Франсина живет одна, ферма ее стоит на отшибе, в более чем восьмистах метрах от ближайших соседей. Через ограду можно перепрыгнуть одним махом. Дом у нее старый, с хилыми деревянными дверями, замки поддаются удару локтем.
– Ясно, – сказал Адамберг. – Она работает? У нее есть машина?
– Она работает на полставки уборщицей в аптеке Эвре. Ездит туда на автобусе каждый день, кроме воскресенья. Вероятно, на нее нападут дома, между семью часами вечера и часом следующего дня, когда она выходит из дому.
– Она девственница? Это точно?
– Кюре из Оттона говорит, что да. По его словам, она миловидная и инфантильная, «чистый ангелочек». Злые языки уверяют, что придурковатая. Но священник считает, что с головой у нее все в порядке. Разве что она всего пугается, особенно животных. Ее воспитывал вдовый отец, страшный тиран. Он умер два года назад.
– Тут есть одна проблема, – сказал Вуазне, чьи позитивистские убеждения испарились после того, как Адамберг, просто витая в облаках, догадался о существовании кости в сердце оленя. – Девалон знает, что мы в Кланси и в связи с чем. У него неприятности из-за того, что он прошляпил убийства Элизабет и Паскалины. Он требует, чтобы Франсину Бидо охраняла его команда.
– Да ради бога, – сказал Адамберг. – Только бы ее охраняли, а уж кто – это второй вопрос. Позвоните ему, Данглар. Пусть Девалон немедленно приставит к ней трех вооруженных полицейских, которые будут сменять друг друга. Охранник должен сидеть в доме, с семи вечера до часа дня, если возможно – в ее спальне. Пошлите в Эвре фотографию медсестры. Кто должен был обойти агентства по найму автомобилей?
– Я, – сказал Жюстен, – вместе с Ламаром и Фруасси. В центральном регионе ничего. Никто из служащих не вспомнил женщину лет семидесяти пяти, взявшую в аренду 9-метровый пикап. Они в этом уверены.
– А синие следы в ангаре?
– Это действительно воск.
– Ретанкур заговорила сегодня во второй половине дня, – сказал Эсталер. – Но ее ненадолго хватило.
На него обратились заинтригованные взгляды.
– Опять Корнель?
– Нет, туфли. Она сказала, что «надо отослать туфли в вагончик».
Мужчины обменялись недоумевающими взглядами.
– Толстуха не в себе, – сказал Ноэль.
– Нет, Ноэль. Она обещала женщине из вагончика прислать другие туфли взамен синих, которые она у нее забрала. Ламар, займитесь этим, адрес найдете в папках Ретанкур.
– После всего того, что случилось, ей больше нечего нам сказать? – спросил Керноркян.
– Это на нее похоже, – обреченно сказал Жюстен. – Она ничего не добавила?
– Добавила. «Нам плевать. Скажи ему, что нам плевать».
– На ту женщину?
– Нет, – сказал Адамберг. – На ту женщину ей было совсем не наплевать.
– А кому «ему»?
Эсталер подбородком указал на Адамберга.
– Само собой, – сказал Вуазне.
– На что? – пробормотал Адамберг. – На что я должен наплевать?
– Она не в себе, – взволнованно повторил Ноэль.
LVI
Вот уже двадцать второй день подряд Франсина не накрывалась одеялом с головой. Раньше с ней такого не случалось. Она спокойно засыпала, уткнувшись лицом в подушку, что было гораздо приятнее, чем задыхаться под простынями, приникая носом к щелочке, пропускавшей воздух. Кроме того, она теперь только мельком проверяла дырочки точильщиков, даже не пересчитывая количество новых отверстий, идущих к южной оконечности балки, и не раздумывая, на что может быть похожа эта мерзость.
Полицейская охрана явилась для нее истинным даром божьим. Трое мужчин, сменяя друг друга, дежурили у нее каждую ночь и по утрам, пока она не уходила на работу, – ну не мечта ли? Она не стала спрашивать, почему именно ее вдруг решили охранять, опасаясь, что излишнее любопытство только отпугнет жандармов и они откажутся от столь счастливой идеи. Насколько она поняла, в последнее время в окрестностях участились грабежи, и ничего удивительного, что жандармы взяли под свое крыло одиноких женщин. Кто другой, может, и отказался бы, но только не Франсина – каждый вечер, преисполненная благодарности, она подавала дежурному жандарму ужин гораздо более изысканный, чем тот, что в свое время готовила отцу.
