли он уже идти. Да, может.
– Пока подъемное устройство здесь, надо положить плиту на место, – предложил Данглар.
– Не сейчас, – сказал Адамберг, все так же подпирая руками подбородок. – Посмотрим еще. Если ничего не найдем, вечером Наркотдел заберет у нас дело.
– Не будем же мы тут сидеть день и ночь только лишь в пику Наркотделу.
– Его мама сказала, что он не притрагивался к наркотикам.
– Ну, мама… – Жюстен пожал плечами.
– Вы что-то слишком развеялись, лейтенант. Мамам следует доверять.
Вейренк слонялся чуть поодаль, бросая время от времени заинтригованные взгляды на Ретанкур, которая и впрямь крепко спала. Иногда он что-то бормотал себе под нос.
– Данглар, попытайтесь разобрать, что там лопочет Новичок.
Майор с отсутствующим видом прошелся по дорожкам и, вернувшись, сел рядом с комиссаром.
– Вы уверены, что вам это интересно?
– Я уверен, что это поможет нам развеяться.
– Он бормочет приличествующие случаю стихи. Что-то о земле.
– Что именно? – обескураженно спросил Адамберг.
– «Напрасно жду ответ, к тебе, земля, взывая:
Невыносима ночь – конца ей нет и края.
Не знаю, это ты таишься или это
Я сам не слышу стон печального ответа?»
И так далее, я всего не запомнил. Автор мне неизвестен.
– Еще бы. Это его собственное. Он стихи печет как нечего делать.
– Любопытно, – сказал Данглар, наморщив высокий лоб.
– И как все любопытное – это у них семейное. Ну-ка, повторите мне стихи, капитан.
– Это не бог весть что.
– Зато в рифму. Что-то в этом есть… Прочтите еще раз.
Адамберг очень внимательно выслушал его и встал.
– Он прав. Земля все знает, а мы нет. Мы не способны ее услышать, в этом-то вся загвоздка.
Комиссар в сопровождении Данглара и Жюстена вернулся к могиле.
– Если звук есть, а мы его не слышим, это значит, что мы оглохли. Не земля нема, а мы никуда не годимся. Поэтому нам нужен специалист, переводчик, парень, который сумеет услышать пение земли.
– И как это называется? – обеспокоенно спросил Жюстен.
– Это называется археолог, – сказал Адамберг, вынимая телефон. – Или говнокопатель, если вам так больше нравится.
– И у вас такой есть в запасе?
– Есть. – Адамберг набрал номер. – Классный специалист по…
Комиссар запнулся, подыскивая слово.
– Ископаемым остаткам, – подсказал Данглар.
– Вот-вот. Именно он нам и нужен.
К телефону подошел старый циник Вандузлер, полицейский в отставке. Адамберг объяснил ему в двух словах, в чем дело.
– Завал, тупик, аврал – правильно я понимаю? – усмехнулся Вандузлер. – Но герой победил дракона?
– Да нет, раз я позвонил. Не дразнитесь, у меня очень мало времени.
– Ладно. Кто из них вам нужен? Марк?
– Нет, первобытник.
– Он в погребе. По уши в каменном веке.
– Скажите ему: руки в ноги – и ко мне, на кладбище Монружа. Это срочно.
– Он бы вам ответил, что на глубине 12 000 лет до нашей эры ничего срочного быть не может. Матиаса ничто на свете не оторвет от кремневых орудий.
– Я оторву, черт побери! Если вы мне не поможете, Наркотдел получит от вас роскошный подарок.
– А, тогда другое дело. Я вам его пришлю.
XVI
– И что он сможет сделать? – спросил Жюстен, грея руки на чашке с кофе в каморке сторожа.
– То, о чем говорил Новичок. Заставит землю расколоться и выдать нам свой секрет. В ваших шестистопных завихрениях что-то есть, Вейренк.
Сторож с любопытством взглянул на лейтенанта.
– Он стихи сочиняет, – объяснил Адамберг.
– Когда такое вокруг творится?
– Именно когда такое вокруг творится.
– Бывает, – уступил сторож. – Но поэзия все только усложняет, ведь так? С другой стороны, если усложнить, может быть, станет яснее. А прояснив, мы все упростим. В итоге.
