Ни дрожи, ни тревоги.
– И этот человек работает у нас, в уголовном розыске.
Вейренк запустил руку в свою тигриную шевелюру, выдохнул дым и поднял на Адамберга изумленный взгляд.
– Но у нас нет против него ни единого более или менее осязаемого элемента. У меня связаны руки. Что скажете, Вейренк?
Лейтенант стряхнул пепел в ладонь, и Адамберг пододвинул ему пепельницу.
– Пока ему вослед бросали мы суда,
Решив, что за морем он канул без следа,
Он рядом с нами был, и в этом – вся беда.
– Именно. Какой триумф, не правда ли? Умница, заморочивший голову двадцати семи дуракам.
– Вы, надеюсь, не имеете в виду Ноэля? Я плохо его знаю, но я не согласен. Ноэль агрессивен, но он не агрессор.
Адамберг покачал головой.
– Про кого же вы думаете?
– Я думаю про то, что сказала Ретанкур, выйдя из тумана.
– Ну наконец-то, – улыбнулся Вейренк. – Вы имеете в виду два стиха из «Горация»?
– Откуда вы знаете, что она процитировала?
– Я часто справляюсь о ней. Мне Лавуазье сказал.
– Для новичка вы необыкновенно предупредительны.
– Ретанкур – моя напарница.
– Мне кажется, Ретанкур из последних сил пыталась указать мне на убийцу.
– Мой господин, к чему вся эта речь?
Чтоб с запозданьем смысл из этих слов извлечь?
Их сутью пренебречь и тем беду предречь?
– Ну а вы, Вейренк, поняли, в чем смысл?
– Нет, – сказал Вейренк, отводя глаза, чтобы стряхнуть пепел. – Что вы собираетесь делать?
– Ничего особенного. Я собираюсь подождать преступника там, куда он придет. Время не терпит, он знает, что Ретанкур скоро заговорит. У него мало времени – не больше недели, учитывая, что Виолетта поправляется со страшной скоростью. Убийце надо во что бы то ни стало приготовить свою смесь до того, как ему отрежут все пути к вечной жизни. Мы отдадим ему на заклание Франсину, сделав вид, что сняли охрану.
– Классический ход, – прокомментировал Вейренк.
– В забеге на короткие дистанции нет ничего необыкновенного. Два парня несутся бок о бок по беговой дорожке, и побеждает самый быстрый. Вот и все. И тем не менее уже несколько тысячелетий миллионы парней все бегут и бегут. Тут то же самое. Он бежит, и я бегу. Я ничего нового не собираюсь придумывать, просто убийце надо помешать прийти к финишу раньше нас.
– Но он наверняка подозревает, какую ловушку мы ему расставим.
– Конечно. Но он все равно побежит, у него, как и у меня, нет выбора. Он тоже не собирается оригинальничать, ему надо добиться успеха, и чем примитивнее наша ловушка, тем меньше убийца будет ее опасаться.
– Почему?
– Он, как и вы, считает, что я придумаю нечто позаковыристей.
– Понимаю, – согласился Вейренк. – Если вы идете примитивным путем, то, значит, вернете Франсину домой? Под незаметным эскортом?
– Нет. Никому не придет в голову, что Франсина вернется на ферму по собственной воле.
– Куда же вы ее денете? В гостиницу в Эвре? Спровоцируете утечку информации?
– Не совсем так. Я выберу надежное место, которое преступник сможет легко вычислить сам, если у него есть хоть одна извилина. А у него она есть, и не одна.
Вейренк задумался.
– Место, известное вам, – начал он рассуждать вслух, – место, которое не напугает Франсину и где вы сможете организовать охрану, не прибегая к помощи полицейских.
– Например?
– Гостиница в Аронкуре.
– Видите, как все просто. В Аронкуре, где все началось, под защитой Робера и Освальда. Они гораздо незаметнее полицейских. Легавых все равно узнают.
Вейренк с сомнением посмотрел на Адамберга.
– Даже легавого, который спустился с гор, не потрудившись застегнуть рубашку и убрать туман из глаз?
– Даже меня, Вейренк. И знаете почему? Знаете ли вы, почему парень, сидящий за столиком в кафе перед кружкой пива, не похож на легавого, сидящего за столиком в кафе перед кружкой пива? Потому что легавый работает, а парень – нет. Потому что парень думает, мечтает, воображает. А полицейский наблюдает. Глаза парня обращены внутрь себя, а глаза легавого шарят вокруг. И направление взгляда бросается в глаза больше, чем знаки отличия. Так что легавым не место в аронкурском кафе.