Слух о кулинарных экзерсисах и прелестях Франсины быстро разошелся по уголовному розыску Эвре, и к немалому изумлению Девалона, ему не стоило никакого труда найти добровольца для дежурства у нее дома. Девалону начхать было на сумбурное следствие Адамберга, которое в его глазах было не более чем нагромождением нелепостей. Но не мог же он допустить, чтобы этот тип, и без того уже разваливший его заключение по делу Элизабет Шатель и Паскалины Виймо из-за трех пятен лишайника на камне, завладел теперь его территорией. Охранять ферму будут его люди, и никто из помощников Адамберга и носа туда не сунет. Адамберг имел наглость потребовать, чтобы полицейские сменяли друг друга и бодрствовали на посту. Еще не хватало. Не будет он тратить личный состав на такую ерунду. Девалон посылал своих бригадиров к Франсине после обычного рабочего дня, наказывая им плотно поесть и выспаться со спокойной совестью.
Ночью 3 мая, в три часа тридцать пять минут, в комнатах Франсины и бригадира Грималя несли вахту только жуки-точильщики – не обращая ни малейшего внимания на вооруженного полицейского, они знай себе пожирали причитающуюся каждому тысячную долю миллиметра древесины. Точильщики никак не отреагировали, когда скрипнула дверь подсобки, – просто потому, что они глухи от рождения. Грималь, ночевавший в комнате покойного отца Франсины, привстал в темноте, закутавшись в пурпурного цвета перину, но был не в состоянии ни определить разбудивший его звук, ни вспомнить, куда он положил оружие – слева или справа от кровати, на пол или на комод. Он наугад пошарил по тумбочке в изголовье и, пройдясь по комнате в трусах и майке, распахнул дверь, ведущую в спальню Франсины. И стоя так, с пустыми руками, он увидел, как на него очень тихо и медленно наступает долговязая серая тень, не прервавшая своего движения, даже когда он открыл дверь. В походке тени было что-то необычное, она скользила и спотыкалась, и хотя в ее повадках ощущалась явная нерешительность, она неумолимо плыла вперед. Грималь успел только потрясти Франсину, сам толком не зная зачем – чтобы спасти ее или позвать на помощь.
– Тень, Франсина! Вставай! Беги!
Франсина завизжала, и объятый ужасом Грималь подошел к серой фигуре, чтобы прикрыть бегство молодой женщины. Девалон не предупредил его о возможном нападении, и последним усилием воли он послал ему проклятие. Провались он ко всем чертям вместе с этим призраком.
LVII
Адамбергу позвонили из уголовного розыска Эвре в восемь двадцать утра, застав его в грязной забегаловке, гордо бросавшей вызов спавшим еще «Философам». Он пил кофе в компании Фруасси, поглощавшей второй завтрак. Бригадир Морен, приехавший в Клан-си сменить Грималя, нашел его тело, прошитое двумя пулями, одна из которых задела сердце. Адамберг замер с чашкой в руке и шваркнул ее на блюдце.
– А девственница? – спросил он.
– Исчезла. Судя по всему, она успела выскочить в окно дальней комнаты. Ее ищут.
Голос полицейского дрожал от слез. Грималю было сорок два года, и он всегда предпочитал подстригать изгородь, а не портить жизнь окружающим.
– А оружие? – спросил Адамберг. – Он стрелял?
– Он был в постели, комиссар, он спал. Пистолет лежал на комоде, ему даже не удалось дотянуться до него.
– Не может быть, – прошептал Адамберг. – Я же просил, чтобы охранник бодрствовал, одетый, с оружием наготове.
– Девалон на ваши просьбы положил. Он посылал нас туда после рабочего дня – не могли же мы бодрствовать всю ночь.
– Скажите своему шефу, чтобы он проваливал ко всем чертям.
– Обязательно, комиссар.