– Правильно, – удивился Вейренк.
Ретанкур уже присоединилась к ним, и вид у нее был отдохнувший. Комиссар разбудил ее, дотронувшись пальцем до плеча, только и всего – словно кнопку нажал. В окно ей виден был светловолосый великан, переходящий улицу, – одет весьма приблизительно, волосы до плеч, штаны подвязаны веревочкой.
– Вот и наш переводчик, – сказал Адамберг. – Он часто улыбается, но не всегда понятно чему.
Через пять минут Матиас уже стоял на коленях возле могилы и изучал почву. Адамберг знаком приказал своей команде молчать. Земля говорит тихо, надо быть начеку.
– Вы тут ничего не трогали? – спросил Матиас. – Никто не перекладывал стебли роз?
– Нет, – сказал Данглар, – в том-то и дело. Родственники покойной рассыпали розы по всей могиле, сверху положили плиту. То есть земли никто не касался.
– Стебель стеблю рознь, – сказал Матиас.
Ползая на коленях вокруг могилы, он быстрым движением коснулся по очереди всех роз и пощупал грунт в разных местах, словно ткач, проверяющий качество шелка. Потом, улыбнувшись, он поднял глаза на Адамберга.
– Видел? – спросил он.
Адамберг помотал головой.
– Некоторые стебли, стоит их задеть, отделяются от земли, а остальные в ней утоплены. Вот эти лежат на своем месте, – указал он на розы в нижней части могилы. – А верхние были сдвинуты. Видишь?
– Слушаю, – нахмурился Адамберг.
– Это значит, что тут копали, – продолжал Матиас, осторожно снимая стебли в изголовье могилы, – но только в одном месте. Потом увядшие цветы положили на холмик, чтобы замести следы. Но это все равно заметно. Ты вот сдвинешь стебель розы, а тысячу лет спустя об этом все равно узнают, понял?
Адамберг ошарашенно кивнул. Получается, тронь он сегодня тайком и под покровом темноты лепесток какого-нибудь цветка, через тысячу лет такой вот Матиас вычислит его. Мысль о том, что все его жесты оставляют несмываемый отпечаток в Истории, встревожила комиссара. Но он быстро успокоился, взглянув на Матиаса, который, вынув из заднего кармана мастерок, ласково протирал его пальцами. Такие парни на дороге не валяются.
– Трудно придется. – Матиас скривился. – Яму сразу засыпали той же землей, и границы не видно. Рыть-то они рыли, только где?
– Ты не сможешь ее найти? – вдруг забеспокоился Адамберг.
– Глазами – нет.
– А как?
– Пальцами. Когда нельзя увидеть, можно почувствовать. Просто времени уйдет больше.
– Что почувствовать? – спросил Жюстен.
– Границы ямы, стык между краем и насыпью. Земляной шов на месте склейки. Он есть, просто надо его обнаружить.
Матиас провел рукой по гладкой поверхности земли. Потом словно зацепил ногтями невидимую трещинку и медленно стал продвигаться по ней. Сосредоточив все чувства в кончиках пальцев, он почти не смотрел вниз, словно слепец, опасающийся, что несовершенство зрения может помешать его поискам. Так, постепенно, он нарисовал неровную окружность в полтора метра диаметром и обвел ее мастерком.
– Вот оно, Адамберг. Я сам возьму лопату, чтобы пройти точно по стенкам раскопа, а твои ребята будут выносить землю, так мы быстрее управимся.
На глубине восьмидесяти сантиметров Матиас распрямился, снял рубашку и провел рукой по стенкам ямы.
– Не думаю, что твой землекоп тут что-то спрятал. Мы и так уже слишком глубоко зашли. Он рыл до гроба. Их было двое.
– Точно.
– Один копал, второй опоражнивал ведра. На этой глубине они поменялись ролями. Все копают по-разному.
Матиас снова взялся за мастерок и нырнул в яму. Ведра и лопаты они одолжили у сторожа. Вейренк и Жюстен выносили грунт.
Матиас протянул Адамбергу серые камешки.