– Неплохо, – признал Вейренк, потушив сигарету.
– Надеюсь. – Адамберг встал.
– Зачем вы пришли, комиссар?
– Спросить вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь нового, с тех пор как перенесли сцену в реальные декорации, на Верхний луг.
– Только одно.
– Слушаю вас.
– Пятый парень стоял в тени орехового дерева и смотрел на остальных.
– Так.
– Он держал руки за спиной.
– И?
– И я подумал, что у него могло быть в руках, что он прятал. Оружие, может быть.
– Горячо. Продолжайте думать, лейтенант.
Вейренк смотрел вслед комиссару. Взяв пиджак, у которого, как ни странно промок только один рукав, Адамберг вышел, хлопнув дверью. Вейренк закрыл глаза и улыбнулся.
«Вы лжете, господин, но каждый ваш обман
Показывает мне, где ждет меня капкан».
LX
Втиснувшись в дальний угол бельевого склада, Тень ждала, когда стихнут вечерние шумы. Скоро появится ночная смена, медсестры пойдут с обходом по палатам, начнут выливать судна, гасить свет и понемногу рассредоточатся по своим постам. Войти в больницу Сен-Венсан-де-Поль оказалось легче легкого, как она и предполагала. Ни подозрительных взглядов, ни вопросов, даже со стороны дежурного лейтенанта на этаже, который засыпал каждые полчаса. Он приветливо с ней поздоровался, знаком показав, что все под контролем. Соня и тупица в одном флаконе, о такой удаче Тень и не мечтала. Лейтенант с благодарностью принял чашку кофе, в котором она растворила две таблетки снотворного, так что до утра о нем можно забыть. Когда люди не ждут от тебя подвоха, все сразу упрощается. Скоро толстуха не сможет произнести ни единого слова, пора уже ей заткнуться раз и навсегда. Неожиданная стойкость Ретанкур оказалась ударом ниже пояса. И еще эти проклятые строфы из Корнеля, в которых, по счастью, полицейские ничего не поняли, даже этот знайка Данглар, не говоря уж о пустоголовом Адамберге. А вот хитрая и мощная Ретанкур представляла реальную опасность. Но сегодня доза новаксона была удвоена, в нынешнем ее состоянии она и охнуть не успеет.
Тень усмехнулась, подумав об Адамберге, который в эту минуту расставлял дурацкую ловушку в гостинице Аронкура. Он сам попадется в свой капкан, выставив себя на посмешище. А пока все будут убиваться по почившей толстухе, она наконец доберется до этой проклятой девы, которая ускользнула-таки от нее в последний момент. Надо же, они берегут эту дебилку как сокровище какое. Вот ее единственная ошибка. Ну можно ли было вообразить, что кто-то догадается о кресте в сердце оленя? И как этот психованный невежда Адамберг сумел установить связь между оленями и девственницами, между котом Паскалины и «De reliquis»? Но как назло, ему это удалось, и он нашел третью деву быстрее, чем предполагалось. Не повезло и с эрудитом Дангларом – и что его дернуло посмотреть книгу в доме священника, узнав драгоценное издание 1663 года? Зачем, спрашивается, судьбе было угодно натравить на нее этих легавых?
Но в общем-то все это мелочи, смерть Франсины – дело нескольких недель, спешить некуда. К осени смесь будет готова, и ни время, ни враги ничего не смогут поделать.
Дежурные нянечки запирали кухню, медсестры обходили палаты с пожеланиями доброй ночи – будем паинькой, сейчас поспим. В коридоре зажглось ночное освещение. Надо подождать еще часок, пока успокоятся самые нервные пациенты, страдающие бессонницей. В одиннадцать толстуха отойдет в мир иной.
LXI
Адамберг расставил ловушку, как ему казалось, с детской непосредственностью и был очень собой доволен. Классическая мышеловка, спору нет, зато надежно. И еще была там одна задумка, на которую он очень рассчитывал. Сидя за дверью палаты, он ждал – вот уже вторую ночь. Слева, в трех метрах от него, затаился Адриен Данглар, лучший нападающий в Конторе, как ни парадоксально это звучит. Его вялое тело распрямлялось в действии подобно пружине. Сегодня вечером Данглар оделся с особой элегантностью. Слегка мешал бронежилет, но снимать его Адамберг запретил. Справа от комиссара стоял Эсталер, который видел в темноте ничуть не хуже Пушка.