Через два часа, стиснув зубы, Адамберг в сопровождении своих помощников вошел в дом Франсины. Молодую женщину нашли – зареванная, с ободранными ногами, она пряталась на сеновале у соседей, забившись между двумя вязанками соломы. Она помнила только серый силуэт, колеблющийся, словно свечное пламя, и руку жандарма, которая вытянула ее из постели и подтолкнула в сторону дальней комнаты. Франсина уже бежала к дороге, когда раздались выстрелы.
Опустившись на колени возле головы Грима-ля, чтобы не наступить в лужу крови, комиссар положил руку на его холодный лоб. Потом набрал номер и сказал, услышав заспанный голос в трубке:
– Ариана, я знаю, что еще нет одиннадцати, но ты мне очень нужна.
– Где ты?
– В Кланси, это в Нормандии. Шмен-де-Биж, дом 4. Поторапливайся. Мы до твоего приезда ничего не будем трогать.
– Что это еще за команда? – спросил Девалон, показав на группу людей, окружившую Адамберга. – И кого вы вызвали? – добавил он, кивнув на телефон.
– Я вызвал своего судмедэксперта, майор. И я вам не советую выступать.
– Пошли вы, Адамберг. Погиб мой человек.
– Ваш человек, посланный вами же на смерть.
Адамберг взглянул на двух жандармов, сопровождавших Девалона. Всем своим видом они выражали ему одобрение.
– Охраняйте тело вашего товарища, – сказал он. – И чтобы никто до него не дотрагивался до приезда судмедэксперта.
– Не вздумайте приказывать моим бригадирам. Парижские легавые нам не указ.
– Я не из Парижа, и у вас больше нет бригадиров.
Адамберг вышел, тут же забыв о Девалоне.
– Ну, что у вас?
– Кое-что вырисовывается, – ответил Данглар. – Убийца перелезла через северную стену, прошла пятьдесят метров по траве до обветшалой кухонной подсобки.
– Трава невысокая, следов там нет.
– Следы есть на ограде – с нее упал кусок глины.
– Что еще? – Адамберг сел, облокотившись на стол.
– Она сломала замок, прошла через подсобку, потом через кухню и вошла в спальню. Тут тоже нет следов, на плитках – ни единой пылинки. Грималь вышел из задней комнаты, нападение произошло возле кровати Франсины. Судя по всему, в него выстрелили в упор.
Девалон вынужден был покинуть ферму, но он не собирался отдавать подвластную ему территорию в руки Адамберга. Меча громы и молнии, он ждал на дороге приезда судебного медика из Парижа, приняв твердое решение поручить вскрытие своему специалисту. Он видел, как резко затормозила машина перед старыми деревянными воротами. Из машины вышла женщина и повернулась к нему. Это было последнее его потрясение за день – он узнал в ней Ариану Лагард. Девалон отступил, не сказав ни слова, только молча поприветствовал ее.
– В упор, – подтвердила Ариана, – на первый взгляд между полчетвертого и полпятого утра. Выстрелы были произведены во время рукопашной схватки. Грималь даже не успел оказать сопротивление. Судя по выражению лица, он очень испугался. Зато убийца, – сказала она, присев рядом с Адамбергом, – сохраняла полное хладнокровие и не торопясь оставила свою подпись.
– Сделала укол?
– Да. На сгибе левой руки, его трудно заметить. Анализы покажут, но скорее всего, это была пустышка, она ничего ему не ввела, как и в случае Диалы и Пайки.
– Фирменный знак, – сказал Данглар.
– У тебя есть предположения относительно ее роста?
– Мне надо проверить траекторию пуль. На первый взгляд она не слишком высокая. И оружие мелкокалиберное. Скромненько, но смертельно.
Из спальни вышли Ламар и Мордан.
– Все правильно, комиссар,– сказал Мордан. – Они топтались на месте, сгорбившись, почти обхватив друг друга. Грималь был босиком, он никаких следов не оставил. А она – да. Самую малость – тоненький синий мазок.
– Вы уверены, Мордан?
– Если бы мы не искали специально, то не заметили бы его, но вообще сомнений быть не может. Посмотрите сами, только лупу возьмите. На старых плитках фиг что увидишь.
Прильнув к лупе, Адамберг изучил в свете лампы синюю полоску длиной пять-шесть сантиметров на плитке из обожженной глины. Более яркий кусочек воска был лучше виден на стыке двух плиток. Еще один штришок, меньше предыдущего, обнаружился на соседнем квадрате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48