– Закапывая яму, они занесли сюда камешки с аллеи. Они устали и лопату стали вонзать по наклонной. Ничего не спрятали. Тут все чисто.
Молодой человек продолжал рыть еще в течение часа, прервав молчание только два раза, чтобы объявить: «Они снова поменялись ролями» и «Они перешли с заступа на кирку». Наконец Матиас поднялся, облокотившись о край ямы, которая была ему уже почти по грудь.
– Учитывая состояние роз, покойник попал сюда недавно.
– Три с половиной месяца назад. Это женщина.
– Вот тут наши дороги расходятся, Адамберг. Теперь твоя очередь.
Матиас оперся о края ямы и выпрыгнул наружу. Адамберг взглянул на дно раскопа.
– Ты не докопал до гроба. Они остановились раньше?
– Я докопал. Но гроб открыт.
Полицейские обменялись взглядом, Ретанкур сделала шаг вперед, Данглар и Жюстен – назад.
– Деревянная крышка взломана ударами кирки и сорвана. Внутри полно земли. Ты же про землю у меня узнать хотел, а не про тело. Я предпочитаю не смотреть на это.
Матиас засунул мастерок в карман и вытер огромные ладони о штаны.
– Дядя все ждет тебя на ужин, – сказал он Адамбергу, – ты в курсе?
– Да.
– У нас кончились деньги. Скажи, когда придешь, и Марк сворует бутылку и что-нибудь вкусненькое. Ты кролика любишь? Или лучше лангустинов? Пойдет?
– Просто отлично.
Матиас пожал комиссару руку, коротко улыбнулся всем остальным и ушел, перебросив рубашку через руку.
XVII
Побледневший Данглар с постным видом изучал свой десерт. Он терпеть не мог эксгумацию и прочие издержки своей профессии. Мысль о том, что по милости какого-то психа-гробокопателя он обязан заглядывать в открытый гроб, доводила его до умоисступления.
– Съешьте уже свое пирожное, Данглар, – настаивал Адамберг. – Сладкое вам сейчас не помешает. И допейте вино.
– Надо совсем сбрендить, чтобы засунуть что-нибудь в гроб, черт возьми, – проворчал Данглар.
– Засунуть или вынуть оттуда.
– Какая разница. В этом мире и так достаточно тайников, нет?
– А если его застали врасплох? А если ему пришлось спрятать свой клад в гробу до того, как завинтили крышку?
– Ценный, должно быть, клад, если они рискнули вернуться за ним через три месяца, – сказала Ретанкур. – Бабки или дурь, третьего не дано.
– Дело не в том, что этот тип сбрендил. Непонятно, почему он копал в изголовье, а не в ногах. Хотя в изголовье меньше места и добраться туда труднее.
Данглар молча кивнул в знак согласия, продолжая поедать взглядом свой десерт.
– А может, эта штука уже лежала в гробу, – сказал Вейренк. – Может, он не сам это туда положил и не сам место выбирал.
– Что, например?
– Ну, ожерелье, сережки на покойнице.
– Кражи драгоценностей меня в тоску вгоняют, – пробормотал Данглар.
– Испокон века могилы грабят именно с этой целью, капитан. Нам надо справиться о благосостоянии покойной. Что вы там вычитали в книге записей?
– Элизабет Шатель, незамужняя, бездетная, родилась в Вильбоск-сюр-Риль, возле Руана, – отрапортовал Данглар.
– Что за напасть, никуда мне от нормандцев не деться последнее время. Во сколько приедет Ариана?
– Какая еще Ариана?
– Судебный медик.
– В шесть часов.
Адамберг провел пальцем по краю бокала, и тот издал жалобный стон.
– Съешьте же это чертово пирожное, майор! Вы не обязаны нас сопровождать.
– Если вы останетесь, я тоже останусь.
– У вас иногда какой-то средневековый образ мыслей. Слышали, Ретанкур? Я останусь – и он останется.
Ретанкур пожала плечами, и Адамберг вымучил из бокала очередной протяжный стон. На экране телевизора мелькали кадры шумного футбольного матча. Комиссар задержал взгляд на футболистах, бегающих туда-сюда по полю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48