– Ничего не выйдет, – сказал Данглар, чей пессимизм всегда возрастал во мраке.
– Выйдет, – в четвертый раз возразил Адамберг.
– Смешно. Аронкур, гостиница. Слишком грубо, он не попадется.
– Почему же. Теперь молчите, Данглар. Эсталер, осторожнее, вы слишком шумно дышите.
– Извините, – сказал Эсталер. – У меня аллергия на весеннее цветение.
– Тогда высморкайтесь сейчас как следует и сидите смирно.
Адамберг встал в последний раз, чтобы задернуть занавеску еще на десять сантиметров – темнота должна быть безупречно отлажена. Убийца двигается бесшумно, это подтвердили и сторож в Монруже, и Грасьен, и Франсина, так что они не успеют приготовиться к его появлению, заслышав шаги. Надо увидеть его до того, как он увидит их. В углах, где они прятались, должно быть темнее, чем возле двери, под которую просачивался свет из коридора. Адамберг снова сел, сжимая в руке выключатель. Он нажмет его, как только убийца отойдет на два метра от двери. Потом Эсталер прикроет выход, а Данглар возьмет преступника на мушку. Отлично. Его взгляд задержался на кровати, где спала, полностью успокоившись, та, которую он пришел защитить.
Пока Франсина отдыхала под надежной охраной в гостинице Аронкура, в ста тридцати шести километрах от нее, в больнице Сен-Венсан-де-Поль, Тень посмотрела на часы. В двадцать два пятьдесят пять она без малейшего скрипа открыла дверь бельевой и медленно двинулась вперед со шприцем в правой руке, всматриваясь по пути в номера палат. Вот 227-я, дверь оставили открытой на ночь. Тут лежит Ретанкур под надежной охраной сони Меркаде. Тень обошла рьяного служаку, но он даже не шелохнулся. Посреди палаты, под простынями, отчетливо виднелась здоровая туша лейтенантши. Она спала, свесив руку, вот спасибо.
LXII
Сначала она возникла в поле зрения Адамберга, но у него даже не екнуло сердце. Он нажал большим пальцем на выключатель, Эсталер преградил доступ к двери, Данглар ткнулся пистолетом ей в спину. Тень не вскрикнула и не произнесла ни слова, пока Эсталер надевал ей наручники. Адамберг подошел к кровати и запустил пальцы в волосы Ретанкур.
– Поехали, – сказал он.
Данглар и Эсталер вытащили свою добычу из палаты, а Адамберг, выходя, не забыл погасить свет. Перед больницей стояли две машины уголовного розыска.
– Ждите меня в офисе, – сказал Адамберг. – Я быстро.
В полночь Адамберг постучал к доктору Ромену. В пять минут первого тот наконец открыл ему, всклокоченный и бледный.
– Ты охренел, – сказал Ромен. – Чего тебе от меня надо?
Доктор с трудом держался на ногах, и Адамберг дотащил его на тапочках-лыжах до кухни, усадив на тот же стул, что и в тот вечер, когда они обсуждали «живую силу дев».
– Помнишь, о чем ты меня просил?
– Ничего я у тебя не просил, – тупо сказал Ромен.
– Ты просил меня найти старинное средство против истомы. И я тебе обещал, что найду.
Ромен поморгал и положил отяжелевшую голову на руки:
– И что ты мне нашел? Журавлиный помет? Свиную желчь? Или мне надо выпотрошить курицу и вывалить на голову теплые кишки? Знаю я твои старинные рецепты.
– И что ты о них думаешь?
– Ты из-за этой хрени меня разбудил? – Ромен протянул затекшую руку к коробочке с лекарствами.
– Послушай, – сказал Адамберг, удерживая его.
– Тогда вылей мне воды на голову.
Адамберг повторил операцию, растерев ему голову грязной тряпкой. Потом порылся в поисках мусорного мешка, раскрыл его и положил между собой и Роменом.
– Вот она, твоя прострация вместе с истомой, – сказал он, кладя руку на стол.
– В мусорном мешке?
– Ты совсем никуда не годишься.
– Ну.
– Тут она, – сказал Адамберг, показывая на желто-красную коробочку со стимуляторами, и выбросил ее в мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– И этот человек работает у нас, в уголовном розыске.
Вейренк запустил руку в свою тигриную шевелюру, выдохнул дым и поднял на Адамберга изумленный взгляд.
– Но у нас нет против него ни единого более или менее осязаемого элемента. У меня связаны руки. Что скажете, Вейренк?
Лейтенант стряхнул пепел в ладонь, и Адамберг пододвинул ему пепельницу.
– Пока ему вослед бросали мы суда,
Решив, что за морем он канул без следа,
Он рядом с нами был, и в этом – вся беда.
– Именно. Какой триумф, не правда ли? Умница, заморочивший голову двадцати семи дуракам.
– Вы, надеюсь, не имеете в виду Ноэля? Я плохо его знаю, но я не согласен. Ноэль агрессивен, но он не агрессор.
Адамберг покачал головой.
– Про кого же вы думаете?
– Я думаю про то, что сказала Ретанкур, выйдя из тумана.
– Ну наконец-то, – улыбнулся Вейренк. – Вы имеете в виду два стиха из «Горация»?
– Откуда вы знаете, что она процитировала?
– Я часто справляюсь о ней. Мне Лавуазье сказал.
– Для новичка вы необыкновенно предупредительны.
– Ретанкур – моя напарница.
– Мне кажется, Ретанкур из последних сил пыталась указать мне на убийцу.
– Мой господин, к чему вся эта речь?
Чтоб с запозданьем смысл из этих слов извлечь?
Их сутью пренебречь и тем беду предречь?
– Ну а вы, Вейренк, поняли, в чем смысл?
– Нет, – сказал Вейренк, отводя глаза, чтобы стряхнуть пепел. – Что вы собираетесь делать?
– Ничего особенного. Я собираюсь подождать преступника там, куда он придет. Время не терпит, он знает, что Ретанкур скоро заговорит. У него мало времени – не больше недели, учитывая, что Виолетта поправляется со страшной скоростью. Убийце надо во что бы то ни стало приготовить свою смесь до того, как ему отрежут все пути к вечной жизни. Мы отдадим ему на заклание Франсину, сделав вид, что сняли охрану.
– Классический ход, – прокомментировал Вейренк.
– В забеге на короткие дистанции нет ничего необыкновенного. Два парня несутся бок о бок по беговой дорожке, и побеждает самый быстрый. Вот и все. И тем не менее уже несколько тысячелетий миллионы парней все бегут и бегут. Тут то же самое. Он бежит, и я бегу. Я ничего нового не собираюсь придумывать, просто убийце надо помешать прийти к финишу раньше нас.
– Но он наверняка подозревает, какую ловушку мы ему расставим.
– Конечно. Но он все равно побежит, у него, как и у меня, нет выбора. Он тоже не собирается оригинальничать, ему надо добиться успеха, и чем примитивнее наша ловушка, тем меньше убийца будет ее опасаться.
– Почему?
– Он, как и вы, считает, что я придумаю нечто позаковыристей.
– Понимаю, – согласился Вейренк. – Если вы идете примитивным путем, то, значит, вернете Франсину домой? Под незаметным эскортом?
– Нет. Никому не придет в голову, что Франсина вернется на ферму по собственной воле.
– Куда же вы ее денете? В гостиницу в Эвре? Спровоцируете утечку информации?
– Не совсем так. Я выберу надежное место, которое преступник сможет легко вычислить сам, если у него есть хоть одна извилина. А у него она есть, и не одна.
Вейренк задумался.
– Место, известное вам, – начал он рассуждать вслух, – место, которое не напугает Франсину и где вы сможете организовать охрану, не прибегая к помощи полицейских.
– Например?
– Гостиница в Аронкуре.
– Видите, как все просто. В Аронкуре, где все началось, под защитой Робера и Освальда. Они гораздо незаметнее полицейских. Легавых все равно узнают.
Вейренк с сомнением посмотрел на Адамберга.
– Даже легавого, который спустился с гор, не потрудившись застегнуть рубашку и убрать туман из глаз?
– Даже меня, Вейренк. И знаете почему? Знаете ли вы, почему парень, сидящий за столиком в кафе перед кружкой пива, не похож на легавого, сидящего за столиком в кафе перед кружкой пива? Потому что легавый работает, а парень – нет. Потому что парень думает, мечтает, воображает. А полицейский наблюдает. Глаза парня обращены внутрь себя, а глаза легавого шарят вокруг. И направление взгляда бросается в глаза больше, чем знаки отличия. Так что легавым не место в аронкурском кафе.
– Неплохо, – признал Вейренк, потушив сигарету.
– Надеюсь. – Адамберг встал.
– Зачем вы пришли, комиссар?
– Спросить вас, не вспомнили ли вы чего-нибудь нового, с тех пор как перенесли сцену в реальные декорации, на Верхний луг.
– Только одно.
– Слушаю вас.
– Пятый парень стоял в тени орехового дерева и смотрел на остальных.
– Так.
– Он держал руки за спиной.
– И?
– И я подумал, что у него могло быть в руках, что он прятал. Оружие, может быть.
– Горячо. Продолжайте думать, лейтенант.
Вейренк смотрел вслед комиссару. Взяв пиджак, у которого, как ни странно промок только один рукав, Адамберг вышел, хлопнув дверью. Вейренк закрыл глаза и улыбнулся.
«Вы лжете, господин, но каждый ваш обман
Показывает мне, где ждет меня капкан».
LX
Втиснувшись в дальний угол бельевого склада, Тень ждала, когда стихнут вечерние шумы. Скоро появится ночная смена, медсестры пойдут с обходом по палатам, начнут выливать судна, гасить свет и понемногу рассредоточатся по своим постам. Войти в больницу Сен-Венсан-де-Поль оказалось легче легкого, как она и предполагала. Ни подозрительных взглядов, ни вопросов, даже со стороны дежурного лейтенанта на этаже, который засыпал каждые полчаса. Он приветливо с ней поздоровался, знаком показав, что все под контролем. Соня и тупица в одном флаконе, о такой удаче Тень и не мечтала. Лейтенант с благодарностью принял чашку кофе, в котором она растворила две таблетки снотворного, так что до утра о нем можно забыть. Когда люди не ждут от тебя подвоха, все сразу упрощается. Скоро толстуха не сможет произнести ни единого слова, пора уже ей заткнуться раз и навсегда. Неожиданная стойкость Ретанкур оказалась ударом ниже пояса. И еще эти проклятые строфы из Корнеля, в которых, по счастью, полицейские ничего не поняли, даже этот знайка Данглар, не говоря уж о пустоголовом Адамберге. А вот хитрая и мощная Ретанкур представляла реальную опасность. Но сегодня доза новаксона была удвоена, в нынешнем ее состоянии она и охнуть не успеет.
Тень усмехнулась, подумав об Адамберге, который в эту минуту расставлял дурацкую ловушку в гостинице Аронкура. Он сам попадется в свой капкан, выставив себя на посмешище. А пока все будут убиваться по почившей толстухе, она наконец доберется до этой проклятой девы, которая ускользнула-таки от нее в последний момент. Надо же, они берегут эту дебилку как сокровище какое. Вот ее единственная ошибка. Ну можно ли было вообразить, что кто-то догадается о кресте в сердце оленя? И как этот психованный невежда Адамберг сумел установить связь между оленями и девственницами, между котом Паскалины и «De reliquis»? Но как назло, ему это удалось, и он нашел третью деву быстрее, чем предполагалось. Не повезло и с эрудитом Дангларом – и что его дернуло посмотреть книгу в доме священника, узнав драгоценное издание 1663 года? Зачем, спрашивается, судьбе было угодно натравить на нее этих легавых?
Но в общем-то все это мелочи, смерть Франсины – дело нескольких недель, спешить некуда. К осени смесь будет готова, и ни время, ни враги ничего не смогут поделать.
Дежурные нянечки запирали кухню, медсестры обходили палаты с пожеланиями доброй ночи – будем паинькой, сейчас поспим. В коридоре зажглось ночное освещение. Надо подождать еще часок, пока успокоятся самые нервные пациенты, страдающие бессонницей. В одиннадцать толстуха отойдет в мир иной.
LXI
Адамберг расставил ловушку, как ему казалось, с детской непосредственностью и был очень собой доволен. Классическая мышеловка, спору нет, зато надежно. И еще была там одна задумка, на которую он очень рассчитывал. Сидя за дверью палаты, он ждал – вот уже вторую ночь. Слева, в трех метрах от него, затаился Адриен Данглар, лучший нападающий в Конторе, как ни парадоксально это звучит. Его вялое тело распрямлялось в действии подобно пружине. Сегодня вечером Данглар оделся с особой элегантностью. Слегка мешал бронежилет, но снимать его Адамберг запретил. Справа от комиссара стоял Эсталер, который видел в темноте ничуть не хуже Пушка.
– Ничего не выйдет, – сказал Данглар, чей пессимизм всегда возрастал во мраке.
– Выйдет, – в четвертый раз возразил Адамберг.
– Смешно. Аронкур, гостиница. Слишком грубо, он не попадется.
– Почему же. Теперь молчите, Данглар. Эсталер, осторожнее, вы слишком шумно дышите.
– Извините, – сказал Эсталер. – У меня аллергия на весеннее цветение.
– Тогда высморкайтесь сейчас как следует и сидите смирно.
Адамберг встал в последний раз, чтобы задернуть занавеску еще на десять сантиметров – темнота должна быть безупречно отлажена. Убийца двигается бесшумно, это подтвердили и сторож в Монруже, и Грасьен, и Франсина, так что они не успеют приготовиться к его появлению, заслышав шаги. Надо увидеть его до того, как он увидит их. В углах, где они прятались, должно быть темнее, чем возле двери, под которую просачивался свет из коридора. Адамберг снова сел, сжимая в руке выключатель. Он нажмет его, как только убийца отойдет на два метра от двери. Потом Эсталер прикроет выход, а Данглар возьмет преступника на мушку. Отлично. Его взгляд задержался на кровати, где спала, полностью успокоившись, та, которую он пришел защитить.
Пока Франсина отдыхала под надежной охраной в гостинице Аронкура, в ста тридцати шести километрах от нее, в больнице Сен-Венсан-де-Поль, Тень посмотрела на часы. В двадцать два пятьдесят пять она без малейшего скрипа открыла дверь бельевой и медленно двинулась вперед со шприцем в правой руке, всматриваясь по пути в номера палат. Вот 227-я, дверь оставили открытой на ночь. Тут лежит Ретанкур под надежной охраной сони Меркаде. Тень обошла рьяного служаку, но он даже не шелохнулся. Посреди палаты, под простынями, отчетливо виднелась здоровая туша лейтенантши. Она спала, свесив руку, вот спасибо.
LXII
Сначала она возникла в поле зрения Адамберга, но у него даже не екнуло сердце. Он нажал большим пальцем на выключатель, Эсталер преградил доступ к двери, Данглар ткнулся пистолетом ей в спину. Тень не вскрикнула и не произнесла ни слова, пока Эсталер надевал ей наручники. Адамберг подошел к кровати и запустил пальцы в волосы Ретанкур.
– Поехали, – сказал он.
Данглар и Эсталер вытащили свою добычу из палаты, а Адамберг, выходя, не забыл погасить свет. Перед больницей стояли две машины уголовного розыска.
– Ждите меня в офисе, – сказал Адамберг. – Я быстро.
В полночь Адамберг постучал к доктору Ромену. В пять минут первого тот наконец открыл ему, всклокоченный и бледный.
– Ты охренел, – сказал Ромен. – Чего тебе от меня надо?
Доктор с трудом держался на ногах, и Адамберг дотащил его на тапочках-лыжах до кухни, усадив на тот же стул, что и в тот вечер, когда они обсуждали «живую силу дев».
– Помнишь, о чем ты меня просил?
– Ничего я у тебя не просил, – тупо сказал Ромен.
– Ты просил меня найти старинное средство против истомы. И я тебе обещал, что найду.
Ромен поморгал и положил отяжелевшую голову на руки:
– И что ты мне нашел? Журавлиный помет? Свиную желчь? Или мне надо выпотрошить курицу и вывалить на голову теплые кишки? Знаю я твои старинные рецепты.
– И что ты о них думаешь?
– Ты из-за этой хрени меня разбудил? – Ромен протянул затекшую руку к коробочке с лекарствами.
– Послушай, – сказал Адамберг, удерживая его.
– Тогда вылей мне воды на голову.
Адамберг повторил операцию, растерев ему голову грязной тряпкой. Потом порылся в поисках мусорного мешка, раскрыл его и положил между собой и Роменом.
– Вот она, твоя прострация вместе с истомой, – сказал он, кладя руку на стол.
– В мусорном мешке?
– Ты совсем никуда не годишься.
– Ну.
– Тут она, – сказал Адамберг, показывая на желто-красную коробочку со стимуляторами, и выбросил ее в мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48